Император деревни Гадюкино

Дарья Донцова, 2009

Мне, известной сыщице Евлампии Романовой, тоже надо иногда отдыхать – так, во всяком случае, считают мои близкие. Вот они и отправили меня в модный санаторий «Вилла Белла» с тайной надеждой, что я найду там себе богатого ухажера... Шутника Макса, сразу приклеившегося ко мне словно банный лист, я всерьез не приняла, а занялась привычным делом – расследованием преступления. Я случайно услышала, как медсестра Надя обвиняет одну из постоялиц санатория, Нину Пронькину, в убийстве какого-то факира. А вскоре и одна, и другая погибают при загадочных обстоятельствах. Помогать мне вызвался горе-ухажер, который то пластиковых тараканов отдыхающим в чай подбросит, то ботинки к полу приклеит...

Глава 4

— А где? — поразилась я.

— Просто в грязи, — хихикнула Маргоша, попытавшись оборвать некстати вырвавшийся смешок. Однако она в этом не преуспела, села на пень и захохотала во весь голос.

— Просто в грязи? — повторила я. — Вроде как в луже?

— Это лужа и есть, — согласилась Маргоша, вытирая рукой слезы, выступившие на глазах от смеха.

Я в растерянности оглянулась по сторонам.

— Понятно, почему отсутствуют вешалка, махровые простыни, стул и телефон. Значит…

С громким воплем я выскочила из ямы и закуталась в халат.

— Пойдемте скорей, — опомнилась медсестра. — Сейчас помоетесь, продезинфицируетесь, антибактериальный гель вам дам.

Около часа я приводила себя в порядок, бесконечно поливаясь жидким мылом и смывая его чуть ли не кипятком. В конце концов, устав, как заяц, удравший от охотников, я вышла в комнату отдыха. Маргоша ринулась мне навстречу.

— Лампа, вы, когда направились на процедуру, перепутали двери! Пошли не налево, а направо и оказались у выхода для сотрудников.

— Могу дать вам дельный совет, — мрачно сказала я, — прибейте таблички «Грязевая ванна» и «Посторонним выход воспрещен», и люди не перепутают лечебную купель с лесным болотом.

— Но у нас никогда не случалось проколов! — объявила Маргоша. — Вы пока единственная обмишурились!

Ну кто бы сомневался? Госпожа Романова — чемпион по части попадания в идиотские ситуации. Представляю реакцию домашних, если до их ушей дойдет правда.

— Лампа, дорогая, — робко завела Маргоша, — давайте никому не расскажем о вашем маленьком приключении!

— Не испытываю желания делиться этой историей даже с очень близкими людьми, — согласилась я.

Маргоша не смогла скрыть бурную радость.

— Вот спасибо! Хотите настоящую ванну принять?

Я поежилась. Ну уж нет!

— Лучше пойду в библиотеку, найду хорошую книгу и почитаю в номере.

— Отличная идея, — одобрила Маргоша, — не волнуйтесь, процедура не пропадет, я в любое время вам ее сделаю, задержусь после работы, приду раньше, только не выдавайте меня! Моргнуть не успею, как без работы останусь! Ну и день сегодня! Надька пропала, вы в луже поплескались, а уволят меня!

Я еще раз заверила медсестру в своем намерении молчать и пошла в книгохранилище.

Вспомнила, как, бегая за подарками перед самым Новым годом, я ухитрилась шлепнуться на улице и сильно разбила коленку. Пришлось по дороге зайти в поликлинику. Хмурая травматолог промыла мне рану перекисью, налепила пластырь и куда-то ушла. Клейкая пластина тут же отвалилась, я попыталась приспособить ее на прежнее место, потерпела неудачу, и кровь капнула на пол.

Едва врач вернулась, я сказала:

— Пластырь отклеился, дайте мне новый, иначе утонете здесь в моей крови. Похоже, перекись не помогла.

— Вот беда! — всплеснула руками последовательница Гиппократа. — Только что уборщица пол помыла! Сейчас я вам по всей науке повязку наложу, а то загваздаете линолеум, а мыть некому. Тетя Дуся домой уехала, придется мне самой за швабру браться.

Похоже, Маргоша — родная сестра той докторицы. Травматолог сначала решила по-быстрому отделаться от больной, приляпала пластырь и хотела выставить меня вон, а потом, чтобы самой не мыть пол, наложила повязку «по всей науке». Маргошу совершенно не беспокоят судьба коллеги и состояние здоровья пациентки, совершившей заплыв в луже. Заботит медсестру лишь одно: не дай бог начальство ее накажет.

В просторной комнате, набитой шкафами, царил прохладный полумрак, большие окна украшали плотные бархатные занавески, и пахло здесь так, как во всех библиотеках: немного пылью, старыми газетами и почему-то ванилью. Аромат специи защекотал нос, я чихнула.

— Будьте здоровы, живите богато, — неожиданно произнес чей-то голос.

От неожиданности я подпрыгнула.

— Мама!

В дальнем углу вспыхнул торшер, и я увидела Нину с книгой в руках.

— Напугала вас? Простите, я не хотела! — извинилась она.

— Ерунда, мне показалось, что здесь никого нет, — ответила я. — Что вы читаете?

— Сказки Андерсена. Только, знаете, они совсем не веселые! — протянула Нина.

— Да уж, — согласилась я. — Есть у него притча под названием «Большой Клаус и маленький Клаус», на мой взгляд — кромешный ужас, ребенку даже показывать не стоит. Да и в остальных произведениях Ганса Христиана мало доброты.

— У братьев Гримм не лучше, — подхватила тему Нина. — И еще, я не понимаю, почему «Муму» Тургенева включено в программу для чтения младшеклассников?

Я села на диван.

— Могу признаться. Я проревела в детстве над историей об утопленной собачке целый день и больше не взяла в руки ни одно произведение Ивана Сергеевича — ни «Отцы и дети», ни «Стихотворения в прозе» и прочие. А еще не рискнула прочитать книгу Троепольского «Белый Бим Черное Ухо» и не смотрела одноименный фильм.

— Ерунда, надеюсь, это ваше самое большое прегрешение, — вдруг странным голосом произнесла Нина. — Я когда-то круто изменила свою судьбу!

— В этом мы с вами похожи. В один прекрасный день я ушла из дома и начала жизнь с чистого лист^[1]

— Ради детей надо сохранять семью, — назидательно сказала Нина.

— У меня нет ни сына, ни дочери, — пояснила я, — племянников воспитываю.

— Может, оно и к лучшему, — неожиданно произнесла собеседница. — Из-за племянников не станешь слишком сильно переживать. Знаете, я ради Сони и Лиды на все была готова, но сейчас лезут в голову всякие мысли! Вы слышали что-нибудь о Малыше?

— Который дружил с Карлсоном? — развеселилась я.

— Нет, — улыбнулась Нина. — Я имею в виду рок-певца Малыша.

— Не поверите, один раз я даже была на его концерте, — сказала я. — Кирюша и Лизавета на какое-то время увлеклись «тяжелым металлом», мечтали увидеть Малыша, так сказать, живьем, а я побоялась отпустить школьников одних на стадион. «Секс — наркотики — рок-н-ролл» — мне этот лозунг не по душе, поэтому я решила присмотреть за подростками.

— И как вам Малыш? — с живым интересом спросила Нина.

Я поморщилась:

— Ужасно.

— Почему? — не успокаивалась Нина.

— Я не очень люблю рок в исполнении российских певцов, — призналась я. — Вот Мик Джаггер — совсем другой уровень. У нас, к сожалению, исполнители придумывают странные направления — рок-попс, рэп-рок, осталось только изобрести русский народный рок и петь его вместе с хором в кокошниках. Или выступать с военным оркестром, это будет Калашников-рок. Правда, у Малыша хотя бы музыкальный слух есть. Я закончила Консерваторию и, на свою беду, всегда улавливаю фальшь.

— Что же вас оттолкнуло от Малыша? — спросила Нина.

— Для начала — внешний вид. Он вышел на сцену в кожаных плавках и жилетке на голое тело, на шее татушка в виде красной змеи, да и руки-ноги почти полностью раскрашены. Длинные черные сальные волосы, лицо закрыто маской от лба до подбородка. Остальные члены группы вырядились в немыслимые рваные комбинезоны. А текст песен состоял сплошь из нецензурных слов. Под самый занавес на сцену выбежали девушки в одних стрингах, барабанщик стал поливать их шампанским из огромной бутылки. Зрители, сплошь подростки, бесновались, милиция еле-еле сдерживала толпу, меня замутило.

Я спросила по дороге домой у Кирюши:

— Отчего Малыш не открывает лица?

Мальчик объяснил:

— Это пиар-ход. Журналисты давно ломают голову, он один или Малышей несколько!

— Человек-невидимка, — возвестила Лиза, — о нем ничего не известно. Представляешь, он не первый год выступает, но никому не дал интервью, в Интернете о нем чего только не пишут, а он не реагирует. Фанаты ни разу не смогли Малыша после концертов подловить, ждут его у служебного выхода, стоят до утра — нет рок-звезды.

— Ни его имя, ни фамилия, ни возраст, ни внешность неизвестны, — перебил ее Кирюша, — думаю, певцов несколько, они меняются.

— Не, он один, но, наверное, не сам поет, небось изуродован, вот и не показывает лица, — предположила Лиза. — Заячья губа или родимое пятно от лба до подбородка.

Нина выпрямилась.

— Все неправда! И пел он сам, и тексты, и музыку сам писал, и внешне красавец!

— Вы фанатка Малыша? — засмеялась я.

— Я его жена, — ответила Нина, — вернее, вдова. Малыш недавно скончался, но о его смерти не объявляли, для слушателей он просто исчез.

У меня запершило в горле. Откашлявшись, я осторожно посмотрела на собеседницу.

— Кажется, я ослышалась. Вы…

— Я много лет прожила с Константином Львовичем. Он концертировал под именем Малыш, — уточнила Нина.

От неожиданности я ляпнула бестактность:

— Вам немало лет, а Малыш активно концентировал, пел по два-три часа без отдыха.

— И что? — вскинула брови Нина. — Мику Джаггеру шестьдесят с хвостиком, а он ездит в мировые турне. Дело не в возрасте, а в творческом потенциале, у Малыша его было через край. Он скончался в полном расцвете сил, не успев написать своих лучших песен, а я… я… так мучаюсь… понимаете…

Нина втянула ноги на кресло.

— Наши дети… Соня и Лида… они… Господи, мне не с кем поделиться, ни одной задушевной подруги за всю жизнь не завела.

— Мама! — прозвучал с порога командный голос.

Нина вздрогнула, села, словно английская королева перед телекамерой, и испуганно сказала:

— Лидочка? Ты меня ищешь?

— Полагаешь, у меня есть вторая мать? — сказала девушка, вошедшая в библиотеку. — Что ты здесь делаешь?

— Книгу читаю, — покорно отозвалась родительница.

— Отдыхать лучше в номере, пошли, — приказала Лида.

— Разреши познакомить тебя с Евлампией, — вспомнила о приличиях Нина.

Лидочка светски заулыбалась:

— Рада встрече.

В полумраке библиотеки девушка показалась мне совсем юной, но одета она была, как взрослая дама. Шелковый костюм с юбкой ниже колена, в ушах бриллиантовые серьги, на пальцах кольца, волосы тщательно уложены в высокую прическу. Вместе с дочерью Нины в комнату вплыл тонкий аромат дорогих духов.

— Очень приятно, — кивнула я, — мы с вашей матушкой беседуем о современной музыке.

— Евлампия играет в оркестре на арфе, — объяснила Нина.

— О! Восхитительно, — воскликнула Лида, — мы обожаем классику и не понимаем современных, ужасных какофоний!

— Да, да, да, — бормотала вдова Малыша.

Дочь буквально выдернула мать из кресла.

— Пойдем погуляем!

— Замечательная погода, — высказалась я.

— Прелестное солнце, — подхватила Лида и слегка толкнула Нину в бок.

— Редкое лето для Подмосковья, — мигом подала реплику та.

Я приняла пас:

— Упоительный воздух.

— Мамочка, ты хочешь съездить в Ларюхино? — промурлыкала Лида. — Лично меня развлекают сельские магазины.

— Отличное предложение, — согласилась Нина.

Еще минуты две мы жонглировали ничего не значащими словами, а затем Лида увела мать. Несмотря на продемонстрированное знание светских приличий, девушка не позвала меня на променад.

Я выбросила из головы мысли о Лиде и начала осматривать полки, радуясь богатому выбору. Хозяйка «Виллы Белла» снобом не была: наряду с русской и зарубежной классикой я нашла много детективов, фантастики и фэнтези, на столах кипами лежали глянцевые журналы.

— Вы Евлампия? — пропел тихий голосок.

От неожиданности я выронила том Агаты Кристи и обернулась. По ковру, заглушающему звук шагов, ко мне приближалась девушка, похожая и одновременно непохожая на Лиду.

На незнакомке тоже был шелковый костюм розового цвета и эксклюзивные драгоценности, но прическа оказалась другой — распущенные волосы до плеч. На лице — приветливое выражение, ни малейшей настороженности.

— Я Соня, — представилась красавица, — Лида вас очень точно описала, сказала: фигура у музыкантши — хоть сейчас на подиум.

Меня охватило смущение: я неправильно реагирую на комплименты. И фальшь, и искренность в этом случае вызывают у меня одну и ту же реакцию. Сначала хочется спросить: «Простите, вы это все обо мне?», а потом, опустив уши и поджав хвост, отползти подальше в сторону.

— Евлампочка, милая, — нежно сказала Соня, — Лида сказала, что вы подружились с нашей мамой?

— Это слишком сильно сказано, мы всего лишь случайно разговорились в библиотеке, — ответила я.

— Может, присядем? — предложила Соня и опустилась на диван, я заняла место в глубоком кресле.

— Давно вы приехали? — спросила Соня.

— Вчера, а вы?

— На днях, на три месяца.

— Я только на четырнадцать дней.

— Тут ужасная скука, — сморщила носик Соня, — но у нас в доме ремонт. Поселок, где стоит наш особняк, находится в пяти минутах езды от Ларюхина, и Вадиму, мужу моей сестры, легко контролировать отсюда прораба. Этого беса невозможно оставить ни на час, жуликоватый тип. Сначала мы хотели дом снять, но владельцы не соглашаются на малый срок, сдают на год, еще охотнее на два. Квартиру в Москве мы даже не рассматривали, у мамы не очень хорошее здоровье, ей необходим чистый воздух, а не взвесь из тяжелых металлов. Уж простите, Евлампочка, за эту беседу… ну… э…

— Будьте откровенны, — предложила я.

— Наша мама — сумасшедшая, — выпалила Соня.

Примечания

1

См. книгу Дарьи Донцовой «Маникюр для покойника», издательство «Эксмо».