Повнимательнее, Картер Джонс!

Гэри Шмидт, 2019

Что бы вы сказали, если бы в вашу дверь позвонил Дживс? Или хотя бы Стивен Фрай в образе Дживса? Нечто очень похожее приключилось с американским шестиклассником Картером Джонсом – да еще и утром первого сентября, когда все три сестренки чего-то хотят, а мама совершенно сбилась с ног. Картер сперва просто не поверил своим глазам. А потом – куда деваться! – смирился с тем, что настоящий английский дворецкий каждый день приходит в дом и устанавливает новые правила. А потом – и такое бывает! – оказалось, что всем вокруг этот удивительный человек очень симпатичен. К тому же благодаря усилиям Дворецкого в жизни Картера появился совершенно неведомый ему прежде вид спорта. И это оказалось, в отличие от знакомства с балетом, очень интересно. И все это вместе привело к тому, что тайна, сжигавшая Картера изнутри, наконец раскрыта.

3

Граница

По периметру крикетного поля обычно проводят черту белым мелом. Эта черта называется «граница» и обозначает пределы игрового поля, которое состоит из центральной площадки — питча — и «внешнего поля» между питчем и границей.

В принципе первый день в шестом классе прошел почти так, как я и ожидал. Во всех коридорах на досках объявлений было написано «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, “МИНИТМЕНЫ”^[5]!», а когда все собрались в своих классных комнатах^[6], включилось школьное радио и мистер Дельбанко — это наш завуч — сказал: «Добро пожаловать в школу» — таким голосом, как будто это лучшее место на свете. «Все мы очень рады снова переступить порог нашей школы средней ступени имени Лонгфелло, верно? А теперь поприветствуем всех, кто пришел к нам учиться в шестой класс, ведь школа имени Лонгфелло не зря славится своим радушием! И, дорогие мои семиклассники и восьмиклассники, не забывайте, что вы сами тоже когда-то были шестиклассниками и пришли сюда впервые!» А потом микрофон передали нашей директрисе, миссис Свитек, и она сказала: «Надеюсь, нас ждет чудесный год. Мне не терпится увидеть всех вас на уроках, но я очень надеюсь в этом году не увидеть ни одного из вас в своем кабинете». (Это была типа шутка. Директорский юмор.)

На уроках было не так уж и мутно — я ожидал худшего. На математику меня определили в группу мистера Баркеса, и он продемонстрировал нам, что может с первого же раза, на слух, запомнить чью угодно фамилию, имя и домашний адрес. Классным руководителем у нас стала миссис Хокнет, вроде бы нормальная тетка — так мне показалось в основном потому, что в ее классной комнате уйма книг, на зависть любой библиотеке. В спортзале пахло по-особому — есть такой запах только что отремонтированного спортзала, где все готово к первому скрипу надраенного пола под подошвами, — и так хотелось проскользить по полу, но мистер Крозоска, физрук, нарезал круги по дорожке и следил, чтобы на бесценный пол его зала не ступил ни один шестиклассник в запрещенной обуви — «можно только в спортивной!». В столовой буфетчицы наполнили кулеры клубничным молоком — раньше я его никогда не пробовал, но вроде очень даже ничего. В кабинете естествознания миссис Врубель расставила стеклянные колбы и бунзеновские горелки, как в лаборатории Франкенштейна, и сказала нам, что можно пробовать ставить любые эксперименты, только сначала рассказать ей какие, а то вдруг взрыв устроим. Мистер Соласки объявил: «Вы уже не в начальной школе, я отношусь к образованию серьезно — и вам советую». И с места в карьер стал рассказывать про «Бостонское чаепитие»^[7], как будто должен отдавать американской истории все свое время до минуты. А на литературу меня определили к той же миссис Хокнет, и она раздала нам учебники, напечатанные, наверное, вчера или позавчера, — с неразрезанными страницами. Но учебники вроде нормальные, вот только между дельными текстами вклинились стихи.

Короче, примерно этого я и ожидал. Похоже на линьку — весь день с тебя опадает клочьями лето.

Но случилось и кое-что, чего я совсем не ожидал.

Билли Кольт — вот дурак — рассказал всем про Дворецкого.

Всем шестиклассникам.

Целый день напролет: — У тебя есть дворецкий? Серьезно?

И: — А что, дворецкие еще не вымерли?

И: — А твой дворецкий будет носить за тебя учебники в школу?

И: — А твой дворецкий открывает перед тобой дверь и типа все время кланяется?

И: — А твой дворецкий вечером укрывает тебя одеялом?

Про одеяло спросил Билли Кольт — вот дурак — и чуть не получил кулаком в лоб, но я вовремя вспомнил, кто я, и принял обдуманное решение.

Тем более что завуч, мистер Дельбанко, стоял совсем рядом.

Но когда уроки наконец-то закончились и я собрался домой — а австралийская тропическая гроза не кончалась, я выглянул из дверей и увидел: на площадке, где обычно стоят те, за кем приезжают на машинах, собралась целая толпа шестиклассников. И все они глазеют на что-то большое, фиолетовое. В толпе были даже те, кто возвращается домой на школьных автобусах. И тогда я пошел в начальную школу, к входу для пятиклассников, и нашел Энни, и мы завернули за угол, подошли к входу для четвероклассников и нашли Шарли, а потом к входу для второклассников и разыскали Эмили, и там мы стояли среди второклассников, как великаны, пока не подъехал Дворецкий.

Мама, как и утром, сидела впереди.

Мы все втиснулись на заднее сиденье.

— Как первый день прошел? — спросила мама.

— Я думал, ты нас заберешь на джипе, — сказал я.

— Он все еще в мастерской, — сказала она.

— Хоть бы до завтра починили.

— Молодой господин Джонс…

— Картер. Меня зовут Картер. Просто Картер.

— Значит, этого вы не забыли. Отрадно слышать. Молодой господин Джонс, на самом деле вы хотите спросить у своей матушки: «А как прошел твой день?»

— На самом деле я хочу сказать…

— Потому что у вашей матушки день выдался очень долгий, со всевозможными неприятными новостями из области автомеханики. Прошу извинить за то, что я прервал вас, когда вы меня прервали…

— Как там джип? — спросил я.

— Джип при последнем издыхании, — сказала мама.

— Ты точно знаешь?

Дворецкий скосил глаза на меня.

— Говоря простонародным образным языком механика, этот конь свое отбегал.

— И что же нам теперь делать?

— Картер, — сказала мама, — давай сначала просто доедем до дома.

— Наш джип умер? — спросила Эмили. По ее голосу было понятно: сейчас разревется.

— Ну что ты как маленькая, — сказал я.

— И вовсе я не маленькая, — сказала она.

— Картер, — сказала мама и включила Супервзгляд.

И мы поехали домой на Баклажане, и дворники, шурша, ходили влево-вправо, влево-вправо, влево-вправо, а в остальном внутри этой дурацкой фиолетовой машины царила мертвая тишина.

Когда мы вошли в дом, Нед нас уже поджидал — и он снова здорово разволновался, запрыгал на коротеньких ножках, заливисто залаял — он так спрашивает: «Где вас носило?» — и не унимался, пока его не стошнило. Я хотел было воспользоваться шансом и отнести рюкзак наверх, но Дворецкий не дремал.

— Молодой господин Джонс, — сказал он и указал рукой на… на это самое…

— Но это вроде ваша обязанность, разве нет? — сказал я.

— В чрезвычайных обстоятельствах. В том случае, если бы я нанялся к вам уборщицей, я выполнял бы ее регулярно. Но для вас я не уборщица. — И он протянул мне рулон бумажных полотенец и пластиковый пакет.

— У нас обычно мама…

— И ваша матушка тоже не уборщица, — сказал Дворецкий.

— А я, значит, уборщица?

— В таких случаях — да, — сказал Дворецкий.

Я взял рулон бумажных полотенец и пластиковый пакет.

Опустился на колени.

Мерзкое занятие.

Когда я разделался с этим делом, Дворецкий протянул мне поводок Неда.

— На улице дождь, — сказал я.

Дворецкий пошел в прихожую, вернулся со своим зонтом — спутниковой тарелкой и протянул его мне.

— Обычно я не выгуливаю Неда сразу после школы, — сказал я. — Люблю немножко поваляться.

— А вот и наглядное подтверждение — у Неда отвис живот. Но есть и прекрасная новость: дисциплина поможет изменить привычки.

— Ну ма-ам… — сказал я.

— Просто обойдешь вокруг квартала, — сказала она.

— Вокруг квартала? — переспросил я. — Пока дойду обратно, насквозь промокну.

Энни захихикала.

— А мисс Энн тем временем успеет позаниматься фортепиано, — сказал Дворецкий.

— Я больше не беру уроки музыки, — сказала она.

— Этот пробел в образовании мы — вы и я — восполним.

Энни стало не до хихиканья.

— Это несправедливо, — сказал я.

— Ваше возражение не относится к делу, — сказал Дворецкий.

— В смысле?

— Призывы обойтись с ними справедливо — беспрерывное, но не пробуждающее сочувствия нытье тех, кто живет при республиканском строе. Мы же, монархисты, отдаем себе отчет, что самое лучшее — взяться за дело, которое надлежит сделать. Итак, молодой господин Джонс, возьмитесь за дело.

Я пошел выгуливать Неда.

Австралийская тропическая гроза — а она весь день то утихала, то опять устраивала ливень, гром и молнию — выждала, пока мы выйдем, и снова обдала нас водой, подобравшись сбоку. Я даже не пытался загораживаться зонтом — спутниковой тарелкой. Думал, Нед сразу запросится домой, так что погуляем минутку и назад. Но он не стал проситься домой.

Нед наслаждался. Бегал по лужам — а они были ему по брюхо; уши у него развевались на ветру, глаза он прижмурил, нос вскинул кверху; и он налил на азалии перед домом Кечумов, и на рододендроны перед домом Бриггсов, и на живую изгородь из падуба перед домом Роккаслов, и на петунии перед домом Кертджи, а потом накакал у ворот Билли Кольта — я рассудил, что так этому дураку Билли Кольту и надо, он же слил всем новость про Дворецкого; — а потом Нед еще раз сделал свои дела в лилейниках у другого столба ворот Билли Кольта, а потом мы пошли домой, потому что уже слегка продрогли, да и из Неда столько вылилось и вывалилось, что вряд ли внутри что-то оставалось.

А когда мы пришли домой, на кухне было фантастически тепло. Для Неда на полу уже был постелен тряпичный коврик, а меня ждало махровое полотенце, и Дворецкий велел мне пойти наверх, переодеться в сухое и сразу же спуститься. Я сделал, как было велено, и, вернувшись на кухню, увидел на столе только что испеченное печенье с шоколадными крошками и кружку. Из кружки шел пар.

— Что это? — спросил я.

— Чай с молоком и сахаром, — сказал Дворецкий.

— Я чая не пью.

— Молодой господин Джонс, все цивилизованные люди пьют чай.

— Ну, тогда, видимо, я не цивилизованный.

— Это утверждение роднит вас с викингами, гуннами, пестрыми ордами варваров и всевозможными бродячими разбойниками. Я позволил себе вольность положить больше сахара, чем можно было бы ожидать в норме.

Я отхлебнул немножко. И еще немножко. Очень даже ничего.

— Отстой, — сказал я.

Дворецкий вздохнул. — Разве обязательно вновь и вновь афишировать, что вы во всем американец?

— А знаете, я вроде бы в этом кой-чего понимаю: я ведь помню, кто я, но если я ошибаюсь, вы так мне и говорите, — сказал я. — Мы же в Америке, так? В смысле, мне и полагается быть американцем, так?

Дворецкий снова вздохнул. — Полагаю, молодой господин Джонс, нам будет необходимо прийти к компромиссу.

«Вот-вот», — подумал я.

Примечания

5

Футбольная команда школы Лонгфелло названа в честь «Минитменов» — ополчения североамериканских колонистов. Оно появилось в XVII веке, но сегодня ассоциируется прежде всего с событиями Войны за независимость США (1775–1783).

6

С 1-го по 5-й класс американские школьники проводят все время в одном и том же кабинете. Начиная с 6-го класса уроки проходят в кабинетах учителей-предметников. Но у каждой группы школьников есть своя «классная комната», где они собираются по утрам, и свой учитель, ответственный за эту классную комнату.

7

Бостонское чаепитие — акция протестa, устроенная в 1773 году жителями британских колоний в Северной Америке. Колонисты сочли несправедливым закон Великобритании, касавшийся ввоза чая. Чтобы выразить протест, активисты прорвались на торговые суда и выбросили ящики с чаем за борт. Это событие стало толчком к Американской революции.