Миссис Больфем

Гертруда Атертон, 1916

Энид Больфем – респектабельная женщина средних лет, которая живет тихой жизнью в мирном, маленьком городке Эльсинор. Поскольку ее брак рушится, Энид видит только один способ решения всех ее проблем. Но сделать правильный выбор так непросто, ведь это может привести к такой духовной и личностной трансформации, от которой она, возможно, никогда не оправится. Интригующая и неотразимая психологическая загадка от Гертруды Атертон, которая захватывает с первых строк и не отпускает до самого финала.

5

Было около шести часов, когда миссис Больфем, упорно проигрывавшая, — что было необычно — с сосредоточенным и внимательным лицом, окаменевшим, как и у других играющих, подобно изваяниям, открытым в Египте, тяжело дышавшая — начала смутно сознавать, что в зале происходит какое-то смятение. Молодежь танцевала, как всегда, перед ужином, но рояль и скрипка, казалось, стремились заглушить грубое вмешательство мужского голоса. Только теперь действительность привлекла к себе сосредоточенное внимание миссис Больфем, она вдруг заметила, что все играющие перестали смотреть в карты и прислушивались к происходящему за дверью. Тогда она узнала голос своего мужа.

На минуту у нее захватило дыхание и пробежал озноб. С некоторых пор она предчувствовала возможность публичной сцены, но предполагала, что она произойдет когда-нибудь вечером у знакомых, где они иногда бывали вместе. Клуб он уже давно не посещал — там было слишком тихо для его шумных склонностей. В последний месяц ей стала очевидна какая-то враждебность в его отношениях к ней, как будто он вдруг разгадал ее скрытое отвращение, и все его мужское тщеславие возмутилось. Как женщина почти исключительной тактичности, все двадцать два года ее замужней жизни она подгоняла это тщеславие тонкой лестью, но рессоры вдруг оказались без смазки в то самое утро, когда она высказала простое и естественное желание перенести наверх свою спальню.

А теперь он пришел сюда, чтобы устроить ей скандал, — сразу пронеслось в ее сознании, чтобы сделать ее посмешищем и погубить ее общественное положение. Это, конечно, и его вовлекло бы в неприятности, но, когда человек и пьян, и разозлен, он становится непредусмотрительным, а месть так сладка.

Только еще вчера вечером произошла очень неприятная семейная сцена. Строго говоря, она держалась с достоинством и легким презрением, тогда как он кричал, что ее вязанье действует ему на нервы, а все эти книги о войне доведут его до болезни. Когда вся жизнь остановилась из-за этой проклятой войны, то человеку хочется забыть о ней, придя домой. А тут, прости господи, новая беда; жена, вместо того, чтобы заботиться о его носках, впуталась во все эти вязанья. А её старание представить себя такой умной в делах, касающихся одних только мужчин! Мистер Больфем всегда злобствовал против клуба и всяких разговоров об избирательных правах женщин, думая, что это отстранит его и ему подобных от политики. Свой интерес к войне они проявляли не иначе, как в виде жестоких оскорблений противников.

Миссис Больфем была женщиной ясной мысли и твердых решений, а по своей нравственной силе была, действительно, женщиной высшего порядка и потому испугалась только на мгновенье. Она положила карты, открыла дверь и вышла в главный зал клуба. Тут она увидала, у входа в зал, группу мужчин, окружавших ее мужа; все, кроме одного, были столь же возбуждены, как и он. Исключение составлял Дуайт Рош, рука которого лежала на плече Больфема; он, казалось, в чем-то убеждал его тихим голосом. Маленькая Мод Баттль бросилась ей навстречу и схватила за руку.

— О, дорогая миссис Больфем, пожалуйста, уведите его домой, он такой странный. Он оттащил трех девочек от танцоров, и те взбешены. А его выражения — о, это что-то ужасное!

Дамы и девушки собрались в группу, все, кроме Алисы Кромлей, которая рисовала, как это смутно заметила миссис Больфем. Все взоры приковала группа у входа в зал, где теперь Рош старался подталкивать к дверям дородную, покачивавшуюся фигуру Больфема.

Миссис Больфем направилась прямо к своему возбужденному и разъяренному супругу.

— Вы плохо себя чувствуете, Давид, — сказала она решительно. — За все время нашей совместной жизни вы не позволяли себе ничего подобного; у вас, вероятно, начинается тифозная лихорадка.

— К чёрту тифозную лихорадку! — закричал Больфем. — Напился — и всё тут. И еще больше напьюсь, если они меня пустят в бар. Пустите меня, вы!

Миссис Больфем обернулась к доктору Анне, которая прошла с ней через зал. — Я уверена — это лихорадка, — решительно сказала она, и преданная Анна благоразумно кивнула головой. — Вы знаете, как напитки на него действуют. Надо отправить его домой.

— Хo, xo! — издевался Больфем. — Это вы-то отправите меня домой? Я не настолько пьян, чтобы не видеть, как это смешно. Дело в том, что вы думаете, будто я вас унижаю, а вы хотите быть главной наседкой этого курятника. Ладно, мне уже опротивело все это и надоело обедать вне дома, когда вы на своих утренниках или в этом проклятом женском клубе. Дом — вот место для женщины. Вязанье — вот ваше дело! Он громогласно захохотал. — Да, сидите дома у камина и вяжите носки своему мужу. Если хотите, можете выкурить трубку. Это то, что делала моя бабка. У всех вас, сколько вас есть, не наберется достаточно мозгов, чтобы поместить в голову одного мужчины, а кричите — долой президента Соединенных Штатов!

Он хотел пуститься в обсуждение нравов эльсинорского общества, когда отрывистый кашель прервал его. Миссис Больфем повернулась спиной с великолепным жестом презрения, хотя лицо ее было багрового цвета.

— Соревнование полов — вопрос, о котором мы так часто спорили. — Ее ясный голос наполнил всю комнату. — Его непременно надо отвезти домой. — Она взглянула на Дуайта Роша и сказала приветливо: — Я уверена, он пойдет с вами. А когда снова станет нормальным, извинится перед Клубом. Возвратимся к нашей игре.

Высоко подняв голову, она легко прошла длинный зал, но рот был судорожно сжат, ноздри расширились, а взгляд прищуренных глаз был неподвижен и горел.

Непредвиденные обстоятельства раздули в пожар гневный огонь где-то в глубине ее, и она была не в состоянии погасить его так скоро, как бы хотела. К величайшему изумлению ее партнерш в бридж, последовавших за ней в зал и обратно, она упала на стул и разразилась слезами. Она тихо плакала, закрывшись носовым платком, но скоро справилась со своим голосом.

— Он опозорил меня, — горестно воскликнула она, — я должна выйти из состава членов клуба.

— Ну, что вы, конечно, нет. — Дамы с сочувствием толпились вокруг нее. — Мы все будем отстаивать вас, вскричала миссис Баттль, — и мужчины также. Они переговорят с ним, он письменно извинится, и всему конец.

Эти приятельницы, старые и помоложе, были смущены, проявляя свою неподдельную симпатию, так как ни одной из них до сих пор не приходилось видеть миссис Больфем плачущей. Бессознательно они жалели об этом! Как бы ни были исключительны обстоятельства, она все же снизошла до обыкновенного женского уровня. Казалось, что сейчас они присутствуют при начале новой главы в жизни миссис Больфем из Эльсинора; да так это и было в действительности.

Миссис Больфем высморкалась. — Простите, — сказала она, — никогда не думала, что это на меня так подействует, но-но… — Снова она стиснула зубы, и глаза ее загорелись. — У меня так болит голова, я должна уйти домой, не могу доиграть.

— Я отвезу вас, — сказала Анна. — О, это животное!

Остальные дамы поцеловали миссис Больфем, поправили на ней шляпу и проводили ее к боковому подъезду, куда доктор Анна подала свой автомобиль. Миссис Больфем устало улыбалась и притрагивалась пальцами к вискам. Как только экипаж выехал из усадьбы, и никто не мог их видеть, она бросила дальнейшие попытки сдержаться и излила все сокровенное единственному человеку, кому могла вполне довериться. Она рассказала доктору весь скрытый ужас своей жизни, свою ненависть и отвращение к Давиду Больфему, словом все, кроме решения убить его, о чем она совсем забыла под влиянием нового возбуждения, овладевшего ее нервами.

Доктор Анна, слышавшая много подобных исповедей, но упорно надеявшаяся, что в семье ее друга все обстояло не так плохо, как казалось при поверхностном взгляде, была рада, что она правит машиной, а не лошадью: как бы она ни была человечна, она была готова забыться и хлестать животное, чтобы дать выход своим чувствам.

— Вы должны развестись, — процедила она сквозь зубы. — Действительно, вы должны, я видела, как Рош на вас смотрел. Нельзя ошибиться, когда мужчина так смотрит. Вы должны, вы должны развестись с этим животным.

— Нет, не стану. — Спокойствие вдруг вернулось к миссис Больфем. — И пожалуйста, забудьте, что я не выдержала и говорила все это. — Она спрашивала себя, что именно сказала. — Знаю, мне нечего просить вас не вспоминать сказанного. Но развод, о, нет! Если я буду продолжать жить с ним, все будут меня жалеть, будут на моей стороне. Но если я разведусь, я буду одной из разведенных — не больше. Эльсинор не Нью-Порт. Кроме того, они почувствуют, что я больше не нуждаюсь в их сочувствии, и настанет время, когда они преспокойно покинут меня.

— Ваши доказательства не очень убедительны, сказала Анна, — вы могли бы выйти замуж за Роша и уехать в Нью-Йорк.

— Но вы ведь знаете, я говорю то, что думаю. Дорогая Анна, я не забочусь об этом. — Она нагнулась к удивленной докторше и нежно ее поцеловала. — И, хотя это и неубедительно, вы знаете, что я так думаю. Не заботьтесь обо мне. Я имею теперь нужное оправдание, куплю обстановку из вторых рук, устроюсь в одной из старых спален и там буду жить. Он не посмеет слова сказать после происшедшего и будет достаточно покорен, так как мужчины заставят его извиниться перед Клубом. Я стану угрожать ему разводом, и это одно заставит его присмиреть — выдать мне часть по разводу стоило бы гораздо дороже, чем продолжать жить по-прежнему.

— Это не довод, способный повлиять на человека, всегда находящегося в опьянении. Но женщина, что это за странная скотинка. Развод — великое дело и благодетельное установление и вот, вы предпочитаете жизнь под одной крышей с животным. О, да, вы сами себя хороните… Вот, мы и приехали. Мне надо спешить к своей медицине. Думаю, что каждую минуту меня могут вызвать к Хаустонам. Роды. Покойной ночи.