Человек из пропавшей страны

Григорий Шансов, 2023

Школьник Марат Сафаров искренне верит в светлое будущее, которое вот-вот придет, но вместо этого переживает развал СССР. Крах идеологии и первая любовь, жажда адреналина и новые возможности 90-х. Ему 18, он полон сил и вопросов к старшему поколению.Героя увлекает водоворот событий, с которым переплетаются истории других людей того времени. Рэкет, новый бизнес, развал предприятий и городской рынок, ставший площадкой развития предпринимательства. И люди, которые выживали в те непростые, но такие незабываемые годы.

Глава 8. Выпускной

Страна переживала тяжелый период. Цены росли каждую неделю. В магазинах начали появляться продукты, а талоны, которые ввели в конце существования СССР из-за тотального дефицита на продукты, спички, мыло, водку и прочее, наконец отменили. Государство печатало новые деньги, росли зарплаты, но угнаться за ростом цен было невозможно. Денег катастрофически не хватало. Зато в воздухе витало необычайное чувство свободы и перспектив. Появились импортные товары в красочных упаковках, которые народ никогда не видел. Жвачки, шоколад, алкоголь, джинсы. Расторопные коммерсанты везли из Питера и Москвы импортные шмотки в огромных мешках — баулах. Одежда в трендах тогдашней моды выглядела мешковато, но свежо.

На выпускной 93-го, чтобы сэкономить, девушки в деревне, где жил Марат Сафаров, шили платья сами. Этому учили на уроках труда. В местный магазин завезли красивую атласную ткань бело-кремового цвета. И по иронии многие купили именно ее. У кого совсем не было денег, перешивали старые мамины платья и доставали их свадебные туфли. Накрасившись дешевой косметикой, румяные от волнения, девушки дефилировали по школе, чувствуя неизбежный, и такой желанный переход во взрослую жизнь. Пора надежд и первых разочарований. Сафаров облачился в щеголеватую отцовскую рубашку, светлые брюки и накинул легкий хлопковый пиджак. Мать настаивала на галстуке, но так как отец где-то пил, а завязывать никто не умел, Марат отправился на выпускной без галстука.

Быстро прошла официальная часть, где все выпили по бокалу шампанского, затем родители и учителя разошлись по домам. Осталась парочка захмелевших преподавателей, для порядка. А в актовом зале в это время началась дискотека — самое интересное из всего мероприятия. Громкая музыка ударила по ушам. Бум-бум-бум. Выпускники собрались в центре зала и танцевали как умели, подглядывая за теми, у кого получалось. Когда совсем разгорячились, заиграла медленная плаксивая песня Тани Булановой “Не плачь”. Одни пошли отдыхать, а другие разбились на пары. Марат направился было к друзьям.

— Ты свободен? Пойдем потанцуем, — к нему подошла молодая учительница в бордовом импортном облегающем платье, с короткой стрижкой и красивыми золотистыми волосами, как у Монро на плакате в гараже совхозного моториста. Ее фигуру со злой завистью обсуждали школьные поварихи. Не зная, что ответить, удивленный Сафаров робко обхватил ее выше талии. Кажется, к дракам он был более готов, чем к таким поворотам. Он даже не знал, как ее зовут, какой предмет она ведет и у каких классов. В школе она недавно. И все знали, что военрук к ней неравнодушен. Теперь, кажется, он будет завидовать Сафарову. Или ревновать. Она молча вела в танце, неторопливо, с тактом и умением. К счастью, традиционный советский медляк намного проще вальса и прочих"буржуйских"изысков. Научиться танцевать можно за один раз. Качаешься, как пингвин из стороны в сторону, переминаясь с ноги на ногу. Главное не наступить на платье или ногу партнерше.

Златовласая училка молчала, Сафаров тоже. Казалось, на них никто не обращал внимания. Вокруг танцевали другие пары. Громко играла музыка. И никто на школьной дискотеке не догадывался, что Сафаров на самом деле был влюблен. Безумно. В одноклассницу. Ее звали Нелли Ушакова. И она сейчас находилась где-то неподалеку. Ее имя слетало с его губ во снах, много раз он с наслаждением произносил его, когда никто не видел. Он стащил ее фотографию с доски почета и спрятал в тетрадях, чтобы украдкой рассматривать ставшие уже родными черты лица. Но… боялся подойти. Тщательно скрывая свой интерес, он не верил в возможность хоть каких-то отношений с НЕЙ. Он боялся, что кто-то узнает об этом и станет смеяться над ним, или она сама гордо дернет плечиком и скажет: “Ты что Сафаров, ты мне не нравишься”. И поставит жирную точку. Тогда он испытает такую страшную боль, что жить не захочется. Поэтому и вздыхал о ней тайно. Она была та единственная, в чьем обществе он неотвратимо робел и вел себя как дурак. Ну а кто захочет дружить с дураком?

Двигаясь в медленном танце с золотоволосой женщиной, к которой неравнодушен военрук, Марат украдкой оглядывал зал. Где-то здесь была Нелли, но он не знал, танцует она с кем-то или хихикает с подружками где-нибудь в углу. И наконец увидел ее. Волнистые каштановые волосы игриво струились по спине. Чувственный профиль, скромная улыбка нежных губ, зовущая свежесть лица и шеи. Мешковатое белоснежное атласное платье нисколько не уменьшало ее привлекательности, служа прекрасной упаковкой того, что внутри.

Она танцевала с Юркой. Отличный парень, но вместе их Марат видел впервые. Нелли болтала с Юркой и мило улыбалась. Из-за громкой музыки они были так близко друг к другу, что их носы слегка касались кончиками. Марату стало не по себе, а Буланова как назло затягивала новый куплет, и песня, казалось, длилась дольше обычного. Как бы ему хотелось вот сейчас просто поменяться партнершами. “Отдам златовласку за Нельку! Все, что хочешь, отдам!” Но нет, это невозможно! Так не бывает.

Тягомотная мелодия наконец закончилась. Ведь все когда-нибудь кончается. И музыка, и танец, и прием у стоматолога… Молодая учительница с прической Мэрилин Монро порывисто прижалась к нему, затем отстранилась и прошептала: “Спасибо”. Она немного придержала рукав его рубашки, который успел пропитаться ее дорогими духами из Прибалтики, затем, словно испугавшись, неловко оттолкнула. Сафаров, облегченно вздохнув, пошел к стене и сел на стул. Танцевать не хотелось.

Томная печаль его юной души разрасталась — Юрка не отходил от Нелли Ушаковой ни на минуту. И ей было хорошо. Ее разомлевшие от любви зеленые глаза не отрывались от партнера, не замечая ничего и никого вокруг. Никогда раньше она не выглядела такой счастливой. Девочка расцвела. Сафаров же, еще не понимая природы молодой любви, мысленно поставил на Нелли жирный крест, печально опустил голову и вышел в коридор. От шампанского и новых ощущений его подташнивало. Хотелось сменить обстановку. Перед глазами стояло счастливое лицо Нельки, которое нужно навсегда"выветривать"из головы. Зачем мучать себя, если ничего не выйдет?

В самом конце коридора он заметил Димку, щуплого невысокого парня, который всегда был там, где творился какой-нибудь кипишь.

— Димон! — окликнул Марат.

Тот оглянулся и жестом позвал за собой. Они зашли в помещение, называемое “Пионерской комнатой”. Здесь хранились плакаты, знамя, флажки, барабаны и горны, и разная ненужная теперь атрибутика. Кто мог подумать, что эти священные некогда предметы станут мусором, а правительство всерьез станет обсуждать тему запрета деятельности той самой Коммунистической партии, управлявшей страной многие десятилетия?

Центр комнаты занимали сдвинутые столы, за которыми в темноте сидели больше десяти человек. Девочки и мальчики. Веселые и загадочные. Кто-то начал спорить, включать ли свет? Когда лампы зажглись, среди одноклассников оказалась Светка Лавочкина. На ней было белое атласное платье, как у Нелли. Светка выглядела растерянной. Румяные щеки безошибочно выдавали волнение. В следующий миг на потертом столе появилась бутылка водки и бутылка портвейна. Без закуски. И один стакан на всех, который передавали по очереди. Мальчики пили водку, девочки — портвейн. Когда спиртное закончилось, заговорщики, пошатываясь и радостно галдя, вышли в коридор и растворились среди остальных. Теперь танцевалось веселее. Выпившая публика просила быстрые танцы, а не выпившая — медляки. Марату же все равно не танцевалось. Алкоголь, кажется, только усугубил его грусть. Послонявшись по школе, он захотел есть. В столовой несколько таких же голодных, как он, паслись на столах, где немного еды осталось от банкета. В основном это салат из морской капусты, который в ту пору занимал половину полок сельского продуктового магазина.

— Чего грустишь? — к нему подошла Светка. Марат взглянул на зеркало у входа. Что-то выдавало в нем грусть? Он ведь прятал ее как мог.

— Душно здесь. Пойду на воздух, прогуляюсь, — юноша махнул рукой.

— Пошли, я тоже, — ответила она.

Он оглядел ее. Она выглядела очень даже ничего. Черные волнистые волосы до плеч, смуглая кожа, загадочные темно-карие глаза, маленькая родинка на щеке. Хотя косметика творит чудеса, Светка была красивой и без нее. Но… просто подруга, не больше. Потому что она — не Нелли. Он хотел было сделать комплимент девушке, просто ради приличия, но тут вошла разгоряченная танцами и шампанским Наталья, подруга Лавочкиной.

— Светлан, ты куда? Уже уходишь? А это че? — она указала рукой на Сафарова.

— Это не “че”, это я, — ответил Марат.

Светка улыбнулась подруге, пожала плечами и ничего не ответила. Румянец снова вспыхнул на девичьих щеках. Их еще не видели вместе. Тут на выходе из столовой появился раскрасневшийся от танцев и водки Димон.

— О, вы гулять? — он пристально посмотрел на них, словно ветеринар на новорожденных телят. — Все нормально? Вы в порядке?

— В полном ажуре, — ответил Сафаров.

— Ладно, давайте, если будут проблемы, обращайтесь, — Димка обнял их по-дружески. — Клевые вы ребята.

Светка и Марат вышли в теплую июньскую ночь. Луна проглядывала сквозь облака, придавая загадочность окружающему миру.

— Как тебе Елена Ивановна? — спросила Светка, как только миновали школьные ворота. Сафаров шел, смотря себе под ноги.

— Какая Елена Ивановна?

— Ты с ней танцевал сегодня.

— А-а, эта? Она сама пригласила.

— Как она тебе, нравится?

— Нет, не в моем вкусе.

— Ну как же? Все мужчины за ней бегают!

Марат пожал плечами, не зная, что сказать.

— Но ты не раскатывай губу — она замужем, — улыбнулась Светка.

— Да? Клево! Рад за нее. А ее муж не приревнует ко мне?

— И кажется она на тебя запала, — Лавочкина хихикнула.

— Почему это?

— Ну, понимаешь, мы, женщины, видим других женщин насквозь. А еще, — она незаметно вдохнула побольше воздуха и проговорила скороговоркой, — в тебя, если быть неосторожной, можно влюбиться.

— Да? Странно.

— Что странно?

— Я так не думаю.

— А как ты думаешь?

— Мы любим не тех, кто любит нас! — ответил Марат, вспомнив где-то вычитанную фразу.

— К чему ты это?

— Не знаю. Это какой-то умный мужик сказал. Наверное, Пушкин. Хотя не важно. Хоть Лермонтов. Это настолько очевидно, что мог сказать кто угодно, — Сафаров махнул рукой.

Они некоторое время шли по дороге от школы, а затем свернули к сельскому клубу, решив заглянуть туда. Точнее решила Светка. А Марату не хотелось возвращаться в школу, где Нелли лобызает глазами Юрчика. В клубе в это время обычно проходила сельская дискотека. Молодежь со всех концов поселка слеталась туда, как бабочки на огонь. И чем ближе Марат и Светка подходили к клубу, тем громче играла музыка. Здание клуба содрогалось от басов. Модерн Токинг, Майкл Джексон, Ласковый май, Наталья Гулькина… Внутри стоял хмельной угар. От распаренных тел исходил веселый жар вперемешку с духами, одеколоном и брагой, а на крыльце и перед клубом кучковались курильщики, те кому жарко и просто подошедшие зеваки.

Светка проскользнула внутрь. Марат пошел было за ней, но дорогу неожиданно перегородил один из Березкинских. Самый маленький и дерзкий.

— Оба-на, вот так встреча! Куда ты, фраер, так вырядился?

— Дай дорогу. Тебе какая разница? — Сафаров остановился вплотную к нему.

— Ты че?

— Сам че?

— Э, я не понял, — парень толкнул Марата в грудь. Вокруг началось движение. Сзади кто-то схватил его за плечи и сорвал пиджак. Сафаров повернул голову, но самый дерзкий спереди ударил в живот.

— Как же вы достали, — захрипел Марат, согнувшись.

— Бей городского!

Все, кто был на улице, обернулись, тешась расправой. Его пиджаком играли в футбол, а самого вытолкали на крыльцо и спихнули с лестницы. Сафаров еле удержался на ногах. Затем в один прыжок снова оказался на крыльце и схватил самого дерзкого за куртку:

— Ну, все, тебе крантец!

— Эй, чучело, отпусти его! — раздался грозный окрик.

Это был самый крепкий из них. Ростом такого же, как и Сафаров, но жилист неимоверно. Словно племенной бык из стада. Если свалить его — остальные сами разбегутся.

— Ты как меня назвал? Э-э, ты! — Марат подошел к самому крепкому. — Пошли выйдем что-ли.

— Ха, пошли, — “крепкий” решительно шагнул вперед. Они удалились за клуб, сцепились и упали на траву. Ну какая дискотека без драки? Скукота. Вокруг собралась толпа зевак. Болели в основном за “крепкого”, потому что инстинктивно чуяли, где сила.

— Бей его!

— Горло, горло передави! Бей в кадык!

— Почки отбей ему, по почкам!

Марат озверел и со всей дури налегал, а “крепкий” начал паниковать. То ли заметили, что перевес уже не на местном, то ли еще почему, один из старших парней схватил Марата сзади за шею, больно сдавил, оттащил в сторону и бросил на землю.

— Хорош уже, вали отсюда! — в темноте раздался басовитый голос.

Их быстро растащили, пока не покалечили друг друга. Толпа удалилась, забрав с собой “крепкого”, который театрально рвался в новый бой. Марат остался почти один. Несколько мелких зевак с интересом крутились вокруг, словно гиены вокруг подранка. Он встал, поднялся на переполненное крыльцо, зашел в тамбур, отыскал испачканный пиджак и пошел прочь. Волосы взъерошены, рубашка вылезла из штанов, на плитку пола капала алая кровь. Он вытирал кровь рукой и стряхивал, чтобы не испортить одежду. Кто-то дал платок. Его больше никто не остановил, все расступились.

Он вышел, сел на низенький забор, запрокинул голову, дождался, когда кровь остановится, плюнул на асфальт, и посмотрел в сторону клуба, не выскочит ли кто-нибудь еще. Ему было плевать, даже если выскочит. Но никого не было и больше никто не шел в его сторону. Сафаров поднялся, чтобы идти домой. Сзади застучали каблучки. Он обернулся. Это была Светка.

— Что случилось? Опять они? Подрались? Ну-ка покажи. Больно?

— Все нормально, фигня, — отмахнулся он.

— Ты весь в крови. Пошли со мной, — сказала Светка и взяла его за руку.

— В прошлый раз было хуже. Сейчас вообще не больно.

— Я с девчонками задержалась, не видела, что тут происходит. Я бы им показала. Они мою маму боятся. Им всем влетит, пусть только меня пальцем тронут!

— Я домой, надоело все. А ты сейчас куда? Рассвет с классом встречать?

— У меня ключи от тетиного дома и вот, — Светка раскрыла сумочку, где поверх женской мелочевки уютно лежала небольшая бутылка импортного ликера.

Марату неожиданно стало весело. После всей этой круговерти событий перед ним стояла Светка с ликером в сумочке.

— Ну, Светка, ну ты даешь, подруга боевая! — он засмеялся.

— Че? — она тоже засмеялась.

— Ты где взяла ликер?

— Да, один ухажер подарил. В клубе.

— Ухажер? Ну ты ваще даешь! У тебя есть ухажер?!

— Да, — она снова засмеялась.

— И ты гуляешь со мной?

— Ага.

— Блин, у меня нет слов…

В этот миг от нее исходило какое-то притягательное тепло, такое родное, доброе и надежное. Марат обнял ее одной рукой, откуда-то зная, что она будет не против.

— А пошли к твоей тете.

— Подожди, — Светка достала платочек, бесцеремонно намочила кончик слюной и старательно вытерла засыхающую кровь с его лица.

— Все, идем.

Они зашагали по темной пустынной улице.

— Ты заметила, как только я с тобой куда-то иду, со мной всегда что-нибудь происходит?

— Всегда, что ли?

— Да.

— Ну, прям. С тобой всю жизнь и без меня что-нибудь происходит.

— Это точно.

— Зато сегодня с тобой больше ничего плохого не произойдет, — сказала Светка, выбросив грязный платок в урну.

— Ты меня защитишь? — усмехнулся Сафаров.

— Ага, — улыбнулась она.

Домом тетки оказался современный коттедж на два хозяина. Все центральное отделение совхоза было построено по типовым современным проектам. Отопление, вода, канализация. В просторном зале стояла музыкальная система “Вега” — мечта меломана СССР. В серванте нашлись несколько коробок с кассетами. Сафаров выбрал из них альбомы Кар-Мэн и Цоя. Светка на кухне накрывала на стол. Она немного нервничала. На часах три ночи. Раньше чай пили даже перед сном, и никто не заморачивался насчет кофеина. Все равно спали, как убитые. Скоро Светка позвала на кухню, где на столе лежали конфеты, пара пряников, шоколад, ликер ухажера и горячий чай.

— А где салат из морской капусты? — пошутил Сафаров.

— Тут пустой холодильник. Тетя уехала надолго.

— Далеко?

— В город. Чем займешься после школы? — спросила она, отламывая шоколадку.

Из зала доносилась песня:

“Электрический свет продолжает наш день

И коробка от спичек пуста,

Hо на кyхне синим цветком горит газ.

Сигареты в руках, чай на столе — эта схема проста.

И больше нет ничего — все находится в нас”

Под потолком тускло светил уютный желтый абажур, заливая кухню неким позитивом.

— В институт поступлю, в Чирупинский, — ответил он задумчиво, словно летал в облаках.

— В какой институт?

— Политехнический. А ты?

— Я в Младогорск, откуда ты приехал. В пединститут.

— Знаю такой, тяжело поступить, но легко учиться. Там общага клевая.

— Был что-ли там? — ее глаза блеснули.

— Ночевал разок.

— У девушки?

— Не, у пацанов наших, из деревни.

Они выпили ликера.

— Фу, сладкий какой, — поморщилась она.

— А что за поклонник у тебя? Кто он? — спросил Марат.

— Да, так, есть тут один. Он старше меня на десять лет. Торгует сухофруктами. Цветы всегда дарит. Розы. Красные.

— Красные розы, если я не ошибаюсь, это символ страстной любви к женщине. И что ты чувствуешь в ответ?

— Ничего, — хмыкнула она, — пусть себе дарит, если ему нравится.

— Но ведь он думает, что ты принимаешь ухаживания. Ты же берешь цветы и ликер.

— Ой, я не знаю. Он мне не нравится. Я с ним не гуляю.

— Ладно, пусть дарит, а мы будем пить его ликер, — Марат налил еще по одной и философски заключил, — как жесток этот мир!

— Ты это к чему?

— Ну вот, твой поклонник любит тебя, а ты его нет.

— Хм, я же не виновата. А может я вообще никого и никогда в жизни не полюблю?

— Говорят, что любовь — это страдания. Так что лучше не влюбляйся.

— Но ты же не прикажешь сердцу, — она запнулась. — А ты любил кого-нибудь?

Сафаров закинул ноги на табурет и, прикрыв глаза, блаженно улыбнулся:

— Да.

— Расскажи.

Он задумчиво покрутил на столе граненую стопку с ликером, разглядывая блики.

— Ну, в детском садике… Ее звали Даша Малинова.

— В детском саде не считается, — хихикнула Светка и все же загнула палец для счета.

— Ну, потом в школе, во втором классе. Юлька Халтурина.

— Это тоже не считается, — тем не менее загнула второй палец. — А сейчас? Ты сейчас кого-нибудь любишь?

Светка придвинулась к нему и посмотрела в глаза.

— Сейчас нет, — обманул он, потому что недосягаемый образ Нелли стоял перед глазами и сжимал сердце. Но он не рассказал.

— А как ты ко мне относишься? — ее голос дрогнул.

— Уже не знаю, — ответил он, глядя на нее.

— Я тебе нравлюсь? — спросила она, чувствуя головокружение и жар во всем теле.

— Да, нравишься.

Светка неожиданно оказалась совсем близко и между ними случился первый неловкий поцелуй. Затем еще и еще. Гормоны исправно заиграли свою мелодию, против которой мало кто устоит. Потом они были в спальне. Когда он уснул, на улице стало светать. В июне на Урале светлеет рано. А она смотрела на него вблизи и улыбалась. И тут же корила себя. И снова оправдывала. А потом незаметно и сама провалилась в сон.

Проснулись после обеда. Светка заторопилась, ожидая встретить дома взволнованную мать. Увидев дочь в окно, как говорится, в целости и сохранности, мать вышла навстречу:

— Это где ты до сих пор гуляешь? Наташка, подруга твоя, вон дома давно.

— Мам, все хорошо, не переживай.

— Где ты гуляла? С кем?

— Не важно мам. Я спать хочу.

Лавочкина зашла в дом и легла на диван. Мать почувствовала, что с дочерью что-то не так. Зайдя следом, она села на край дивана, потрогала ей лоб, вздохнула и сказала:

— Эй, смотри мне, в подоле не принеси.

— Нет, мам, все хорошо, — она погладила ее натруженную шершавую ладонь.

Про ключ от дома тетки мать тогда не знала.

Вечером они снова встретились в том же доме. Светка принесла с собой кофе. Настоящий, молотый, дефицит в те годы. Всего горсточку, ровно на одну чашку. Когда стемнело, они вышли во двор, вынесли стулья, заварили кофе и стали смотреть на звезды.

— Постой, не пей пока кофе, — попросил Марат.

— Почему? — Светка удивилась.

— Знаешь, что такое “кофейный поцелуй”?

— Нет, — она улыбнулась.

Он отпил немного из чашки и поцеловал ее.

— Чувствуешь?

— Ты пахнешь кофе, и горячий такой. Еще хочу.

— Теперь ты.

Она поцеловала его.

— Мм, клева.

— А кто тебе показал это? — она посмотрела с хитрецой.

— Придумал, только что, — ответил он и показал на звезды. — Смотри, вот это Сириус. А это Бетельгейзе, он красноватый. А это Мицар, а рядом маленькая Алькор.

— А это? — она показала пальцем на яркую точку.

— Это Марс.

— А там есть марсиане?

— Конечно есть, вон тебе привет передают.

Светка доверчиво замолчала, словно постаралась увидеть марсиан с приветом для нее.

— Марат, мне сегодня надо дома ночевать. Мама не разрешает до утра пропадать. Она не знает, что мы здесь, — грустно сказала она.

— Ей кто-нибудь расскажет, что в доме горит свет. И она догадается.

— Давай выключим.

— Давай.

Они зашли в дом, выключили свет, открыли шторы, чтобы немного от уличных фонарей попадало в комнату, включили музыку и стали танцевать. Уже за полночь Марат ее проводил. Светка настояла, чтобы он не заходил в район Березки.

— Я не боюсь их, — возразил Сафаров.

— Нет, я дойду. Не провожай, — настаивала она.

— Ладно, только я буду смотреть, дошла ты или нет.

Марат остался стоять в кромешной темноте, глядя на ее светлый силуэт, пока наконец она не зашла во двор, освещенный лампочкой на крыльце и не махнула рукой.

В следующий вечер, как только он вошел во двор дома тети, она вышла навстречу и обняла его. Они долго стояли в душистой прохладе, наполненной ароматами полевых цветов и стрекотанием вечерних кузнечиков.

— Я так соскучилась. Весь день думала о тебе. Не могла дождаться, когда мы встретимся.

Он принес шоколадку Баунти с кокосовой начинкой, и они испробовали кокосовый поцелуй. Она принесла половинку пирога с лесной клубникой. Решив больше не прятаться от соседей, ведь в деревне все рано или поздно становится известным, они включили свет в доме и пили чай на кухне. Марат пустился в длинные юношеские рассуждения, а Светка смотрела и не слышала. Ей нравился его голос, его взгляд, его скупая улыбка, его присутствие и то чувство, которое возникало в ней всякий раз, когда он рядом. С ним было как-то легко и просто. Безопасно. И она гнала от себя мысли о скором расставании.

На другой вечер они испробовали апельсиновый поцелуй. Светка достала теткин фотоальбом, в котором сохранились ее детские фото. Они смотрели его и рассуждали о скоротечности жизни, целях и прочем. Светка рассказала о своем детстве, родителях, сестренке, начальных классах и забытых подружках.

В следующий вечер настала очередь для яблочного поцелуя, и они отправились купаться на реку в темноте. Купались голые и она нисколько не стеснялась его.

Затем вечер с шоколадным поцелуем. Марат долго не хотел отпускать Светку домой. Когда она пришла в два часа ночи, мать еще не спала. Светке влетело.

А в последний вечер шел сильный дождь.

— Я хочу под дождь, — Светка потащила за руку Марата, и они выбежали на траву. — Давай промокнем до нитки!

Так они стояли и промокали, глядя друг на друга.

— Значит сегодня у нас поцелуй под дождем? — он улыбался ей.

— Да.

Никогда в будущем он не увидит женщины счастливее. Ее влюбленные глаза, открытые и ясные. В них было столько надежды и доверия! Казалось, что, повиснув над пропастью на одном волоске, она поверит ему, если он скажет, что все в порядке, что он удержит.

— Мм, это самый лучший в мире поцелуй. Лучший. Лучше всех. Поцелуй под дождем, — шептала она разгоряченно. — Я схожу с ума, слышишь, я не могу… Я не смогу жить без тебя… Это ты, это ты виноват. Что ты со мной сделал?

А он только крепко обнимал ее. В эту ночь она нарушила табу матери и осталась до утра, потому что утром он уезжал.

— Мы еще встретимся? — спросила она, когда он с вещами стоял у калитки. Мимо, оглядываясь, шли прохожие, но молодые не обращали на них никакого внимания.

— Конечно. Конечно увидимся. Ты ведь моя боевая подруга.

— Подруга? И все? — она смотрела снизу-вверх глазами, готовыми расплакаться. Затем со слабой надеждой в голосе спросила:

— Ты меня любишь?

— Люблю, — произнес он после небольшой паузы. — Но, смотря что вкладывать в слово “любовь”.

Ее глаза потускнели.

— Дурак ты! — прошептала она, сглотнула горький комок и несильно стукнула его кулаком в грудь. — Иди уже!

Марат наклонился, чтобы поцеловать ее, но большой козырек его бейсболки ткнул ее в лоб. Момент был испорчен. Он повернул козырек набок и все же поцеловал ее. Ее губы слабо ответили, словно на нее накатила безнадежная тоска.

Он пошел прочь и тут же услышал ее голос:

— Стой же!

Светка подбежала и крепко обняла его, словно хотела слиться с ним в одно, прилипнуть навсегда и никуда не пускать. Сафаров удивился, откуда в ней столько силы. Она дрожала, а из глаз катили слезы. Затем она порывисто оторвалась и сказала, вытирая глаза рукой:

— Не хочу, чтобы ты запомнил меня ревущей.

Она постаралась улыбнуться, но в ее улыбке было столько боли, что Сафаров отвел глаза.

— Все, иди…

С тяжелым чувством и одновременно с неудержимой тягой к новой жизни, он твердо зашагал к автобусной остановке. Свободный и молодой. Где-то впереди маячило светлое будущее, хотя его очертания оставались размыты и обманчивы. А в стране носился дух свободы, предчувствие новой жизни, долгожданных перемен к лучшему. Выстраданных перемен.