Приключения Робина Гуда

Говард Пайл, 1883

Американский писатель и художник-иллюстратор Говард Пайл (1853-1911) собрал и обработал множество легенд и баллад о Робине Гуде. Ни одна из этих историй Пайлом не придумана, он лишь связал их воедино – получилась увлекательная, полная средневекового колорита и народного английского юмора повесть о благородном разбойнике и его веселых друзьях-йоменах, живущих под сенью Шервудского леса.

Как Малыш Джон жил у шерифа

Итак, Малыш Джон поступил к шерифу на службу. Жизнь его в Ноттингемском замке оказалась довольно легкой: шериф сделал его своей правой рукой и весьма к нему благоволил. За трапезой Малыш Джон сидел рядом с господином, а на охоте бежал рядом с его лошадью. Охота, в том числе ястребиная, обильные кушанья, доброе вино и сон допоздна привели к тому, что Малыш Джон разжирел, как откормленный в стойле бык. Все шло как по маслу, пока в один прекрасный день не случилось событие, все изменившее.

В то утро шериф собрался поехать на охоту со множеством приближенных и с несколькими вельможами. Он повсюду искал глазами своего доброго слугу Рейнолда Гринлифа и, не найдя его, очень расстроился, так как хотел показать его мастерство своим знатным друзьям. А Малыш Джон тем временем лежал в кровати, сладко похрапывая, хотя солнце уже высоко поднялось в небе. Наконец он открыл глаза и осмотрелся, но подниматься не стал. Холодная зима миновала, и снова пришла весна. Воздух был напоен запахом жимолости, увивавшей стены замка. Малыш Джон лежал без движения, думая о том, какое чудное стоит утро. И тут он услышал далекий сигнал горна, прозвучавший тонко и ясно. Звук был слабый, но, как нарушает гладь воды брошенный в нее камешек, этот звук нарушил тишь и покой его мыслей, и все его существо наполнилось тревогой. Дух его, казалось, восстал от лени и вялости, и память вернула его к славной жизни в лесу: он подумал, как беззаботно щебечут там сейчас птички, как его дорогие друзья и товарищи едят и веселятся, быть может, они с осуждением говорят о нем. Малыш Джон поступил на службу к шерифу шутки ради, но зимой его грел горячий очаг, стол был богат, и он каждый день откладывал возвращение назад в Шервуд. Так прошло полгода. И вот он подумал о своем предводителе Робине Гуде, об Уилле Стьютли, которого он любил более всех на свете, о юном Дэвиде Донкастерском, которого он так славно обучал всем молодецким искусствам, и на него нахлынула тоска, а глаза наполнились слезами. Он сказал себе: «Я тут жирею, как бык в стойле, ничего мужского во мне не осталось, превратился в болвана и лежебоку. Вот поднимусь сейчас, пойду назад к любимым своим друзьям и больше никогда их не покину, до последнего вздоха!»

Возненавидев собственную леность, Малыш Джон вскочил с постели.

Внизу он увидел дворецкого, с огромной связкой ключей на поясе, стоявшего у двери в кладовую. Джон обратился к нему:

— Эй, сударь мой дворецкий, я голоден, за все утро не съел ни крошки. Дай мне поесть.

Дворецкий мрачно глянул на него и побренчал ключами. Он терпеть не мог Малыша Джона, потому что тот пользовался особым расположением шерифа.

— Так ты, сударь мой Рейнолд Гринлиф, есть хочешь, да? — произнес он. — Ну, ты же, милый юноша, достаточно пожил на свете, чтобы понимать: тот, кто слишком много спит, остается с пустым желудком. Как там говорится в старой пословице, сударь мой Гринлиф? «Курица, что дольше всех проспала, — меньше всех поела».

— Слушай, ты, мешок жира, — заорал Малыш Джон. — Мне твои дурацкие пословицы ни к чему. Мне подавай хлеба да мяса. Да кто ты такой, чтобы отказывать мне в еде? Клянусь святым Дунстаном, лучше бы тебе сказать, где лежит мой завтрак, а не то костей не убережешь!

— Завтрак твой, дракон огнедышащий, в кладовой, — ответил дворецкий.

— Так неси его сюда! — рявкнул Малыш Джон, разозлившись не на шутку.

— Сам иди и возьми, — сказал дворецкий. — Я не раб тебе еду таскать.

— Говорю, иди и принеси!

— А я говорю, иди сам и возьми!

— Ладно, пойду и возьму! — гневно воскликнул Малыш Джон.

Он двинулся к кладовой и взялся за дверь, но та оказалась заперта. Дворецкий лишь посмеивался и бряцал ключами. Тут ярость Малыша хлынула через край, он ударил в дверь кладовой, выбив три доски, и, наклонившись, полез в открывшийся проход.

Увидев, что сотворил Малыш Джон, дворецкий едва не потерял рассудок от гнева. Схватив его сзади за шею, он ударил йомена по голове ключами так, что у бедняги в ушах зазвенело. Малыш повернулся к дворецкому и так огрел его в ответ, что толстяк повалился на пол и остался лежать без движения.

— То-то же, — проговорил Малыш Джон, — это тебе будет уроком — не становись между голодным и его завтраком.

С этими словами он пролез в кладовую и обнаружил там большой пирог с олениной, двух жареных каплунов, а рядом тарелку яиц чибиса, да к тому же две бутыли вина, — что может быть приятнее глазу голодного человека? Он снял все это с полок и поставил на стол, намереваясь славно подкрепиться.

На его беду, в кухне, через двор от кладовой, был повар, который услышал перепалку Малыша Джона с дворецким и грохот удара. Не выпуская из рук вертела с жарким, он перебежал через двор и поднялся по лестнице. Дворецкий тем временем успел прийти в себя и встать на ноги. Подбежав к кладовой, повар увидел, как дворецкий сердито глядит через сломанную дверь на Малыша Джона, принимающегося за трапезу, — так голодная собака глядит на товарку, грызущую кость. Заметив повара — мужчину дюжего и высокого, — дворецкий подошел к нему, положил руку ему на плечо и изрек:

— Увы, друг мой! Видишь, что натворил подлый мерзавец Рейнолд Гринлиф! Вломился в кладовую, покусился на добро нашего господина! Меня ударил в ухо, так что я чуть не отдал Богу душу. Ты мне по нраву, повар, и потому станешь каждый день получать бутыль лучшего вина из погребов нашего хозяина, ведь ты старый и преданный слуга. А еще, повар, у меня есть десять шиллингов, которые я тоже хотел бы отдать тебе. Но только погляди, как нахально ведет себя этот гнусный выскочка Рейнолд Гринлиф, можно ли вынести такое!

— Нет, глаза мои на это смотреть не могут! — гневно воскликнул повар, которому пришлись по душе слова дворецкого про вино и десять шиллингов. — Ты иди к себе, а я этого мерзавца отсюда за уши вытащу.

С этими словами повар отложил вертел и вытащил меч, что висел у него на поясе. Дворецкий тут же ушел — он не выносил вида оружия.

Повар двинулся прямо к пролому в двери и увидел, как Малыш Джон засовывает за ворот салфетку и приступает к трапезе.

— Это что такое, Рейнолд Гринлиф? — воскликнул повар. — Да неужто ты вор? А ну-ка, выходи, а не то покромсаю тебя, как молочного поросенка!

— Ты повар, вот и веди себя как твоему званию приличествует, а не то выйду я отсюда тебе на беду. Обычно я нежен, как годовалый барашек, но если кто-то встает между мною и пищей, то я — лев во гневе!

— Лев не лев, — ответил храбрый повар, — а выйдешь ты отсюда как миленький, иначе ты не только подлый вор, но еще и жалкий трус!

— Ха! — вскричал Малыш Джон. — Вот уж кем-кем, а трусом меня никогда не называли. Смотри, осторожнее, повар, я выхожу — рычащий лев, как только что сказал!

Он тоже вытащил меч и выбрался из кладовки. Противники стали медленно сходиться, буравя друг друга свирепыми взглядами. Но вдруг Малыш Джон приостановился.

— Погоди, повар, — сказал он. — Сдается мне, это большая глупость: драться, когда рядом чудная еда, что могла бы порадовать двух таких крепких парней, как мы. Давай-ка, друг, прежде чем сражаться, воздадим должное этим яствам. Что скажешь на это?

Повар огляделся и почесал голову в сомнении — он и вправду любил хорошо поесть. Глубоко вздохнув, он произнес:

— Что ж, друг добрый, мне твоя затея по сердцу. Давай, голубчик, угостимся вволю, покуда здесь: ведь, может статься, что один из нас сегодня будет ужинать уже в раю.

Конец ознакомительного фрагмента.