Диармайд. Зимняя сказка

Далия Трускиновская

Глава четвертая

Рыжие да красные — люди опасные

Изора как раз получала на складе большой пакет со своим китайским атласом в драконах, когда засвиристела мобилка.

— Ну, как? — спросила Сана.

— Нормально. Она позавтракала и ушла на прогулку.

— На… что?!?

— На про-гул-ку. Так сказала. Может быть, и в самом деле где-то себя выгуливает?

— Ботфортами гремя по кабакам? — вполне разумно предположила Сана. — Бокалами бургундского звеня?

— С нее станется.

Это было бы нарушением одного из семи правил: целитель не пьет и не курит того, что дает помутняющее рассудок опьянение. Красное вино в запретный список не входило — в более чем разумных дозах, естественно, потому что и обычным кефиром, в котором всего-то два градуса алкоголя, наверно, можно накушаться до поросячьего визга, если принять ведра этак полтора.

Но относились ли сейчас правила к Даре?

— Я бы на ее месте первым делом надралась в сосиску, а потом сняла первого же половозрелого самца, — подумав, сообщила Сана. — Сколько же можно таскать в себе ЭТО и ни разу не расслабиться?

— Может быть, она как раз и приехала к нам на просушку? — неуверенно предположила Изора. Пьяная Дара была для нее так же невозможна, как летающий крокодил.

— Непохоже. Хотя карты и несли ахинею, однако ни застолья, ни хмельного вообще я там не высмотрела. Да, так вот! Ты мне ничего не хочешь сказать?

— А что я могу сказать! — взвилась Изора. — Эти сволочи так поклеили обои, что я сейчас иду покупать новые, а деньги вычту из их заработка! Но к двадцать пятому все будет блестеть, и салон я открою! Можешь не волноваться!

— Это хорошо. А БОЛЬШЕ ты ничего не хочешь мне сказать?

— А что еще? — Изора даже несколько растерялась.

Она стояла в узком проходе среди стеллажей с рулонами, и это спасло ее от падения — она всего лишь покачнулась и тут же ей в спину уперся срез рулона, когда Сана не произнесла, а послала ей одно-единственное слово: Йул.

— Ой… — вот и все, что она сказала, но это было именно то, чего ждала злорадная Сана.

Более того, Сана молчала и ждала оправданий.

Смешно и нелепо перечислять все проблемы и родовые муки салона, когда речь идет о первом из восьми праздников годового круга, празднике зимнего солнцестояния. По времени он чуть опережает католическое Рождество, почему неосведомленные люди и его называют Рождеством, а то и святками. Но он — сам по себе, и общий сбор целительниц не означает исполнения религиозных обрядов — есть ритуал, не слишком сложный, который придает встрече возвышенность и красоту, не более того, на самом же деле это — просто возможность для важных бесед и обмена опытом.

Впрочем, ритуал требует игры — игры в обитателей зеленых холмов, и участники с участницами обычно одеты в зеленое. Поэтому Изора первым делом подумала о прошлогоднем платье — влезет она в него, или придется просить Сану немного с ней поработать, обтесать ее эфирное тело, чтобы физическое под него подстроилось.

— Да ладно уж, подсоблю, — ответила на ее молчание Сана. — Мы имеем шанс узнать про ту скотину, которая наложила гейс на крестную, так что нужно быть в форме! Я решила выкраситься в рыжий цвет.

Тут Изору качнуло в другую сторону, и другой рулон уперся ей в бок.

— Ты с ума сошла… — пробормотала она, прекрасно понимая, что этот аргумент сработает с точностью до наоборот.

— А ты думаешь, мы можем чего-то достичь, действуя разумно? — спросила Сана. — Нет, конечно. Когда у меня будут рыжие волосы, я себя почувствую совсем иначе! Мне это необходимо, понимаешь?

— Ну да, рыжее с зеленым… — пробормотала Изора.

По крайней мере, эстетическую сторону этого безумия она поняла и приняла.

Светловолосая и светлоглазая Сана в зеленом выглядела недостаточно ярко. Аристократично, может быть, насколько вообще способна выглядеть аристократично маленькая и худенькая женщина с острым носиком, но неброско, и ее это удручало. Теперь же Сана приняла глобальное решение.

— И это тоже.

— Ты из парикмахерской звонишь, что ли?

— Из парикмахерской?… Да! Я тебя тоже запишу!

— Я краситься не буду! — воскликнула Изора. — И вообще, я в чужом офисе, у меня дела, я спешу, извини!

У нее были чудесные, густые, темно-каштановые, похожие на соболий мех, но при этом длинные и тяжелые волосы, которыми она очень дорожила. Однако как-то их с Саной занесло на вещевой рынок, и у прилавка с париками Изора приложила к себе самый рыжий. Тут она и поняла ошибку природы — ее карие, чуть с прозеленью, глаза и белая кожа прямо-таки требовали рыжих волос. Но расставаться с шевелюрой, в которую столько вложено, ради эксперимента с непредсказуемым результатом Изора побоялась. И теперь ей опять стало страшно — Сана вполне могла уговорить ее на покрасочную авантюру. Ведь и она понимала — на празднике нужно быть во всеоружии и чувствовать себя королевой.

После панического «извини!» Изора выключила мобилку и выбралась из стеллажей.

Она отнесла пакет с драконами в салон и заперла его в своем кабинете, уже несколько похожем на помещение, где хотя бы пытались навести порядок. В очередной раз пригрозив бригаде, что лишит ее половины заработка, Изора полетела вербовать ясновидящего. До сих пор она общалась с Кадлиэлем исключительно по телефону, и ей очень нравился его голос. Когда же она увидела свое приобретение в натуре — то сильно пожалела о стеллажах и рулонах. Они были бы весьма кстати — ее в третий раз за день крепко качнуло.

На лбу у этого ясновидящего крупными буквами было написано — шарлатан с алкогольным уклоном.

В кармане шубы у Изоры лежал амулетик — кусок агата.

— Что у меня в руке? — спросила она, сунув руку в карман и сжав амулетик.

— Кошелек, — решительно ответил ясновидящий, и тем их переговоры и завершились. Изора побежала в редакцию городской газеты давать следующее объявление о поиске ясновидящего, но вовремя опомнилась — если они с Саной идут на Йул, то там она и спросит у живущей на другом конце города Мойры, не знает ли она подходящей кандидатуры.

Потом нужно было зайти на телефонную станцию, оплатить счет по установке двух аппаратов, потом встретиться с гадалкой Зоей, словом, день был полон суеты, и только ближе к вечеру Изора сперва удивилась, почему мобилка молчит, а потом вспомнила — сама ведь и отключила.

Техника исправно выдала список не дошедших до Изоры звонков. Один был очень важный, и она сразу отзвонила.

— Это я, солнышко, — извиняющимся голосом сказала она. — Ты понимаешь, салон…

Тот, кого назвали солнышком, не стал напоминать про Йул, не стал и упрекать. Он просто спросил, ждать ли ему сегодня Наталью…

Ну да, был в мире человек, для которого она предпочла быть Натальей со всеми вытекающими из этого печальными последствиями. Был такой человек, замечательный, кстати, мужик, шофер-дальнобойщик, и она обожала готовить для него всякие вкусности, собирать его в дорогу и устраивать банкеты в честь прибытия. Если бы в эту связь вступила Сана, то либо решительно женила бы симпатичного мужичка на себе, либо послала поискать ветра в поле. Но Наталья не решалась и слова ему поперек сказать, за что Изора регулярно получала нагоняи от Саны.

— Он по-своему меня любит! — отбивалась Изора.

— Любил бы — замуж бы позвал. А так ты зря время тратишь! — отвечала Сана. — Сколько ты на него времени потратила? А могла уже по меньшей мере пять лет быть замужем за кем-нибудь другим!

Впрочем, когда Изоре казалось, что ненаглядный Виталик в странствиях своих много чего себе позволяет, именно Сана возилась с приворотами, обеспечивая его относительную верность.

Домой Изора Виталика редко приглашала — стеснялась дочери. Вся их личная жизнь протекала в его комнате, комната же была в коммуналке с сомнительными удобствами. Однако была в этом романе какая-то особая прелесть — Изора чувствовала себя молодой. И, наверно, ей действительно требовалось хоть иногда побыть Наташей.

Условившись с Виталиком, Изора позвонила Сане и просила ее заглянуть в салон как вечером — присмотреть, чтобы пьяный ремонтник там сдуру не заночевал, так и утром — потому что, честное слово, мало радости вылезать из теплой постели, от своего мужчины, да еще как раз готового к любви и нежности, ради банды кретинов, не умеющих толком привинтить дорогую дверную ручку!

Была и другая просьба — после того, как салон будет закрыт, не полениться и добежать до Изориной квартиры, убедиться, что крестная не рыдает в три ручья, не режет себе вены и не болтается в петле. А заодно и присмотреть за Сашкой — уж в эту ночь ребенок наверняка будет спать дома, так чтобы поел-попил по-человечески, а не жрал поганые чипсы!

Сана в момент звонка сидела перед зеркалом и пыталась понять — хорошо ли то, что она совершила, или все-таки плохо?

Парикмахер, которому были немалые деньги заплачены, все же не понял, чего от него хотят, и сделал рыжий цвет чуть более ненатуральным, чем это было допустимо. И еще влепил морковного оттенка, совершенно лишнего. Теперь нужно было пересматривать всю концепцию макияжа, убирать холодноватые тона, брать только теплые, и эффект был непредсказуем.

Слишком поздно Сана додумалась, что женщина, желающая быть рыжей красавицей на Йуле, должна озаботиться покраской волос за два месяца до того, сразу после Самхэйна. Но поздно было затевать новые авантюры с волосами — следовало приспособиться к тому, что получилось…

Сана знала один хороший способ убедиться в правильности своего решения касательно волос. Этой методике ее научила целительница Эмер, с которой Сана советовалась совсем по другому вопросу: после посвящения у нее появился совершенно непредсказуемый интерес к мужчинам, довольно сильный интерес, и она, боясь, что Дара натворила с ней чего-то лишнего, тайком нашла другую специалистку второго посвящения. Эмер объяснила, что такая индивидуальная реакция бывает, что это — даже не от неумения правильно направлять свою энергию, от места зарождения туда, где она необходима, а просто вроде физиологической особенности именно Саниного организма, который вырабатывает энергии больше, чем ему требуется, и не знает, как распорядиться остатком. Заодно Эмер поделилась опытом: ни одна подруга не даст такой умной рецензии на новое платье или прическу, как идущие по улице навстречу мужчины, и если ты им нравишься — значит, нечего расстраиваться из-за цвета, длины, объема и прочих умозрительных параметров и категорий.

По зимнему времени Сана не хотела разгуливать по улицам, распустив свою новую рыжую гриву, так и до простуды недалеко. А накануне Йула и без того забот по горло, да еще открытие салона у них с Изорой на носу, лечебные же сеансы и возня с травами требуют времени.

Поэтому Сана решила испробовать силу рыжих волос на ремонтниках. Хоть какие — а мужчины, на ком-то же они женаты, детей имеют.

Как Изора не раз выслушивала от Саны всякие язвительные замечания про Виталика, так Сана от Изоры — о тех своих случайных приятелях, которых она заводила благодаря некстати объявившейся «физиологической особенности». Изора считала, что умнее в таком случае найти одного сексуально активного товарища и не валять дурака. Сана попыталась — и, к ужасу своему, поняла, что одного ей в периоды всплеска энергии не хватает. Тем более, что СВОЕГО в таких случаях жалеешь в ущерб себе, а СЛУЧАЙНОГО жалеть нелепо: сам в эту затею ввязался, сам пусть и расхлебывает.

Ремонтники сперва уставились на нее с ужасом. Сана даже растерялась, но потом выяснилось — эти скоты так уложили в коридоре линолеум, что хоть сама берись да переделывай. Отлично сознавая этот грех, они ждали от Саны мер более действенных, чем Изориной угрозы оставить без заработка. Изора для них была деловой женщиной, хозяйкой будущего салона, и с ее способностями никто пока не сталкивался. Сану же они знали как приглашенную за большие деньги специалистку, и был случай, когда она сперва сняла с бригадира жесточайшее похмелье, потом, убедившись, что трезвый он ненамного лучше пьяного, это похмелье тут же вернула в полном объеме.

Конечно, Сана с Изорой могли сделать и так, чтобы бригада на время ремонта вообще завязала. Но они подметили одну вещь: когда бригада была относительно трезва, мужики ходили недовольные, ссорились, матерились, огрызались. После некой дозы спиртного они менялись прямо на глазах, делались жизнерадостны и активны, работа кипела. Но, чтобы удержать их в этом состоянии, нужно было неотлучно сидеть рядом с ними и восхищаться их деятельностью. Естественно, стоило Изоре отвернуться, как бригада добавляла — и тут уж ремонт шел вразнос. Так что приходилось терпеть…

Сделав втык ремонтникам, которые в тот момент совершенно не желали видеть в ней женщину, разве что бабу-ягу, костяную ногу, которая может и помелом вмазать, Сана заставила их распаковать привезенные утром массажные кушетки и внести в Изорин кабинет. После чего, пригрозив, что явится в половине десятого утра, выставила бригаду и тоже удалилась.

Она приехала к Изоре, вошла и сразу кинулась к сигнализации. Сигнализацию нужно было срочно отключать — значит, ни Дара, ни Сашка еще не появлялись. Сана разделась и пошла на кухню стряпать. Припасливая Изора всегда держала холодильник забитым под завязку, да еще по случаю приезда крестной докупила всяких вкусностей, так что готовка в этом доме была сплошным удовольствием. И более того — Изора, как положено целительнице, готовила только на открытом огне, презирая микроволновки и электроплиты. Она сообразила, что можно добавлять в газовое пламя, чтобы оно давало пище хорошую энергию, и готовилась прочитать на Курсах доклад, а также оформить патент. Правда, готовилась уже не первый год — страшно не любила писать, и даже заполнение бумажек по квартплате было для нее мучительным. Салон же со всей сопутствующей открытию бюрократией ее и вовсе достал.

Дверь в прихожей открылась, Сана поспешила навстречу тому, кто явился, и это была Сашка.

Изора на ребенке не экономила, довольно уж было того, что ребенок рос без отца и практически без бабушки. Компенсируя то, чего, как ей казалось, она недодала дочке, Изора наряжала Сашку как голливудскую звезду, и единственным условием ставила не успеваемость, не помощь по хозяйству и даже не благопристойность в личной жизни, нет — она всего лишь настаивала на короткой стрижке.

И чем короче стриглась дочка, тем спокойнее была за нее мама.

Она больше всего боялась, что Сашка раньше времени осознает свою силу. Пока девчонка баловалась карточными гаданиями — еще полбеды, но волосы могли отрасти до такой длины, когда их хозяйка почувствует свою способность влиять на жизнь, и это уже было бы опасно. Всякое воздейсвие вызывает противодействие, обратный удар, и юное неокрепшее существо страдает само, если же чего-то натворит беременная женщина или мать, имеющая маленького ребенка, обратка попадет не только в нее, но и в дитя. Целительницы знали срок физиологического материнства, шесть лет, и тех, чьи дети были младше или еще не родились, на Курсы не допускали. Бывали, правда, исключения — та же Дара. Но довольно давно сильная обратка на десять лет сделала ее бездетной. А могла и навсегда.

Так вот — в прихожей стояла стройная, но не костлявая девочка в модной короткой шубке с ламовым воротником и широченными, расклешенными книзу рукавами. Ноги той безупречной формы, которой у совсем худых девиц практически не встречается, были обуты в забавные сапожки с кожаной бахромой. Короткие волосы отливали синим и лиловым. Сашка извлекла из материнского пожелания свою пользу — зная, что все равно каждый месяц бегать в парикмахерскую, она не боялась при очередном эксперименте пережечь краской волосы и изумляла знакомых совершенно фантастическими сочетаниями цветов.

— Теть-Соня! — радостно заорало это экстравагантное дитя. — А мама где?

И кинулось целовать материнскую подругу, бывшую ей опорой и защитой, когда Изора вдруг пыталась применить к ребенку строгость. Сана и опомниться не успела, как ее стиснули и расцеловали. Сашка была девочкой не дохленькой, но как еще не осознавала своей особой силы, так и силы собственных рук не чувствовала.

— А мама задерживается, велела ужинать без нее, — прекрасно зная, что задержка — до утра, сообщила Сана. — Дел куча, салон, ты же понимаешь?

— Да понимаю… — сказала Сашка с таким видом, что Сане стало неловко. Ребенок явно знал больше, чем хотелось бы маме.

— Ты давай раздевайся, я рыбу пожарила, помидоров настрогала. чай будем пить…

— Теть-Сонь! Ты что, покрасилась? Вау! Супер!

— Ну, хоть кто-то оценил…

— Класс! — искренне похвалила Сашка. — У вас на тусовке все облезут!

— На какой тусовке?

— Так Йул же, теть-Сонь, разве вы с мамой не поедете?

Сана ответила не сразу.

— Поедем, конечно, — произнесла она, глядя, как Сашка скидывает шубку, расстегивает сапоги и поочередно шарит ногами под вешалкой в поисках тапочек. Но выгребла она не свои тапки, а домашнюю обувку Дары, естественно, зеленую.

— Это — чьи? У нас таких не было…

— К маме крестная приехала.

— А где она?

Действительно, время было уже позднее, а Дару все еще где-то носило. Однако Сана не стала ломать голову над тем, куда запропастилась крестная. Потому что ее осенила некая мысль — неожиданная, но, кажется, интересная…

О том, что имя сильно влияет на человека, и иным страдальцам достаточно просто поменять имя, чтобы выздороветь и в корне изменить существование, Сана с Изорой убедились на своей шкуре. Но что цвет волос влияет на мысли, которые зарождаются под этими волосами, Сана не знала.

Она была более активна, чем требуется женщине для счастья, новое имя внесло в ее жизнь некоторый покой, но на образ мыслей при этом никак не подействовало. Обе они с Изорой были, правду сказать, простые, бесхитростные, сильно увлеченные своим делом женщины, живущие по принципу: что на уме, то и на языке. Задних мыслей они не держали — разве что не раскрывали клиентам и пациентам своих секретов, так это же — обязательное условие для выпускниц Курсов.

И вот теперь у Саны родилась заковыристая мысль.

Как почти все плодотворные мысли, она требовала решимости и поступка, поступок же был отнюдь не безупречен с точки зрения этики. Но Сана имела оправдание — ей следовало выполнить свои обязательства перед крестной.

Она немного посомневалась — но это было чисто формальное сомнение; слушая Сашку и даже отвечая ей, Сана уже подводила под свою мысль каменный фундамент.

Она выстраивала целую интригу и одновременно успокаивала себя тем, что это — игра изощренного ума, задачка, представляющая чисто академический интерес и не имеющая в реальной жизни решения.

Тут зазвонил телефон — и тут же включился автоответчик. Это был трюк, который издали проделывали только знающие люди, и Сана, подождав, с большим интересом включила магнитофончик.

То, что она услышала, едва не подняло дыбом ее новые рыжие космы.

Она полагала, что Йул, как всегда, будет в одном из трех городов, где, исходя из расположения звезд и прочих любопытных условий, проводились Курсы. То есть, следовало учитывать в расчетах ночь пути. А знакомый голос, голос целительницы Эмер, сообщил, что праздник состоится с доставкой на дом! То есть — в родном городке Саны и Изоры, в часе езды от автовокзала, на озерном берегу. Там на три дня снят пансионат — так что настоятельная просьба прибыть во всеоружии сразу после восхода луны. Об уважительной причине отсутствия просьба, опять же настоятельная, уведомить заранее. Все. Отбой.

— Ах ты сволочь белобрысая… — пробормотала Сана.

Тот, кто показал им с Изорой картинку в шаре (темное пятно до сих пор не исчезло!), наверняка сделал устроил эту пакость ради Дары. Он знал, что она, лишившись способностей, не приедет на Йул, знал, где она спряталась, — и сделал так, что Йул поехал к ней!

Большего издевательства не придумали бы и сто смертельно оскорбленных рыжих ведьм, собравшись вместе.

Сана была не то чтобы ведьмой, и уж во всяком случае в глубине души — вовсе не рыжей. Всякий, увидевший ее на улице, сказал бы: вот спешит маленькая бледная женщина, лет за тридцать, без обручального кольца и чем-то сильно озабоченная. И она действительно была просто женщиной, хотя и сумевшей развить свои способности. Она любила сладкое, не любила стирать и гладить, любила петь песенки на кухне и в ванной, не любила бывать в гостях у замужних приятельниц.

Но оскорблять ее, право же, не стоило.

Может быть, еще вчера, пока цвет волос был природным, она не восприняла бы новый адрес Йула как оскорбление, да еще оскорбление себе самой. Но сейчас в ней заиграла, заплескалась, подступила к самому краю некого внутреннего сосуда настоящая злость. Дара еще не знала, какой сюрприз ее ожидает, Сана приняла на себя первый удар — и, вместо крестной, решила нанести ответный. Ведь и Дара примерно так же ответила бы на оскорбление, нанесенное одной из ее крестниц, это Сана знала твердо.

Та мысль, что возникла, когда она глядела на раздевавшуюся Сашку, та мысль, что была раскручена из академического интереса, уже продумалась до конца и стала оружием.

Прежде всего Сана стерла запись. Довольно будет и того, что она сама сообщит эту новость Изоре. Затем…

— Сейчас поужинаем — и едем ко мне ночевать, — вдруг распорядилась Сана.

— Так мама велела. У нее тут с крестной свои дела. Ты же понимаешь, если крестная приехала — то не просто так.

— А я ее разве не увижу? — удивилась Сашка.

— Увидишь, но только не сегодня.

Сана не соврала — она знала, что Сашка и Дара когда-нибудь обязательно встретятся. Вот только не хотела, чтобы это случилось до Йула.

— Они к Йулу будут готовиться? — спросила Сашка, быстро кромсая вилкой горячую рыбу.

— В этом году будет очень занятный Йул. Во-первых, в новом месте, во-вторых, с интересными гостями, на берегу нашего озера, представляешь? А потом будет ночной банкет. Я тебе дома новое платье покажу — закачаешься! Давай, собирайся!

— Вот если бы мама меня взяла! А ты не можешь, теть-Сонь?

— Если мама против, то что же я могу сделать? Но я тебе потом все расскажу. Я бы тебя взяла, честное слово, но твоя мама даже говорить с тобой обо всех этих делах не разрешает.

В Санином голосе было явное неодобрение.

— А что случится, если ты мне что-нибудь расскажешь? Дома же полно книг, пусть потом думает, что я книг начиталась, — сразу нашла выход хитрая Сашка.

— Нет, нехорошо. В чем-то я с ней согласна, учить тебя, конечно, еще рано, а вот взять на праздник — почему бы нет? Да еще на такой праздник! Будь моя воля — я бы взяла. Даже ехать никуда не надо — до озера всего час на рейсовом автобусе, на такси, наверно, вообще минут двадцать. Ты как раз утром сразу бы и на лекции поехала. Но она не хочет, а я с ней из-за тебя ссориться не собираюсь. Ну, ты поела? Тогда одевайся!