Кекс в большом городе

Дарья Донцова, 2005

Кто-нибудь ущипните меня больно-больно!!! Уже несколько дней мне кажется, что я, Виола Тараканова, сплю и вижу прекрасный сон! По детективам Арины Виоловой – кто не знает, это мой псевдоним, – будут снимать кино! И даже то, что производит сериал кинокомпания под «говорящим» названием «Шарашкин-фильм» меня не сильно расстраивает. Наконец-то я стану настоящей звездой! Однако пока это только мечты, а вот очередной детектив, который нужно на днях сдавать в издательство – жестокая реальность. Но ждать им осталось недолго – я нарыла прямо-таки убойный материал! Причем в прямом смысле этого слова…

Глава 4

Я слушала рассказ Оли, тихо переполняясь негодованием, а потом, когда девочка замолчала, стала задавать ей вопросы.

— Ты совсем без родственников?

— Да.

— И документов никаких?

— Ага.

— Жить негде?

— Угу.

— Деньги есть?

— Нет.

— Как же ты собралась билет на электричку покупать? И в метро бесплатно не пустят!

Оля пожала тонкими плечиками.

— Ну… пройду зайцем. Через турникет перескочу. Вы меня только до подземки подкиньте.

Я покачала головой.

— Нет.

— Ой, почему? — испугалась Оля, но потом быстро сказала: — Только не подумайте, что я неблагодарная, спасибо огромное, сама до вокзала дойду. До свидания. Как отсюда выйти, ручки нет.

— Она отломалась, — пояснила я, — вернее, от старости отвалилась. Вот что, детка, у меня есть небольшое дело в издательстве «Марко», оно расположено неподалеку, надо поговорить с продюсером, который станет снимать мой сериал, а потом…

— Вы артистка! — восторженно перебила меня Олечка.

— Нет, писательница.

— Ах! Правда?

Я кивнула.

— Никогда не видела живьем тетеньку, которая пишет книги, — пролепетала девочка.

Восторг и удивление ребенка были настолько велики, что я ощутила себя по крайней мере Агатой Кристи.

— Там на сиденье лежит книга, видишь?

— Ага, «Гнездо бегемота».

— Это я написала!

— Вау! Какая толстая! И пахнет здорово, — принялась нахваливать издание Олечка, — вы круче всех смотритесь.

Девочка явно хотела мне польстить, а детективщицу Виолову раздирало желание похвастаться хоть перед кем-нибудь известием о сериале.

— И вот теперь они начнут снимать кино, — сказала я, — поэтому я и тороплюсь в «Марко», но потом буду абсолютно свободна, мы поедем ко мне домой и подумаем, каким образом нужно поступить, чтобы решить все твои проблемы.

— Ой! Нет, нет!

— Почему?

— Ваши дети будут против, станут ругаться, закричат: «Зачем сюда побродяжку привела!»

— Ну, во-первых, Никита совсем маленький, он еще разговаривать не умеет, а Кристина хорошая девочка, ей такие гадкие слова на ум не придут. К тому же и ребята, и Тамара сейчас на даче.

— Это кто?

— Томочка? Ну как бы тебе попроще объяснить? Моя сестра, правда, не родная по крови, но это уже не так важно. Кристина с Никитой на самом деле ее дети, но я их считаю своими. Послушай, в нашей семье ты разберешься потом, мой муж, Олег…

Тут я примолкла. Вообще говоря, хотела сказать, что Куприн сотрудник МВД и что он обязательно поможет Оле восстановить документы. Еще супруг придет в полное негодование, услышав про Анну Ивановну с Абдуллой, кроме того, девочке-подростку негоже одной бродить по шумному, полному опасностей городу, не имея в кармане ни копейки. Но потом я подумала внезапно, что слово «милиционер» может напугать находящегося в стрессе ребенка, и сказала:

— Муж влиятельный человек, с обширными связями. Думаю, он сумеет сделать тебе паспорт или другие необходимые бумаги. Во всяком случае, тебе сейчас не надо никуда ехать зайцем, маловероятно, что бабушка Леры обрадуется невесть откуда свалившейся на голову незнакомой девочке. Думаю, сильно пьющей старухе не захочется тебя кормить, понимаешь?

— Что же мне делать? — прошептала Олечка. — Куда идти?

— Не волнуйся, пока останешься у нас, а там посмотрим. Кстати, сейчас я живу в большой квартире одна, муж укатил на две недели во Владивосток по… э… делам бизнеса, а Томочка с детьми на даче, ее супруг Семен прямо со службы рулит в поселок, в городские хоромы он не заглядывает. Осмотришься, обживешься, купим тебе одежду, прости, конечно, но в этом платьице и беленьких носочках ты смахиваешь на детсадовку!

Говоря последнюю фразу, я хотела насмешить Олечку, думала, та улыбнется, но подросток опять зашмыгал носом.

— Анна Ивановна меня так одела, чтобы я Абдулле еще больше понравилась!

— Забудь мерзкую бабу и отвратительного педофила! Теперь, надеюсь, твоя жизнь пойдет по-другому, — воскликнула я и покатила к издательству.

Войдя в просторный холл «Марко», я приблизилась к бюро пропусков и сказала:

— Я автор и иду в пиар-отдел.

— Паспорт, — вежливо, но твердо донеслось из окошка.

Я протянула бордовую книжечку.

— Со мной девочка, пожалуйста, пропустите ее без документов, ей всего четырнадцать лет.

— Нет проблем, — улыбнулась дежурная и протянула мне зеленый прямоугольник.

Я повернулась к Оле:

— Хочешь есть?

— Ага, — прошептала та, — очень! И пить тоже.

— Смотри, налево столовая, здесь вполне прилично кормят, купи себе побольше еды, а потом поднимайся на пятый этаж, садись в холле, у телевизора, и жди меня. Не хочешь смотреть передачи, почитай, там на столике всегда лежат книги. Подождешь с часок, и поедем домой. Вот, держи деньги на обед.

— Ой, зачем так много? — воскликнула Олечка.

— В самый раз, салат, первое, второе, булочка, сок, потом чай или кофе, не знаю, что ты больше любишь. Обедай как следует, домашние все разъехались, у меня в холодильнике пусто.

Ольга начала перебирать край рукава.

— Хорошо.

— Ну и славно, — улыбнулась я, — значит, встречаемся в холле, только сколько времени я проведу в пиар-отделе, не знаю, поэтому терпеливо жди.

— Да, да, да, — закивала девочка, — я даже не пошевелюсь.

— Ну это уж слишком, — решила я приободрить бедного ребенка. — Ладно, ступай скорей кушать, могу порекомендовать ватрушки, они здесь замечательные.

Олечка подпрыгнула и ринулась к стеклянным дверям.

— Стой, — велела я.

Девочка покорно замерла, потом с опаской обернулась.

— Чего?

— А руки помыть? Туалет слева.

Услышь Кристина от меня подобное замечание, она бы моментально воскликнула:

— Сама знаю! И потом, лапы чистые, я ничего ими не трогала.

Впрочем, Кристя могла выдать и фразу типа:

— Ну чего привязалась! Я не маленькая уже, вечно глупые замечания делаешь!

Олечка же потупилась и промямлила:

— Ой, совсем забыла! Вы не подумайте, я вовсе не грязнуля, просто очень кушать хочется.

Выпалив эту фразу, она повернулась к туалетной комнате, я вздохнула и пошла к лифту. Сколько таких милых, приятных детей волею злой судьбы оказалось на улице? Впрочем, не следует думать, что все беспризорники несчастные детки, этакие ангелы во плоти, и далеко не каждый побродяжка происходит из неблагополучной семьи. У одной из коллег Куприна, Розы Вергасовой, есть дочь Лиза. В детстве ее мама и папа целыми днями пропадали на работе, но дочурка не оставалась без присмотра, из школы ее приводила старенькая бабушка. Лизочку пытались приохотить к спорту, отдали сначала на гимнастику, потом в бассейн, следом в фигурное катание. Но из всех секций ленивую ученицу выгнали, потом мама решила отвести дочку в художественную студию, но и там Лиза заниматься не стала. Родители не ругали отпрыска, они полагали, что у каждого человека, пусть даже и совсем маленького, имеются свои желания, поэтому просто показывали Лизочке, чем можно занять свободное время: хореография, пение, игра на гитаре… В шкафу у Лизы висело много хорошей одежды, на полках лежали игрушки, и читала девочка отличные книги, понимающие родители никогда не отнимали у нее конфеты, жвачки и косметику, привечали всех друзей и не требовали сплошных пятерок. Не надо думать, что Лизавету безоглядно баловали, нет, ее папа и мама разумно сочетали строгость и ласку, никогда не запирали на ключ выпивку, сигареты, не рылись у доченьки в столе и не изучали содержимое ее карманов. И каков результат? Первый раз Лизавета удрала из дома в тринадцать лет, села на электричку и укатила невесть куда. Мама поставила на уши всю милицию и обнаружила дочь в компании бомжей.

С тех пор жизнь Вергасовых превратилась в ад, Лиза убегала — родители ее ловили. Через десять лет терпение их иссякло, они постарались вычеркнуть из памяти непутевую дочь, последнее известие от Лизаветы пришло три года назад, она появилась на пороге родной квартиры, одетая в грязную куртку, и, сунув матери покрытого болячками младенца, прохрипела:

— Зовут Костей, забирайте и делайте с ним, что хотите, надоел мне до смерти, вечно орет. Ну, чего уставилась? Это твой внук, не нравится, я его выкину.

Спрашивается: следует ли жалеть подобную нищенку? Кто виноват, что теперь Лизавета живет в мусорном бачке? У нее имелось все для нормальной жизни, но каждый человек делает свой выбор сам.

А вот Олечке просто ужасно не повезло.

Размышляя о беспризорных детях, я поднялась на нужный этаж и вошла в комнату Федора.

— Звезда моя, — встал из-за стола пиарщик, — чай, кофе или потанцуем, пока работники телекамеры не явились на встречу? Ты любишь танго или вальс? Впрочем, извините, столь молодая особа, наверное, предпочитает брейк-данс. Садись, звезда моя, в ногах правды нет.

Я опустилась в одно из глубоких, мягких кожаных кресел. Кабинет Федора четко делится на две зоны. Справа от входа стоит рабочий стол и два достаточно неудобных, жестких, покрытых грубой материей красных стула. Слева расположена «группа отдыха»: мягкая мебель и журнальный столик, на котором красуется вазочка с конфетами. В «Марко» сухой закон, рядовой сотрудник, пойманный с бутылочкой пива, мигом окажется на улице без выходного пособия, но кабинет Федора имеет особый статус, здесь гостю нальют рюмашку, и в зависимости от того, какую бутылочку ушлый пиарщик вытащит из бара, вы легко сделаете вывод о своем статусе в «Марко». Вообще Федор — это индикатор, демонстрирующий значимость того или иного литератора.

Начнем с того, что с основной массой авторов наш Феденька не здоровается, просто проходит мимо, даже не задержав взгляд на человеке. Если кивнет, прыгайте от радости, руководство «Марко» на ежедневном совещании заметило — книга N продается удачно.

Если Федя начинает трясти писателю руку, улыбаться и говорить: «Шикарно выглядишь», — это означает лишь одно: произведение прозаика попало в рейтинг, журнал «Книга и деньги» включил его в десятку лучших.

И уж совсем классно, если Федор зазывает автора в свой кабинет, усаживает у стола и восклицает: «Звезда моя, нам следует пообщаться!»

Вот тут можно ликовать по-настоящему: «Марко» надумало провести вашу рекламную кампанию, издательские работники готовы потратить некую сумму на выпуск плакатов, закладок, календарей и приглашение журналистов.

Ну а если Феденька усаживает вас в кресло, да еще вынимает бутылку, значит, вы и впрямь звезда и теперь можете позволить себе некие маленькие капризы, типа заявления: «На передачу о жизни аллигаторов Кении я не пойду, устала от внимания прессы».

Впрочем, чтобы окончательно уяснить свое место в «Марко», надо еще ориентироваться в «бутылочном рейтинге». Тут имеются свои тонкости. Коньяк в шкафу стоит разный: от пакостного пойла, произведенного в подвале на малой Лоховской улице, до элитного напитка, доставленного прямо из Франции. Впрочем, есть на полках и водка, и шампанское, и виски, и вино; глянув на этикетки, вы сразу поймете, что к чему.

Меня, кстати, до сих пор не усаживали в кресло, госпожу Виолову держали у стола, на жестком стуле. В принципе у «Марко» нет ко мне никаких претензий, кроме одной: мало пишу и не вовремя сдаю рукописи.

Но сейчас пиарщик подчеркнуто заботливо умостил меня на кожаной подушке, потом распахнул дверцы бара и воскликнул:

— Звезда моя, как насчет шампусика?

— Спасибо, у меня от него голова болит, — честно ответила я.

— Коньяковского?

— Нет, нет.

— Водярского? Или винца? Имею совершенно замечательное, из Италии.

Огромным усилием воли я попыталась погасить счастливо-глупую улыбку. Федор не предложил мне молдавское, болгарское или чилийское пойло. Госпоже Таракановой хотят налить нектара, прибывшего с Апеннинского полуострова. Следовательно, мой рейтинг взлетел выше некуда. Правда, в шкафу еще имеются эксклюзивные вина из Франции, но их, думаю, открывают лишь для Бустиновой или Смоляковой.

— Спасибо, — тоном герцогини ответила я, — очень мило, но вынуждена отказаться, поскольку нахожусь за рулем. Вот минеральной водички хлебну.

Федор крякнул, покосился на свой стол, где стояла нераспечатанная пластиковая бутылка с этикеткой «Речная», и, добыв из недр бара стеклянную емкость, украшенную бумажкой «Naturwasser», ловко свернул пробку.

— Дешевая ты девушка, — вздохнул он, — имей в виду, подобных не ценят. Мужики любят тех, в кого много вложили: если за все по полной программе заплачено, то другому отдавать ее жаль. Значитца, так! Курс молодого бойца. Сейчас сюда заявится Анатолий Голубев, жуткий сукин сын! Отвратительная морда, жадный кабан! Твое дело молчать и кивать. Никаких разговоров о деньгах, это без Арины Виоловой обговорят. Помни, ты звезда, поэтому находишься выше земных реалий. Всякой ерундой, типа денег, то бишь гонорарами, занимаемся мы, мелкие, серые издательские мышки. Великую писательницу не волнуют презренные бумажки, она погружена в творчество. Компранэ^[2], киса?

— Ага, — кивнула я, — понятно, но у меня иногда бывают всякие незвездные желания, вроде покупки одежды, обуви и вкусных продуктов, и вот в этот момент, когда пафосная личность мается у прилавка, ей очень хочется презренного металла, причем побольше.

— Лавэ получишь, — дернул шеей Федор, — но учти, чем дольше не будешь вмешиваться в процесс переговоров, тем больше бумажек попадет в твой кошелек. Сиди молча, улыбайся, кивай изредка, произнося фразу: «Все вопросы к издателям».

— Зачем меня тогда позвали?

— Ну ты даешь! Нельзя без автора! Имей в виду, Голубев мерзопакостный павиан, беспринципная сволочь, отвратительный… о… боже! Рад безумно, великолепно выглядишь! Господи, как ты похудел! Это специально?

Я обернулась и постаралась не захихикать. В кабинет бойко вкатился бильярдный шар, засунутый в светлый, выпендрежно дорогой костюм. Сходство с аксессуаром для настольной игры придавали Голубеву не только рост и объем — мне даже сначала показалось, что оба эти размера, если применить сантиметр, будут одинаковы, — но и совершенно лысая, блестящая голова.

— Раздельное питание, Феденька, — пропыхтело чудовище с портфелем, — жиры, белки и углеводы хаваются по отдельности, и, главное, никакой выпечки. Поэтому не предлагай мне ханки, плесни водички, как своей очаровательной дочке.

Федор заморгал, потом с совершенно искренним изумлением воскликнул:

— Ты кого имеешь в виду?

Анатолий улыбнулся, толстые щеки взметнулись и подперли нижние веки, глаза продюсера утонули под бровями.

— На диване сидит прелестная девчушка, думаю, она твоя дочка.

Не скрою, мне было очень приятно услышать заявление Голубева, кстати, я еще не справила сорокалетие и считаю себя вполне молодой особой, но вот за школьницу меня давно не принимали.

— Это Арина Виолова, — хмыкнул Федор, — наш автор.

Анатолий замер, потом заломил руки.

— Господи! Такая юная и красивая! Каким образом вы ухитряетесь писать книги лучше Достоевского? Откуда черпаете опыт, где берете сюжеты? Честно говоря, я считал госпожу Виолову умудренной жизнью пожилой дамой не слишком приглядной внешности. А вы выглядите словно «Мисс Вселенная», но в отличие от топ-модели еще и обладаете умом.

Я потупила взор. Конечно, Голубев сейчас произносит льстивые речи, но ведь в них есть и зерно правды. Мои книги замечательны, вот, например, «Гнездо бегемота» или вышедшая в конце прошлого месяца повесть «Сафари на таракана», мне самой понравилась. Что же касается внешности…

Внезапно я ощутила пинок, Федор, делая вид, что вынимает бутылки из шкафа, толкнул меня и тихонько погрозил кулаком.

Голубев тем временем сел за стол и вытащил бумаги.

— Приступим, — другим тоном заявил он, — читайте!

Примечания

2

Компранэ — понимаешь? (испорчен. франц.).