Продюсер козьей морды

Дарья Донцова, 2008

Вот это пассаж! Иван Подушкин вынужден сменить благородное имя! И на какое! Теперь он Владимир Задуйхвост. А все потому, что джентльмен сыска ушел от своей хозяйки Элеоноры, обидевшись за то, что она поверила злым наветам. К ней явилась пятнадцатилетняя нахалка Варвара и заявила, что Иван является отцом ее годовалой дочери. Каково, а? Ваня ушел в чем был, без паспорта. С горя надравшись, утром он очнулся у братьев-циркачей Морелли. Они и выправили ему новый паспорт. Теперь он у них конферансье, продюсер и… катала! Обыгрывает в покер на пару с обезьяной Мими дураков. Но Иван Павлович все же хочет реабилитировать свое честное имя. В поисках Вари и ребенка он вышел на Центр «Мария», где с детьми творятся странные вещи. А основал этот центр… Иван Павлович Подушкин! Кто он? Его тезка или самозванец?..

Глава 8

— Молодец, — похвалил меня Мара, — не опоздал, потопали! Ну и свезло нам сегодня, только двор перейти. Такое редко случается, обычно приходится в автобусе париться. Тебя укачивает?

— Не замечал, — ответил я.

— Еще не вечер, — оптимистично заметил Мара, — через пару часов на колесах любого уконтрапупит. Во, нам сюда.

— Постой, — притормозил я шебутного парня, — смотри, центральный вход слева, а ты направо повернул.

Мара засмеялся.

— Так то главная дверь, для зрителей, они билеты купили, или им начальство праздник устроило. А мы, артисты, прём через задний вход. Ищи самую обшарпанную створку, желательно около мусорного бачка, нам стопудово туда. Во! Оно самое!

Мара пнул покореженную, местами ржавую железную дверь, за ней открылась узкая крутая лестница.

— Плиз, — хохотнул парень, — старик Станиславский чегой-то попутал с вешалкой! Для нас усё начинается с помойки!^[11]

Мы поднялись по узким ступенькам и наткнулись на медведя. Топтыгин выглядел очень несчастным, он стоял у стены, закрыв глаза, и казался спящей плюшевой игрушкой. Моя рука машинально потянулась к мишке. В ту же минуту Мара крикнул:

— Эй, чего ты хочешь?

— Мишку погладить, — пояснил я.

Акробат быстро отпихнул меня в сторону.

— Дурак, не подходи к нему!

— Он же дрессированный, — возразил я, — значит, любит людей.

— Ошибаешься, — протянул Мара, — Тихон всех ненавидит. Медведь самое опасное цирковое животное, лучше с тигром в одной клетке оказаться, чем с мишенькой. Живо руку отгрызет. Непредсказуемый. Небось ты русские народные сказки в детстве читал? Так они врут! Даже не приближайся к Тихону, хуже его у нас только Энди, он пьяных ненавидит, если учует запах спиртного, звереет, а еще, блин, весь в блохах! Такие заразы, на людей перескакивают, потом чешешься до крови!

— Почему Энди их не выведет? — растерянно спросил я, мигом вспомнив, как старший Морелли утром безостановочно скреб голову пальцами.

— На фиг Энди с паразитами бороться, — зевнул Мара, — у него такая густая шерсть! Это просто невозможно.

— Не заметил у твоего брата повышенной волосатости! Где же у него блохи живут? — поразился я.

— В шкуре, — пояснил Мара и ткнул пальцем в сторону мишки, — во, позырь, он на ковер похож.

— Так ты о медведе толкуешь! — с запозданием дошло до меня.

— Ну да! У кого еще стока волос? Не у Энди же, он башку под шапку бреет!

— Зачем? — совсем запутался я.

Мара вздохнул.

— Похоже, ты не знаешь ничего из того, что известно даже детям. Перш не поставишь на кудри, он соскользнет, поэтому нижний натягивает на башку клизму.

— Резиновую?

— Нет, железную, — заржал Мара, — клизма — это шапка, облегающая череп, а уж на нее водружается перш! А шевелюра мешает. Просек?

Внезапно мне стало обидно.

— Спорю, что ты никогда не читал поэта Буало?

Мара спокойно кивнул:

— Точно. Не люблю книги, в какой-то из школ меня заставили «Муму» пролистать, я весь обревелся, больше не хочу. И глаза болят от мелкого шрифта.

— А я отлично знаю литературу, не только отечественную, но и зарубежную, — хвастливо заявил я, — интеллигентный человек обязан прочесть Чехова, Достоевского, Куприна, Золя, Бальзака…

Запал кончился, воздух в легких тоже. Мара чихнул и мирно ответил:

— Я кручу сальто с места. Ты так умеешь?

— Нет, а что?

— Каждому свое, — философски сказал Мара, — один слишком умный, а мышцы как веревки, другой писать не умеет, но легко стойку на пальцах делает. Ферштейн? Эй, эй, Тихон, зитцен!

Зашевелившийся было мишка вновь впал в кому.

— Он понимает команды на немецком языке? — поразился я.

Мара склонил голову набок.

— Ты словно с луны свалился. А на каком наречии с ним болтать?

— Ну… Тиша же наш, российский медведь!

Мара захихикал:

— Эх, Ваня, умрешь с тобой. Во всех цирках мира арена одного диаметра, и общаются наши по-немецки, это из-за трюков и животных. Сделают номер, отработают, и как его на другой площадке показывать?

— Театр же выступает на любых подмостках.

— Че, там акробаты есть, у которых расчет по сантиметрам? — шмыгнул носом Мара. — Не допрыгнул и маковкой в ковер впечатался! А звери! Они же из вагона не выйдут, если команду не поймут! Немецкий для них как эсперанто. Тихон, нихт эссен!^[12]

Медведь, явно собравшийся погрызть подоконник, зло посмотрел на парня.

— У него намордник, — напомнил я.

— Знаю Тихона как облупленного, — фыркнул акробат, — он…

Договорить Мара не успел, из глубины здания полетел вопль, похожий на рев раненого бизона:

— Суки! Гады! Ну покажу ему!

— Облом! — с горечью щелкнул языком Мара. — Вот, блин, уже третий раз!

— Что? — не понял я.

В воздухе повеяло ароматом детского мыла, вслед за запахом появилась девушка в джинсах.

— Кирдык, — сказала она.

— Вау! — погрустнел Мара.

— Трофимов урод! — продолжала незнакомка.

— Этта точно, — согласился Мара.

— Энди денег сегодня не даст!

— Понятно!

— И завтра хрен получим!

— Угу!

— А это кто с тобой? — проявила любопытство девушка.

— Шпрех, — коротко ответил Мара.

— Жозефина, — представилась незнакомка, — ну, покедова.

— Пошли, — повернулся ко мне акробат, — отмена! Не работаем.

— Почему? — впал я в изумление.

Мара схватил меня за руку и потащил вниз.

— Запомни. Если случился косяк, главное — не попасть под руку Энди, убьет не глядя. Он дико сильный, Тихона щелчком уложит! Мы же не одни с программой, другие коллективы есть. В принципе, особой конкуренции нет, но вот Трофимов! Это он крысятничает! Назло нам делает!

— Это как?

— Ну смотри. Энди договорился о выступлении, обозначил сумму. А потом прикатывает Трофимов и заявляет организаторам: «Наша программа лучше, и возьмем мы дешевле». Врет не моргнув. У него отребье в команде, заднее сальто не скрутят! И четыре дряхлых пуделя в юбках! Да только зрителю это по фигу. Он че понимает? Допустим, трио Банкин. Два мужика и баба. Парни выходят, берут в руки две палки, а девка начинает на них этюд отрабатывать, туда-сюда вертится. Сначала они с двумя балансами работают, потом, опля, одну дубину очень эффектно отбрасывают, и партнерша дальше хреначит. Народ ревет от восторга! Им, дуракам, кажется, что на одной палке трудно стоять. Ну как, Ваня? Ты согласен про один баланс?

— Да, — осторожно ответил я.

— Дурак, — констатировал Мара, — одной палкой они свою бабу всегда поймают, а вот с двумя очень сложно. Все наоборот! Только народ не в теме. Поэтому трофимовские на ура проходят. Сегодня они нас опять обштопали! И денег фиг!

— А неустойка? — возмутился я.

— Чего? — скривился Мара.

— Вы договор подписываете? Директор есть? Кто занимается организацией концертов? — попытался я разобраться в ситуации.

— Энди у нас за главного, — вздохнул Мара, — он умный, хорошо читает, разговаривать умеет. Не как ты, конечно, слов таких сильно умных не знает, но тоже может впечатление произвести.

— Денег нет, — заявил материализовавшийся из ниоткуда Антонио.

— Слышали, — кивнул Мара, — и че? Лично мне жрать охота! А ты, Вань, как насчет кусалова?

— Если предложат большой бифштекс и гору жареной картошки, не откажусь, — вздохнул я.

— Мими! — заорал Мара. — Ты где?

Из-за спины Антонио выглянула обезьянка.

— Денег нет! — сообщил младший Морелли.

Макака закивала.

— Работаем? — прищурился Мара.

Мими ухватила меня за руку.

— С ним? — удивился Антонио.

Обезьянка заулыбалась и полезла в свою спортивную сумку. Я разинул рот. Мартышка вытащила платье, парик из светлых длинных волос и начала быстро превращаться в женщину.

— Ваня, ты в покер играешь? — осведомился Мара.

— На уровне примитивного любителя, — пояснил я.

— Сойдет, — обрадовался Антонио, — значитца, так! Слушай внимательно!

Узнав, что предстоит делать, я откровенно испугался.

— Не сумею достойно разыграть спектакль, испорчу все дело.

— Не дергайся, — успокоил меня Мара, — если в одном месте не получится, в другое направимся. В конце концов все станцуется.

— В самом худшем варианте пятак начистят, — весело заявил Мара, — Ваня, ты трус?

Я вздохнул и честно ответил:

— Да!

— Мы тоже, — на полном серьезе констатировал Антонио, — но жрать охота. Ладно, хватит бухтеть, работаем. — И объяснил мне, что делать. — Ваня, запомнил роль?

И что мне оставалось? Только соглашаться. Внезапно Мара обнял меня за плечи.

— Спокуха. Первое правило арены: ничего не бойся и верь в себя. Второе: жизнь — игра, мы получаем от нее удовольствие. Третье: не планируй неприятности, иначе утонешь в них! Четвертое…

— Пришли, — оборвал брата Антонио, — я, соответственно, начинаю! Мара, ты на дверях. Мими, солнышко, вперед! Ваня! Где кураж? Представь, что там арена, зритель. Ну! Айн, цвай! Через пять минут твой выход, готовь антре!

Я глубоко вдохнул, выдохнул, вдохнул, выдохнул и вошел в небольшой бар, набитый мужчинами.

Мими уже сидела за столиком у стены. Я, изображая благородное негодование, воскликнул:

— Вот ты где! Опять в карты режешься!

Макака опустила голову. Если не знать, что Мими обезьяна, то легко примешь ее за женщину. Тело ее скрывало широкое платье с длинными рукавами, ноги обуты в ботинки, на голове парик из длинных светлых волос, а лицо закрывают огромные очки. Губы, накрашенные ярко-красной помадой, завершали образ.

— Это невозможно! — вопил я.

Бармен опустил стакан, который тщательно протирал салфеткой, и спросил:

— Чего орешь?

— Много она проиграла?

— С обеда сидит, — меланхолично отозвался успевший войти в помещение Антонио, — денег у бабы лом! Ща моя очередь с ней партийку раскинуть.

— Нет! — замахал я руками. — Милая, пошли домой!

— Не лезь! — занервничал Антонио. — Уговор дороже денег. Мужики, кто хочет в покер сесть? Тут баба в компании!

— Я! — воскликнули сразу три идиота.

— Вы уж там сами договоритесь, — фыркнул средний Морелли, — да поживей. Я у ней тридцать две тысячи отжал, еще охотца.

— Мы вместе! — кинулись к столику мужчины.

— Э нет! — отмер я. — Сам сяду! Моя жена дура! Хочу ей помочь! Только объясните побыстрей правила. Это вроде дурака? С подкидными картами?

Бармен заржал:

— Вау! Сладкая парочка! Семья великих игроков! Матч века! Чемпионат по покеру!

— Замолчите, — велел я, — сделайте одолжение, не вмешивайтесь!

— Уже сижу! — воскликнул один из посетителей и плюхнулся на свободный стул. — Давайте хоть познакомимся, Сеня.

— Антон, — представился Антонио, — а тя как кликать?

— Вовчик, — заявил я.

— А бабу?

— Кассандра, — ляпнул я.

И сам поразился, ну при чем тут дочь Приама, царя Трои, получившая пророческий дар от самого Аполлона?

— Значитца, Кася, — подвел итог Сеня, — кто сдает?

Антонио вынул из кармана большой портсигар, положил его на стол и галантно предложил:

— Пусть дама мечет!

Морщинистые лапы Мими начали быстро тасовать колоду.

— Можно курево взять? — спросил Антонио и указал на ярко начищенный серебряный портсигар, лежащий около макаки.

Обезьянка кивнула.

— Чегой-то руки у нее странные, — протянул Сеня.

— Артрит, — пояснил я, — в детстве работала… э… на рисовой плантации. Она сирота, родители рано умерли, воспитывалась дядей, вот он и заставил девочку в воде сутками возиться.

— Сволочь! — покачал головой Сеня. — А че она молчит?

— Так немая, — нашелся я, — тот же дядя в детстве ее по голове ударил и речь отшиб, хорошо хоть слух остался!

— Убивать таких извергов надо, — с чувством произнес Сеня и взял карты.

Первая игра сложилась быстро, Сене перла удача, у меня не составилось даже завалященькой пары, а Мими ошиблась, она гордо выложила супернабор: десятка, валет, дама, король, туз. Вот только в нем перемешались пики с трефами.

— Ну попутала масти, — довольно засмеялся Сеня, сгребая купюры, — с кем не бывает! Сдавай, голуба, у тебя шикарно получается.

Стоит ли упоминать, что и вторую игру тоже легко выиграл Семен.

На третьей сдаче ко мне пришли две десятки. Я с недоумением взглянул на Мими. Этак мы проиграемся в пух и прах. Кстати, откуда у макаки деньги? Антонио чихнул, я посмотрел на него, он быстро указал глазами на портсигар. Сеня, расслабленный двумя победами, не замечал ничего вокруг. Я посмотрел туда, куда велел средний Морелли, ахнул и начал кашлять, маскируя свое удивление. Мими так держала карты, что они отражались в блестящей крышке портсигара. Судя по увиденной картине, выигрыш нам не светил. У обезьяны была одна мелочовка.

Я приуныл, и тут Мими, изображая крайнюю нервозность, начала постукивать картами по столу. У меня, внимательно наблюдавшего за происходящим посредством портсигара, парализовало лицевые мышцы. Шестерка червей превратилась в туза той же масти, семерка треф преобразилась в самую старшую карту. Через пару секунд у Мими в лапах оказалось пять тузов. Решив, что это слишком, макака лихо «перекроила» один из них в короля, и эту игру мы взяли легко!

Через двадцать минут Сеня был раздет почти до трусов. Антонио и я, впав в раж, изо всех сил изображали негодование.

— Как ей прет! — орал акробат.

— Прямо волшебное везение, — вторил ему я.

В конце концов Мими сгребла колоду и сунула ее в сумку.

— Последний раз, — заныл Сеня.

— Нам пора, — быстро сказал я, — уже поздно.

— Еще девяти нет, — уперся мужик.

— У тебя деньги тю-тю, — напомнил Антонио.

— Ха! — выкрикнул Семен и швырнул на столешницу пару купюр. — Во!

Мими кивнула и вновь раскидала карты. На этот раз макака, очевидно, устав, решила не церемониться, она сразу сдала себе флеш-рояль, тут же открыла его, заграбастала купюры, мы с Антонио поднялись, и тут Сеня заорал:

— Стойте! Хрень получается!

Антонио кинулся к двери, Мими схватила меня за руку и дернула, но я, заинтригованный Семеном, глянул на карты, которые он бросил на стол. Два туза! И четыре у Мими! Обезьянка ошиблась, или что-то не сработало в хитрой колоде.

— Жулики! — ошарашенно выдохнул Сеня. — Каталы!

В ту же секунду он схватил стул и швырнул в меня. Я, проявив чудеса ловкости, успел присесть за секунду до того, как сиденье с четырьмя ножками просвистело над моей головой.

— Суки! — взревел Сеня, и тут в баре погас свет.

Примечания

11

Станиславский (Алексеев) К.С. (1863–1938) — режиссер, актер, педагог, теоретик театра. Ему приписывают фразу: «Театр начинается с вешалки».

12

Нихт эссен — вероятно, nicht essen, искаженная фраза на немецком языке — «не есть».