Приключения Робина Гуда

Говард Пайл, 1883

Американский писатель и художник-иллюстратор Говард Пайл (1853-1911) собрал и обработал множество легенд и баллад о Робине Гуде. Ни одна из этих историй Пайлом не придумана, он лишь связал их воедино – получилась увлекательная, полная средневекового колорита и народного английского юмора повесть о благородном разбойнике и его веселых друзьях-йоменах, живущих под сенью Шервудского леса.

Малыш Джон едет на ноттингемскую ярмарку

Со дня шерифовой трапезы в Шервудском лесу много воды утекло: прошла весна, а за ней и лето, наступил щедрый месяц октябрь. Воздух был прохладен и свеж, урожай и шишки хмеля собраны, птенцы стали взрослыми птицами, а яблоки созрели. Многое забылось, и народ уже не передавал из уст в уста историю о стаде, которое захотел купить шериф, но тот по-прежнему был мрачен, и в его присутствии никто не отваживался произносить имя Робина Гуда.

Вместе с октябрем пришла пора устраивать Большую ярмарку, что проходила в Ноттингеме каждые пять лет и собирала народ со всей страны. Главной забавой на ярмарке всегда была стрельба из луков, ибо ноттингемширские йомены были лучшими стрелками из больших луков во всей славной Англии. Но в тот год шериф долго сомневался, прежде чем объявить о ярмарке, опасаясь, как бы туда не заявился Робин Гуд со своей шайкой. Поначалу он почти склонился к тому, чтобы не устраивать ярмарку, но по здравом размышлении решил, что в таком случае люди станут над ним зубоскалить и говорить, будто он испугался Робина Гуда. В конце концов шериф придумал назначить за победу в состязании такой приз, на который Робин Гуд не позарится. Обычно принято было назначать награду в десять марок или большую бочку эля, но в этот раз глашатаи провозгласили, что наградой лучшему стрелку станут два жирных молодых бычка.

Когда Робин Гуд услышал, какой объявлен приз, он был очень раздосадован.

— Будь проклят шериф! Надо же назначить такую награду, за которую не придет сражаться никто, кроме пастухов! Как бы я хотел еще разок посостязаться в славном Ноттингеме, но что за польза и радость мне будет от этой награды, если я ее выиграю?

Тогда Малыш Джон обратился к нему с такими словами:

— Послушай-ка, предводитель, мы с Уиллом Стьютли и юным Дэвидом Донкастерским не далее как сегодня были в «Синем кабане» и узнали там все новости про ярмарку. Шериф назначил такую награду неспроста: поговаривают, что сделал он это для того, чтобы мы не захотели туда прийти. Так что, если ты позволишь, я поеду и сражусь с йоменами, которые будут состязаться в Ноттингеме, — пусть и за этот жалкий приз.

— Ты крепкий и смелый парень, — ответил ему Робин, — но тебе недостает хитрости, какая есть у славного Стьютли. Я бы не хотел, чтобы с тобой случилась беда. И все же, если ты пойдешь туда, измени свой облик на случай, если там окажутся те, кто с тобой знаком.

— Так и сделаю, предводитель, — пообещал Малыш Джон, — но единственное, что я хотел бы поменять, — это мой зеленый костюм на ярко-красный. Я натяну на голову капюшон куртки, так что моих каштановых волос видно не будет, и тогда, думаю, никто меня не узнает.

— Совсем не по душе мне это, — сказал Робин Гуд, — и все же, если ты так хочешь — иди, только постарайся, чтобы никто тебя не узнал. Ты моя правая рука, и я не вынесу, если с тобой случится несчастье.

Малыш Джон нарядился в красное и отправился на ноттингемскую ярмарку.

Славные были в Ноттингеме эти ярмарочные дни. Луг перед городскими воротами был уставлен рядами разноцветных шатров, украшенных флажками и гирляндами цветов. Со всей страны стекался сюда народ: и простые люди, и знать. В одних шатрах танцевали под веселую музыку, в других рекой текли эль и пиво, в третьих продавали сладкие пирожки и леденцы. Много было развлечений и снаружи, на зеленом лугу: менестрели пели баллады старинных времен, подыгрывая себе на арфах, на арене из опилок сражались друг с другом борцы, но больше всего народу собралось у возвышения, на котором бились на дубинках крепкие молодцы.

Итак, Малыш Джон прибыл на ярмарку. Ярко-красные были на нем чулки и куртка, ярко-красным был капюшон с воткнутым в него сбоку красным пером. Через плечо его был перекинут крепкий тисовый лук, а за спиной висел колчан с добротными стрелами. Многие оборачивались поглядеть на статного высокого парня: он был на голову выше прочих мужчин, а плечи его — на ладонь шире, чем у самых дюжих богатырей. Поглядывая на него украдкой, девушки улыбались и думали, что в жизни не видали молодца краше.

Первым делом Малыш Джон пошел в шатер, где продавали крепкий эль, там он встал на скамью и крикнул:

— Эй, парни! Кто выпьет эля с храбрым йоменом? Идите сюда, все! Повеселимся! День прекрасный, эль что надо. Иди сюда, славный йомен, и ты, и ты. Ни гроша вам не придется заплатить. Эй, поворачивай сюда и ты, бедняк, и ты, бродяга-ремесленник, — всем будет со мной веселье!

Так он кричал, и все со смехом собрались вокруг него, и темный эль потек рекой. Они называли Малыша Джона славным парнем, и каждый клялся, что любит его как родного брата, — ведь когда веселишься за чужой счет, тебе всегда мил тот, кто доставляет эту радость.

Затем Малыш пошел к возвышению, на котором бились на дубинках, потому что любил такие схватки не меньше, чем поесть и выпить. Тут и случилось событие, о котором потом долгое время складывали песни по всей доброй Англии.

Был там один парень, крепко колотивший всех, кто бы ни бросал ему вызов. Звали его Эриком Линкольнским, и имя это было знакомо каждому, ибо о силе его была сложена не одна баллада. Когда Малыш Джон подошел к подмосткам, там никто не дрался. Только храбрый Эрик ходил туда-сюда, помахивая дубинкой да покрикивая:

— Ну, кто на меня, кто возьмет в руки дубинку ради любимой девушки и сразится с добрым линкольнширским йоменом? Давайте, парни! Сюда! Сюда! Неужто в здешних краях глаза у девушек не прекрасны? Или кровь у ноттингемских молодцев слишком холодна? Линкольн против Ноттингема, говорю я! Не ступила еще на этот помост нога человека, которого бы мы в Линкольне назвали бойцом на дубинках!

Услыхав эти слова, то один то другой из стоявших поблизости толкал соседа локтем и говорил: «Иди, Нед!», «Иди, Томас!» — но оказаться с проломленной головой не хотелось никому.

Тут Эрик увидел Малыша Джона, возвышавшегося над толпой, и обратил свою речь к нему:

— Эй, ты! Длинноногий парень в красном! Плечи у тебя широки, и голова мощная. Или недостаточно красива твоя девушка, чтобы взять ради нее дубинку в руки? Право слово, сдается мне, ноттингемцы не из того мешаны теста — нет у них ни силы духа, ни отваги! Эй, ты, увалень, возьмешь в руки дубинку за Ноттингем?

— Была бы при мне моя славная дубинка, — ответил Малыш Джон, — я бы с превеликим удовольствием проломил твою некчемную башку. Наглый хвастун! В самый раз было бы твоей башке с петушиным гребнем получить добрую затрещину!

Сначала он говорил спокойно — нелегко было вывести его из себя, но гнев Малыша Джона набирал силу, как камень, что катится вниз с горы, и в конце концов он разозлился не на шутку.

Эрик Линкольнский громко расхохотался:

— Хорошо сказано — для того, кто боится сойтись со мной в честном поединке, один на один. Сам ты наглец, и если ступишь на этот помост — проглотишь свой наглый язык.

— Эй, — крикнул Малыш Джон, — может кто-нибудь одолжить мне прочную дубинку, чтобы проверил я этого парня на храбрость?

Тут же с десяток парней протянули ему свои дубинки, и он выбрал самую крепкую и тяжелую из всех. Оглядев ее, он сказал:

— В руках у меня щепка — соломина, прямо скажем, — и все же, надеюсь, сослужит она мне добрую службу.

С этими словами он бросил дубинку на помост и, легко вспрыгнув на него следом, снова схватил ее.

Теперь оба стояли на месте и свирепо глядели друг на друга, пока распорядитель не крикнул: «Сходитесь!»

Они сделали по шагу вперед, каждый крепко держал дубинку посередине. А потом стоявшие вокруг увидели лучший поединок на дубинках из всех, что знал Ноттингем.

Поначалу Эрик Линкольнский думал, что легко получит преимущество, и потому двинулся вперед, как бы говоря: «Смотрите, люди добрые, как быстро разделаю я этого петушка», — но тут же увидел, что скорой победы ему не одержать. С большим искусством нанес он мощный удар, однако оказалось, что Малыш Джон ему ровня. Бил он раз, бил два, бил три — Малыш отбивал все удары, и слева и справа. А потом точным ударом наотмашь поразил не сумевшего защититься Эрика, да так, что в голове у того зазвенело. Эрик отступил, чтобы прийти в себя, и слышали бы вы, что за шум и гам поднялись кругом: все были рады, что Ноттингем треснул Линкольн по голове. Так закончилась первая схватка в этом поединке.

Потом распорядитель опять крикнул: «Сходитесь!» — и они снова вступили в борьбу. Теперь Эрик действовал с осторожностью, нежные воспоминания о только что полученном ударе не давали забыть, что перед ним ретивый противник. В этой схватке ни Малыш Джон, ни линкольнец не поразили друг друга. Через некоторое время оба они отступили на шаг назад, и на том закончилась вторая схватка.

Но вот сошлись они в третий раз, и поначалу Эрик Линкольнский пытался быть осторожен, как прежде. Однако соперник отбивал все его удары, Эрик все больше злился и скоро утратил свое обычное благоразумие. Он стал яростно наносить удары один за другим, да так быстро, что они стучали, точно град по крыше. И, несмотря на это, поразить Малыша Джона он не сумел. Тот же улучил момент и быстрым движением ударил соперника по голове. Прежде чем Эрик успел опомниться, Малыш схватил дубинку обеими руками и так треснул его по макушке, что Эрик упал. Казалось, он никогда больше не двинется с места.

Зрители завопили так громко, что народ сбежался на шум отовсюду. Малыш Джон тем временем спрыгнул с помоста и отдал палку тому, кто ее одолжил. Так завершилась знаменитая схватка между Малышом Джоном и прославленным Эриком Линкольнским.

Пришло время лучникам занять свои места, и зрители стали стекаться к месту, где проводилось состязание. Неподалеку на возвышении сидел шериф, окруженный толпой знати. Когда лучники были готовы, вперед выступил глашатай и объявил правила состязаний: каждый должен сделать по три выстрела, и тому, чей выстрел окажется лучшим, наградой станут два жирных бычка. Два десятка удалых молодцов пришли показать свою меткость, в их числе были самые искусные стрелки Линкольна и Ноттингемшира. Среди всех выделялся ростом Малыш Джон.

— Что это за незнакомец, одетый во все красное? — спрашивали одни.

Другие отвечали:

— Да это тот парень, который только что победил Эрика Линкольнского.

Молва достигла наконец и ушей шерифа.

Лучники выступили вперед, и каждый выпустил по стреле. Все выстрелы были хороши, но Малышу Джону не было равных: трижды попадал он в белый круг в центре мишени, и лишь раз стрела оказалась в трети дюйма от центра.

— Молодец, высокий лучник! — шумела толпа. А некоторые кричали:

— Вперед, Рейнолд Гринлиф!

Именно этим именем назвался в тот день Малыш Джон.

Шериф сошел со своего возвышения и подошел к стрелкам. Все они, увидев его, сняли шапки. Он пристально поглядел на Малыша Джона, но не признал его. Однако через некоторое время все же сказал:

— Сдается мне, парень, что где-то я твое лицо уже видел.

— Может быть, и так, — молвил Малыш Джон. — Ведь я вашу милость видал часто.

Произнося эти слова, он уверенно глядел прямо в глаза шерифу, и тот даже не заподозрил, кто перед ним.

— Удал ты, парень, — обратился к нему шериф, — и, слышал я, отстоял ты сегодня Ноттингемшир в битве против Линкольна. Как же зовут тебя, друг добрый?

— Зовут меня Рейнолдом Гринлифом, ваша милость, — ответил Малыш Джон.

В старинной балладе так говорится об этом событии:

Грин — зеленый, лиф — листок, но что имечко с подвохом — то шерифу невдомек.

— Что ж, Рейнолд Гринлиф, — сказал шериф, — ты искусный лучник. Почти не уступаешь лжецу и мошеннику Робину Гуду, да упасут меня Небеса от его коварства! Не хочешь ли поступить ко мне на службу, приятель? Стану тебе хорошо платить: каждый год будешь получать три костюма, хорошую еду и эля сможешь пить вволю. А кроме того, в Михайлов день буду выплачивать тебе сорок марок.

— Я свободный человек и с радостью пойду к тебе на службу, — прозвучал ответ Малыша Джона. Он решил, что, поступив к шерифу на службу, может здорово поразвлечься.

— Ты честно выиграл своих бычков, — объявил шериф, — к ним добавлю я бочку доброго мартовского пива, потому что рад заполучить такого парня.

— Что ж, — сказал на это Малыш Джон, — я тоже рад поступить к тебе на службу, и потому отдаю бычков и бочку пива добрым людям, что тут собрались, пусть повеселятся!

Поднялся шум и гам, и многие от радости стали кидать в воздух шапки.

Были устроены большие костры, на которых зажарили бычков, открыли бочку пива, и все принялись угощаться. Пока пировали, день склонился к закату, и в небе над шпилями и башнями Ноттингема поднялась красная круглая луна. Тогда все взялись за руки и стали танцевать вокруг костров под музыку волынок и арф. Но задолго до того, как началось это веселье, шериф с новым своим слугой Рейнолдом Гринлифом был уже в Ноттингемском замке.