Я не хотел воевать

Георгий Крылов, 2023

Живешь себе спокойно. Никого не трогаешь. Решаешь бытовые вопросы. Детей растишь. А тут вдруг раз… И все потерянно. Включая материк. Три народа морфов теперь вынуждены ютиться на одном материке и пытаться выжить. Ссоры забыты. Осталась лишь потерянность на душе и поиск смысла. Начинать все сначала очень сложно. И не каждый справится. Но опустить руки я не могу. Хотя хочется.

Глава 3. Эвакуация

Как же часто мы не ценим того, что имеем. Не ценим спокойной жизни, уверенности в завтрашнем дне. Нам обязательно нужны проблемы, тогда и кажется, что мы живём. Я того не понимал. Не понимал стремления к разрушению того, что было построено. Вокруг же стремились разрушить и поменять.

— Мне тут птичка напела, что ты разводиться собрался? — присаживаясь рядом со мной, спросил Валерий.

— Я должен был разрешения у тебя спросить?

— Нет, — рассмеялся Валерий, а сам так на меня посмотрел, что аж не по себе стало. — Может всё ещё вернуть возможно? Сейчас в себя придёте. Ссора закончится, а вы дров наломали.

— Нет. Всему есть предел. Она хочет путешествий и приключений, вот пусть и едет искать эти приключения, — ответил я.

— Это она тебе сказала?

— Сам придумал, — огрызнулся я. Вспомнилась вчерашняя ссора, во время которой мы столько всего наговорили друг другу. Я аж пожелтел, а ей ничего не сделалось. Мила даже не ощущала вины. А то, что я уже неделю жил в лавке, её это не волновало, как и не волновало, что думает обо всём этом дочь.

— Вы с ней считай жизнь прожили, — после небольшого молчания, сказал Валерий.

— Она так не считает, — ответил я, оглядываясь по сторонам. Мне не хотелось с ним разговаривать. Была мысль встать и уйти, но я остался на месте. Куда идти? Куда бежать? К овощам и тишине? Здесь хотя бы чувствовалась жизнь. Споры, смех, звон кружек и стук вилок об тарелку приводил в чувство, отвлекал. А в лавке я вновь останусь наедине со своими мыслями.

— И что же она считает?

— Тебе так принципиально залезть ко мне в душу? — прямо спросил я Валерия.

— Неприятно видеть, когда нормальный мужик начинает сереть на глазах. А я жизнь долгую прожил. Могу и советом помочь.

— Как вернуть здравомыслие в голову вздорной жене? Если бы ты знал такой рецепт, то имел горы из золота.

— А мне гор не надо. Кулёчка вполне хватает. Могу позволить себе раздавать советы бесплатно.

— Она считает, что я испортил ей жизнь. Посадил дома с детьми, когда это тихое существо, которое боится своей тени, могло бы сделать карьеру, мир поведать и стать кем-то больше, чем жена и мать. Эти роли её перестали устраивать. На моё предложение помогать мне работать в лавке, меня послали. Видишь ли, она не хочет быть торговкой. Ей хочется быть кем-то неопределённым без определённого места жительства и с кучей проблем. Но я её не понимаю. И ещё изменяю. По вечерам она оставляет дочку одну, а сама меня по трактирам ищет и не находит. Вот и пришла к выводу, что я с кем-то гуляю. Её бросил. Было бы что бросать. Вот как ей вернуть голову на место? Я не узнаю Милу.

— Люди с возрастом меняются. Прожить всю жизнь в одной колее не каждому удаётся. Каждый день одно и то же надоедает. Вот ей и хочется разнообразия. Перемен в жизни. А каких перемен она и не знает. У вас вырос сын. Уехал из гнезда в самостоятельную жизнь. Понятно, что невольно начинаешь оглядываться назад и думать, как прожил эту жизнь. И что ты там видишь? А ничего интересного. Столько лет прожито и вспомнить-то нечего. Это и угнетает. Смотришь по сторонам, а вокруг все копошатся как муравьи. У них жизнь прям кипит, а ты сидишь на месте. В твоей жизни ничего не происходит. Чтоб сдвинуть её с мёртвой точки приходится придумывать проблемы на ровном месте.

— Почему нельзя жить, как раньше? Открыть вторую лавку. Хотя сейчас эту бы удержать на плаву. Цены приходится поднимать. Товара всё меньше поступает в город. Фермеры отказываются продавать овощи в прежнем объёме, предпочитая сделать запас и тем самым делают дефицит на рынке. Каждый день выслушиваю жалобы покупателей, но я тут причём? Хочется прийти домой, хотя бы там отдохнуть, а там Мила начинает свою шарманку. Она даже не понимает, что вот сейчас мы с ней разойдёмся и что тогда её ждёт? Без моей поддержки куда она подастся? Вернётся к родителям? Они её не особо ждут. Там семья строгих правил. Они не очень-то одобрили наш с ней брак. Теперь будут только радоваться, что оказались правы, когда она к ним вернётся. Травить же будут. А Мила этого не понимает.

— Помыкается по углам, а потом окажется у меня, — спокойно ответил Валерий. — И будет ей разнообразие. Чего так смотришь? Если не нравится расклад, то иди домой и рисуй всю картину будущего пока ещё своей жене.

— Зачем тебе это?

— Мне их жаль. Этих дурёх, которые не понимают чего хотят, а в результате оказываются на улице. Времена неспокойные. Дальше будет хуже. Не время жизнь ломать своими руками. Её и без нашего участия сломают. Сегодня домой иди. Мирись с женой. Пусть она и ведёт себя как ребёнок, но ты умнее её, вот и найди способ сохранить семью. А если уж решишься оставить, так сделай, чтоб она не оказалась у меня. Пока у тебя это сделать не получится. Не то время.

— Так и хочется добавить, что не та жизнь.

— Ну, жизнь у нас одна. И другой не будет. В ней есть этапы. Вот сейчас не тот этап, чтоб рубить с плеча. Возможно позже, когда всё устаканится. Может к тому времени и ссора на нет сойдёт, — спокойно ответил Валерий.

— Может быть.

— Вот и славно. Ты слышал, что на фронте? — сменил он тему.

— Я стараюсь новости не слушать. Так, отдельные фразы доносятся. А что случилось?

— Да ничего. В том-то и дело. Около мэрии свернули дискуссионный клуб. Теперь там не обсуждают положение дел. Вчера сводку прервали по радио. Сегодня крутят общие слова и запустили старую передачу.

— Так может проблемы с сигналом? Вот и крутят старьё. Было же такое уже.

— Может быть. А может и нет. Ладно, если судьба дороги переплетёт, то ещё увидимся.

— Когда дорожная пыль осядет, — ответил я на автомате. И только тогда понял, что он попрощался со мной. Хотел спросить Валерия с чего бы это, но не стал. Вместо этого пошёл домой.

Город почти опустел. Теперь вечером редко кто появлялся на улице. Мы прятались по норам, боясь высунуть нос из домов. Смелые военные, которые боялись, что их ударят по носу в ответ на действия. Может где и ударяли, только мы об этом не слышали, а лишь чувствовали. В последнее время стало слишком много неуверенности. Слишком много страха. Это было плохо. Хотя Миле такое положение должно было нравиться.

Когда я вернулся домой, то она сидела на кухне и шила рубаху. Даже не подняла головы, когда я прошёл мимо неё.

— Опять делаешь что-то для армии? — спросил я.

— Двадцать пять ребят погибли. Утонули, — ответила она. — Киберморфы напали ночью на их плот, с которого совершались вылеты. Перед смертью Василий с матерью связался. Попрощался. Она не ожидала этого. Он умер, а она следом ушла за ним. Сердце не выдержало. Ко мне её дочка прибежала. Мы с соседями её собрали. Я сказала, что рубашку сошью. Для похорон. Она мужу про сына рассказала и умерла.

— Таких случаев не было уже давно, — ответил я. Телепатия уже считалась атрофированной и ушедшей в прошлое за ненадобностью.

— Ты меня слышал? Двадцать пять ребят!

— Не кричи. Дочку разбудишь.

Она подскочила ко мне. Замахнулась, чтоб ударить, но я перехватил её руку и прижал к себе. Мила попыталась вырваться, но я не дал.

— Прекрати дурить. Я тебе руки распускать не позволю. Так в ответ дам, что вся дурь сразу уйдёт.

— Ты не можешь…

— Ещё как могу. Твои истерики мне надоели. Я устал. Хочу ужина и компота, а не твои выкрутасы наблюдать. Вспомни о своих обязанностях.

— Ты гуляешь, а я должна…

— Замолчи, — пришлось её встряхнуть за плечи. — Договоришься ещё у меня, что я и правда на развод подам. Цветика с собой оставлю, а ты пойдёшь в шлюхи, потому что никуда больше тебя не возьмут. Этого хочешь? А, ты думала, что я тебе своё имя оставлю? Ты будешь им прикрываться? Нет, милая. Имя я заберу. Будешь без рода и племени. В дорожную пыль превратишься, — пообещал я, заметив страх в её глазах. — Не зли меня. Игры закончились, как и моё терпение. Не хочешь проблем — вспоминай кто ты есть.

Как же часто мы не ценим того, что имеем. Не ценим спокойной жизни, уверенности в завтрашнем дне. Нам обязательно нужны проблемы, тогда и кажется, что мы живём. Я того не понимал. Не понимал стремление к разрушению того, что было построено. Вокруг же стремились разрушить и поменять.

— Мне тут птичка напела, что ты разводиться собрался? — присаживаясь рядом со мной, спросил Валерий.

— Я должен был разрешения у тебя спросить?

— Нет, — рассмеялся Валерий, а сам так на меня посмотрел, что аж не по себе стало. — Может всё ещё вернуть возможно? Сейчас в себя придёте. Ссора закончится, а вы дров наломали.

— Нет. Всему есть предел. Она хочет путешествий и приключений, вот пусть и едет искать эти приключения, — ответил я.

— Это она тебе сказала?

— Сам придумал, — огрызнулся я. Вспомнилась вчерашняя ссора, во время которой мы столько всего наговорили друг другу. Я аж пожелтел, а ей ничего не сделалось. Мила даже не ощущала вины. А то, что я уже неделю жил в лавке, её это не волновало, как и не волновало, что думает обо всём этом дочь.

— Вы с ней считай жизнь прожили, — после небольшого молчания, сказал Валерий.

— Она так не считает, — ответил я, оглядываясь по сторонам. Мне не хотелось с ним разговаривать. Была мысль встать и уйти, но я остался на месте. Куда идти? Куда бежать? К овощам и тишине? Здесь хотя бы чувствовалась жизнь. Споры, смех, звон кружек и стук вилок об тарелку приводил в чувство, отвлекал. А в лавке я вновь останусь наедине со своими мыслями.

— И что же она считает?

— Тебе так принципиально залезть ко мне в душу? — прямо спросил я Валерия.

— Неприятно видеть, когда нормальный мужик начинает сереть на глазах. А я жизнь долгую прожил. Могу и советом помочь.

— Как вернуть здравомыслие в голову вздорной жене? Если бы ты знал такой рецепт, то имел горы из золота.

— А мне гор не надо. Кулечка вполне хватает. Могу позволить себе раздавать советы бесплатно.

— Она считает, что я испортил ей жизнь. Посадил дома с детьми, когда это тихое существо, которое боится своей тени, могло бы сделать карьеру, мир поведать и стать кем-то больше, чем жена и мать. Эти роли её перестали устраивать. На моё предложение помогать мне работать в лавке, меня послали. Видишь ли, она не хочет быть торговкой. Ей хочется быть кем-то неопределенным без определенного места жительства и с кучей проблем. Но я её не понимаю. И ещё изменяю. По вечерам она оставляет дочку одну, а сама меня по трактирам ищет и не находит. Вот и пришла к выводу, что я с кем-то гуляю. Её бросил. Было бы что бросать. Вот как ей вернуть голову на место? Я не узнаю Милу.

— Люди с возрастом меняются. Прожить всю жизнь в одной колее не каждому удаётся. Каждый день одно и тоже надоедает. Вот ей и хочется разнообразия. Перемен в жизни. А каких перемен она и не знает. У вас вырос сын. Уехал из гнезда в самостоятельную жизнь. Понятно, что невольно начинаешь оглядываться назад и думать, как прожил эту жизнь. И что ты там видишь? А ничего интересного. Столько лет прожито и вспомнить-то нечего. Это и угнетает. Смотришь по сторонам, а вокруг все копошатся как муравьи. У них жизнь прям кипит, а ты сидишь на месте. В твоей жизни ничего не происходит. Чтоб сдвинуть её с мертвой точки приходится придумывать проблемы на ровном месте.

— Почему нельзя жить, как раньше? Открыть вторую лавку. Хотя сейчас эту бы удержать на плаву. Цены приходится поднимать. Товара всё меньше поступает в город. Фермеры отказываются продавать овощи в прежнем объеме, предпочитая сделать запас и тем самым делают дефицит на рынке. Каждый день выслушиваю жалобы покупателей, но я тут причём? Хочется прийти домой, хотя бы там отдохнуть, а там Мила начинает свою шарманку. Она даже не понимает, что вот сейчас мы с ней разойдемся и что тогда её ждёт? Без моей поддержки куда она подастся? Вернётся к родителям? Они её не особо ждут. Там семья строгих правил. Они не очень-то одобрили наш с ней брак. Теперь будут только радоваться, что оказались правы, когда она к ним вернется. Травить же будут. А Мила этого не понимает.

— Помыкается по углам, а потом окажется у меня, — спокойно ответил Валерий. — И будет ей разнообразие. Чего так смотришь? Если не нравится расклад, то иди домой и рисуй всю картину будущего пока ещё своей жене.

— Зачем тебе это?

— Мне их жаль. Этих дурех, которые не понимают чего хотят, а в результате оказываются на улице. Времена не спокойные. Дальше будет хуже. Не время жизнь ломать своими руками. Её и без нашего участия сломают. Сегодня домой иди. Мирись с женой. Пусть она и ведёт себя как ребёнок, но ты умнее её, вот и найди способ сохранить семью. А если уж решишься оставить, так сделай, чтоб она не оказалась у меня. Пока у тебя это сделать не получится. Не то время.

— Так и хочется добавить, что не та жизнь.

— Ну, жизнь у нас одна. И другой не будет. В ней есть этапы. Вот сейчас не тот этап, чтоб рубить с плеча. Возможно позже, когда все устаканится. Может к тому времени и ссора на нет сойдёт, — спокойно ответил Валерий.

— Может быть.

— Вот и славно. Ты слышал, что на фронте? — сменил он тему.

— Я стараюсь новости не слушать. Так, отдельные фразы доносятся. А что случилось?

— Да ничего. В том-то и дело. Около мэрии свернули дискуссионный клуб. Теперь там не обсуждают положение дел. Вчера сводку прервали по радио. Сегодня крутят общие слова и запустили старую передачу.

— Так может проблемы с сигналом? Вот и крутят старье. Было же такое уже.

— Может быть. А может и нет. Ладно, если судьба дороги переплетёт, то ещё увидимся.

— Когда дорожная пыль осядет, — ответил я на автомате. И только тогда понял, что он попрощался со мной. Хотел спросить Валерия с чего бы это, но не стал. Вместо этого пошел домой.

Город почти опустел. Теперь вечером редко кто появлялся на улице. Мы прятались по норам, боясь высунуть нос из домов. Смелые военные, которые боялись, что их ударят по носу в ответ на действия. Может где и ударяли, только мы об этом не слышали, а лишь чувствовали. В последнее время стало слишком много неуверенности. Слишком много страха. Это было плохо. Хотя Миле такое положение должно было нравиться.

Когда я вернулся домой, то она сидела на кухне и шила рубаху. Даже не подняла головы, когда я прошёл мимо неё.

— Опять делаешь что-то для армии? — спросил я.

— Двадцать пять ребят погибли. Утонули, — ответила она. — Киберморфы напали ночью на их плот, с которого совершались вылеты. Перед смертью Василий с матерью связался. Попрощался. Она не ожидала этого. Он умер, а она следом ушла за ним. Сердце не выдержало. Ко мне её дочка прибежала. Мы с соседями её собрали. Я сказала, что рубашку сошью. Для похорон. Она мужу про сына рассказала и умерла.

— Таких случаев не было уже давно, — ответил я. Телепатия уже считалась атрофированной и ушедшей в прошлое за ненадобностью.

— Ты меня слышал? Двадцать пять ребят!

— Не кричи. Дочку разбудишь.

Она подскочила ко мне. Замахнулась, чтоб ударить, но я перехватил её руку и прижал к себе. Мила попыталась вырваться, но я не дал.

— Прекрати дурить. Я тебе руки распускать не позволю. Так в ответ дам, что вся дурь сразу уйдёт.

— Ты не можешь…

— Ещё как могу. Твои истерики мне надоели. Я устал. Хочу ужина и компота, а не твои выкрутасы наблюдать. Вспомни о своих обязанностях.

— Ты гуляешь, а я должна…

— Замолчи, — пришлось её встряхнуть за плечи. — Договоришься ещё у меня, что я и правда на развод подам. Цветика с собой оставлю, а ты пойдешь в шлюхи, потому что никуда больше тебя не возьмут. Этого хочешь? А, ты думала, что я тебе своё имя оставлю? Ты будешь им прикрываться? Нет, милая. Имя я заберу. Будешь без рода и племени. В дорожную пыль превратишься, — пообещал я, заметив страх в её глазах. — Не зли меня. Игры закончились, как и моё терпение. Не хочешь проблем — вспоминай кто ты есть.

Она испуганно смотрела на меня. Мила. Дурная Мила, которую я столько лет знал и которая все это время была для меня чужой. Напуганная реальностью и запутавшаяся в жизни. Я мог бы её бросить, оставить одну с её страхом и глупостями, но мы в ответе за тех, кому когда-то предложили разделить судьбу.

— Отпусти меня! — попросила она, отворачиваясь. В глазах слезы. Теперь меня ещё и монстром считает, который ее не понимает. В такие моменты терять нечего. Хуже в чужих глазах не опуститься. Наверное поэтому я не стал останавливаться. Надоело. Я хотел, чтоб она ко мне вернулась.

Короткая борьба закончилась у нас в спальне. Её всхлипы и аромат цветов в волосах. Только её аромат, который дурманом окутывал сознание, заставляя забывать себя и терять контроль. Похоже я отучился думать об удовольствии партнерши. Мне было всё равно, почему она злится или почему хлюпает носом. Я хотел её и я это получал, одновременно показывая, где её место. А место её было рядом со мной.

— Прекрати ныть. Ты так стремилась к войне, а теперь начала сопли на кулак наматывать. Мила, ты получила то, к чему стремилась. Теперь должна радоваться, а ты ноешь, — лаская мягкие цветки в волосах жены, сказал я.

— Ненавижу тебя.

— О, теперь про ненависть песнь пошла, — я только усмехнулся. — Ты не о том думаешь, Мила. Нужно о нас думать, о детях.

— А ты думаешь о нас, когда идешь к другой?

— Да. Я думаю, что там не будет бомб в душе и разговорах о потерях, — ответил я. Она дернулась. Хотела от меня сбежать, но я не дал. — Не глупи, Мила. Никуда ты от меня не денешься, если не хочешь оказаться на улице. Лучше со мной одним, чем с любым у кого есть монеты.

— Прекрати! Я не одна из…

— Так ведь стремишься к этой жизни. А терпение у меня не безгранично.

Я отпустил ее. Она зло посмотрела на меня. Неожиданно я понял, что мне всё равно на её злость и эти вот взгляды. Мне было безразлично как она поступит и что сделает. Все чувства прошли. Остались в прошлом, где была юная девушка, что краснела, когда я брал её за руку и робко отвечала на мои поцелуи. Всё это осталось в прошлом. А сейчас нас держали лишь дети и воспоминания.

— Ты одна не выживешь. Предлагаю жить, как прежде, до окончания войны. Или делать вид, что мы живём, как раньше. Это в целях твоей же безопасности. Потом, когда Цветик подрастёт, то разойдемся. К тому времени найдем тебе работу. Ты встанешь на ноги. Сейчас ты можешь хлопнуть дверью, но тогда останешься на улице. Пусть мы с тобой сейчас как чужие люди, но ради того прошлого, что нас связывало, я не хочу для тебя плохой жизни. Раз такая песня, то я пока в лавке поживу.

— Не надо. В детскую переберусь. А тебе нашу комнату оставлю, — ответила Мила.

— Хорошо. Давай только без сор. Не хочу всех этих упреков и давления на совесть. Вместе живем лишь потому что так лучше будет в первую очередь для тебя. Если уйдешь, то Цветик останется со мной, — я видел, как она хотела возразить, но промолчала. Уже хотел уйти в комнату, когда вспомнил про ужины. — Может закончишь ерундой заниматься и начнешь ужины готовить?

Ответа я так и не дождался. Зайдя в комнату, вытащил коробочку со стрекозой. Купил сегодня для одной подруги, которая нравилась мне больше всех. Но подарить сегодня не получилось. Я открыл окно. Страх. Головная боль. Пришлось помассировать виски, чтоб избавиться от нее.

«Успокойся. Чего ты так кричишь?» — мысленно спросил я в пустоту.

«Нас отправили в плаванье», — услышал я голос сын, который мыслями отдавался в моей голове.

«А до этого вы были на побережье?»

«Учебка. Должны были обучать полгода, а сегодня срочный приказ. Пап, железные птицы пролетели над головами. Говорят, что они вглубь страны направляются».

«Мы уже пережили одно нападение. Переживем и это».

«Хотелось бы в это верить. Можешь смеяться, но мне кажется, что всё будет плохо. Как это море и нетвердая палуба под ногами».

«Плавать страшно. Это нормально. Знаешь, нам бояться свойственно морской воды. Но это не значит, что нужно поддаваться страху».

«А если будет шторм?»

«Корабль строят так, чтоб не один шторм был не страшен».

«Ты в этом уверен?»

«Уверен. Давай спать. Завтра ведь вставать рано. К тому времени и страх воды пройдет. Ты к ней привыкнешь».

«Ты слышал, что случилось?»

«Слышал».

«Это ведь может и с нашим кораблем случится? Они нас в бой отправят?»

«Я тебе не командир, чтоб знать планы по поводу вашей роты. Лешик, даже если это и случится, то иди вперёд и не оглядывайся назад. Есть приказ, его надо выполнять. Это не домашнее задание, которое можно не делать. Здесь все серьезнее. Это взрослая жизнь, которая состоит из обязательств и слов, которым есть цена. Ты свое слово дал. Обещал защищать наши жизни, так держи это слово, пусть тебе и страшно. Но отступить уже не получится».

«Знаю. Только сейчас мне кажется, что я совершил ошибку».

«Это покажет лишь время».

«Ты был прав».

Он отключился. Связь прервалась. Вроде и радоваться должен, что сын понял свои ошибки, только радости не было. Я понимал его. Выдернутый из тепличной жизни, мальчишка оказался в суровой реальности. Тяжелой реальности, наполненной страхами и ответственностью. Ему бы ещё дома посидеть. С девчонками посмеяться да с мальчишками похулиганить. Тут же надо взрослеть. А взрослеть тяжело.

В его возрасте сам дурил. Заявил отцу, что после школы уйду и выполнил своё обещание. Ушел из дома в поисках другой жизни. Первые дни ещё была бравада, а потом пришло понимание, что теперь за все поступки должен отвечать лишь я, а не кто-то другой. Когда Мила забеременела, то ответственности лишь прибавилось. Теперь я отвечал не только за себя, но и за семью. Взрослеть тяжело, но это нужно рано или поздно сделать. И никогда не знаешь, что лучше: продлить период детства или распрощаться с ним как можно раньше. Везде есть свои плюсы и минусы. Только в юности стремишься именно к взрослению, считая, что тогда откроется тот волшебный мир, скрытый взрослыми от детских глаз. Тогда даже мысли не допускается, что взрослые прячут этот мир специально, чтоб дети не знали проблем и наслаждались жизнью, запоминая, что в черед проблем есть место хорошему.

Светлячки запутались в ветвях поветели, что окутывала дом зеленым покрывалом. Начиналась ночь. Теплая ночь в ставшим родным доме. Говорят, что перед страшными событиями, которые переворачивают жизнь, человека мучает предчувствие или страхи. Меня, кроме отголосков страхов сына, ничего такого не беспокоило. Разве лишь сожаление, что так получилось с семьей.

— Папа! Это что? — запрыгивая на меня, спросила Цветик. Её руки так и тянулись к коробочки со стрекозой.

— Тебе подарок, — ответил я, с трудом открывая глаза.

— Правда?! — её глаза расширились от удивления и неподкупной радости. — Почти как у мамы!

— Да, — я открыл коробочку и посыпал пыльцой голову дочери. После этого посадил на нее стрекозу.

— Она теперь не улетит?

— Нет. Будет всегда с тобой, — ответил я. Цветик подскочила, чуть не сломав мне ребра и побежала к матери, на ходу крича про подарок.

Сколько радости может принести простая побрякушка. Ладно, пусть и стоит она прилично, да и готовил я для другой, но для мелкой было не жаль. Солнечное утро ворвалось в комнату. Ветер шелестел листвой. Работать сегодня совсем не хотелось. Поехать бы сейчас за город. Я как раз купил нового таракана. Провести день на реке. А что меня держит этого не делать?

— Мила, пойдем сегодня на реку? — предложил я, заходя на кухню. Жена не посмотрела в мою сторону. На голове платок.

— Я сегодня к соседям должна зайти. Не время для праздников, — ответила она.

— Хочешь сказать, что время для траура? Мы его еще успеем поносить. Пока есть время…

— А нет этого времени, — ответила Мила.

Она посмотрела на меня уставшими глазами, под которыми образовались темные круги. Из-под платка выбилась жухлая прядь волос с увядшим цветком. Довела себя до срыва. Дура. Я не стал ей ничего говорить. Бесполезно.

— Цветик, а ты хочешь пойти на реку? — предложил я дочери. — Возьмем с собой сладких нектарин, пирогов, сока и поедем к реке.

— Это будет здорово! — захлопала в ладоши Цветик.

— Тогда собирайся, — сказал я.

Мила промолчала. Она решила меня игнорировать. А я не хотел мешать ей предаваться убийственной меланхолии. Погода обещала быть хорошей. Теплой. Без дождя. Люди торопились по своим делам. Всю эту мирную картину разбил голос из динамиков, что пронесся по улицам города.

«Сегодня ночью киберморфы напали на нашу столицу. На материк были скинуты бомбы, разрушающей силы такого масштаба, что от столицы осталось лишь месиво из жижи, непонятной субстанции. Эта субстанция расширяется, поглощая все вокруг и расщепляя окружающую среду до молекул. Второй удар был нанесен сегодня утром на второй по величине город Великой горы. Горы больше нет, как и города. Две лужи субстанции тянуться друг к другу. Правительством было принято решение эвакуировать население. Пункты эвакуации будут в морских портах и в городах при крупных реках. Убедительная просьба, постарайтесь не паниковать. Берите всё самое необходимое. Запасные смены одежды, пайки на неделю. Оказывайте помощь соседям и незнакомым людям. В это тяжелое время нужно оставаться цивилизованными морфами. Мы вас ждем в пунктах эвакуации…»

Дальше шел список городов, куда нас звали на эвакуацию. Монотонный голос продолжал разноситься по городу из динамиков, включенных на полную мощность. Я прослушал несколько раз это сообщение, прежде чем до меня дошел весь смысл сказанного.

— Что же это значит?

— Собирай вещи. Я в лавку за овощами. Бери самое необходимое. Мы уезжаем через час, — ответил я напуганной жене. На объяснения не было времени.

После этого сообщения у меня все время оставалось ощущение, что я опаздывал. Вроде нигде не задерживался, но время словно утекало сквозь пальцы.

Я забрал два ящика овощей, остальное раздал покупателям, которые закупались продуктами так, словно наступил конец света. По сути он и наступил. Именно от покупателей я и узнал, что родственники, прежде чем погибнуть, передавали информацию о случившемся. Земля разрушалась на глазах. Дома, люди, трава, деревья — все это лопалось, смешивалось в кашу, которая разрасталась. Было сложно поверить в то, что такое возможно. Война — войной, но ведь не до полного уничтожения материка! Зачем так радикально?

Ответ пришел вместе со слухами, что мы разрушили материк врагов. Они решили действовать так же радикально, ответили нашим же методом. Война до конца стала финалом двух цивилизаций.

Вокруг творился хаос. Страх витал в воздухе вместе с непрекращающимися речами динамика, который твердил одну и ту же записанную речь об эвакуации.

Вместо часа, я задержался на два. Когда вернулся домой, то меня встретила пустая квартира. Милы и Цветика не было видно.

«Где ты?» — мысленно спросил я, пытаясь достучаться до жены сквозь поток обрывистых мыслей.

«Мы уехали на государственном транспорте. Не ищи».

«ПОЧЕМУ ТЫ ТАК ПОСТУПАЕШЬ?»

«Спасай свою девицу, а нас забудь. Ты сделал свой выбор».

Вот тут я окончательно завис. Сел на стул. На какое-то время меня выключило из реальности. Она посчитала, что вместо того, чтоб ехать за продуктами, я поехал к любовнице? Я пытался найти объяснение ее логике, но у меня не получалось. Просто не получалось понять, как Мила пришла к такому выводу и почему решила, что лучше выбираться одной, чем со мной. Или это был повод, чтоб уйти? Разорвать наш брак? Она решила, что в этой суматохе ей не нужно будет моё имя и защита?

Сложно принять, что за столько лет она так и осталась для меня темным пятном, которое я не мог понять. Или она стала такой лишь недавно? С возрастом? Так сильно изменилась, что я её перестал понимать? А нужно ли мне её понимать? У меня голова на плечах сохранилась.

Я не стал догонять Милу и Цветика. В таких пробках на дорогах это было сложно сделать. К тому же они ехали на государственном автобусе. Возможно это и к лучшему. Я же поехал к стрекозам, как послушный муж, которого послала жена по известному адресу. Раз она все это придумала, так зачем же мне было её разочаровывать?

В подвале в этот раз не было охранника. Дверь была открыта настежь. Внизу лежали две красотки. Валерий был с ними, попивая вино.

— Кого ждём? — спросил я.

— Нашествие гнили, — ответил Валерий. — Говорят придёт и как упадет на нас и сожрёт!

Он сделал характерный жест руками, показывая, как эта гадость должна была его жрать. Наверное это было нервное, но я рассмеялся.

— Слышал я про эту гниль. Как и слышал, что нас эвакуируют, — сказал я.

— Куда? В море? Ген, разрушены два материка! Два!

— Остался третий, — ответил я. — Может они договорились найти приют у звероморфов.

— В пустыне среди песка. Вот это я понимаю жизнь!

— Не понимаю твоего настроения, — хмыкнул я, подходя к столу и наливая в свободный бокал вина. — Мир рушится на глазах. От меня жена ушла, забрав дочку. Лавки я лишусь. Столько лет прожито зря, а я не отчаиваюсь. Знаешь, это ведь повод начать все сначала.

— Ничего себе! Это тебе такой глобальный повод нужен, для начинания жизни, — рассмеялся Валерий.

— Это лучше, чем ныть по прошлому. Поехали в порт. Авось выживем. А если помрем, то проведем это время весело. С меня телега и еда, с вас компания и вино. Или вы принципиально хотите здесь конец света встретить?

— Лерий, а Гена дело говорит. Поедем, — сказала Тоня, красивая нимфа с вплетенными искусственными цветами в волосах.

— Это шанс, — поддержала её Дина.

— Шанс для вас, но не для меня. Я здесь останусь, — ответил Валерий. — Мне уже слишком много лет, чтоб срываться с места и убегать от опасности. Здесь мой город, вся моя жизнь. Сейчас в порту будет суматоха. Места станут давать молодым и сильным. Кому нужны старики, что помрут со дня на день? — он поднял руку, останавливая мои возражения. — Надо трезво смотреть на такие вещи. Я неплохо пожил. Долго и весело. А вот девчонки еще в цвет не вошли. Забирай их и езжай к берегу. Может вам повезёт спастись.

— Дело твоё, — ответил я. По нему было видно, что он давно всё решил. Да и в его словах доля правды была. Обнадеживать человека я не хотел, потому что сам был не уверен, что попаду на корабль. Их было не так и много. А желающих будет тьма.

— Ящик вам отдам с вином и бочонок пива забирайте, остальное себе осталю. Хочу встретить последние дни весело.

— Договорились. Девчонки, собирайте вещи.

Второй раз уговаривать стрекоз не пришлось. Они побежали внутрь подвала, словно их не покидало такое же ощущение, что время бежит впереди нас, а мы вынуждены будем его догонять.

— Не хватило телеги уехать. Мы уже сегодня соломинки тянули. Я свое место отдал, а все равно не хватило. Я стрекозам и сказал, что ничего, здесь повеселимся, — сказал Валерий, поглядывая на меня поверх бокала. — Помириться с женой не удалось?

Конец ознакомительного фрагмента.