От Мексики до Антарктиды и обратно

Григорий Кубатьян, 2023

Увлекательное, полное приключений и юмора повествование о многомесячном путешествии через всю Латинскую Америку известного профессионального путешественника, писателя и travel-журналиста. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Белиз

Пыльная дорога к крокодилу

Табличка «Консульство Белиза» висела на дверях очень скромного дома. Он скорее напоминал курятник. На его стенах поселился плющ и разросся, будто желая раздавить домик в зелёных объятиях.

Скучавший консульский клерк обрадовался моему визиту.

— О, вы едете в Белиз! Обязательно посетите Ламанай. Это руины города майя в джунглях. Отправляйтесь туда по реке. Водная гладь, крики туканов, по веткам прыгают обезьяны. Крокодилы лежат на берегу, разинув пасти. Красота!

Чтобы я не заблудился, чиновник вручил мне карту Белиза размером с почтовую открытку. Через два дня я сел на медленный тряский автобус, идущий из приграничного городка Оранж-Уолк в посёлок Шип-Ярд. На английском shipyard — это порт.

Я решил, что лодки выходят оттуда. Что касается Оранж-Уолк, то название явно было связано с пешим походом, после которого становишься оранжевым от пыли. Делать мне там было нечего. — Русский? — обратился ко мне кондуктор автобуса. — Хо-хо! Я по форме головы понял. У русских голова особенная. Куда едешь? — В Шип-Ярд. Хочу взять лодку до старого города майя, — ответил я.

— Ты что! Шип-Ярд — не порт. Там лодок нет.

Там даже реки нет, это равнина. Просто название такое, — засмеялся эксперт по головам. — Ты должен был искать лодку в Оранж-Уолк. Теперь будешь шагать до руин двадцать километров. А дорога пы-ы-ыльная.

Видимо, у местных жителей тоже особенные головы, раз такие названия поселкам дают, чтобы туристы запутались. Я вылез из автобуса и пошёл в сторону Ламанай пешком, ругаясь на себя.

По обе стороны дороги открывались картины Дикого Запада: одноэтажные деревянные дома с верёвочными качелями у крыльца, ветряки во дворах. Навстречу мне проезжали конные брички, которыми управляли фермеры в широкополых соломенных шляпах и штанах с подтяжками. В бричках сидели женщины в старомодных платьях.

Шип-Ярд оказался колонией баптистов-меннонитов, выходцев из Германии. Их вера запрещает пользоваться достижениями цивилизации, но, даже оставаясь в позапрошлом веке, чувствуют они себя комфортно. Розовощёкие фермеры приветливо махали мне рукой, но никто не останавливался. Все были заняты, торопились по делам. Ленивой расслабленности, свойственной южным странам, не было и в помине.

Дорожная пыль поднималась в воздух при каждом шаге, и вскоре я был покрыт ей с головы до ног. Губы высохли от жажды, вода в бутылке закончилась. Тут я заметил высокую кокосовую пальму. Наверху висели орехи размером с мою голову. Я вспомнил, как когда-то на Масленицу забрался на высокий скользкий столб. Почти никто не мог забраться, а я смог. Снял с него воздушный шарик и подарил стоящему в толпе ребёнку. Неужели не справлюсь с пальмой?

Подпрыгнул и полез. Ствол был шершавый и больно ранил руки. Но я не сдавался. У жителей южных стран есть приспособления для подъёма на пальмы: крюки, верёвки, лестницы. Больше всего мне нравится гибкое кольцо, сплетённое из лиан, которое надевается на щиколотки. Благодаря ему можно упереться в ствол ступнями, и они не скользят. Так подниматься намного легче и быстрее. Но сейчас у меня ничего подобного не было, оставалось рассчитывать лишь на силу рук и ног, сжимавших ствол.

Наверху я достал из кармана складной нож, отпилил один орех, и тот тяжело ухнул вниз. Такой если упадёт на голову — убьёт сразу. Говорят, от падений кокосовых орехов в мире погибает больше людей, чем от нападений акул. Однажды в Индии мне встретилась женщина, которая приехала в аюрведический санаторий, чтобы поправить нервы. Села отдохнуть под пальму, и… на неё упал кокос. К счастью, он был небольшой и висел невысоко. Женщина получила сотрясение мозга. Теперь она приезжает в этот же санаторий каждый год, чтобы лечить головную боль.

Я спустился на землю, поднял тяжёлый орех и проковырял в нём дырку. Вылил тёплый и сладкий сок в кружку и выпил. Во рту стало приятно и немного липко. Одного кокоса хватило, чтобы поддержать мои силы.

Путешествовать в одиночку неплохо. И очень экономно. Всего один орех — я сыт и окружающему миру не нанёс вреда. Лишь бы энергии ореха хватило на двадцать километров пути.

В пыли и поту я добрёл до руин майяского города Ламанай. Это название означает «притаившийся под водой крокодил». Как эта фраза поместилась в таком коротком слове? Вероятно, для каждого состояния крокодила у майя был специальный термин. Например, «леженай» — крокодил, отдыхающий на берегу, «овонай» — крокодил, откладывающий яйца, «кусонай» — крокодил, поймавший индейца и собирающийся его съесть.

День подходил к концу, парк уже закрывался. Но служители, удивившись, открыли для меня ворота. Не каждый день к ним попадали туристы, пройдя пешком такой долгий путь.

Белизцы считают свою страну родиной майя. С этим могут поспорить Мексика и Гватемала, но в Белизе на самом деле сохранились памятники, которым больше трёх тысяч лет. Украшенные надписями и резьбой стелы и саркофаги, но главное — пирамиды Ламанай с огромными, сложенными из камней головами людей и ягуаров. Жрецы майя любили наряжаться ягуарами. Или цеплять к рукавам орлиные перья, подражая птицам.

Пирамиды стояли посреди леса, и он начал оживать на закате. Трещали цикады, орали туканы, на ветках резвились обезьяны.

Я поднялся на заросший мхом каменный храм. Самый большой из всех, 33-метровый. Вот же было у престарелых жрецов развлечение! Залез на пирамиду и рычи на соплеменников как ягуар или маши руками-крыльями как орёл. А тебе за это кокосы приносят. «Активное долголетие» по-майяски.

Настоящие мужики любят Иисуса

Отяжелевшее красное солнце скрылось за деревьями. Я вышел на дорогу, но уже начал представлять, как вернусь обратно в лес и поставлю палатку на радость обезьянам. Вдруг на дороге показалась двуколка. Лошадью правил фермер в шляпе и клетчатой рубашке. Он приветливо кивнул — залезай. Мы разговорились. Родной язык у меннонитов немецкий, но этот фермер знал испанский.

— Нас в Шип-Ярде почти три тысячи, — рассказал он. — Это самая большая колония менонитов в Белизе. В армии мы не служим. Держим коров, кур, свиней. Растим пшеницу и бобы. В посёлке правила строгие. Пить и курить нельзя. Если солнце встало, нужно идти трудиться. Если се́ло, можно отдыхать.

— А технику совсем не используете? Я же видел в посёлке автомобиль и трактора в поле, — усомнился я. — И вон там в сарае явно электрический свет горит.

— Совсем без техники сложно. Но если кто-то из наших покупает машину, то нанимает водителя-индейца. Сам за руль не садится. Это уже не его грех. А электрический фонарь, про который ты говоришь, вон посмотри, он не в доме горит, а в мастерской. Это не считается. В доме нельзя, а в мастерской не страшно.

Мы остановились возле стоящего у обочины трактора. На нём вместо обычных колёс с резиновыми шинами стояли какие-то странные железные колёса. Рядом с трактором скучал молодой парень. Оказалось, это был Клаус, сын подобравшего меня фермера. По местным меркам парень был неплохо образован и даже говорил по-английски.

— Клаус, почему у твоего трактора железные колёса? — спросил я.

— Это из-за нашей веры. Мы должны обходиться лошадью, — засмеялся Клаус. — Но как отличить лошадь от машины? У машины обувь резиновая, а у лошади железная. Если поставить на трактор железные колёса, то получается, что это уже не машина, а лошадь!

— Погоди-погоди. Но ведь на телеге, которая была прицеплена к трактору, колёса были резиновые?

— Если телегу тянет лошадь, то какая разница, какие у неё колёса?

Интересно, смогу ли я заночевать в этом посёлке? У меня в рюкзаке греховная техника: телефон, фотоаппарат. Придётся всё-таки спать в палатке. В лучшем случае поселят в мастерской, от дома подальше.

Навстречу нам попался джип с наклейкой на бампере «Настоящие мужики любят Иисуса». Клаус махнул ему рукой, джип остановился. За рулём сидел доктор Йохан Берген. Тоже меннонит, но не ортодоксальный. Он не боялся ездить за рулём автомобиля самостоятельно и не притворялся, будто едет на лошади. Доктор тут же пригласил меня к себе.

На пороге дома нас встретили пять симпатичных пацанов в одинаковых клетчатых рубашках и соломенных шляпах.

— Семья у меня небольшая: пять парней и дочка. У соседей по десять-пятнадцать детей. Ну, ничего, догоню, время ещё есть, — заулыбался доктор.

Мальчишки засы́пали меня вопросами. Вот совпадение: сегодня они проходили в школе Россию, и надо же — живой русский! Дети доктора ходили в современную школу и говорили по-английски. А их сверстникам в посёлке до двенадцати лет разрешалось изучать только Библию — вот и всё образование.

— Меннонитам пришлось поскитаться по свету, — рассказал доктор. — Нас прогнали из Германии, Швейцарии, Польши. Некоторое время мы жили в России. С 1789 года до начала ХХ века. Это было хорошее время. Но потом началась Русско-германская война, и нам снова пришлось уехать. У нас в речи до сих пор остались русские слова: vareniki, bulka, truba и много других. Кстати, а что такое vareniki?

Меннониты перебрались в Канаду, но не задержались и там. Власти заставляли их давать детям среднее образование, а переселенцам это не нравилось. Поэтому они уехали в Центральную Америку.

— В Белизе жить нелегко. Налоги высокие, а власти к нам равнодушны. Хоть мы и кормим всю страну. Знаешь, у меня сохранились старые книги с фотографиями из России. Я часто их листаю и думаю: может, когда-нибудь нам разрешат всей колонией переселиться обратно в Россию?

Осторожнее в Белизе

Утром, распрощавшись с хозяевами, я уехал в Белиз-Сити, самый большой город страны. С виду город напоминал негритянское гетто. На побережье жили чернокожие выходцы с Карибских островов, завезённые туда англичанами в качестве рабов. Нынешние чёрные решили, что достаточно потрудились в прошлом и теперь им это не интересно. Они носили дреды и футболки с портретами Боба Марли. Общались на смеси английского, испанского и наречий майя. Слушали регги и курили марихуану. Жили в обшарпанных домах, но даже не думали привести их в порядок. Они предпочитали слоняться по улицам и задирать прохожих.

— Эй, ты чего тут трёшься? — такое обращение можно услышать чаще, чем привычное в странах третьего мира «Хелло, мистер».

До 1961 года Белиз-Сити был столицей страны, когда внезапно на город обрушился мощный ураган. Восстанавливать столицу не стали — некому. Меннониты не покидали свои деревни, потомки индейцев строить разучились, негры, может, и могли бы, но не хотели. Государственные чиновники и члены их семей переехали в наскоро построенную на деньги Великобритании новую столицу Бельмопан, оставив жителям уничтоженного города самим решать проблемы.

— Э, мужик! Чё как? Иностранец, да? Купи мне колы! — целый квартал тащился за мной худой чёрт в драной спортивной майке с номером. Но потом ему это наскучило, и он отстал.

От полной деградации Белиз-Сити спасало лишь соседство Белизского барьерного рифа. 290 км коралловых лесов! Сюда приезжали тысячи туристов, но в бывшей столице никто не задерживался. Иностранцы ужасались увиденному, оставляли несколько долларов в придорожном кафе и спешили на борт туристической лодки. Всё же и несколько долларов — деньги. Жить можно.

— Ты неместный? — обратился ко мне смуглый посетитель одного из таких кафе. — Я тоже приезжий. Из Гватемалы. Дам тебе совет. Будь осторожнее в Белизе. Здесь могут ограбить. И даже убить!

Через полчаса я ехал в грузовике в сторону гватемальской границы. Чернокожий водитель в трёхцветной растаманской вязаной шапочке кричал, обернувшись ко мне и почти не смотря на дорогу:

— Мужик, зачем тебе в Гватемалу? Там опасно! Криминал. Понимаешь? Паф-паф! Тебя точно убьют. Оставайся лучше у нас в Белизе.

Что ж, приятно, когда есть выбор.

Я получил новое письмо от Сары: «Здравствуй, мой дорогой друг! Я подала документы. Хочу устроиться на работу в университет в Вашингтоне. Они ответили мне и приглашают на интервью. Возможно, мне придётся начать работу в середине августа. Но время у нас ещё есть. Как только я сдам все экзамены, сразу прилечу к тебе, и у нас будет пара месяцев, чтобы путешествовать вместе».

Наше совместное путешествие сжалось ещё сильнее. Сара занята, а когда освободится и прилетит, ей вскоре нужно будет возвращаться на новую работу. Может, и хорошо, что она пропустит Центральную Америку со всеми этими «пиф-паф, криминал!». И в Антарктиду я вряд ли смогу её взять. Значит, всё происходит так, как нужно. Я отправил Саре письмо и вложил в него свои заметки о Мексике и Белизе. Тексты были написаны транслитом, но когда Сара писала мне по-русски, ona tozhe ispolzovala translit. Как же много хороших и добрых слов можно передать при помощи абракадабры!