Изумрудный плен

Георгий Григорьянц, 2021

Прожигатель жизни, бизнесмен и авантюрист Олег Фомин под старость лет задумался о бессмертии. В руки ему попадает старинный артефакт – шумерская глиняная табличка с письменами. Расшифровав с помощью знатока мёртвых языков Эммы текст, он раскрывает тайну принадлежащего когда-то царям, императорам и оракулам изумруда. Угодившему в изумрудный плен Фомину вместе с командой искателей приключений предстоит пройти запутанными лабиринтами истории к разгадке секрета вечной жизни. На этом пути придётся бросить вызов шумерским богам…

Глава 6. Пафос неизбежности

Известный сегодня миру монастырь Хор Вирап стоит у подножья библейской горы Арарат, а две тысячи лет назад здесь находилась темница под царским дворцом в столице Великой Армении Арташате. Эта тюрьма стала широко известна благодаря одному из заключённых: в ней томился святой Григорий Просветитель, который после четырнадцати лет заточения, в 301 году (при царе Трдате III Великом) обратил царя и всю Армению в христианство. Таким образом, Армения стала первой в мире страной, принявшей христианство в качестве государственной религии.

Опутанный сетью Фомин изнывал в Хор Вирап — круглой, диаметром 4,4 метра, каменной «яме» с высоким потолком и закопчёнными стенами. В камере, в которую втащили его по винтовой лестнице, не было ни окон, ни ложа. Имелся лишь алтарь с масляной лампой. Железный люк закрылся, Олег остался в одиночестве, и только огонек лампы, тускло озаряя мрачное помещение, скрашивал жалкое существование узника. Шаги стражников стихли, и в темнице повисла гнетущая тишина. Иногда чёрный скорпион, проползая мимо, нарушал могильное безмолвие.

Вдруг человек услышал еле уловимый шорох. Петляя и шипя, из темного угла выползла змея. Фомин затаился, перестал дышать, а гадина, свернувшись в клубок, вытянулась вверх и стала извиваться в танце, гипнотически завораживая, парализуя волю и сознание человека.

Узник погрузился в транс, а когда очнулся, ахнул: перед ним стояла царица Зенобия.

— Не дёргайся! — произнесла она. — Я тебя вижу. Сейчас распутаю узлы.

Освободив путы, она стянула с узника сеть и отбросила ее в сторону.

— Спасибо, — выдохнул Олег

— Ты дух? — спросила она.

— О, прекрасная царица, я человек. Из будущего, — отвечал Фомин.

— Зачем прибыл?

— Меня отправил сюда бог Энлиль.

— Ах, этот… — таинственная улыбка коснулась её губ. — Что ему нужно?

— Скрижаль судеб.

Зенобия в длинной полупрозрачной шёлковой тунике серебристого цвета смотрела на него задумчиво и укоризненно:

— Заполучить Скрижаль хотят все. Я Зенобия, потомок духа, и знаю, как нелегко одолеть козни богов.

Олег встал, приблизился, заглянул в её бездонные глаза:

— Красивей женщины не видел, — выдохнул он. Магия в её зелёных глазах зачаровывала, притягивала и не отпускала. Он воскликнул: — Царица Зенобия, ты само совершенство, предмет воздыхания любого мужчины! Твой голос вызывает желание слушать, твоя улыбка вселяет оптимизм, твой стан и походка невольно восхищают. Величавая и сексуальная женщина! Извини, оцениваю по критериям далёкого будущего.

— Не извиняйся. Так и есть. Душа предка, обладавшего исключительной мудростью и исцеляющей силой, сделала меня такой. А ещё я защитница добра и гонитель зла, легко отличаю хорошего человека от плохого. Умею перевоплощаться в змею и живу уже много веков. Ты мне нравишься. Как зовут тебя?

— Олег. — Очарованный обаянием и манерами женщины, Фомин, забыв о невзгодах, проговорил с восторгом: — Я опьянен твоей красотой и разумом!

Внезапно в нём загорелась искра страсти. Ошеломленный неотразимостью собеседницы, порывисто придвинулся к ней. Их взгляды встретились, и свершилось таинство — он обнял её, запустил руки в волосы, погладил шею, оба учащённо задышали и пылко поцеловались. Она и не думала отстраняться. Возникло взаимное влечение, неуёмное желание близости. Больше не сдерживая эмоций, обуреваемые вожделением, движимые инстинктом, они заключили друг друга в объятия. Он, прижав красавицу к стене, задрал подол её туники, обхватил бёдра руками, и тела их сплелись воедино. Оба, вкусив сладость блаженства, стонали в экстазе. И длилось это соединение долго, пока не наступило дикое исступление. Потом всё закончилось страстным поцелуем.

Позже, сидя на полу темницы напротив друг друга, они разговаривали:

— Я знаю, где находится клад Энлиля, — сказала она. — Придёт время, и черный петух тебе укажет место.

— Мы ещё встретимся, милая?

— Возможно. Могу точно предсказать — результатом нашего союза будет выдающийся потомок, одаренный высоким интеллектом и магической силой. Может быть, он станет править миром. Ты узнаешь его по татуировке змея на шее.

— У меня будет сын! — Фомин был обрадован и потрясён. — Всегда мечтал о сыне. Давай назовем его Андреем. Имя древнее, греческое, означает мужественный.

— Да, красивое имя. Андрей будет трудолюбивым и самодостаточным, независимым и свободолюбивым. Когда-нибудь он тебе поможет.

— Любимая, ты даровала мне счастье. Приключение, которое пережил я этой ночью… Оно незабываемо. Возможно, дело случая, а может, всё было предрешено.

— Без приключений жизнь пресная, — улыбнулась она и, наклонившись, чмокнула его в губы: прощальный поцелуй. — Скоро рассвет. Тебе пора убывать в будущее.

Он почувствовал погружение в дрёму — стремительный водоворот неумолимо затягивал в пучину беспамятства. Вот он провалился в небытие, чтобы вынырнуть в своей кровати в московской квартире.

Встреча с Эммой должна была состояться через десять минут в кафе торгового центра «Европейский» у Киевского вокзала Москвы. Фомин допивал кофе, когда вдруг почувствовал неприятный холодок. Видимо, изумрудный камень, лежащий в кармане пиджака, предупреждал об опасности. Олег осмотрелся, затем, достав изумруд, стал глядеть сквозь него. В кафе было много посетителей, но призрачный ореол окружал лишь двоих. Старые знакомые — молодой и лысый — наблюдали за ним с балкона. Лысый уже доставал пистолет. Сразу возникла боль в голове, как тогда, в Риме, после удара булыжником. Не паникуя, Олег встал и торопливо направился к выходу. Следившие за ним злодеи бросились вдогонку. Напротив торгового центра — метро. Фомин рванул к нему. Эскалатор медленно полз вниз, пришлось бежать по ступенькам. Преследователи настигали его.

На платформе, в толпе людей, томясь в неведении, он нервничал, ожидая прибытия поезда. В туннеле наконец появился свет прожектора и раздался срежет тормозов: поезд подъезжал к платформе. Олег обернулся. Молодой недоброжелатель, сверкая безумными глазами, прикладывал ко рту духовую трубку вроде сарбакана. Вот он резко дунул. Отравленная стрелка вылетела из трубки, и парализовала бы Олега, не уклонись он вбок. Стрелка попала в лицо стоящего за ним пожилого мужчины. Тот свалился на платформу. Поднялась суматоха. Люди что-то кричали, звали на помощь. Поезд остановился, двери открылись. Фомин заскочил в вагон, наблюдая через окно за преследователями, которые, расталкивая пассажиров, лезли в соседний вагон. Они, не выпуская из виду жертву, наконец оказались внутри. В динамиках объявили об отправлении поезда. Двери начали закрываться, и в этот момент Фомин неожиданно выскочил из вагона на платформу. Двери закрылись. Лысый попытался их открыть, чтобы выйти, но у него ничего не вышло, и, изрыгая в злобном оскале гневную тираду ругательств, он полными отчаяния глазами проводил удаляющуюся мишень.

Квартиру свою Фомин превратил в непреступную крепость. Климов наполнил ее специальными устройствами, нивелирующими любые попытки взлома и проникновения. Теперь к нему не попасть — разве что взорвать дом. Ещё Олег устроил для себя потайную комнату и, успокоившись, всё больше думал о ловушке, в которую угодил в Армении. Зато он узнал Зенобию, и теперь его неудержимо влекло к ней. Испытанное в подземелье арташатского дворца потрясение не давало покоя. Порочное наслаждение, мгновения блаженства, новизна ощущений… Соблазн вновь прочувствовать пережитое стал неодолимым. Вкусив однажды сладость, никогда не насытишься из источника удовольствий. Как-то поздним вечером послышалось бормотание, доносившееся из зеленой линзы. Он обрадовался. Приложив ее к глазу, увидел Энлиля.

— Олег Фомин, что удалось выведать? — суровый взгляд испепелял бизнесмена.

— О, Энлиль, путешествие было опасным! Меня чуть не убили.

— Отрок, никто и не говорил, что будет безопасно. Легко со змеей в пещере, а поймать удачу совсем непросто.

Фомин отпрянул от линзы: «Неужели он знает? С ним нужно быть осторожнее!»

— Не всё так просто, Энлиль. Царь Тиридат упоминал Скрижаль судеб. Наверняка он знает, кто её украл. Мне стало известно о его поездке в Рим к Нерону. Хочу последовать за ним.

— Отрок, пусть будет так. Продолжай поиски предателя и Скрижали!

— Скажи, Энлиль, ты же бог, можешь всё. А зависишь от маленькой таблички. Почему?

— Олег Фомин, есть высшие силы, которые могущественнее меня, но с этой табличкой, как ты выразился, я брошу вызов владыкам мироздания. Удачи, раб мой! — божество исчезло из поля зрения человека.

Ночь опустилась на Москву. Олег с надеждой на грядущую встречу с Зенобией уснул, не выпуская зелёный камень из рук.

Центром Римской империи считался «Золотой дворец» Нерона. В покоях императора невидимый Фомин затаился за мраморной колонной, наблюдая: стены и потолки большого зала украшены мозаикой и фресками, кругом великолепная мебель, бронзовые канделябры и изящные статуи. В громоздком кресле сидит толстый император и сквозь зеленый изумруд изучает стоящих напротив него перепуганных братьев Прокула и Руфа из рода Сульпициев Скрибониев. Один из братьев — римский сенатор, другой — наместник в Германии. Оба вызваны к императору держать ответ.

У дверей — грозная охрана из преторианцев. Рядом с правителем преспокойно стоит Софоний Тигеллин, командир преторианской гвардии, человек мощного телосложения, ближайший помощник Нерона, личность порочная и безнравственная. Практически империей правил он, играя на слабостях Нерона. Этот интриган погубил массу людей.

— Вы знаете, в чём вас обвиняют? — высоким голосом спрашивает слабохарактерный Нерон, кутаясь в пурпурную тогу, расшитую золотыми пальмовыми ветвями.

— Император, нет! — удивлён Прокул.

Приблизив линзу к глазу, Нерон посмотрел на него:

— Твоя аура не сияет чистотой.

Тигеллин вмешался:

— К вам обоим будет применён закон об измене.

— Как! — воскликнул Руф. — Мы во всём поддерживали императора, давали деньги, экипировали войска.

— За преступления против римского народа, государства и императора, — Тигеллин отвёл глаза, делая вид, что рассматривает окружающую обстановку, — вы приговорены к смертной казни.

Вся вина братьев состояла в том, что они обладали баснословным богатством. Поведение императора после получения дара Тиридата — зеленого камня в оправе — разительно изменилось. Оно стало экстравагантным и неразумным. Окончательно утратив чувство стыда и меры, он пустился во все тяжкие: начались нескончаемые пиры и оргии, произвол и насилие, разгул и игрища. Подчинив ресурсы Империи своим собственным целям, Нерон опустошил казну, и теперь предложение Тигеллина конфисковать имущество братьев стало его манией.

— Но император, мы голосовали в сенате за этот закон и… — попытался возразить Прокул.

— Не вижу смысла в обсуждении, — перебил его Тигеллин, скорчив гримасу брезгливости. — Вам, знатным людям, предоставляется право избрать вид казни — удушение верёвкой или самоубийство под надзором. Идите!

Братья ушли. Нерон подпёр голову кулаком:

— Скучно.

Тигеллин, налив вина в стеклянный кубок, подал его императору:

— Промочите горло. После вчерашней оргии, наверное, безумно болит голова.

— Да, спасибо, — мысли императора бродили далеко. — Я испытываю постоянную нехватку денег. Опять остановились работы по возведению самого большого храма в честь Юпитера.

Строительство этого храма в горах начал ещё Октавиан Август, когда оракул, погрузившись в священный экстаз, предсказал ему от имени бога: «Бессмертие обретёшь, когда на этом месте храм возведёшь». Ни Август, ни императоры, правившие после него, так и не смогли достроить храмовый комплекс, угодный богам. И вот Нерон, чтобы гарантировать себе бессмертие, рьяно взялся за достройку самого величественного храма на земле, но… закончились деньги.

Выпив вина, он задался вопросом:

— Где же ещё взять денег?

Как опытный искуситель Тигеллин зашёл издалека:

— Уже неделю как прибыл в Рим армянский царь.

Царь Армении с огромной свитой наконец-то добрался до Рима. Путь из Арташата в столицу Империи занял два года. За время путешествия он навестил свою мать и братьев — царей Атропатены и Парфии, царя Адиабены Монобаза, родственников жены, Храм огня и новые центры торговли вблизи Вавилона. И везде устраивались грандиозные пиры, пышные празднества и увлекательная охота на тигров и львов.

Тигеллин доложил:

— Склонить варвара к миру — это, несомненно, ваша заслуга, император. Слава вам! Приезд армянского царя — победа римского оружия. Кстати, он привёз богатые дары, а ещё двести арцахских лошадей, лучших для колесничных бегов.

Нерон задумался:

— И что ты предлагаешь? Он же заключил с нами вассальный договор и готов принести мне присягу! Обязался присылать для ведения войн войска и снабжать продовольствием наш легион в Каппадокии. А эта волшебная зеленая лупа — его подарок — открыла мне глаза! — Нерон посмотрел на помощника сквозь изумруд: — Тигеллин, твоя аура также не сияет чистотой.

— Император! — воскликнул командир преторианской гвардии. — Армения очень богатая страна. Когда-то Антоний вывез из неё три десятка повозок золота, серебра и драгоценных камней. Это золотое блюдо с фруктами, что на столике рядом с вами, сделано из переплавленного куска статуи армянской богини.

— У них статуи из золота? — удивился Нерон.

— Да-а, мой император!

— Но сенат уже принял решение признать Тиридата царём, — Нерон недоумевал. — Текст договора с Арменией высекли на медной доске и установили в римском храме под сохранность богов. Коронование всего лишь формальность.

— Армения, как ни крути, фактически остаётся независимым от нас государством. Это неправильно! Кстати, Тиридат хвастал, что неизменно побеждает в гонках колесниц. Мой император! У нас давно не было спортивных состязаний… — Тигеллин сделал вид, что держится отстранённо: — С колесничими часто происходят серьезные травмы, бывает, они погибают. Возможно, мой император, вам придётся одобрить для Армении нового царя.

— А это мысль. Решено! — оживился Нерон. — Проведём гонки на колесницах-четвёрках! Хочу участвовать лично!

— Император, — встревожился Тигеллин, — не в этот раз. Вы не совсем здоровы. С Тиридатом прибыли его сыновья, а также отпрыски царей Парфии, Атропатены и Адиабены. Пусть посостязаются армяне с лучшими нашими колесничими.

Нерон вскочил с кресла:

— О! Мы обставим процедуру коронования пышным празднеством!

— Прекрасная идея, мой император! А мои люди позаботятся, чтобы в Большом цирке накал страстей был нешуточным.

Фомин за колонной всё слышал. «Вот сукин сын! — подумал он. Приложив к глазу зелёный камень, посмотрел на Нерона. Аура того была чёрной. — Гнусный мерзавец!»

Толпа, собравшаяся в Большом цирке Рима, ревела, предвкушая зрелище. Треть населения Вечного города собралась в огромном сооружении. За воротами, неустанно перебирая копытами, фыркали разгорячённые кони. Трибуны аплодировали, колесничие в ожидании скачек изнывали от нетерпения. Желание выиграть будоражило кровь не только участникам состязаний, но и гражданам, сделавшим ставки на тотализаторе ипподрома. Двенадцать колесниц были разукрашены в разные цвета — шесть армянских в красный, столько же римских — в белый с золотым.

Фомин в поисках Зенобии разглядывал трибуны. Он заметил её среди армянской знати рядом с ложей императора. Невидимый статус наделил его способностью свободно передвигаться где угодно. Она его увидела, заметно удивилась, встала. Олег подошёл, поцеловал её в губы, прочитав неодобрение. Изумленный взгляд женщины сменился на вопрошающий. Она, предупредив сопровождавших её приближённых, отошла к аркаде и, делая вид, что поправляет складки пеплума, спросила:

— Олег, что ты здесь делаешь? Если охотишься за Скрижалью судеб, то она со времён царя Тиграна II хранится в царской сокровищнице, в подземелье арташатского дворца. Он привёз её из Сирии.

— Нет, милая. Мне нестерпимо захотелось тебя увидеть.

— Рада вновь встретиться. Знаешь, я родила сына. Ему уже год и месяц. Чудесный ребёнок, светловолосый, очень сообразительный. Весь в тебя. Остался с моей сестрой.

— Я счастлив, — на глаза растроганного Фомина навернулись слёзы, но вновь став серьёзным, он поведал: — Зенобия, Тиридату грозит опасность! Я слышал разговор Нерона с его подручным Тигеллином. Они задумали погубить царя на скачках.

— Что? — она встревожилась. — Спасибо за предупреждение. Не так-то просто сломить царя Тиридата, но меры я всё же приму. На память обо мне возьми это кольцо, — она сняла с пальца золотое кольцо в виде змеи и протянула ему. — Всегда носи его при себе, на левой руке, и наша связь станет неразрывной. До свидания, друг. Время войне и время миру.

Чмокнув его в щёку, Зенобия ушла. Фомин пошёл к стойлам. Красные колесницы армян и бело-золотые римлян уже готовились выехать на старт. Заметив подозрительного человека в коричневой, длиной до икр, подпоясанной тунике, перелезавшего через забор, Олег насторожился. Тот нервно оглядывался и, судя по выражению лица, явно замышлял что-то недоброе. Подойдя к красной квадриге, самой крайней в ряду, он, никем не замеченный, достал нож и попытался подрезать шлею коня. Тяжелая дубинка оглушила его. Не успев сделать своё чёрное дело, он выронил нож и грохнулся наземь.

Толпа собравшихся на трибунах зрителей взревела. Её взору в императорской ложе предстал Нерон. Аплодисменты, выкрики — фанаты бегов обожали правителя, страстного поклонника гонок, который неоднократно сам выступал на соревнованиях, и судьи неизменно присуждали ему победу. Появились команды. Магистрат громко объявлял имена наездников. Когда прозвучало имя армянского царя, рёв толпы огласил ипподром. «Заезд пять кругов!» — кричал раз за разом магистрат. Нерон встал и, подняв руку, бросил платок — сигнал к началу гонок. Грандиозное зрелище началось.

Конец ознакомительного фрагмента.