Кекс в большом городе

Дарья Донцова, 2005

Кто-нибудь ущипните меня больно-больно!!! Уже несколько дней мне кажется, что я, Виола Тараканова, сплю и вижу прекрасный сон! По детективам Арины Виоловой – кто не знает, это мой псевдоним, – будут снимать кино! И даже то, что производит сериал кинокомпания под «говорящим» названием «Шарашкин-фильм» меня не сильно расстраивает. Наконец-то я стану настоящей звездой! Однако пока это только мечты, а вот очередной детектив, который нужно на днях сдавать в издательство – жестокая реальность. Но ждать им осталось недолго – я нарыла прямо-таки убойный материал! Причем в прямом смысле этого слова…

Глава 7

— Значит, Лера старше вас, — подвела я итог.

— Да, — кивнула Наташа.

— Ей, простите, конечно, не пятнадцать лет?!

— Нет, — усмехнулась Ната, — впрочем, и не восемнадцать и не двадцать.

Я молча уставилась на дорогу, из рассказа Олечки было ясно, что Абдулла педофил, тогда с какой стати его заинтересовал «перестарок»? Или девочку, принесенную в квартиру Анны Ивановны, на самом деле звали по-иному? Но зачем она тогда прикинулась Лерой? Назвала фамилию Квашня? Указала адрес в Буркине? И где Олечка? Если она не поехала в область, то где Оля сейчас? Бродит испуганной по враждебной Москве? Попала в руки к очередной Анне Ивановне? А может, ее захватил Абдулла и теперь издевается от души, мстит за часы погони?

— Если можно, притормози у метро, — попросила Ната.

Я машинально выполнила просьбу Ереминой. Молодая женщина улыбнулась и сказала:

— Спасибо, на машине намного лучше, чем на электричке. Наверное, придется научиться управлять автомобилем, да все недосуг.

— В своих колесах тоже есть неудобство, — решила я просветить Наташу, — в столице сплошные пробки, иногда часами стоять приходится, а метро катит спокойно.

— Ну насчет «спокойно» ты хватила, — покачала головой собеседница, — подземка сплошной стресс, то взрыв случится, то электричество вырубят. Нет, решено, прямо завтра отправляюсь в автошколу, ну, пока.

— Постой!

— Что случилось?

— Будь добра, запиши мой телефон.

— Давай, — после легкого колебания ответила Ната, — диктуй, только зачем?

— Ты же регулярно ездишь в Буркино.

— Теперь все, больше не стану.

— Ладно, — не сдалась я, — но ведь Ведерниково недалеко от твоего прежнего места проживания.

— В двух шагах, через лесок десять минут спокойным шагом.

— Вдруг Лера объявится…

— Маловероятно.

— Или Оля придет! Очень прошу, не гони девочку, позвони мне, я мигом примчусь. Пойми, она круглая сирота, без родителей, ей никто, кроме меня, не поможет!

Наташа кивнула.

— Ладно, я очень хорошо понимаю, каково одной-одинешеньке во враждебном мегаполисе. Ты, кстати, тоже запиши мои координаты, затеешь ремонт, обращайся, в лучшем виде сделаем.

Сказав последнюю фразу, она вдруг побледнела и схватилась за низ живота.

— Что с тобой? — испугалась я.

— Ну и прихватило, словно ножом режет, — пробормотала Наташа, синея на глазах, — такой приступ резкий, словно гвоздь в кишки воткнули и поворачивают, поворачивают. Потом бах — и отпускает, зато тошнота появляется, а после опять хорошо.

— Может, ты беременна?

— Нет, — прошептала Ната, — аборт по глупости в семнадцать лет сделала, не могут у меня дети появиться.

— Апенндицит?

— Вырезан давно.

— Тогда гастрит или холецистит?

— Ты врач?

— Нет, просто иногда приходится листать «Справочник терапевта».

— Можно посижу пару минут?

— Конечно, — закивала я и, решив слегка развеселить Нату, спросила: — Хочешь анекдот расскажу?

— Ага, — выдавила из себя та.

— Ночью в квартире врача раздается звонок, сонный эскулап снимает трубку и слышит хорошо знакомый голос одного из его постоянных клиентов: «Доктор, немедленно приезжайте, у моей супруги приступ аппендицита». — «Это невозможно, — с плохо скрытым раздражением ответил мужик, — три года тому назад ей удалили отросток, у человека не бывает второго аппендикса». — «Зато у него бывает вторая жена», — заорали из трубки. Смешно?

— Да, — прошептала Ната и, закатив глаза, стекла по сиденью.

— Эй, — насторожилась я, — тебе плохо? Ответь.

Но попутчица молча полулежала в кресле, по ее лицу тек пот. Испугавшись, я схватилась было за телефон, но поняла, что нахожусь в двух минутах езды от большой клинической больницы, и рванула по проспекту, нарушая все правила дорожного движения.

В приемный покой я влетела с воплем:

— Скорей, человек умирает!

Сидевшая за столом женщина средних лет, заполнявшая какие-то бумаги, раздраженно сказала:

— Нельзя ли потише.

— У меня в машине тяжелобольная.

— Незачем так орать! По «Скорой» приехали? Где бригада?

— Ната в моей машине.

— Везите ее сюда.

— Она не может передвигаться самостоятельно.

Медсестра скривилась.

— Пьяную не возьму, впрочем, наркоманку тоже.

— Да вы что! — подскочила я. — Больница тут или невесть какое заведение? У Наташи схваткообразные…

Врачиха не дала мне закончить фразу.

— Это в роддом, — с огромным облегчением заявила она, — мы рожениц не принимаем.

Поняв, что с тупой бабой каши не сваришь, я толкнула дверь с табличкой «Кабинет врача» и, провожаемая гневными воплями медсестры: «Стой, куда поперла?!», влетела в крохотное помещение.

На кушетке лежала юная женщина, около нее с какой-то стеклянной трубкой в руках стоял мужчина в синей хирургической пижамке.

— Ай! — взвизгнула больная и, мгновенно сев, попыталась прикрыться висевшим на спинке стула платьем.

— Безобразие! — с чувством произнес доктор. — Убирайтесь вон!

Но я уже вцепилась в его руку и, не отпуская ее, принялась говорить о потерявшей сознание Наташе.

Надо отдать должное врачу, он не стал мямлить и терять время, коротко сказав голой тетке: «Подождите секундочку», медик вышел во двор, влез в мои «Жигули», окинул взглядом судорожно дышащую Наташу, выхватил из кармана черную коробочку с антенной и начал раздавать указания. Не прошло и пары минут, как началась суета. Словно по мановению волшебной палочки возникла каталка, и две симпатичные девочки в обтягивающих халатиках увезли бездыханную Нату внутрь коридора.

— Что с ней? — испугалась я.

— Пока не знаем, — сухо ответил врач. — Ступайте к Нине Николаевне, нужно оформить документы.

Я вновь оказалась около неприветливой медсестры, только на этот раз она имела на лице человеческое выражение.

— Уж простите, — принялась извиняться Нина Николаевна, — я сразу не поняла, что человеку плохо, к нам ведь всех волокут, мы и привыкли, что если не «Скорая» доставляет, то либо белая горячка, либо наркоман.

Я не стала воспитывать медсестру, просто сообщила все известные мне о Наташе данные, оставила ее домашний телефон и уже собралась уходить, но тут Нина Николаевна воскликнула:

— Теперь ваши координаты!

— Зачем?

— Так положено, если не «Скорая» доставила, то я обязана записать все о том, кто привез больную.

— Пожалуйста, пишите, мне скрывать нечего, — пожала я плечами.

…Дома после всех невзгод я оказалась поздно, распахнула холодильник и пригорюнилась: пусто. За хозяйством у нас следит Томочка, она готовит всякие вкусные блюда, стирает, гладит. Я хожу за продуктами и убираю квартиру, честно говоря, не люблю делать первое, а второе просто ненавижу, но совесть не позволяет взваливать на хрупкие плечи подруги все бытовые тяготы. Впрочем, Тамарочка давно говорит:

— Вилка, ты работаешь, приносишь в дом деньги, а я ничего не делаю.

Только я очень хорошо знаю, сколько времени и сил отнимает это «ничегонеделанье» домашней хозяйки, поэтому не разрешаю Томочке шляться на рынок и в супермаркет. Каждый понедельник подруга вручает мне список, где подробно указано, сколько и чего нужно приобрести. Я тупо следую указаниям, никогда не проявляя творческой инициативы. Если Томочка написала: гречневая крупа, ядрица, производства фирмы «Русская ложка», то буду искать именно подобную. Если на прилавках я увижу идентичный продукт, но под маркой «Русский половник», то ни за какие коврижки не возьму его. На первый взгляд вся гречка выглядит одинаково, но Томочка лучше знает, из чего получится вкусная каша.

Беспрекословно слушаться подругу я стала после одного случая. Пару лет назад, вручая мне очередной список покупок, она сказала:

— Молоко бери только обезжиренное.

— Угу.

— Масло лучше всего сделанное в Вологде.

— Ага.

— И шоколад наш, не импортный.

— Хорошо.

— Макароны только «Макфа».

— Италия, да.

— Нет, Россия.

Я хихикнула.

— Томуся, это уже смахивает на квасной патриотизм, что, ничего иностранного нельзя?

Тут из кухни понесся свист чайника, Томочка побежала на звук со словами:

— Пожалуйста, только по списку, я сейчас пойду в школу, на родительское собрание, вернусь и сделаю макароны болонез.

Я отправилась в супермаркет, прошлась со списком вдоль рядов и купила все, что заказала Томочка. Макароны оставила напоследок. Но сил бродить уже не было, и я решила, что беды не будет, если схвачу любую пачку из представленных в продаже. Макароны они и в Африке макароны. Ну какая между ними разница?

Вернувшись домой, я разобрала сумку, быстро вскипятила воду и закинула туда сухие палочки. Сейчас сварю спагетти и, когда Томочка вернется, скажу:

— «Макфу» приготовила.

Стопроцентно она не заметит разницы. Очень довольная собой, я отправилась в ванную; на пачке написано: «Варить 10 минут», успею помыться.

Плескаясь над раковиной, я услышала голос Олега:

— Покушать есть чего?

Мыло попало в глаза, я взвизгнула.

— Так ужин где? — не успокаивался супруг.

— На плите, — пытаясь смыть с лица гель, пробормотала я, — там, в кастрюле. В общем, сам разберешься, я сейчас закончу и приду.

Куприн ушел, а я, думая, что муж отбросит макароны на дуршлаг, не торопясь привела себя в порядок. Через четверть часа появилась на кухне. Как раз в тот момент, когда Олег что-то вываливал на тарелку.

— Ничего кашка, — сказал он, — пресновата слегка, но с джемом сойдет. Она из чего, никак не пойму. Перловка? Больно мягкая. Геркулес? Вообще-то не похоже, ты что сварила?

— Макароны, — растерянно ответила я, глядя на малоаппетитную серо-белую массу, и впрямь смахивающую на кашу.

— Спагетти?

— Да.

— А почему они такие жуткие? — воскликнул Олег. — Ну и гадость! Я думал, каша-размазня!

— Не знаю, — пробормотала я, — ты что с ними сделал? Толкушкой мял?

— Когда я пришел, они уже такие были! Интересно, почему?

— Потому что Вилка схватила не то, что я ей заказывала, — сообщила, входя в кухню, Томочка, — ведь не зря я сказала: «Макфу» бери! Так и знала, что не послушаешься, и купила сама пачку. Вот, глянь!

— Ну и в чем отличие этих макарон от других? — взвыла я.

— Во всем, — вздохнула Томочка, — макароны разные. Читай, что написано на упаковке «Макфы».

— Сделано из твердых сортов пшеницы.

— А теперь вторую посмотри, ту, что сама купила.

— Произведено из мягких сортов.

— Вот! Потому они и разварились! А из твердых — не развариваются. Уловила разницу? И еще, от таких не потолстеешь. Софи Лорен всем говорит, что каждый день лопает пасту, и какая у нее фигура! Маленький секрет: она ест лишь то, что сделано из твердых сортов пшеницы, как «Макфа».

— Знаешь, — из чистого упрямства заявила я, — можно не обожаемую тобой «Макфу» брать, а итальянский продукт! Италия — родина макарон, там плохо не сделают.

Томочка потрясла пустой упаковкой.

— Так ты и купила Италию. Очень часто к нам сплавляют не самый лучший товар, надеются на неопытных покупателей, ну не приучены наши люди надписи на пачках читать. И потом, итальянские значительно дороже «Макфы», потому что везут издалека Получается, что ты приобрела задорого дрянь, а могла купить хорошие и подешевле. Просто тебя остановило то, что «Макфу» делают в России. Да, наши товары порой не отличаются качеством. Допустим, машины, ну не сравнить их с иномарками.

— Это верно, — живо встрял Олег, — наши автомобили просто конструктор для взрослых, набор гаек и болтов.

— Но ведь глупо не видеть правды, — не обращая внимания на Куприна, проговорила Томочка, — Вилка, не упорствуй зря. Российское не значит плохое. Давай я приготовлю «Макфу», и ты попробуешь, какая она вкусная.

Я устыдилась и с тех пор всегда слушаю Томочку, покупаю лишь то, что она велит.

Но сейчас подруга на даче, я давно не пополняла припасы, а методично уничтожаю то, что было в шкафчиках, и вот теперь настал момент, когда перед глазами распростерлись пустые полки.

Уставившись в шкафчик, я призадумалась. С одной стороны, хочется есть, с другой, лень выходить на улицу, с третьей, если меньше лопать, то талия станет, как у Гурченко, но, с четвертой, жрать хочется невыносимо. Вздохнув, я решила пойти на компромисс: сейчас переоденусь в джинсы, смою с лица надоевший макияж, выпью пустой чай и, если голод не утолит сладкая вода, пойду на проспект. Кстати, похоже, сахара тоже нет.

Вздыхая, я пошла в ванную, открыла воду, с наслаждением умылась, провела ладонями по щекам, дотронулась до ушей и вскрикнула от боли: правую мочку словно дернуло током.

Быстро промокнув лицо, я глянула в зеркало. Правое ухо чуть распухло и покраснело, виной тому явно была клипса, прикрепленная мною для большей схожести с Бустиновой.

Проклиная креативное решение, я попыталась избавиться от украшения, но потерпела неудачу. Защелка клипсы, по непонятной причине утыканная мелкими зубчиками, намертво впилась в мочку.

Злая как мурена, я вышла из квартиры и понеслась на проспект. Впрочем, нет худа без добра, сейчас устрою продавщице, всучившей мне бижутерию, вселенский скандал, заставлю ее отцепить «красотищу», а потом в качестве награды за суетный, нервный день куплю себе разных вкусностей: кусок шоколадного торта, брикет сливочного мороженого… Нет, прежде отправлюсь в гастрономический отдел.

Обдумывая список разносолов, я подбежала к прилавку, где утром приобрела воду вкупе с другими мелочами, и, ткнув пальцем в свое ухо, воскликнула:

— Девушка, это что?

— Голова, — лениво ответила продавщица.

— Не о ней речь! Сбоку чего висит?

— Где?

— Вот!

— Вы о чем?

— О клипсе! — теряя остатки самообладания, заорала я. — Что за дрянь вы мне продали! Сначала еле ее надела, теперь снять не могу.

Торговка захихикала.

— Ничего смешного не вижу, — окончательно вышла я из себя, — немедленно отцепите! Иначе… иначе… иначе…

Слова иссякли. Да и чем я могла напугать продавщицу.

Девушка подавила смешок.

— Ведь сказала вам про выставки животных, которые тут в двух шагах проходят, так вы слушать не стали!

— Дорогуша, — процедила я сквозь зубы, — мне совершенно непонятен ход ваших мыслей. С какого рожна вы зазываете меня любоваться на собак и кошек? И при чем тут клипсы отвратительного качества, впившиеся в ухо?

— Вот, — с укоризной отметила торгашка, — снова меня перебиваете, если всегда так себя ведете, то неудивительно, что попадаете в дурацкие истории. Следует хоть иногда слушать других людей.

Я затопала ногами.

— Хватит трепаться! Немедленно сними эту дрянь с моего уха.

Холодные пальцы прикоснулись к мочке, на секунду боль стала совсем невыносимой, потом девушка положила на прилавок украшение и констатировала:

— Да уж, прямо до крови разодрало, надо перекисью промыть и йодом помазать.

— Надо тебе по лбу настучать за продажу некачественного товара! — окончательно вышла я из себя.

— Клипсы суперские!

— Ага! Посмотри на мое ухо!

— Так их не для вас делали, — пошла в атаку девушка, — не знаете, а лаетесь.

— Ну-ка, милочка, немедленно покажи, где на этой упаковке указано, что серьги нельзя носить Виоле Таракановой? Остальные покупатели спокойно вынесут пытку колючками? — рассвирепела я. — Имей в виду, я так это дело не оставлю. Завтра же пойду жаловаться!

— Куда?

— Не волнуйся, найду адрес!

— Ступайте хоть в ООН, — заржала девчонка, — только опозоритесь! Дурой покажетесь! Сережки-то для собак!

Я даже сделала шаг назад.

— Что?

— Здесь рядом часто выставки проходят, собачники с кошатниками люди психованные, за-ради любимчика на все готовые, охота им потом медалями хвастаться! Вот мы и приторговываем аксессуарчиками. Глядите, браслетики на лапки, цепочки на шею, — словоохотливо объясняла девица, — а клипсы эти для пуделя или йоркшира предназначены, их в уши вставлять не надо, за шерсть цепляются, оттого прибамбасы и с зубчиками, чтобы не выпали. Я как увидела, что вы на себя примеряете, прямо офигела!

— Почему же не остановили покупательницу?

— Так я начала про выставку рассказ, а вы слушать не стали: какое, думаю, мне дело? Охота вам в пуделячьих украшениях рассекать, флаг в руки. Деньги заплатили — и вперед.

Не найдя никаких возражений, я пошла домой, уже войдя в квартиру, вспомнила, что так и не купила никакой еды, обозлилась на себя и легла спать. В конце концов, почивающего человека голод не мучает, и вообще, все, что ни случается, случается к лучшему, на ночь вредно наедаться.

Утром я села к столу и уставилась на чистый лист бумаги. Новую рукопись следовало сдать через три недели. С одной стороны, срок большой, с другой, если учесть, что написать надо 350 страниц, то понятно, — времени нет. Нужно упорно работать, но, как назло, в голову ничего не лезло, кроме фразы «Жил-был Иван-царевич…».

Промаявшись до полудня, я решила, что виновник моего творческого кризиса — голод, и собралась пойти в ларек за булочками. Но не успела я выйти в прихожую, как раздался звонок. Я схватила трубку.

— Алло.

— Добрый день, не разбудил? Анатолий Голубев вас беспокоит.

— Что вы! — бодро воскликнула я. — Мы, писатели, ранние пташки, еще солнце не взошло, а уже сидим и строчим рукопись.

— И как долго длится рабочий день?

— Ну… часов до пяти.

— Душенька, нам надо встретиться.

— Зачем?

— Обсудить сценарий, но боюсь вам мешать, пишите, кошечка.

Я подскочила на месте. Больше всего хочу, чтобы кто-нибудь сейчас вытащил меня из-за стола, вот тогда я со спокойной совестью брошу неначатую рукопись. Не надо думать, что госпожа Тараканова лентяйка, рада бы ваять роман, только неотложные дела оторвали от стопки бумаги.

— Кино очень важная вещь, поэтому я сейчас все отложу.

— Вы ангел! Где столкнемся? В пятнадцать ноль-ноль устроит?

— Право, мне все равно! И место выбирайте сами.

— Не затруднит вас подъехать в наш офис?

— А где он находится?

— Самый центр, очень удобно. Только вы ведь, наверное, на машине?

— Естественно, — хмыкнула я, — звезды на метро не ездят.

— Давайте запишу номер, — засуетился Анатолий, — сами знаете, какая проблема с парковкой, резервируем для VIP-гостей места.

Ощутив себя в одной шеренге с Бустиновой и Смоляковой, я распахнула шкаф. Что надеть? Поверьте, этот вопрос намного серьезнее, чем «Что делать?» и «Кто виноват?». К сожалению, передо мной не столь уж богатый выбор! Но можно залезть в комод к Кристе и поворошить вешалки в гардеробной Томочки.

И тут снова зазвенел телефон.

— Слушаю, — пропела я.

— Виола Ленинидовна Тараканова?

— Да.

— Вас беспокоит зав реанимационным отделением Козырькин Максим Михайлович.

— Что случилось? — воскликнула я, ощущая, как дрожат ноги. — Говорите скорей!

— Вы вчера доставили в нашу больницу Еремину Наталью.

— Да.

— Она скончалась.

— Господи!

— Приезжайте.

— Зачем?

— Тело надо забрать, — пояснил доктор, — мы не можем его у себя долго держать.

— Простите, мне очень жаль умершую женщину, только я не имею к ней никакого отношения. Познакомилась с Натой случайно, подвезла из Буркина в Москву, потом пассажирке стало плохо, собственно говоря, это все.

— Но вы сообщили ее данные!

— Правильно, мы разговорились, обменялись телефонами, позвоните ее мужу Андрею.

— И имя супруга знаете, — протянул медик, — скажите честно, просто не хотите заниматься похоронами, вот и придумали сказки!

— Глупости! Мы чужие друг другу люди!

— Но при этом вы в курсе ее семейного положения, знаете, как зовут мужа, — не успокаивался Козырькин.

— Ничего странного, мы всю дорогу болтали. А что случилось с Наташей? Отчего она умерла?

— К чему ненужное любопытство, — тоном замороженной селедки ответил Максим Михайлович, — если, как вы утверждаете, являетесь совершенно посторонним человеком, то и подробности вам знать не следует.