Что происходит? Куда я попал?

Георгий Крылов, 2023

Мне на голову упала сосулька. Из-за этого я оказался в другом мире. Мир жестокий. После апокалипсиса. Бандиты, монстры, и второй шанс. Дальше все зависит только от меня. Только я решаю кем быть в новой жизни. Ведь новая жизнь – это тот шанс, о котором я мечтал. А об этом ли я мечтал? Может лучше пусть все окажется страшным сном? Для обложки использовалась генерация нейросети Kandinsky 2.2

Глава 7. Пустой город

— Если они так могут скакать, то почему в городе они по домам не ползают? — спросил я, пытаясь разрядить обстановку. Психологическое напряжение было на пределе.

— Там отпугиватели, — ответила Джули. — На машину ставить их хлопотно и дорого.

— Эти твари на психику воздействуют. Пугают, — сказал Бурый.

— Это я уже понял, что они на психику воздействуют. Вроде их не слышно, но одновременно и чувствуешь их присутствие. Они так и будут всю ночь крутиться вокруг нас?

— Похоже на то, — ответила на мой вопрос Джули.

— Как-то одного учёного вёз, который этих тварей изучал, — начал Бурый. — Так вот, он нам рассказывал, что твари носятся по степи, как саранча. Перелетают с одного места на другое. Когда видят какой-то крупный объект, то останавливаются на нём, облепляют со всех сторон. Пробуют сожрать. Если невкусно, то летят дальше, а на их место приходят новые твари.

— Но быки их не боятся, — сказал я.

— Нет. У скотины крепкая шкура. Они сбиваются в стадо, ложатся на брюхо головой внутрь и переживают эту саранчу, — ответил Бурый.

— Тишина. Ушли, — прислушался я.

— Стая ушла. На их место придут другие, — ответил Бурый.

— Это ещё не всё? — дрожа, спросил Петька.

— Ночь только началась, — усмехнулся Бурый.

Петька испуганно вздрогнул после его слов. Мы все боялись. Это была естественная реакция на происходящее. Наверное, только человек без нервов мог противостоять этой саранче. Но реакция Петьки мне не понравилась. Бояться и трястись — это разные вещи. Он же трясся.

Я опять закрыл глаза, пытаясь задремать, и вновь противное ощущение заставило меня аж подскочить на месте. Было такое ощущение, что кто-то разрезал живот и вытащил наружу внутренности. Теперь же проводил когтями по оголённые внутренностям, вызывая противную щекотку, от которой хотелось избавиться. Я понимал, что это всего лишь ощущения, но они были слишком реальными. Чтоб как-то избавиться от них, я ущипнул себя за руку. Боль смогла отвлечь от нервных окончаний, которыми игрались твари. Петьку трясло. Он схватил себя за лицо и тихо подвывал. Джули сидела тихо. Лишь губу прикусила. По подбородку стекала капелька крови. Я не успел посмотреть на Бурого. Резкий толчок машины и в лобовое стекло ударилось что-то тяжёлое. Красные глаза уставились на меня. Я забыл как дышать. Хотелось провалиться сквозь землю, оказаться где угодно, лишь бы не здесь. Ужас сковывал мышцы. Внутри всё вибрировало. Нервы были на пределе. Звук. Крик. Плачь. Боль и отчаянье. Так не могло кричать животное. Это было что-то потустороннее, словно разверзлась земля, чтоб выпустить такую тварь, чтоб вытрясала душу своим криком. Ум перестал понимать, что такое реальность. Вокруг был лишь ужас, похожий на вязкий туман.

Я закрыл глаза. Если поддаться страху, то мне не жить. Я понимал это, а вот Петька не выдержал. Он сдавал.

— Мне надо выйти! — заверещал он.

— Сидеть! — рявкнула Джули, но он её не слышал.

— Я больше не могу! Не могу! — я услышал, как он дёрнул ремни безопасности. И опять этот противный вой, срывающийся на потусторонний крик.

— Слабак! — рявкнул Бурый, прикладывая его головой об дверцу машины. Петька попытался сопротивляться, но второй удар его окончательно выключил. — Больше никто не хочет погулять?

— Ты обо мне? Не имею такого желания, — ответил я, опять закрывая глаза. Джули ничего не сказала.

— А то я быстро…

— Тебе сказали, что нет. Чего тогда рычишь? — спросил я.

Внутренности свело от крика твари. Надо было отвлечься. Я пытался читать про себя стихи. Про ясное небо, тёплое солнце и девушку в лёгком платье, что собирала цветы. Вначале получалось стишок напоминал скороговорку. На третий раз я начал читать медленнее. Поле, цветы, девушка. А ведь красивый стих. Спокойный. Впереди неизвестность, позади проблемы. Стих же запечатлел момент, что есть что-то хорошее. Наверное, за такие моменты и стоило бороться, жить, держаться, воевать. Чтоб всегда было солнце, цветы, неуловимые улыбки, которые так и хотелось запечатлеть. Я цеплялся за каждую строчку в этом стихе. Неуловимая улыбка. Разве бывает такое? Неуверенная улыбка. Улыбка, которая появилась и тут же пропадала? Или только её след? Когда девушка только думает улыбнуться, но не улыбается? Наверное, на этом поле пахло цветами и тёплой землёй. Этот аромат переплетался с её ароматом. Приехали. Теперь хотелось оказаться в этом месте, где девушка плела венок из синих цветов и хотела улыбнуться, но почему-то не решалась.

Твари никуда не делись. Они продолжали выть. Только я больше не обращал на них внимания. Кузов машины был крепким и прочным. Его нельзя было пробить какой-то твари, если мы не откроем двери, но никто двери открываться не собирался. Здесь самоубийц не было.

Можно ли отвлечься от реальности настолько, что перестать её воспринимать? Можно, если задаться целью. У меня эта цель появилась. Я хотел оказаться на этом лугу. Мысленно я был там, а не в машине, облепленной чудовищами.

Утро я встречал в дреме. Вой прекратился незадолго до рассвета. Наступила зловещая тишина, которая была обманчивой. Они притаились и ждали, когда мы утратим бдительность. С первыми лучами солнца я увидел как колеблется воздух, от быстрого движения тварей. Трава колыхалась, словно от ветра. Твари уходили прятаться по норам.

Петька скулил, как побитая собака. Бурый сидел с хмурым лицом, похожим на застывшую маску. Джули плакала. Тихо. Беззвучно. Лишь слёзы текли по её щекам. Мы пережили эту ночь, но радости не было. Не сговариваясь, Джули решила отъехать от места нашей ночёвки. Она вытерла слёзы рукавом и завела машину. Я видел, что она нервничала. Машину виляло, но я не знал, как вёл бы её сам.

Мы остановились через несколько часов после рассвета, когда нам дорогу перегородила речка. Около неё росли мелкие кусты чем-то похожие на ивняк из моей прошлой жизни. Речка была неглубокой, но широкой. Я видел её дно, покрытое мелкими камнями. Холодная вода действовала как-то обжигающе, после стресса и жары. Петька ползал по траве. Джули с Бурым решили долить воды в баклажку. Я же сидел около реки и смотрел на то, как бежит вода. Только сейчас меня начало отпускать. Пришло понимание, что это была за ночь и каким чудом нам удалось её пережить.

— Вот про это и шёл разговор, — ответила Джули, подсаживаясь ко мне.

— Ты раньше ночевала в степи?

— С батяней. Нашу деревню порезали. Мы еле ноги унесли. Тогда трое суток прокатались в машине. Из жрачки — сигареты, и ведро воды. После этого на сигареты подсела, — она протянула мне пачку.

— Не надо. Так справлюсь.

— Как знаешь. Вроде помогает в себя прийти.

— У каждого свои обманки, — ответил я.

— Петька не пережил. Бурый предлагает его грохнуть.

— Бурый его и вчера хотел грохнуть.

— Вчера Петька слюну не пускал и в штаны не ходил. Это будет человечнее, чем оставлять его здесь на съедение тварям. Ночью они его сожрут.

— В город его отвезти?

— А кому он там нужен?

Я покосился на Петьку, который валялся в траве и выл, зарываясь лицом в траву. Я оставил Джули и подошёл к нему. Присел рядом с ним.

— Петь, ты как?

Он меня даже не услышал. Лицо перекошено. Безумный взгляд. По щеке текла слюна. На виске была струйка засохшей крови. Может это оттого, что Бурый его головой долбанул? Хотя… Какая разница. Петька уже в себя не придёт. Пусть это и была вина Бурого, но я не мог его винить. Петька хотел нас всех подставить. Сделать из нас корм. Бурый защищал свою жизнь. А сейчас? Сейчас Джули была права. Петька был никому не нужен, как и я, как и Бурый, Джули. Пустые люди, о которых некому будет вспомнить, если мы не вернёмся.

Я кивнул Бурому. Что-то говорить было лишнее. Мы съели завтрак, хотя аппетита не было. Петька травку жевал, изображая из себя козлёнка с мокрыми штанами. Человечность? А обрекать его на вот такую жизнь было человечным? У меня не было ответа на этот вопрос. Я не хотел брать на себя ответственность за жизнь Петьки. Не хотел брать ответственность за его смерть. Но мне пришлось взять эту ответственность, когда перед отъездом Бурый подошёл к Петьке. Три пули из автомата-пулемёта. Петька покачнулся и упал лицом в траву. Мы же сели в машину. В этот раз за рулём был я. Бурый сел рядом. Джули дремала позади.

Во время сиесты меня сменил Бурый. Джули села за руль к вечеру.

— Мы скоро будем на месте, — сказала она.

— И какие ориентиры? — спросил её Бурый.

— Координаты, — ответила Джули, сворачивая на девяносто градусов.

— Эту ночь будем опять в машине проводить? — спросил я.

— Возможно.

После этого я уснул. Нужно было восстановить силы. А во сне снился Петька, который валялся с простреленной головой на травке…

Город показался на закате. Пустые стёкла напоминали пустые глазницы. Часть крыш была словно срезана. Высокие антенны раскинули свои тарелки, как шляпы грибов.

— Это один из мёртвых городов? — поинтересовался я.

— Он самый, — с какими-то благоговением ответил Бурый. — Я не знал, что здесь поблизости есть город.

— Одно из сердец, — ответила Джули. — Военно-научная база. Люди её покинули десять лет назад, оставив бункера. Произошла разгерметизация лаборатории. Левый район закрыт. И туда лучше не лезть. По краю много всего вкусного валяется. Нам этого вполне хватит на долгую и сытую жизнь.

— Твой информатор не сказал, что в замороженном секторе, где была лаборатория? — поинтересовался я. — Хочется знать с чем имеем дело. Мало ли эта гадость нашла щель и выбралась в город.

— Вирус какой-нибудь, — ответил Бурый.

— Нет. Агрессивные растения, которые могли управляться людьми, — ответила Джули.

— Колючками кидаться и жевать людей? — спросил я.

— Типа того. На привал остаёмся здесь. Завтра поедем за железом в жилую часть города, — ответила Джули.

— Логично, что в темноту тащиться никто не будет, — ответил я.

Хлеб, мясо, стопка самогона. Я не отказался. Впереди была ещё одна вытаскивающая душу ночь и к ней нужно было подготовиться морально, заодно Петьку помянуть. Разговоров не было. Каждый сам по себе и в то же время вместе в этом безумном путешествие.

— Кто чем займётся, когда получит свою долю? — спросил я.

— А тебе это зачем? — подозрительно спросил Бурый.

— Интересно, куда можно вложиться, чтоб деньги не утекли из рук. Девчонки и вино — это круто, но шкурой каждый раз рисковать, чтоб их получить, как-то глупо. Надо их в дело вложить.

— Хочешь открыть бар? — предложила Джули. — Магазин оружия?

— Лучше бордель, — заржал Бурый. — На всё это нужны связи. Просто так в город приехать и открыть заведение вряд ли получится.

— А что может помешать? — заинтересовался я.

— Вань, ты головой думай, а не в облаках летай. Кто разрешит чужаку вести дела и отбивать клиентов у друзей?

— Если только пришлый не предложит более высокую ставку за покровительство. Ты это имеешь ввиду?

— Возможно. Но в небольших городах больше ценят не деньги, а личную заинтересованность. Родственные и дружеские связи выше денежных.

–Чужаку для начала надо доверие завоевать, прежде чем дело открывать, — согласилась с Бурым Джули.

— Но когда ты набирала людей на это предприятие, то…

— Вань, я же не собиралась возвращаться в город. И металл продавать в вашем городе я не намерена. Он вам не нужен. Вот в Арке, там много мастерских, которые делают машины. Они металл из старых городов с руками отрывают. Сейчас хоть и стараются литейщики восстановить производство стали, но она получается более тяжёлой, чем металл в городах.

— Тогда почему людям не вернуться в города или не начать организовывать такие экспедиции за металлом на постоянной основе? — спросил я.

— Потому что единицы могут ночь в степи пережить. Бродяги ездят по проторенным маршрутам. Максимум в районе одного светового дня пути. Больных на голову мало, — ответил Бурый. — Бандиты свои базы располагают в полудне пути от трасс.

— Заброшенные города, до которых могли дотянуться руки уже разобраны по винтику, — добавила Джули.

— Слушайте, а почему люди не остались в городах? Ведь можно было разбить поля и огороды рядом с ними.

— Вот возьмём этот городок. Люди пытались здесь остаться, когда началась война. Здесь был хороший бункер, в котором могли переждать атаку снарядов вплоть до ядерных. Здесь жрачки было на тридцать лет с учётом трёхкратного перенаселения бункера. Но никто не учитывает человеческий фактор. Внутренняя война за власть, фанатизм и желание пострадать. Люди любят страдать, считая, что через свои и чужие страдания они искупят свои плохие поступки. Мир рушится на глазах. Что делать? Искать виновных. А кто виновные? Мы сами. Мы виноваты в том, что случилось. Но вместо того, чтоб признать вину и попытаться выжить в новом мире, рассказать детям, что делать так больше нельзя, извлечь урок из ошибок, безумный учёный распечатал лабораторию и стал приносить жертвы цветкам. Человеческие жертвы.

— Гадость какая! — я аж сплюнул.

— Она считала, что делает доброе дело, — ответила Джули. — Что таким методом спасёт человечество. Людям надо во что-то верить. Когда наука предаёт, когда предаёт правительство, то происходит переосмысление жизни и вера принимает какую-то извращённую форму.

— Ты из этого города. Но раньше не возвращалась, — сказал я.

— Родилась здесь. Мама наукой занималась, а отец мастером установок был. Но это давно было, пока она с головой дружила и не хотела меня на съедение цветочкам отправить. Посчитала, что я принесла в этот мир апокалипсис, раз родилась в год начала войны, — Джули выпила залпом стопку и поднялась. — Темнеет. Надо нам закругляться.

— Почему через столько лет ты решила вернуться? Надеюсь, не для того, чтоб нас в жертву цветочку принести? — спросил я, посмотрев на неё.

— Деньги. Здесь их можно заработать быстро, — ответила Джули.

— Разомнём ноги? — предложил Бурый.

— Давай, — согласился я.

Мы отошли чуть в сторону от машины. Город был небольшой, но мощный. Массивный и мрачный. Когда я смотрел в его сторону, то на ум приходило кладбище с мраморными памятниками, которые порой ставили в рост человека.

— Металл режем и тут же грузим. Мы с тобой этим занимаемся, Джули на страже. В любом случае не расслабляйся. Не нравится мне этот город. И Джули не нравится. Рожа у неё грустная.

— Меня насторожило, если бы она была весёлая, — ответил я.

— Завтра можем натолкнуться на любую дрянь. Будь готов. По возможности прикрываем друг другу спины.

— Как и спину Джули.

— По возможности. Имеешь возражения? — Бурый покосился в мою сторону.

— Я тебе уже свою позицию по данному вопросу говорил, — ответил я. Бурый промолчал, но мне показалось, что он мне не особо поверил.

После самогона появилась лёгкость, а все проблемы стали казаться незначительными. Нервное напряжение начало отпускать.

— О чём вы там болтает? — как бы между делом спросила Джули.

— Да Бурый опытом делится, как девок при помощи денег и наглости кадрить, — ответил я, запрыгивая в машину и заваливаясь на сидение. Спать хотелось до безобразия. И желательно без кошмаров.

Кошмары пришли ночью, когда машина подскакивала на ухабах и куда-то неслась. Впереди были мутанты-цветы, которые нас хотели съесть, твари, Бурый с ножом около моего горла, плачущая Джуои и вой. Я же отказывался открывать глаза. Вроде и понимал, что это всего лишь сон, но было всё равно не по себе. Когда машина перестала качаться, я открыл глаза. На лобовом стекле сидело что-то невообразимое и скалилось. Лапы, похожие на усы муравьёв скреблись по стеклу.

— Охренеть, — пробормотал я, снимая рубашку.

— Ты чего делаешь? — спросил Бурый.

— Нахрен мне на эту рожу любоваться? — завешивая рубашкой лобовое стекло изнутри, спросил я. — Откроешь так глаза и заикаться начнёшь.

— Это закроет нам обзор.

— Бурый, а тебе не наплевать? Закроет и ладно. Если тварь пробьёт стекло, что мало вероятно, то нам хана. Отбиться не получится. Любоваться же на её морду всю ночь я не намерен. Давайте спать. Завтра пахать целый день, — укладываясь поудобнее на кресле, ответил я.

— При таком звуке? Заснуть невозможно.

— Плевать. Не хочу на дрожь силы тратить, — ответил я, вновь засыпая, про себя повторяя стишок про поле, девушку с венком и загадочной улыбкой. Это было лучше, чем думать о гадости…