Три подруги и древнее зло

Грета Раш (2021)

Обстоятельства разлучили трех давних подруг — нереиду, банши и музу. Между ними много недоверия, споров и обид. Но они все равно остаются близки, даже в условиях, когда многие желают поквитаться с девушками. Внезапно на их пути возникает новый враг, который в разы страшнее и опаснее уже имеющихся. И для победы над ним придется позабыть возникшие распри, помириться с недругами и найти катализатор пробуждения древнего зла. А может быть, катализатором является одна из подруг? Вторая книга в цикле «Мы. Мятежные».

Глава VIII

— Черт, черт, черт! — ругалась я сквозь зубы и припала головой к груди маленькой соседки, надеясь услышать сердцебиение. Одновременно приблизила раскрытую ладонь к носу, в надежде ощутить движение потоков воздуха. Но ни то, ни другое не давало результатов.

Я оглянулась на застывшую подругу и прошептала, не веря собственным словам:

— Не дышит. Кажется, она умерла.

— Отойди, — решительно отодвинул меня в сторону Макс. Присев на колени, он сгреб в охапку руку девочки и замер, удерживая на весу узкое, ещё детское запястье с такой тонкой кожей, что просматривалась каждая вена. — Пульс есть, но едва уловимый, — заявил он спустя минуту напряженного молчания.

А дальше начало происходить что-то, чему я при всем желании не смогла бы найти объяснения.

Макс, встав на одно колено перед неподвижной девочкой. Придерживая её руку за локоть, он приложил указательный палец к немного вздувшейся на сгибе хрупкой руки вене и что-то негромко гортанно проговорил. Стоило Максу умолкнуть, как с кончика его ногтя сорвалась ярко-голубая искра. Блеснув сталью, искра скользнула в руку ребенка, словно это была не живая плоть, а вода в стоячем озере. Очертания вены на руке вспыхнули, подсвеченные изнутри, и эффект передался дальше — выше по кровеносным сосудам, вдоль кожи и вверх по руке, вплоть до самой груди. Не успела я ахнуть, зажимая рот ладонью, как вся девчонка целиком засияла холодно-голубым светом. Грудная клетка соседки с силой вздрогнула, ещё раз и ещё, и вот первый громкий судорожный вздох сорвался с пересохших потрескавшихся губ. А за ним ещё один. Ресницы затрепетали, тонкие девичьи пальцы стиснулись в кулаки, и малышка распахнула глаза, бессмысленно уставившись в потолок.

Прошло два часа прежде, чем я смогла вернуться в свою квартиру. И то не одна, а в сопровождении все той же задорной свиты — зевающей подруги и раздражающе-самодовольного Макса.

После пробуждения, а вернее, после возвращения к живым, у соседки случилась истерика. И пока я пыталась унять подростковые рыдания, сквозь которые девчонка все порывалась что-то мне рассказать, Макс вызвал врачей, полицию и маму пострадавшего ребенка, благо её номер обнаружился в телефоне девочки. Следующие несколько часов мы втроем долго и по нескольку раз объясняли всем подряд, что произошло.

Хмурых врачей в не самых белых халатах, прибывших спустя сорок минут после звонка, интересовало только одно — почему мы вызвали их к совершенно здоровому ребенку? Тот факт, что у девочки практически не прощупывался пульс, и она несколько минут не дышала находясь без сознания, их не впечатлил. Сейчас-то она была совершенно здоровой и даже немного румяной, а больные румяными не бывают, это все знают! Про использование магии мы, естественно, тактично умолчали, но не оставили попыток добиться внятного диагноза от врачей, нам ведь надо было ещё как-то оправдаться перед самым главным и самым страшным надзорным органом — мамой.

— Что предшествовало обмороку? — безучастно поинтересовалась женщина-фельдшер неопределенного возраста и ещё более неопределенной внешности. Со спины её можно было принять за мужчину из-за массивной прямоугольной фигуры «бревнышком», но тонким высоким голосом она напоминала пятиклассницу.

Мы с Нисой украдкой переглянулись, а после дружно отвернулись, стараясь не смотреть туда, где была кровавая лужа. Её Ниса быстро замыла, пока я пыталась остановить Ниагарский водопад из слез и соплей, лившийся на мой дорогой шелковый халат. Сам порез на девочке чудесным образом зажил после вмешательства Макса, который перед посторонними изображал неприступную невозмутимость. И он, и Ниса дружно предоставили мне право придумывать отмазки, что было проблематично, так как наличие двух девушек и одного взрослого мужчины в комнате подростка ночью при отсутствии в квартире родителей уже само по себе наводило на странные размышления.

— Понимаете, — вздохнув, начала я. — Мы живем в квартире по соседству…

— Все вместе живете? — вмешался суровый мужчина в форме патрульного, указав взглядом на нашу живописную троицу.

— Нет, — терпеливо пояснила я. — В квартире живу я одна, а это, — жест в сторону, — мои друзья. Гостят у меня. Временно.

— Дальше, — кивнул мужчина, устало потерев глаза.

— Мы не спали, вдруг услышали крик. Сообразили, что кричат из соседней квартиры. Побежали на звук, увидели, что дверь не закрыта, вошли. Свет нигде не горел, но из детской комнаты раздавались звуки. Войдя, мы заметили, что кто-то лежит на полу. Включили свет, увидели ребенка без сознания. Попытались привести её в чувство, но она не реагировала. Прощупали пульс, его не было. Решили делать искусственное дыхание. Когда ребенок очнулся, позвонили вам. Вот и все.

— Вы уверены, что дверь была открыта? — с подозрением прищурился на меня полицейский.

— Так же, как уверена в том, что сейчас беседую с представителем правоохранительных органов, — холодно заверила его я, давая понять, что нахожусь в сознании и отдаю отчет всем своим действиям.

— В квартире присутствовал кто-то посторонний? — продолжил расспросы мужчина после раздраженного вздоха.

— Если только тараканы, — тихонько фыркнула Ниса, но патрульный услышал и посуровел ещё сильнее, хотя куда уж сильнее, когда лицо по своей выразительности и так напоминает шлагбаум.

— Вам кажется это веселым? — взглянул он на подружку из-под кустистых бровей, практически сросшихся на переносице.

— Я сижу в соседской квартире в половине пятого утра, потратив большую часть ночи на спасение чужого ребенка, а уже через два часа мне надо ехать на работу, — четко и глядя ему прямо в глаза проговорила Ниса. В этот момент её лицо хоть и выражало спокойствие, но в глазах плескался обжигающий лёд. — Мне это точно не кажется веселым.

— Следов взлома нет, — громогласно объявил входящий в комнату напарник первого полицейского. Я не была уверена в том, достаточно ли он компетентен для подобных выводов, но решила оставить своё мнение при себе. Тем более, что только мы с Нисой более-менее понимали, что произошло на самом деле. — Если дверь и открывали, то либо родными ключами, либо ребенок сам кого-то впустил.

— Если этот кто-то вообще был, — заметила сотрудница станции скорой помощи, вставая и на ходу засовывая стетоскоп в карман халата, накинутого поверх джинсовой куртки. — На теле ребенка повреждения отсутствуют.

— Тогда почему же ей стало плохо? — с громким хлопком закрывая блокнот, шагнул ей на встречу первый патрульный.

— Такое случается, — сухо ответила женщина, забрасывая на плечо ремень фельдшерской сумки с явным желанием поскорее удалиться. — Особенно с учетом того, что многие дети сейчас уже рождаются не здоровыми, с теми или иными отклонениями.

— Мать заверила, что девочка никогда раньше не страдала потерями сознания, — не отступал полицейский.

Родительница пострадавшей прибыла самой последней. Ею оказалась статная женщина лет сорока-сорока трех в деловом костюме, чью привлекательность определенно портили практически черные синяки под глазами и спутанные волосы. Едва не рыдая, женщина бросилась к своей дочери. Не успев добежать, она начала ощупывать и обнимать своё чадо, попеременно делая то одно, то другое. Неизвестно, чем бы закончился такой порыв материнской любви, если бы фельдшер не оттащила мадам от девочки, оказавшейся на грани повторного обморока. И пока медик заканчивала осмотр ребенка, мать ни на шаг не отходила от них в сторону, поэтому все мы дружным гуськом удалились в соседнюю комнату. Ту самую, с кастрюлей. Кастрюля, кстати, так и стояла на полу.

— Моё заключение — приступ задержки дыхания, — заявила женщина, очевидно, устав от препирательств.

— Что это значит? — потребовал разъяснений патрульный.

— Это значит, что ребенок непроизвольно перестал дышать и потерял сознание. Скорее всего, это произошло из-за сильного испуга или как следствие психологической травмы.

— Что могло испугать школьницу средних классов в собственной квартире? — задал очень правильный вопрос второй патрульный.

— Это уже не моя сфера деятельности, — отрезала фельдшер и покинула нас не прощаясь.

Патрульные, сообразив, что больше им тут делать нечего, заторопились следом, предварительно внеся в соответствующие бланки наши паспортные данные и подсунув для росписи несколько коряво исписанных листочков. Когда дверь за бравыми охранниками общественного спокойствия закрылась, я направилась в соседнюю комнату, где у кровати мирно спящего ребенка, не выпуская руку дочери, сидела бледная взъерошенная женщина.

— Все уже ушли, — негромко сообщила я, обращаясь к соседке. Она вздрогнула всем телом стоило мне заговорить. — Мы, наверное, тоже пойдем.

У двери в это время неловко мялись Макс и Ниса, выжидающе поглядывая в мою сторону.

— Да, конечно, конечно, — закивала женщина, затравленно оглянувшись по сторонам, отчего мне стало ее жаль. Подойдя поближе, я присела рядом с матерью и успокаивающе погладила её по плечу.

— Вы не переживайте, — попыталась я сказать что-нибудь обнадеживающее. — С ней все будет хорошо.

— Это я во всем виновата, — всхлипнула женщина, закрывая лицо ладонями. Её спина ссутулилась, а голова уперлась в колени.

Я растерянно закусила губу, не зная, как поступить в данной ситуации. Рыдающие от чувства собственной вины мамаши не то общество, к которому я когда-либо стремилась.

— Вы ни в чем не виноваты, — произнесла я, сама понимая, насколько неубедительно звучат мои слова. И решила компенсировать это бодростью. — Врач сказала, что девочка всего лишь очень сильно испугалась. Так бывает, может быть, она почитала какую-нибудь книжку на ночь, а потом увидела кошмар, закричала и… Сейчас её жизни ничего не угрожает!

Женщина отерла лицо рукавом пиджака, заодно смывая слезами остатки макияжа и судорожно вздохнула.

— Да, я знаю. Но если бы я была рядом, этого бы не случилось.

— Кто знает, — непроизвольно вырвалось у меня и пришлось поспешно прикусить язык. Однако, кажется, было поздно. Женщина с подозрением в выразительных, но заплаканных карих глазах, расширившихся за немного заляпанными стеклами очков, воззрилась на меня с требованием пояснений.

— А как вы, говорите, вошли в квартиру?

Я выровнялась.

— Мы все рассказали полицейским, — попыталась сунуть руки в карманы, а потом сообразила, что в халате их нет. — Дверь была открыта.

— Открыта, в смысле, не заперта на замок? — женщина следом за мной поднялась с кресла. — Или открыта, в смысле, не затворена?

— Оба варианта, — ответила я холодно. — Знаете, возможно, ваша дочь забыла закрыть дверь. А возможно, она лунатик и ходит во сне.

«А, возможно, в квартире вместе с ней кто-то находился», — продолжила я, но уже про себя.

— Вы нас извините, — всунулась в комнату голова Макса, — но нам пора идти. На работу скоро собираться.

— Да, да, конечно, — защебетала соседка, едва только увидев, что в её квартире присутствует симпатичный парень. Очевидная разница в возрасте дамочку не смутила. Позабыв про дочь, она принялась неловко пытаться пригладить волосы и одновременно одернуть пиджак. — Я вам очень благодарна за помощь моей девочке.

Благодарна она, очевидно, была исключительно Максу, потому что адресовала эти слова не сводя с него горящих глаз.

— Не стоит, — парень почуял неладно и попятился к двери, попеременно бросая на меня взывающие о помощи взгляды.

— А может быть чайку! — воскликнула мадам, пытаясь задержать обернувшуюся в бегство жертву её романтических устремлений.

— Нет, нет, — замахал руками Макс, запрыгивая за Нису и пытаясь нащупать ручку. — Поздно для чая… в смысле, слишком рано!

Ручка, наконец, была найден и Макс с явственным вздохом облегчения вывалился из квартиры спиной вперед, увлекая за собой не ожидавшую подобного поворота, а потому возмущенно завопившую банши.

И я её понимала. Кому понравится, когда в твои волосы вцепляются как в спасательный круг, особенно, когда этих самых волос и по заводским настройкам не особенно-то и много.

— Спокойной ночи, — попыталась улыбнуться я соседке на прощание. С ее лица улыбка наоборот сползла, сделав его каким-то полинялым. — То есть, всего хорошего!

И выскочила следом за друзьями, не забыв плотно притворить за собой дверь.