Продюсер козьей морды

Дарья Донцова, 2008

Вот это пассаж! Иван Подушкин вынужден сменить благородное имя! И на какое! Теперь он Владимир Задуйхвост. А все потому, что джентльмен сыска ушел от своей хозяйки Элеоноры, обидевшись за то, что она поверила злым наветам. К ней явилась пятнадцатилетняя нахалка Варвара и заявила, что Иван является отцом ее годовалой дочери. Каково, а? Ваня ушел в чем был, без паспорта. С горя надравшись, утром он очнулся у братьев-циркачей Морелли. Они и выправили ему новый паспорт. Теперь он у них конферансье, продюсер и… катала! Обыгрывает в покер на пару с обезьяной Мими дураков. Но Иван Павлович все же хочет реабилитировать свое честное имя. В поисках Вари и ребенка он вышел на Центр «Мария», где с детьми творятся странные вещи. А основал этот центр… Иван Павлович Подушкин! Кто он? Его тезка или самозванец?..

Глава 3

— Интересное дело, — сказал я, — не лжешь, а под дверью подслушиваешь!

— Это случайно вышло, — без тени смущения ответила моя «любовница», — ручка тугая, пока ее поворачивала, кой-чего и услышала.

— Варя, — ласково сказала Нора, — наш фонд существует для того, чтобы помогать людям. Естественно, мы проверяем тех, кто хочет получить деньги, но, думаю, в твоем случае эта процедура завершится быстро. Иван Павлович живо оформит документы, и Нина получит средства на лечение. Тебе нужно написать заявление. Вот ручка, бумага, начинай.

— Нет, — замотала головой Варвара, — за фигом мне милостыню просить! У Нинки отец есть! Я, промежду прочим, не сразу пришла, сначала думала, что на зарплату справлюсь.

— Ты работаешь? — поразилась Нора.

— А че? Я уже взрослая.

— И где служишь? — с жалостью поинтересовалась хозяйка.

— В парикмахерской, ногти делаю, — пояснила юная мамаша, — простой маникюр-педикюр, френч, гель, акрил, имею процент с клиента и чаевые. Да вы у него спросите!

— У Ивана Павловича? — уточнила Нора.

— Ага, — улыбнулась Варя, — он к нам в салон пришел! Тама мы и столкнулись!

— Вот уж неправда! — возразил я. — Нора, вы же знаете, я посещаю салон в самом центре, на Тверской.

— Откуда тогда ты в курсе, что я сижу в Теплом Стане? — фыркнула Варя.

— Понятия не имею, где вы работаете, — занервничал я.

— А че тады про центр зашуршал? — засмеялась Чижова. — Или ты Нострадамус? Мысли угадываешь? Специально про Тверскую гавкнул, чтоб хозяйка уверилась, что ты на окраину ни-ни!

Я удивился, что малограмотная девица знает о Нострадамусе, но тут Нора вдруг сказала:

— Хороший вопрос, Иван Павлович. Действительно, почему ты сразу заявил про центр? Вдруг салон, где работает Варя, именно там и расположен? Ты знал, что девочка служит в спальном районе?

— Он на машине ехал, на «мерсе», — пояснила Варя, — закрывал дверь и ноготь сломал. Ерунда, но больно, вот и зашел к нам. Ну и мы… этого… я ему сразу понравилась! Во, подарочек сделал потом!

Варя вновь полезла в сумку, вытащила маленькую бархатную коробочку, достала из нее золотой кулон и протянула Норе.

— Он у него с собой был, когда от меня навсегда уходил, сказал: «Держи, это дорогая вещь». Я обрадовалась, мы с ним четыре дня встречались, раз мужчина делает подарок, то он вернется, но Ваня исчез, а подвеску я носить не стала, на ней чужое имя выбито — «Корнелия». Во как обозвали!

У меня закружилась голова, Нора вернула украшение Варе.

— Значит, ты не хочешь получить помощь от фонда? — спросила она.

Варвара замотала головой.

— Нечестно будет постоянно ее у вас брать. Мне уже на роды отсыпали.

— Не поняла, — процедила Элеонора, — вернее, я думала, что Иван Павлович тебе из личных средств деньги дал.

— Не-а, — захихикала Варя, — из фонда. Сказал, что личных лавэ нету, но он меня проведет тайно по бухгалтерии, имеет такую возможность. Выпишет деньги на одну девчонку, ой, не помню ейную фамилию, подставную, короче, а получу я. Он так часто делает, когда ему бабки нужны. Ему эта девка помощь обналичивает за небольшой процент. Я и согласилась, а теперь хочу по-честному, пусть он Нину признает, замуж я за него не пойду, мне такой не нужен! Алименты же мне по закону положены!

Я ущипнул себя за ногу: надеюсь, что сейчас крепко сплю, скоро прозвонит будильник, и кошмар завершится.

— Иван Павлович, — вдруг нежно сказала Нора, — как зовут жену Эдика Гальперина?

— Корнелия, — буркнул я. — Нора, я понимаю, какие мысли бродят в вашей голове, и отчасти они правильные. У нас с Гальпериной был короткий роман. Кулон, который продемонстрировала Варвара, не очень дорогое, но изящное изделие, кстати, свое дурацкое имя она получила от отца, известного шекспироведа и…

— Не углубляйся, — оборвала меня Нора, — ближе к теме.

— Я заказал украшение, забрал его накануне ее дня рождения и потерял.

— Мгм, — кивнула хозяйка, — и где?

— Понятия не имею! Хорошо помню, как я вышел от ювелира.

— Мгм.

— Сел в машину…

— Мгм.

— Поехал по делам. А вечером не нашел коробочки.

— И где она лежала?

— В кармане пиджака.

— Мгм!

— Нора! — возмутился я. — Вы верите в этот бред? Да пожелай я сделать девочке подарок, купил бы ей нечто подходящее для подростка, ну, предположим, бусы из сердечек или браслет с брелоками! Неужели я похож на идиота, который способен подарить Варваре подвеску с именем Корнелия?

— Нет, Ваня, — торжественно объявила Нора, — на идиота ты точно не смахиваешь.

— Вот и отлично, — сказал я.

— Но возникли вопросы, — протянула хозяйка, — насчет денег, которые ты выписываешь на подставных лиц! Много у тебя таких «помощничков»?

Я онемел. Меня можно обвинить во многом, сказать, что я излишне ленив, аморфен, не способен на быстрые реакции, слишком ценю собственный комфорт, эгоистичен, не использую в полной мере отпущенные мне Господом таланты. Но я очень щепетилен в денежных вопросах, и Норе сие обстоятельство великолепно известно!

— Когда у Корнелии день рождения? — вдруг спросила Элеонора.

— Двадцать второго апреля, — ответил я.

— Значит, подарок ты посеял на сутки раньше.

— Да, — согласился я.

— Помнится, тогда у тебя сломалась машина, — протянула Нора.

— Верно, вы дали мне свой «Мерседес».

— Круто! — восхитилась Варя. — Все совпадает! Скоро и про ноготь вспомнишь, и про меня!

По телу будто кипяток разлился.

— Нора! Я тут ни при чем!

— Ага, — ожила Варвара и повернулась к Норе, — че еще принесть для доказательства? Знаете, гоните его вон! Хрен бы со мной, одна девку потащу, помрет она скоро, долго не промучаюсь, а этот, он еще и вор! Ваши денежки втихую тырит, порядочным прикидывается. Разве хороший человек от умирающего ребенка откажется? Ну прямо царь Ирод!

Библейское сравнение удивило меня не меньше, чем упоминание про Нострадамуса. Варвара совершенно не похожа на девушку, которая изучает историю или интересуется религией.

— Нина не моя дочь, — отрезал я.

— Есть только один способ это проверить, — сказала Нора, — анализ ДНК.

— Это больно? — испугалась Варя. — Мне будут делать операцию?

— Нет, — усмехнулась хозяйка, — ерунда, поскребут ватной палочкой по слизистой во рту.

— Согласна, — закивала Варвара, — хоть сейчас берите. Во, я готова! Можете еще и кровь на анализ прихватить!

С этими словами она бойко закатала рукав платья, обнажилась тощая конечность с просвечивающими сквозь кожу венами. Чуть пониже локтевого сгиба розовел шрам от давнего ожога.

— Во, — предложила Чижова, моргая невинно-голубыми глазами, — давайте.

— Сейчас это сделать невозможно, — с явной симпатией ответила Нора, — завтра мы поедем в лабораторию. Иван Павлович, будь готов к девяти утра.

— Нет, — твердо ответил я.

— Испугался, — забила в ладоши Варя, — вот вам! Знает, что врач увидит, и ехать боится.

— Иван Павлович, объясни свое решение, — приказала Нора.

— Либо вы мне доверяете, либо нет, — сухо сказал я, — если моего честного слова вам недостаточно, то, получается, вы считаете меня лгуном. Никакие исследования в таком случае не помогут. Они не важны. Главное — ваше личное отношение ко мне.

— Ты идиот! — в сердцах воскликнула Нора.

— Очевидно, да.

— И трус! — подтявкнула Варя. — Раз не идешь к доктору, значит, признаешься, что ты отец. Вот так выходит.

— Завтра в девять! — свирепо гаркнула Нора.

— Нет, — уперся я.

— Ты не выполнишь мой приказ? — возмутилась Элеонора.

— Моя личная жизнь — это моя личная жизнь, — ответил я, — много лет назад, когда вы наняли меня на работу, мы решили не смешивать частное со служебным и до сего момента успешно соблюдали договор.

— Я тебя уволю, — топнула Элеонора, — хватит выжучиваться!

На крысином личике Вари промелькнуло выражение радости, и тут у меня в кармане ожил мобильный.

— Вы разрешите ответить? — спросил я у Норы.

— Иди, — махнула рукой хозяйка, — остуди горячую голову и возвращайся с трезвым решением. Или едешь завтра в лабораторию, или уходи вон! В чем пришел! Помнится, у тебя даже чемодана не было, багаж уместился в портфеле!

Я выскочил в коридор и поднес телефон к уху.

— Алло!

— Вава! — взвизгнула маменька.

— Слушаю.

— Это правда?

— Что?

— Только не вздумай выкручиваться! — заорала Николетта. — Я чувствую! Ощущаю! Вот он, запах большого материнского горя!

— Ты о чем? — окончательно растерялся я. — Сделай одолжение, поясни.

— Вопросы задаю я! — тоном следователя из плохой киноленты об ужасах КГБ заявила маменька. — Молчать и отвечать!

Я сел в кресло, стоявшее возле вешалки. «Молчать и отвечать» — вот вам образчик женской логики, жаль только, что выполнить этот приказ не представляется возможным.

— Ты вчера был в аптеке? — спросила Николетта.

— Не помню, — изумился я, — а в чем дело?

— Напрягись и вспомни!

— Какая разница? — продолжал недоумевать я. — Что за странный интерес.

— Немедленно перечисли все места, куда ты заглядывал накануне, — потребовала маменька.

Я попытался сосредоточиться.

— Утром я ездил по делам фонда «Милосердие», около двух решил перекусить, заглянул в кафе, мне позвонила Нора и велела купить ей книги, поэтому я поехал по магазинам. Одно издание нашел в букинистическом отделе «Москвы», другое обнаружил в «Молодой гвардии». На дорогах были сплошные пробки, да еще внезапно началась жара. У меня заболела голова. О! Точно! Я заходил в аптеку!

— Уже лучше, — всхлипнула Николетта, — когда человек признает свои ошибки, это первый шаг к их исправлению.

— Объясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду, — попросил я.

— Что ты купил у провизора? Не смей лгать!

— Таблетки.

— Какие?

— Ну… не помню, вроде белые, круглые.

— Вава!!! Не разрывай мое сердце! Тебя видела Мака, — завопила Николетта, — господи, все пошло прахом! Жизнь рухнула в один миг! Где мой маленький мальчик, которого я водила гулять за руку?

— Ты о ком говоришь? — уточнил я.

— Вава! Не смей хамить, — пошла вразнос маменька.

— Извини, — пробормотал я.

Если честно, то я не могу припомнить момента, когда мы с Николеттой ходили вместе «гулять за руку». В детстве мною занималась Тася, та самая женщина, которая нынче служит у маменьки домработницей. Появление Николетты в детской было столь же редким событием, как полярное сияние над Москвой. «Тише, мама спит», — предостерегала няня маленького Ваню, когда он собирался в школу. «Тише, мама принимает ванну», — говорила Тася, когда я возвращался домой с уроков. «Тише, мама уезжает на спектакль, — восклицала она около шести вечера, — лучше не высовывайся в коридор». Да я и сам бы, без Тасиного предупреждения, не пошел в прихожую, потому что лет с трех твердо усвоил: маменька, уносясь в театр, где ей предстояло выйти на сцену с коронными словами «Кушать подано», находится на взводе и способна отпустить сыну затрещину. Новый год, Седьмое ноября, Первое мая, уж не помню, какие еще праздники были в советские времена, но все их я отмечал в компании с Тасей, Николетта вместе с мужем веселилась в Центральном доме литераторов, писательском клубе, недоступном рядовому москвичу, меня с собой родители никогда не брали.

— Мака там была! — причитала Николетта. — Она наблюдала, как ты, потеряв стыд, выпрашиваешь лекарство!

— Выпрашиваю? — изумленно переспросил я. — Я просто приобрел упаковку! И я не заметил твою подругу! Она точно меня видела? Может, перепутала с кем?

— Жалкая попытка оправдаться! Как только Мака поняла, что ты делаешь, она спряталась за стенд и записала весь разговор на диктофон.

— Чего? — по-детски отреагировал я. — Записала на диктофон? Мака носит при себе этот аппарат и даже способна им пользоваться? И зачем ей прятаться при виде меня? Прости, Николетта, это какой-то бред!

— Слушай, Вава, — отчеканила маменька, — внимание, звук!

В трубке что-то щелкнуло, и я услышал собственный слегка искаженный голос. В свое время, когда я только начал работать детективом, Элеонора вручила мне крохотный карманный магнитофон и велела:

— Ваня, всегда записывай беседы с людьми, иначе при пересказе можно упустить крохотную, но очень важную деталь. А еще мне важно услышать интонацию твоего собеседника.

Я, естественно, выполняю приказ хозяйки, приношу ей запечатленную информацию и частенько слушаю ее вместе с Норой, поэтому мгновенно узнал, кому принадлежит баритон.

— Девушка, сделайте любезность, отпустите моралгин^[6].

— Данный препарат отпускается по рецепту, — ответило контральто.

— Да ну? Месяц назад я приобрел его без проблем.

— Моралгин содержит большую дозу кодеина, он занесен в список «Б» и не подлежит свободному отпуску.

— Понимаете, у меня очень голова болит.

— Возьмите растворимый аспирин.

— Он мне не помогает.

— Тогда цитрамон.

— Лучше моралгин.

— Мужчина, я уже сказала: препарат выдается по рецепту!

Очевидно, я посмотрел на беджик, прикрепленный на халате провизора, потому что воскликнул:

— Леночка, ну почему отличное средство от мигрени вдруг попало под строгий учет?

— В нем содержится кодеин, — кокетливо сказала девушка.

— И что же?

— А его используют наркоманы, едят пачками, чтобы кайф поймать.

— Вот глупость-то! Леночка, милая, я не употребляю стимуляторы.

— Ну…

— Посмотрите, разве я похож на наркомана?

— Ну…

— Очень прошу! Если я сейчас не приму моралгин, мигрень разбушуется на неделю! Ладно, давайте я оплачу целую упаковку, а вы мне из нее выдадите одну пилюлю!

— Не положено.

— Леночка! Я погибаю.

— Думаю, ваша жена расстроится, услышав о смерти мужа, — хихикнула провизор.

— Я холост.

— Мигрень мешает вам жениться? Или вы не хотите разводиться и платить алименты на деток?

— Леночка, у меня нет детей, и я ни разу не был женат.

— Ну ладно, — сменила гнев на милость девушка, — сто сорок два рубля. Вот ваш моралгин.

— Спасибо! Еще бутылку воды, я сразу проглочу таблетку.

— На фиг вам деньги зря тратить, — заботливо прощебетала Лена, — сейчас стакан с минералкой принесу.

Некоторое время из диктофона доносилось только тихое шипение, потом раздалось:

— Вот.

— Спасибо, душенька!

Громкий щелчок заставил меня вздрогнуть.

— Ну? Слышал? — заорала маменька.

— Да, а что интересного в этой беседе? Обычный разговор покупателя с продавцом.

— Нет, Вава! Ты выклянчивал кодеин! Ты наркоман! Я так этого не оставлю! Я требую, чтобы ты лечился! Я никогда не впущу тебя в мой дом!!!

— Николетта, — я попытался привести маменьку в чувство, — абсурдность твоего заявления…

— Вава! — завизжала она с такой силой, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. — Выбирай! Или ты сию секунду едешь в наркологический диспансер, или я тебе больше не мать! Ты никогда не переступишь порог моего дома! Вон!!!

Я положил телефон на полку у зеркала. Право, это уже слишком! Значит, наличие сына-алкоголика больше не вызывает сочувствия окружающих и потребовался более сильный вариант. Что последует за этим? Маменька превратит меня в серийного маньяка?

— Иван Павлович! — прозвучал голос хозяйки. — Незамедлительно иди сюда! Хватит ля-ля разводить! Ну? Ты где? Мы с Варечкой ждем!

Последнее восклицание Элеоноры ножом вонзилось в спину. Норе несвойственно употреблять уменьшительно-ласкательные суффиксы. И то, что сейчас хозяйка вымолвила «Варечка», свидетельствует лишь об одном: решение принято, приговор вынесен, меня считают отцом тщедушной Нины! Думаю, маменька очень обрадуется, узнав, что стала бабушкой.

Вновь запищал телефон, на сей раз стационарный аппарат.

— Да, — сказала Нора, взяв трубку, — привет, Николетта. Ага, ага, ага! С ума сойти! Ты уверена? Негодяй! Мерзавец! Немыслимо! Конечно!

Я вздрогнул. Элеонора считает меня мерзавцем-педофилом, который обесчестил девочку, сделал ей ребенка, а потом спрятался в кусты. Она горит желанием уличить меня в воровстве, ткнуть носом в поддельные счета. Николетта же начинает новый спектакль под названием «Мать наркомана». Мужества тебе, Иван Павлович, терпения и милосердия к окружающим.

— Он твой сын! — громко воскликнула Элеонора. — Но мой служащий! Сейчас я разберусь! Иван Павлович! Сюда! Немедленно!

Неожиданно я ощутил легкость, исчез страх, перестали дрожать колени, спазм, сжимающий горло, пропал.

— Эй, ты где? — бушевала Элеонора. — Иван Павлович! Снова жвачишься! Ноги в руки и в кабинет! Встань по стойке смирно!

У меня за плечами будто развернулись два больших крыла, я увидел их внутренним зрением. Крылья выглядели кожистыми, упругими, серо-розовыми, их не покрывали перья, не было ни малейшего намека даже на пух. Слегка вздрагивая от озноба, я подошел к входной двери, распахнул ее, втиснулся в лифт, спустился на первый этаж и медленно полетел над асфальтом в неизвестном направлении. «Он твой сын, но мой служащий!» Э нет, господин Подушкин самостоятельная личность. И с этой секунды я свободен, я ничей!

Примечания

6

Название придумано автором. В продаже имеется лекарство с аналогичными свойствами. Автор не дает его название из этических соображений.