Хроники Черного Отряда: Портал Теней

Глен Кук, 2018

Солдаты Черного Отряда не задают вопросов нанимателям. Они берут деньги и выполняют работу – любую работу. И за это Госпожа ценит их больше, чем все остальные свои войска. Но прослыть любимцем Госпожи – все равно что повесить себе на спину мишень. Очень уж много недругов у этой грозной правительницы могущественной северной империи. Они есть даже среди Взятых – сверхсильных колдунов, не по собственной воле ставших ее подручными. Черный Отряд получает новую задачу: помочь волшебнице по имени Озорной Дождь разгромить армию мятежников. Вот только Костоправ, отрядный летописец, не верит Взятым – и особенно той, кто так похожа на Госпожу и ее чудовищную сестру. Новая летопись! Впервые на русском!

6. Наши дни: Чуя опасность

У Капитана случился очередной приступ порядколюбия, и он ежедневно муштровал братьев с утра до ночи. В «Темной лошадке» было почти пусто. Все чересчур уставали, чтобы развлекаться. Меня встретил хмурый Маркег Зораб. Я показал ему монетку. У старины Костоправа забот было меньше, чем у остальных, — в последнее время лечить мне приходилось разве что грибок.

Гоблин и Масло играли в тонк с парнишкой, которого звали Умником. Этот Умник был в числе тех разгильдяев, которые раззадорили Капитана. То, что он вместо тренировки просиживал зад в трактире, намекало на его скорое отчисление из Отряда.

Зораб принес мне пива и забрал деньги. Я уселся на стул:

— Я тоже сыграю.

— Какими судьбами? — спросил Гоблин и сдал мне дрянные карты.

— Заняться нечем.

— Сходи в бесплатную лечебницу, найдешь чем.

— Нет предела совершенству, — заметил Масло, намекая на Капитана.

— Сам-то чего прохлаждаешься?

— Посвящаю нашего Умника в тонкости городской разведки.

— А у тебя какая отговорка? — спросил я Гоблина, с надеждой набирая новые карты.

— Такая же, как у тебя. Заняться нечем.

— Как обычно, — сказал я Умнику. — Зато других поучать горазд. Гоблин, а с подмастерьем кто заниматься будет?

— С Третьим-то? Старик опять отправил его с Одноглазым скотину считать.

Масло добавил:

— Капитана теперь хлебом не корми, дай поглумиться над Одноглазым. С тех самых пор, как Хромой у нас побывал. И чем эта какашка так разозлила Старика?

— Сам знаешь, — ответил я. — Ты же был с нами. Одноглазый попросту повел себя как Одноглазый. Хотел воспользоваться заданием, чтобы набить карман. И нас едва не угробил, включая Капитана. Вот так-то.

Гоблин осадил меня:

— Костоправ, не лезь в бутылку. Все обошлось. Твоя милашка нами довольна.

Я поспешил перевести разговор на другую тему:

— Дело в другом. Одноглазого ничто не учит.

Гоблин ласково произнес:

— Твоя очередь сдавать.

Я сдал:

— Так-то лучше. Может, я всегда буду сдавать?

— Костоправ, — раздался над моим правым плечом голос человека, который выглядел так, будто когда-то упал с высоченного уродливого дерева и сшиб по пути все ветки.

— Леденец?

Что третий по рангу брат в Отряде забыл в такой дыре?

— Капитан хочет отнять минутку твоего драгоценного времени.

Я переглянулся с Гоблином. Масло с Умником отвернулись в надежде, что их не узнают.

Раз Леденец добрался до меня так быстро, значит он вышел из лагеря, когда я был еще на полпути к «Темной лошадке».

Собрав выигрыш, я отдал колоду Гоблину. Выйдя на улицу, спросил:

— В чем дело?

— Узна́ешь, — ответил Леденец и не произнес больше ни слова.

Если не считать залежей глины, из которой получались прекрасные кирпичи, со строительными материалами в Алоэ было туго. Все постройки в лагере, включая стену, которой был обнесен город — по мнению Капитана, недостаточно высокую и прочную, — были глинобитными. Услада для глаз любителей коричневого цвета.

Жаркий ветер был достаточно силен, чтобы гнать по дорожкам листья и пыльных чертиков. Один мелкий вихрь кружил прямо напротив штаба. Я спросил Леденца:

— Это нормально?

— Не похоже. Он уже был тут, когда я пошел за тобой. Однако Молчун утверждает, что опасности нет.

В этот самый момент вихрь решил пересечь строевой плац, но рассеялся, не продвинувшись и на сотню футов.

Старик принял меня за своим массивным, грубо сколоченным столом. Жестом велел сесть напротив.

Я сел. Кроме нас и Леденца, внутри никого не было, но и Леденец быстро ретировался.

Капитан был настоящим человеком-горой, без капли жира в теле. Никто не помнил, как и почему его выбрали, но командир из него получился отменный. Отряд никогда не нес существенных потерь.

Откинувшись на неотесанном стуле, Капитан сложил руки домиком под подбородком. Уставился на меня. Все как обычно.

— Что случилось? — спросил я.

— Гоблин с Одноглазым не вели себя странно в последнее время?

— Если и вели, как это понять?

— Тут не поспоришь. Но все равно подумай.

Я подумал. Ответ остался прежним.

— Если не считать, что Одноглазый вдруг перестал врать, — добавил я.

Колдун-коротышка уже несколько недель не мухлевал в карты и не придумывал подпольных схем обогащения.

— Приму к сведению. Раз Одноглазый не врет, то наверняка он что-то задумал и не хочет привлекать внимания.

— Капитан?

Я взволновался. Если Старик берет официальный тон, значит он видит серьезную, требующую решения проблему.

— Я все думаю о визите Хромого. А ты его помнишь?

— Как такое забыть? У меня до сих пор кальсоны не отстирались.

— Вы хитро все обстряпали. Умело. Но до меня дошла правда. Что, если дойдет и до Хромого?

— А кто ему расскажет?

— Среди нас друзей у него нет, это верно. Но дело в другом. Тут и не нужен донос — твой план сам себя раскрывает.

— Ох…

Мне стало ясно, кто нас выдал. Я сам. Ведь я все записываю в Анналы. Старик изредка их почитывает.

— Сосредоточься. Хромой куда-то увозил Гоблина и Одноглазого. На два дня. И мы об этом забыли.

Я-то не забыл. Гоблин тоже вспомнил, когда я ему рассказал. Но он не помнил, что делал в эти два дня.

— Костоправ, не спускай с них глаз. Раз в деле замешан Хромой, жди подлянки. И другим передай, чтобы ни на секунду не оставляли этих двоих без присмотра.

— Заметят и разозлятся.

— Плевать. Может, хоть дурью перестанут маяться. Выполняй приказ.

Я в раздумьях вышел. Беседа с Капитаном выбила меня из колеи.

Что он задумал? Неужели правда волнуется за этих дураков и надеется, что слежка обуздает их непредсказуемый нрав?

Мы уже давно торчим в Алоэ. Одноглазый мог что-нибудь выкинуть просто от скуки.

Тут до меня дошло. Старик четко все выразил, а я пропустил мимо ушей. Одноглазый перестал вести себя как Одноглазый, и началось это после того, как Хромой улетел на своем ковре на запад.

По дороге в город ко мне прицепился Крутой:

— Отлыниваешь от дела? Заметил, что ты не заглянул в лазарет.

Об этом я и не подумал.

— Вдруг тебя там человек пятнадцать дожидаются?

— Разве что уставших от муштры симулянтов.

— Многие жалуются на головокружение.

— Не слышал таких жалоб. Ко мне приходят только с грибком, вошками и триппером. А в последнее время — только с грибком. У местных храмовых проституток никакой заразы нет. Если кто-то скажет, что у него триппер, я даже не взгляну. Пускай верещат, когда мочатся.

— В чем тебе, Костоправ, не откажешь, так это в безграничном человеколюбии.

Что-то было не так.

Крутой тоже это почувствовал:

— Мы в Алоэ или где? Куда народ подевался?

На улицах было почти безлюдно. Ветер — горячий, сухой и грязный — все усиливался. По дороге катились клочья сухой травы.

Я сбавил шаг и вынул нож, пожалев, что нет при мне оружия посерьезнее. Крутой отошел вправо, чтобы нас не смогли уложить одной атакой, и тоже обнажил нож.

Клубок травы едва не прилетел мне в грудь. Я дважды полоснул его и почувствовал себя как дурак. Но расслабляться было рано.

Ветер стих. Трава перестала летать. Возникли и тут же рассеялись пыльные вихри.

— Плевать, что там говорит Молчун. Я боюсь.

Крутой лишь фыркнул. Он был настроен на драку, а не на размышления.

— Чертовщина какая-то. Неспокойно мне, — пробурчал я.

— Просто ты не доверяешь Алоэ.

Золотые слова. Это чересчур приветливый город. На меня не бросаются из каждой подворотни. Люди искренне благодарят, когда я лечу их детей. Ценят спокойствие и порядок, которые принес им Отряд. Сообщают о любых злодеяниях.

По приказу Капитана наши бойцы работают в полях и на стройке — не для того, чтобы завоевать симпатию, а чтобы лишний раз не буянить.

— Ты прав, — признался я. — Чем дольше Госпожа оберегает нас от неприятностей, тем сильнее чувство, что мы вот-вот окунемся в дерьмо с головой. Всякие ужасы мерещатся.

Перед нами закружился и растаял пыльный вихрь. Крутой не обращал на такие мелочи внимания.

— Через пятьдесят шагов будешь в безопасности.

Все верно. Ровно столько оставалось до «Темной лошадки». Буквально рукой подать. А когда я расслабился, то увидел вокруг людей и понял, что на улице мы не одни.

Мы вошли в трактир. Мой час еще не пробил.

— Крутой, надо бы мне обзавестись каким-нибудь хобби.

В трактире не оказалось ни Гоблина, ни Одноглазого. Зато был наш третий колдун, Молчун. Играл в тонк на своем привычном месте. Ему составляли общество Масло, приятель Крутого, и Эльмо. Несколько солдат следили за игрой.

— Сержант, и ты сачкуешь? — спросил я Эльмо.

— В яблочко, черт побери. Старик совсем из ума выжил.

— Может, и его этот город допек.

— В смысле?

Крутой объяснил:

— У Костоправа мурашки по коже оттого, что в Алоэ все такие дружелюбные и приветливые.

— Он из тех, кто смотрит в зубы дареному коню, — кивнул Эльмо.

Облюбованное Одноглазым место, где проще мухлевать, было занято Причиндалом.

— Костоправ, садись, я выхожу. Устал проигрывать.

Вид у меня, наверное, был чересчур озабоченный. Молчун жестом показал, что готов подвинуться.

Я признался:

— Покоя не дает мысль о том, что грядут большие неприятности. Мне едва ли не хочется, чтобы они наконец начались.

— Совсем спятил, — заключил Эльмо. — Околесицу несет.

— Костоправ, много думать вредно, — добавил Масло.

Эльмо с ним согласился:

— Вот что с людьми делает образование. Ну, чего там Старик хочет?

— Беспокоится о Гоблине с Одноглазым. Думает, Хромой с ними что-то сотворил.

— С запада не было вестей? — спросил Эльмо.

— Нет.

Послания из Башни обычно передавались воздушными курьерами. В случае чрезвычайной важности — через Гоблина. Но после отбытия Хромого летучих ковров мы не видели.

— А из главного штаба?

Уже ближе. Депеши оттуда привозили конные гонцы.

— Нет никаких вестей. Смотри не сглазь. Я бы предпочел, чтобы о нас совсем забыли.

Молчун поддержал меня, подняв вверх большой палец, после чего сдал мне просто ужасные карты.

Колода пошла по столу. Делались ставки, забирались выигрыши. Завязался разговор о том о сем.

— Если бы я был Госпожой и хотел отправить Капитану тайное послание, то сделал бы это через Шепот, — сказал Эльмо.

— Тебе что-то известно?

— Просто мозгами шевелю.

Мы повернулись к Молчуну. Недовольный всеобщим вниманием, он жестами показал:

— Чую опасность.

— И как я этого не понял? — буркнул я.

— Успокойся, — произнес Эльмо. — Тебе сдавать.

Он показал пальцем на дверь. Пришел Гоблин.

Низкорослый колдун втиснулся между Маслом и Эльмо. Сегодня он, как никогда, напоминал жабу.

— С севера надвигается сильная буря, — произнес он.

Масло сказал:

— Может, это от погоды всем не по себе.

— С севера? — удивился Эльмо. — Странно. В это время года здесь случаются бури?

— Примерно раз в пять лет. Да еще какие!

— Надвигается сильная буря, — повторил Гоблин. — Костоправ, у меня нарыв. Ты бы взглянул, а?

— Прямо здесь? — Я пил пиво с жареной курицей и старался поаккуратнее брать карты жирными пальцами.

— Приду завтра в приемные часы. Ты, главное, сам не забудь появиться.

Эльмо с Маслом нашли эту хохму смешной.

— Да я вкалываю больше всех в Отряде.

— Не знаю насчет «больше всех», но в число самых усердных шестисот пятидесяти человек ты входишь, — поддел меня Эльмо. — А теперь кончай жрать и ныть, играй по-человечески.

Но карточные богини по-прежнему не благоволили мне.

— Гоблин, сядешь вместо меня?

Колдун пробурчал что-то неразборчивое. Вид у него был смурной. Неужели нарыв так сильно болит?

Или у него что-то похуже?

Гоблин стар как сам мир. Кто знает, какая гадость могла к нему прицепиться.

— Тебе плохо? — спросил я.

— Нормально. Но с севера буря надвигается.

Масло перебил нас:

— Костоправ, бери карты. Надо снять с тебя шкуру, пока ты теплый.

После завтрака я открыл лазарет. Воздух был тяжелым, влажным и спертым. Один из тех дней, когда у всех плохое самочувствие, дурное настроение и никакого желания работать. Вскоре с севера подул резкий холодный ветер.

На осмотр пришли трое. Ни одного симулянта. Двое — с очагами фиолетового грибка на ногах. Каждый день он у кого-нибудь появляется. Откуда берется — никто не знает. Солдаты говорят, что перед возникновением пятен у них кружилась голова. Борная мазь с солью избавляет от грибка за три втирания.

Эта напасть постигла не только Отряд. Для местных врачей грибок тоже стал сюрпризом. Однако он не был опасен, и повторных заражений не случалось.

Гоблин появился, когда я уже устал его ждать. Он был явно не в своей тарелке. Непривычно для него. Я осматривал и лечил его уже много лет. Ему нечего было стесняться.

— Что-то ты на себя не похож.

— Не знаю… Думаю, со мной что-то сделали.

— Ты говорил про нарыв?

Гоблин начал что-то бурчать о себе в третьем лице на два голоса. Я перебил его:

— Кончай придуриваться, коротышка. Раздевайся.

Он заткнулся. Разделся. Его бледную одутловатую тушку едва ли можно было назвать магнитом для девушек.

Нарыв был на пузе, справа от пупка. Диаметром полтора дюйма, округлый, гнойный и вонючий, но без признаков гангрены. Чем-то похожий на мишень: внешний круг ярко-красный, с признаками воспаления, средний — черный, а посередине — гнойная головка в треть дюйма диаметром.

— И давно ты с этим ходишь?

— Давненько. Сначала был обычный прыщик. Я его выдавил. Он снова вырос. А теперь стал вот таким.

— Похоже на паучий укус. — В здешних зарослях водились весьма злобные пауки-отшельники. — Сейчас почищу и проверю. Магией пытался лечить?

— Замедлил рост да зуд унял, но вывести эту дрянь не получилось.

— Забирайся.

Я уложил его на операционный стол и достал скальпель. Удалил гной и омертвевшие ткани, продезинфицировал ранку чистым спиртом. Одну унцию для тела, две — для души. Гоблин сильно орал, и пришлось дать ему еще две. Затем я положил в ранку кусочек серы и капнул серной кислоты. Промыл и уже собрался закрыть свежим лишайником, когда заметил в глубине черную точку.

— Не дергайся. Я что-то нашел. — С помощью скальпеля и пинцета я извлек вероятную причину воспаления.

Перебинтовав рану, я выдал Гоблину еще две унции медицинского спирта.

— Садись. Видишь? Вот это было в ране.

Гоблин скривился:

— Едва разглядишь.

— Мог ты о шип уколоться или занозу посадить?

— От занозы такого не бывает. Дай-ка пробирку, положу туда эту хреновину.

— Приходи завтра утром. А пока попробуй разузнать, что это. Кстати, у тебя прыщик не после поездки с Хромым появился?

Гоблин нахмурился:

— На что намекаешь?

— Капитан подозревает, что с тобой и Одноглазым что-то неладно.

— Из-за Хромого?

— Да. В первую очередь, конечно, с Одноглазым. Он странно себя ведет.

— Как это?

— Мухлевать перестал.

— Твою же мать!.. И правда! Он не мухлевал с тех пор, как… как задумал налет на храм Оккупоа. Проклятье! Кажется, лекарство начинает действовать. Надо повязать засранца и допросить под гипнозом.

— Неплохая мысль.

Я подумал, что самого Гоблина неплохо бы отвести в «Темную лошадку», чтобы там над ним поработал Молчун, но тут вмешалась погода.

Северный ветер превратился в настоящий ураган. Раскатился гром. Запахло грозой.

— Пойду отосплюсь. Глядишь, и буря уляжется, — сказал Гоблин и принял очередную дозу «лекарства».

— Пожалуй, пропишу и себе алкогольно-постельный режим.

Небесные владыки устроили жестокую сечу. Двери и ставни тряслись, дождь хлестал по крыше лазарета. С порога текло. После бури понадобится серьезный ремонт. Стоит отвалиться штукатурке — и глинобитные стены быстро придут в негодность. Крыша тоже начала протекать.

Взбодрившись «лекарством», я решил вернуться в «Темную лошадку».

Но тут дверь резко распахнулась и в лазарет ворвался Капитан. Даже ему не хватило сил закрыть дверь против ветра, и я был вынужден помочь.

Внутрь летели градины размером с голубиное яйцо и били больно.

Старик разразился несвойственными ему проклятиями. Затем уже спокойнее произнес:

— Что за чертовщина? Лето на дворе!

— Местные говорят, такое случается раз в пять лет. Гоблин тоже еще вчера предсказал.

— А он откуда узнал?

— Без понятия. Думаю, могло быть и хуже.

Капитан посмотрел на меня с пристрастием:

— Нам месяц понадобится, чтобы все восстановить.

— Ты чего-то хотел?

— Два «чего-то». Во-первых, доклад о Гоблине. Во-вторых, лекарства от этой фиолетовой фигни. — Он закатал правую штанину. — Быстро разрослось. Вчера только чесалось, а сегодня вот.

— Снимай штаны.

Он подчинился:

— Так что там с Гоблином?

— Сперва я решил, что его паук цапнул. Когда обработал рану, заметил крошечную черную соринку, вроде занозы. Гоблин сам ее проверит. Залезай на стол. Не шевелись, пока мазь не засохнет. Голова не кружится?

— Кружится. Откуда знаешь?

— Все, у кого этот грибок, жалуются на головокружение.

— У городских он тоже бывает?

— Бывает. Лечатся точно так же.

— Кажется, помогает. Зуд как рукой сняло.

Гром загремел с новой силой. Здание встряхнуло. Град забарабанил по крыше, пробив новые дыры.

Капитан заворчал:

— Еще паводка нам не хватало. Беда. Пришлю к тебе Одноглазого. Осмотри его как следует. Ясно?

— Что искать?

— Поймешь, когда увидишь. Если увидишь.

Воздух был переполнен влагой. Мазь на ноге Капитана отказывалась подсыхать. Он сел и потыкал ее пальцем:

— Вся эта вода отвлекает нас от дела.

Снова гром. За окном ослепительно сверкнули молнии. Эпический потоп и не думал прекращаться.

Кругом грязь. Под ногами ничего не увидишь из-за расходящейся волнами воды. Казалось, лагерные постройки тают. Те, которые не успели подновить, больше не пригодны для жилья.

Ветер не ослаб, но стал суше. Хоть какое-то облегчение.

Ни в лагере, ни в городе никто не погиб. Несколько человек пострадали. А вот многим зданиям был причинен непоправимый ущерб. Жители в отчаянии спасали хоть какие-то пожитки.

Местные утверждали, что в этот раз их защитили боги. Раньше бури бывали куда разрушительнее.

Объявился Одноглазый. Выглядел он так, будто хотел перещеголять саму смерть. Третьего он оставил на свиноферме. Одноглазый сказал, что буря застала Третьего в открытом поле и его сильно побило градом.

Чернокожего уродца в вонючей шляпе потащили ко мне в лазарет. Он сопротивлялся и верещал, что не хочет меня видеть.

Лазарет отремонтировали после столовой. Такие уж приоритеты.

— Раздевайся, — приказал я.

— И не подумаю! Костоправ, какого черта?!

— Господа, помогите нашему брату разоблачиться. Только не забудьте потом помыть руки.

Одноглазый был нечистоплотен. Носил одежду, пока та не превращалась в труху или пока не добывал обновку путем кражи. В его нынешнем одеянии могла скрываться какая угодно зараза.

Леденец снял с него шляпу. Одноглазый попытался врезать сержанту по шарам, но тот в ответ двинул ему кулаком в солнечное сплетение.

Одноглазый завизжал, как брошенная в костер девочка. Все замерли. Колдун осел на пол.

Черт побери!

— Господа, продолжайте.

Господа закончили его раздевать, стараясь не причинить лишних увечий. Сам Одноглазый больше никого не провоцировал.

Пришел Гоблин. Он мог мне пригодиться.

— Вставай, шмакодявка. Леденец, надо положить его на стол.

Одноглазого подняли и уложили.

— Боги! — вырвалось у кого-то.

Из-за фиолетовых ног колдуна? Или из-за запаха? Удар Леденца сорвал с живота Одноглазого заскорузлую тряпку, открыв мерзкого вида рану.

— Прежде чем копаться в нем, надо бы его усыпить. Гоблин?

— Ничего не могу предложить.

Я попросил его принести нужные для сонного снадобья ингредиенты, замешал их в сладкое инжирное вино. Пока я возился, Одноглазый очухался. Вернулся к нему и привычный гонор. Пришлось силой вливать в коротышку пойло.

Наконец Гоблин объявил:

— Уснул.

— Можете идти. Он продрыхнет несколько часов, а когда очухается, у него не будет сил брыкаться.

Леденец с ребятами удалились. Кто-то предложил сжечь шмотки Одноглазого, в которых могли водиться и вши, и кое-что похуже.

— Это перебор, — сказал я. — Просто выстирайте.

Появился Капитан, с головы до ног в грязи. Он работал наравне со всеми.

— Ну что здесь у тебя, Костоправ?

— Пока лишь худший случай заражения фиолетовым грибом. Обе ноги от ступней до бедер. В некоторых местах цвет уже серо-зеленый. Полагаю, Одноглазый специально скрывал заражение.

— С него началось?

— Похоже на то. Подумываю, не оставить ли все как есть: неплохо бы узнать полный цикл болезни. — Я соскоблил часть посеревшего грибка, чтобы взглянуть на то, что под ним.

— А что за рана на животе?

— Как у Гоблина, только глубже и запущенней. Выглядит и пахнет так же. Быстро не вылечишь.

— А сам он не лечился.

И это странно. Одноглазый — мой помощник в медицинских делах. Ему следовало бы лучше за собой следить.

— Узнаем причину, когда очнется.

— Оставляю его тебе. Мы с Гоблином перекинемся парой словечек.

Ух! Бедняга Гоблин!

Я достал несколько пробирок. В одну положил образец гноя, в другие — соскобы грибка. Прочистил рану Одноглазого и нашел похожую на занозу соринку.

— Так-так. Опять то же самое.

Задушевный разговор прекратился, к нескрываемой радости Гоблина. Он смахивал на ребенка, избежавшего наказания розгами. Капитан осмотрел рану Одноглазого:

— Сможешь остановить заражение?

— Смогу, если Одноглазый сам его не запустит.

Капитан повернулся к Гоблину:

— Если твой дружок откинет копыта, тебя вместе с ним зарою.

Он вышел.

Я взглянул на Гоблина:

— Ничего себе!

— Да, он здорово разошелся.

— Был повод?

— У Старика просто нет чувства юмора.

— Откуда ему взяться, когда вокруг бедокуры, вроде вас с Одноглазым. Так-то он не прочь пошутить. — (Гоблина мое замечание не обрадовало.) — Узнал что-нибудь о штуковине, которую я из тебя вытащил?

— Это жвало ядовитого паука. Не паука-отшельника. Заражение — отвлекающий ход. На жвало было наложено заклинание. Ты испортил его, когда убедил меня, что мы с Одноглазым два дня пропадали. Но жвало продолжало меня травить, пока ты его не вытащил.

— Кое-что проясняется. Заклинание должно было заставить тебя что-то сделать?

— Не знаю. Можем спросить Одноглазого. Он был заколдован дольше моего.

Не слишком обнадеживающе. Такое чувство, нас всех дергают за ниточки.

— Гоблин, если взглянуть со стороны, похоже это на работу Хромого?

Обычно Хромой решает проблемы открыто, с присущим ему размахом. А такой хитрый способ не в его духе.

— Насколько хорошо мы его знаем? Не то чтобы очень. Но кому еще может быть выгоден этот трюк со жвалами? После битвы при Чарах — никому. Разве что Шепот…

Ой-ой!

Несколько лет назад на лесной полянке мы с Вороном устроили засаду и взяли в плен Шепот, большую шишку у мятежников. Потом она вошла в число Взятых и стала военным губернатором Госпожи на востоке.

На той полянке присутствовал еще один человек. Взятый, переметнувшийся на сторону врага. Хромой. Ох и дорого же он заплатил за свою измену!

— Наверное, он мог бы до такого додуматься, — продолжал Гоблин. — Он вряд ли показал нам все, на что способен. Одно не вызывает сомнений: с тех пор как мы нашли ту записку, ему лучше не делать ничего, что привлечет внимание Госпожи.

Я выдохнул. С Одноглазым я закончил.

Гоблин не унимался:

— Мы не знаем наверняка, что Хромой глуп. Просто при такой силище, как у него, можно и без ума обходиться.

— Пожалуй. — Я вовсе не был в этом уверен.

Гоблин фыркнул:

— Черт побери, Костоправ! Опять ты слишком много думаешь!

Шли дни, а с ними — работа. Старик отрядил на восстановление лагеря лишь двести солдат. Сам он вопреки обыкновению постоянно был раздражен. Мало спал. Кое-кто, включая меня, теперь подрабатывал в городе. Остальные отлавливали в округе разбежавшийся скот, собирали то, что осталось от урожая, и сажали скороспелые растения, чтобы и Отряд, и Алоэ избежали голодной зимы.

Гоблин продержал Одноглазого без сознания пять дней.

Обычно эти двое собачились, как заклятые враги, но друг без друга они не могли жить.

У меня было предчувствие. Смутное, но все же предчувствие.

Ссоры всегда затевал Одноглазый. Однако с тех пор, как Хромой убрался из города, они с Гоблином ни разу не сцепились. На это обратил внимание только Капитан.

Будучи одним из немногих образованных братьев Отряда, я занимался физическим трудом лишь по необходимости. Не брал в руки лопату или мотыгу. Но я искренне сочувствовал кузнецам, оружейникам, плотникам и Молчуну. Тот вкалывал до седьмого пота, стараясь как можно скорее отвести воду с полей.

Во влажной среде процветал фиолетовый грибок. Ко мне приходили десятки людей. Запасы борной кислоты иссякали.

На седьмой день ликвидации последствий бури я наконец добрался до «Темной лошадки». Так вымотался, что не знал, найду ли силы вернуться в лагерь.

— Костоправ? — Зораб удивился, увидев меня.

Кроме него, в трактире никого не было. Он сидел за стойкой, освещенной одной тусклой лампой.

— Черт побери! Не думал, что здесь будет пусто.

— Я тоже. Ждал, что люди придут заливать свои печали. Но у всех проснулась сознательность. Даже у меня. Я так устаю за день, что даже притворяться не могу. Чего тебе? — Он сполз с табурета и зашел за стойку. — Пива, чего же еще. Вы, ребята, только пиво и хлещете.

Он достал кувшин. Я положил на стойку монету. Он отодвинул ее:

— Не надо. — Зораб налил кружку себе, вышел из-за стойки. — Это вы во всем виноваты.

— Мы? Почему?

— Этот ваш Отряд… Вы с таким усердием стараетесь все исправить, что и местные, следуя вашему примеру, вкалывают, вместо того чтобы топить горе в кружке и грозить кулаками богам.

— На богов надейся, а сам не плошай.

— Верно. Но, как по мне, вы подаете плохой пример.

— Извини, Маркег. Пойду-ка я, пока не вырубился.

— Постой.

Я ждал, облокотившись на стойку, пока трактирщик терзался размышлениями.

Маркег Зораб не всегда был трактирщиком. У этого здоровяка хватало шрамов. Его «вчера» и «сегодня» вечно были на ножах.

Он хотел что-то мне рассказать. Лучше сделать это сейчас добровольно, чем потом, перед куда менее дружелюбными людьми.

— Костоправ, ваши ребята не делали мне зла. Да и для Алоэ вы — благо. Во многом незаслуженное.

— Мы миротворцы. Стражи порядка. Это наша обязанность. Где мы, там процветание. — Я удивился собственному сарказму.

— Многие этого не замечают. А некоторым это не нравится.

— Гм?..

— Есть люди, которые хотят вам отомстить за ту девицу из храма.

— Вот как?

Меня удивляло, что нам до сих пор не отомстили. Семьи у девушки не было, но недовольство вызывает сам факт нашего вторжения в храм.

— Меня просили шпионить за вами, — сказал Зораб.

— Шпионь сколько угодно, если так будет безопаснее для тебя.

— Проклятье! Хочешь сделать меня двойным агентом?

Волей-неволей, сам того не ведая, Зораб все равно им станет. Все, что мы скажем в его присутствии, будет лапшой для мятежных ушей.

— Нас это не волнует. Мы ни от кого не таимся. Так было с незапамятных времен и до сей поры работало безотказно.

Сам-то я в это верю? Отчасти. Я редко об этом задумывался.

Зораб решился:

— Есть еще кое-что.

— Мне нужны распорки для глаз, — сказал я Молчуну. — Не знаю, как вообще сюда дошел.

Я преувеличивал. Обходиться без сна — одно из главных солдатских умений.

Одноглазый был едва-едва, но в сознании. Нужно было приглядывать, чтобы этот мелкий кусок дерьма чего-нибудь не выкинул.

Я рассказал Капитану о беседе с Зорабом.

— Действуем самостоятельно, — коротко ответил Старик.

Затем попросил меня присмотреть за Одноглазым. Я почувствовал, что новости обрадовали Капитана.

Молчун с Гоблином хотели погрузить Одноглазого в гипнотический сон. Молчун пробовал этот метод на Гоблине, но безрезультатно. С Одноглазым могло получиться.

— Что сказал Капитан? — шепотом спросил Гоблин.

— Я раздобыл подтверждение, что против нас готовится заговор. Помощи ждать не от кого.

Гоблин кольнул Одноглазого булавкой. Тот не отреагировал.

— Как это понимать?

— В деле может быть замешана Шепот. И Хромой. Мятежнику по имени Ядро Баллисты еще прошлой осенью приказано нас уничтожить. Он двоюродный брат Шепот. Возможно, стоит послать весточку в Башню.

— Где ты все это разнюхал?

— В городе. Слухи расползаются.

— Насколько достоверные?

— Может, вообще недостоверные. Но если задуматься… Где вы пропадали два дня? С чем вернулись? Хромой даром времени не терял. Он выполнял распоряжение Госпожи, но одновременно и под нас копал. Заколдовал вас с Одноглазым, чтобы не смогли связаться с Башней. А если бы попытались, он бы сразу узнал. Так?

Гоблин снова кольнул Одноглазого.

— Наверное.

— Предположим, он увез вас специально, чтобы подорвать наше к вам доверие. Заставить нас действовать с осторожностью. Но в случае Одноглазого было и еще кое-что.

Если бы в Отряде все относились к гигиене так же, как Хромой, фиолетовый грибок надолго вывел бы нас из строя.

— Понятно. Звать мамочку нельзя, к Шепот обращаться нельзя, посылать связного в Башню нельзя. Молчун, ты готов?

Тот кивнул.

Я сказал:

— Думаю, Шепот с Хромым решили сделать Ядро Баллисты орудием своей мести. А сами будут сидеть и прикидываться, что они ни при чем. Ведь помощи мы не просили. Только сперва уберут Ядро.

— Это значит, что Шепот замешана по самые уши. Костоправ, в твоей бочке меда лишь одна ложка дегтя. Тот клочок пергамента. Хромому позарез нужно будет его вернуть. Эта записка — его приговор. Одноглазый? Просыпайся, дорогуша, сколько можно дрыхнуть.

Копию записки я засунул под рубашку Тидэс Эльбы, прежде чем отправить девчонку с Хромым в Башню. Возможно, Госпожа уже установила за Взятым слежку. Но пока Гоблин с Одноглазым под подозрением, я об этом не упоминаю.

— Ядро Баллисты уже где-то поблизости. Вообще-то, он должен был напасть, пока мы очухивались после бури, — объяснил я.

Мятежники знали заранее о наступлении плохой погоды, но и сами пострадали от нее. Нападение запаздывает более чем на неделю.

Гоблин с Молчуном жестами приказали мне замолчать. Вдруг и у стен есть уши?

Войско Ядра не собралось в назначенное время в назначенном месте. Почему — Зораб не знал. Вероятно, случилось нечто непредвиденное.

А от непредвиденного не застрахованы даже злодеи.

Одноглазый открыл глаз. Колдун выглядел отдохнувшим, свежим, расслабленным. Он с охотой поддержал разговор. Его ответы, впрочем, были не полезнее гоблинских.

Гоблин расспрашивал его и так и сяк. Безрезультатно.

— Над ним поработали усерднее, чем надо мной, — сокрушенно заявил он.

— Возможно, дело в темпераменте. Оставим его под гипнозом?

Молчун жестами сказал что-то о Третьем.

Гоблин кивнул и начал разговор о пауках. Одноглазого эти восьмилапые создания интересовали только в качестве проклятия, которое можно было наслать на врага. Гоблин жестами объяснился с Молчуном, потом сказал мне:

— Нужно выйти.

Снаружи было темно. Небо было безоблачным и безлунным; звезды заполонили его сияющим потоком. Гоблин прошептал:

— Одноглазый почувствует, что меня нет рядом, чтобы его защитить.

Значит, Молчун решил напустить на Одноглазого фантомных пауков.

— Костоправ, твоя помощь больше не нужна. Поди займись любовью с койкой.

— Не спеши, — раздался голос Капитана.

Отлично. Он вернулся и решил, что я до конца жизни обойдусь без сна.

— Капитан?

— Какие успехи?

— Никаких, — ответил Гоблин. — Мы собирались…

— Заканчивайте здесь. Появились более важные дела. Костоправ, говоришь, этот Ядро Баллисты нападет с севера?

— Так точно. Он задерживается.

— Гоблин, кто из вас умеет управляться с дикими животными?

— Все.

— А кто лучше всех? Хочу послать птичку на поиски этой легендарной повстанческой армии, о которой заявил Костоправ. Нужно узнать, где она и насколько пострадала от бури.

— Тогда тебе нужен Молчун.

— Приведи его.

— Сделаю. — Гоблин скрылся в лазарете.

Капитан обратился ко мне:

— Сдается, твой информатор, сам того не зная, ввел тебя в заблуждение.

В лазарете раздался вопль Гоблина. Мы с Капитаном поспешили внутрь.

Одноглазому удалось освободить руку. Он ударил Гоблина и принялся колдовать.

Старик треснул Одноглазого по макушке, обошел спереди, чтобы колдун видел, с кем имеет дело, и зажал ему рот вместе с носом.

Одноглазый отключился. Капитан приказал:

— Суньте его в бочку из-под соленых огурцов, не выливая рассола. Костоправ, помоги Гоблину и иди спать. Молчун, а ты за мной.

«И что на него нашло? Обычно он не вмешивается», — подумал я.

Гоблин заметил, что бочка с рассолом — неплохая лечебница.

Упаковав Одноглазого в подходящую тару, мы заколотили крышку и отправились по койкам.

Утром я проснулся как будто с похмелья. В лазарете ждали приема добрых тридцать солдат. Четырнадцать — с ранней стадией фиолетового грибка. Слух об Одноглазом быстро разлетелся по лагерю. Говорили, что он будет сидеть в бочке из-под огурцов, пока мы не найдем лекарства от запущенной формы одолевшей его хвори.

Были на приеме братья с ушибами и ссадинами, двое — с сильной простудой, один — с траншейной стопой из-за длительного пребывания в холодной воде. Остальные — симулянты.

Пришел приказ о строевом смотре и начале тактических занятий. Поговаривали, что Старик собирается атаковать, как только узнает местонахождение Ядра Баллисты.

Сомнительный план. После битвы при Чарах мы ни разу не побывали в серьезном деле. А в той резне участвовало меньше половины нынешнего Черного Отряда.

Последним пациентом оказался Эльмо. Работал неисправным молотком и сломал мизинец на левой руке. Я спросил, что задумал Старик.

— Костоправ, такие вопросы задавай лично ему. Мне известно лишь, что у нас день на сборы. Завтра выступаем против миллиона чокнутых мятежников.

Наш бравый сержант умел недоговаривать. Так легче мотивировать солдат и держать их в повышенной боевой готовности. На каждого из них приходилось тридцать-сорок врагов.

Я же прочитал между строк еще кое-что. Нужно было это проверить.

Закончив прием, я отправился узнать, не нужна ли еще кому-то моя помощь. Зря. Надо было остаться в лазарете и приготовиться к походу. Погрузить медицинские принадлежности в фургоны и тщательно все перепроверить.

В лагере кипела деятельность. Никто не скрывался, и любой шпион мог легко все увидеть. Солдаты тренировались. Лучники проверяли луки и тетивы. На телеги грузили провизию. Конюхи осматривали подковы у лошадей. Возницы чинили уздечки, хомуты, шлеи и постромки. Колесники и тележники проверяли исправность повозок. Около сотни солдат продолжали восстанавливать лагерь. Разобрав непригодные для жилья постройки, они укрепляли кирпичами внешнюю стену.

Фургонов было чересчур много. Старик нанял в городе еще сорок, с двумя ездовыми на каждый, рассчитывая, что среди этих людей окажутся шпионы.

А вот и он, легок на помине.

— Готов выступать, Костоправ?

— Почти, Капитан.

— Хорошо. Закати-ка нашего огурчика в штаб и оставь у своего стола.

У стола, за которым я должен был вести Анналы, но которым пользовался от силы четверть моего свободного времени, предпочитая уединяться в лазарете.

— Черт! Я ведь оставил там Анналы! В бурю…

— Они целы. Лежат себе в водонепроницаемом чехле. Скажи спасибо писарям, когда прикатишь бочку. А пока у тебя есть заботы поважнее.

Заточая Одноглазого в бочку, мы забыли заткнуть ему рот. Пока я транспортировал его в штаб, пришлось выслушать немало «лестных» слов. Пропихнув бочку в дверной проем, я закатил ее в мой уголок. Недомерок, должно быть, забыл, что лишь благодаря моей заботе не бултыхается в рассоле, рискуя захлебнуться. А то ведь была у братьев идея добавить в емкость десяток галлонов.

Один из писарей спросил:

— Сударь, может, ты ее под стол задвинешь, чтобы проход не загораживать?

— Не влезет.

— А если закатить? Давай помогу.

Вместе у нас получилось. Я надеялся, что Старик все рассчитал. Его предшественники пробовали разные методы, но так и не преуспели в укрощении Одноглазого.

Мне было вовсе не жаль вредного коротышку. Сам виноват.

— А что с моими бумагами?

— Не волнуйся.

— Но… — Мой рабочий стол, как всегда, пребывал в беспорядке.

— Лучше собери передвижной лазарет. Конные разведчики скоро отправятся.

Разумно. У меня осталось мало времени на сборы.

— Но…

Не дав договорить, меня буквально вытолкали из штаба.

В лазарет ворвался солдат. Придержал дверь, и еще двое внесли носилки.

— Вашу мамашу! — Я успел собраться, и для ампутации или другой серьезной операции пришлось бы доставать из фургона вещи. — В чем дело?

За носилками вошли Молчун с Гоблином. Человек-жаба объяснил:

— Третий. Нужно привести его в чувство, чтобы расспросить.

Солдаты поспешили смыться. Никто не хотел связываться с колдунами. Носилки опустили на пол, а мне необходимо было переложить пациента на стол.

— Чего ждем, ребятки? Поднимаем! Что с ним?

— Неудачная попытка самоубийства, осложненная чрезвычайной глупостью и безответственным отношением к гигиене, — ответил Гоблин.

Я заметил порезы на запястьях. Поперечные, неглубокие. От тупого ножа. Третий явно не был тверд в своем решении свести счеты с жизнью.

— Надо его привязать.

Пока колдуны этим занимались, а я готовил нюхательную соль, появился Капитан:

— А почему он в одежде?

Я нахмурился.

— Одноглазого с Гоблином ты раздевал, — заметил Капитан.

В одном случае у меня было достаточно помощников, а в другом — пациент разделся добровольно.

— Как прикажешь. Ребята, развяжите его.

Раздев Третьего, мы снова его привязали.

Я осмотрел парня. Ничего подозрительного, если не считать запущенного фиолетового грибка и целого стада вшей. Вонял он не меньше Одноглазого, хотя сходных язв на теле не было.

— Зачем он себя порезал? — спросил Капитан.

Я протянул ему нюхательную соль:

— Сам спроси.

Я принялся обрабатывать пораженные грибком участки кожи.

— Пускай его потом хорошенько вымоют.

Соль привела Третьего в чувство. Старик ускорил процесс, похлопав его по щекам:

— Сколько пальцев, пацан?

— Сри?

— Почти правильно. Расспросите его и дайте мне знать, когда закончите. Нужно проверить, ушел ли передовой отряд.

— Значит, все-таки выступаем, — пробормотал я под нос.

— Ходит слух, что никакого Ядра Баллисты нет и все это — учения, — сказал Гоблин.

— Вот как? А я слышал, что сама Госпожа идет к нам на помощь.

Гоблин ухмыльнулся Молчуну:

— Наш дружок, должно быть, надеется на перепихон!

— Допрашивай пацана, маломерок.

— Ой, какие мы обидчивые!

Иногда они меня просто бесят. Половину вопросов я пропустил мимо ушей. Однако о том, чем занимался Одноглазый во время своей отлучки, я выслушал внимательно.

Меня не удивило, что колдун то и дело оставлял Третьего в одиночестве и не участвовал в пересчете скота. Он был ленив до мозга костей и прикладывал усилия лишь для того, чтобы не сдохнуть.

Третий подозревал, что у Одноглазого есть какой-то план. Сказал, что колдун беспрестанно жаловался, что находится вдалеке от лагеря.

— Вот только он не жаловался, как обычно, на отсутствие женщин, пива или невозможность играть в тонк, — сообщил по-прежнему вялый Третий. — Просто говорил, что должен быть в лагере, и терялся, когда я спрашивал почему.

— Откуда взялись вихри? — спросил я, ко всеобщему недоумению. — Ну, эти мелкие пыльные чертики?

— Я таких прежде не видел. Да и для этих слишком сыро.

Молчун помотал головой и показал что-то жестами. Гоблин перевел:

— Тут везде травостой, в таких краях пыльных бурь не бывает.

Возможно, Молчун прав и вихри действительно не представляют угрозы. Опять я отвлекаюсь на чепуху.

— Ладно, продолжим наше грязное дело.

Эти плуты так и сяк пытались найти подход к парню, но толку не добились. Он не сообщил ничего, о чем мы и так не знали. Судя по всему, Одноглазый что-то замышлял.

Я вымыл Третьего, намазал мазью и забинтовал. Сражение ему придется пропустить. Шум снаружи оповестил о том, что в поход выступают основные силы. У меня оставались считаные минуты.

— А зачем ты пытался покончить с собой?

Третий опешил. Затем нахмурил лоб:

— Ничего я не пытался.

Я поднял его руку и показал жуткие порезы.

— Свиновод сказал, что это твоя работа, — пояснил Гоблин. — Правда, сам он ничего не видел.

Наступила тишина. Всех осенила одна и та же зловещая догадка.

Одноглазый?

Разорались ездовые из моего обоза: мне следует пошевелить жирной задницей, если не хочу идти пешком.

Мы преодолели каких-то девять миль. Вечером ко мне заявился десяток солдат, почти все с мозолями. Капитан с важным видом расхаживал по лагерю, выслушивал доклады. Когда Старик добрался до меня, солдаты забеспокоились, что он может ужесточить требования к физической подготовке.

Предстоящие военные действия их не волновали. А вот усиленная муштра — еще как.

В этом была вина Старика. Он убедил солдат, что те неуязвимы. Это стало для них прописной истиной, и теперь в это верили не только братья Черного Отряда, но и местные жители.

Обработав все мозоли, я поел и отправился навестить Гоблина. Вдруг Третий вспомнил еще что-нибудь? Однако колдуна я не нашел. Старик заставил их с Молчуном искать Ядра Баллисты с помощью сов. Пришлось возвращаться к работе.

Помощь понадобилась в саперной роте. Пострадали пятеро солдат; двоих принесли на носилках.

— Что случилось?

— Разворошили осиное гнездо, — с сильным ханфельдерским акцентом ответил сержант.

Я опустился на колени перед носилками. Солдат стонал. Его лицо и руки были покрыты волдырями от укусов. Глаза заплыли. Я опасался, что он может ослепнуть. Его сосед был в таком же состоянии.

— Вы что, палками гнездо дубасили?

Сержант проворчал:

— Этот тупица Клеймовщик уронил гнездо.

Заметив предостерегающие взгляды остальных, он умолк. Что-то здесь нечисто.

— Это бумажные осы или пятнистые? Успели заметить? — спросил я.

Оба вида строят гнезда на ветвях. И те и другие широко распространены в здешних краях. И те и другие агрессивны и больно жалят. Но пятнистые осы, издали немного похожие на шмелей, гораздо опаснее. Они мстят обидчику и преследуют его до конца.

В отличие от пчел, эти мерзкие насекомые способны жалить без остановки.

— Бумажные.

— Повезло. Пятнистые зажалили бы вас до смерти.

Подошел Капитан и, остановившись в нескольких ярдах, принялся считать потери. Его крайне раздражало, когда солдат получал увечья не в бою. Вместе с таким солдатом выбывал еще один, вынужденный помогать пострадавшему.

Я помог недотепам. По составу мазь от укусов мало отличалась от той, которой я лечил грибок.

Предстояло принять важное решение: оставить бедолаг здесь или отослать в основной лагерь. Я повернулся к Капитану, но того и след простыл. Гоблин с Молчуном так и не объявились. Эльмо с головой ушел в сержантские обязанности. Никто не отдыхал; те, кто не нес вахту и не спал, чинили обмундирование и точили оружие.

Я вернулся в передвижной лазарет. Гениальные охотники на ос успели смыться.

Покончив с делами, я закутался в одеяло и уснул под радостное комариное пение. Надо бы взять ученика, чтобы было на кого орать, когда настроение ни к черту.

В походе утро наступает рано. Еще не забрезжил рассвет, а все уже встали, поели, собрались, впрягли лошадей — приготовились выступать. Днем я лечил синяки и шишки. Никто не жаловался на головокружение или зуд. Никто больше не тревожил осиные гнезда. Мы поднялись на высокий холм, покрытый густым диким лесом. Спустились по обратной стороне к шаткому мосту, дождались, когда наши саперы его укрепят. При такой высокой и бурной воде искать брод не имело смысла. Обычно в это время года природа окрашена в унылые коричневые тона, но сейчас нас окружала пышная зелень.

Мы взобрались еще на один холм. Подъем был более продолжительным, но менее крутым. Тут и там виднелись неряшливые рощицы и отдельные дубы. Здесь начинались пастбища. Вдалеке маячили стада овец и другого скота. Сперва я решил, что пастухи вывели их полакомиться свежей травкой, но вскоре понял, что они уводят худобу в леса, прячут. Они двигались навстречу нам, спасаясь от своих мнимых освободителей.

Значит, Ядро Баллисты не выдумка. Просто он не слишком торопится встретить свою судьбу. Задержался уже на десять дней.

Мои сомнения развеялись.

Мы всегда что-нибудь выдумываем, чтобы заставить наших врагов беспокоиться.

Дальний пологий склон оканчивался у речки, более широкой и глубокой, чем та, что мы пересекли ранее. Здесь повсюду были известняковые скалы, усыпанные валежником овраги и лощины, отдельные купы дуба падуболистного. Когда-то здесь пытались выращивать виноград, но оставили эту затею. На другом берегу реки — зеленые луга, деревеньки, фермерские хозяйства и опять же пастбища. Вдалеке у холмов клубится пыль. Поднять такую тучу может только большое войско.

Наши офицеры знали, что делать, и распоряжений не дожидались. Солдаты принялись рыть траншеи прежде, чем я перестал любоваться пейзажем. Определенно, медицинский персонал в число посвященных не входил.

Леденец пришел ко мне с картой и показал, где развернуть полевой госпиталь: к западу, за деревьями и грядой холмов, прямо у дороги, по которой мы в случае необходимости будем отступать.

Карта была не новой, но весьма подробной. Еще одно доказательство того, что на лекарей всем наплевать.

Устроив госпиталь, я отправился вынюхивать.

Капитан хорошо подготовился. Выбранное им место идеально подходило для размещения траншей, ям, малозаметных проволочных заграждений, частоколов и прочих препятствий. Чтобы добраться до нас, мятежникам нужно переправиться через реку по двум мостам: каменному и хлипкому деревянному в полумиле выше по течению.

Неужели Старик ожидает, что Ядро Баллисты пойдет на нас в открытую, понадеявшись на численное преимущество?

Я высокого мнения о своих умственных способностях. Я сообразительнее большинства. Стыдно признаться, что с самого начала я пустился по ложному следу. Пока ломал голову над мнимыми загадками, вроде обыкновенных пыльных вихрей, легко излечимого фиолетового грибка и поведения Одноглазого, наш неуклюжий Капитан прокладывал собственный путь. И всех обманул.

Отряд предпочитает избегать сражений, когда это возможно. Чтобы сбить врага с толку, мы применяем различные фокусы, отвлекающие маневры, дезинформацию. Иногда не гнушаемся и тайными убийствами. Обычно этим занимаются колдуны. Им под силу заставить человека поверить в то, чего нет. Например, наколдовать призрачных солдат, чтобы Отряд казался более многочисленным и опасным.

В бою-то от этих фантомов мало толку.

Однако, несмотря на все намеки, я и подумать не мог, что подобная тактика может быть использована против меня. Слишком зациклился на первоначальных догадках. Я видел то, чего на самом деле не было, а то, что было, видел в ином свете.

Я все еще пытался отделить истинное от воображаемого, когда войско Ядра Баллисты появилось у обоих мостов. Я заметил, что на нашей стороне куда меньше живых людей, чем должно быть. Солдат замещают фантомы.

Я не желал верить, что мятежники, пусть и не столь многочисленные, как предсказывалось, всерьез рассчитывают захватить мосты под непрерывным обстрелом. Что-то было не так с обеих сторон.

Меня это раздражало. Я летописец. Я должен знать правду.

Мы разгромили Ядро Баллисты, завалив русло трупами мятежников, но он удерживал нас у реки, пока вторая колонна двигалась на Алоэ с востока.

Главные события происходили в другом месте. Сам я при них не присутствовал, и на то была причина: кое-кто меня перехитрил.

Если бы ты был Хромым, самым крутым из Взятых, имел зуб на Отряд и хотел следить за ситуацией издалека, кого бы ты избрал своей жертвой? Кто тот болван, всюду сующий свой нос, считающий, что обязан вносить любую мелочь в свои драгоценные Анналы? Ты совершенно прав, сударь! Прямое попадание! Это Костоправ. Невольный предатель с благоприобретенной паранойей и заколдованным пером, которое позволяет злобному карлику читать каждое выходящее из-под него слово.

Старик с самого начала отвлекал меня и водил за нос.

С тех пор перед каждой встречей с ним я напоминаю себе: «Не суди об этом парне по тому, что он позволяет тебе увидеть и услышать».

Так что события, происшедшие в лагере, записаны со слов нескольких напуганных гонцов, видевших все при тусклом свете луны, и приправлены моим несравненным воображением.

Через западную стену лагеря перелетел черный прямоугольник и бесшумно опустился в укромном месте недалеко от штаба. В луче лунного света показался невысокий смутный силуэт и, подволакивая ногу, прокрался ко входу. Выждав немного и прислушавшись, незваный гость с помощью заклинания погрузил в сон оставшихся в штабе людей.

Внутри он жестами и словами сотворил бледно-желтый светящийся шарик. Тот плыл над головой Хромого, излучая достаточно света, чтобы хозяин не запнулся о передвинутую после его прошлого посещения мебель.

Взятый что-то учуял. Сильную, но дремлющую магическую ауру. Один из колдунов Отряда. Спит. Убить его? Почему бы и нет? Летописец все равно заметит исчезновение важной улики, если только мятежники его не прикончат.

Впрочем, на этих бездарей Хромой особенно не рассчитывал. Нынешняя повстанческая армия набрана из дилетантов.

Однако убивать колдуна нельзя. Колдуны — ключевые фигуры в его плане. В случае успеха жить им все равно останется недолго.

В этом чертовом Отряде хватает хитрецов. Они наверняка размножили указ и хорошенько запрятали копии. Когда Хромой вернет себе оригинал, с копиями разберутся завороженные им колдуны. Он отдаст приказ через паучьи жвала, которые потом их убьют. Но оригинал необходимо найти. Госпожа ни за что не поверит, что это фальшивка. Оскорбление начертано его рукой.

Магическая аура всколыхнулась, будто почувствовав его приближение. Вот он где. Под столом летописца. Бочка лежит на боку и едва заметно шевелится. Рядом стоят еще две.

Одноглазый. Ключ к решению вопроса. Почему его не взяли в бой?

Что за бредовая идея — посадить лучшего колдуна в бочку? Возможно, в Анналах об этом написано. Или будет написано. Как бы то ни было, следует поторопиться. Предстоит долгий обратный путь. Нужно вернуться на пост прежде, чем его хватятся.

Он покачал ближайшую бочку. Не пустая, но и не тяжелая. Хромой решил опустошить ее, свалить туда бумаги летописца и разобраться с ними потом. А сейчас надо лететь обратно на запад.

Масло и Крутой, защищенные Третьим от сонного заклинания, подкрались к ковру Хромого. Масло приподнял угол. Рама была почти невесомой. Крутой подлез под нее. Посвечивая слабым — даже тусклее луны — фонарем, привязал к раме округлый деревянный сосуд в два фута длиной и четыре дюйма диаметром. Дернув за веревочку, присоединенную к концу сосуда, он поспешно выбрался из-под ковра. Двое друзей отправились в город, чтобы встретиться там с Третьим и остальными солдатами, кто не отправился воевать с Ядром Баллисты.

Бочка под столом покачнулась. Лежавший внутри человек хотел ее покатить. Катиться было некуда: с двух сторон подпирали другие бочки. Хромой прошептал:

— Сейчас я тебя вызволю. — Разумеется, он не собирался этого делать, хотя пригодные для вскрытия бочки инструменты лежали на столе летописца. — Но сперва…

Хромой снял крышку с ближайшей стоячей бочки. Внутри какие-то серые бумажные шары. Вытряхнуть их будет проще простого.

Тут раздался стук. За ним вспышка. Хлопок. Бочка подскочила на добрый фут, ударилась о пол и опрокинулась. Хромой почувствовал: сработало какое-то заклинание.

Там еще один! В углу, в темноте! Остался незамеченным из-за ауры колдуна, что в бочке! Ловушка!

Осы и шершни загудели, приходя в себя после сна.

— Они ему новую дырку в заднице пробурили, — жестами показал Молчун. — Теперь у него комплект. Даже многослойная одежка не спасла. Но он до последней возможности набивал бочку бумагами, завывая похлеще Ревуна. Осы преследовали его, пока он на сотню футов не поднялся.

Все кругом покатывались со смеху. Капитан сыграл с Хромым отличную шутку. Готовил ее еще с прошлого визита Взятого, когда застукал колдуна-недомерка за возней с моими перьями и чернилами. Старик сразу понял, что к чему.

Однако не все пошло по его плану.

— Он додумался открыть бочку! Поверить не могу. Я-то рассчитывал, что осы через заливное отверстие на него полезут, соревнуясь друг с другом.

Я оглянулся на Одноглазого. Тот дулся — отчасти потому, что его одежду выстирали, пока он сидел в бочке, отчасти потому, что вместо привычного запаха годовалой немытости от него теперь разило рассолом.

Я продолжил расспрашивать Капитана:

— Ты чем-то расстроен?

— Я просчитался. Серьезно недооценил противников. Шепот все сделала не так. Она точно в этом замешана, но я ждал, что ее лейтенант соберет достойный отряд мятежников, чтобы зайти нам в тыл.

Никакого достойного отряда там не оказалось. Попав в засаду, вторая колонна мятежников тотчас рассыпалась. В ней были одни молокососы.

— Капитан, она не глупа. Однажды уже проиграла Хромому и больше этого не допустит.

Капитан пожал плечами:

— Ладно, все равно мы не зря старались.

— Во всем можно найти светлую сторону. Вот, например, ко мне уже три дня никто с грибком не обращался.

Возвращаясь на пост, Хромой должен был пересечь смертоносную пустыню, пресловутую равнину Страха. Как обычно, огромные летучие существа взмыли, чтобы преградить путь незваному гостю. Колдун уворачивался, пикировал и маневрировал. Для Взятого полет над равниной Страха был сущим пустяком. Если лавирование не помогало, он всегда мог прибегнуть к чарам.

Из-за тряски содержимое привязанного под ковром сосуда перемешалось. Наконец от резкого толчка сработал спусковой механизм.

Взрывом снесло переднюю половину ковра. В этот момент Хромой выполнял крутой подъем на высоте две тысячи триста футов. Его бросило вбок. Бочка покатилась следом. Горящие клочья ткани и куски рамы посыпались вниз.

Взятый сотворил защитные чары, а потом до самой земли исторгал проклятия.

Черный Отряд снова его провел. Враги разгадали замысел Хромого. Может, его предала Шепот. В любом случае оригинал указа, который колдун, как он надеялся, заполучил, наверняка остался у Отряда.

В этот раз замести следы не получится. Хромому предстоит долгая прогулка через равнину Страха. На работу он явится с большим опозданием.