Тайна соснового бора. Уральский криминальный роман

Геннадий Мурзин

Новый (шестой по счету) детективный роман Геннадия Мурзина «Тайна соснового бора» не только чудовищно трагичен, но и глубоко психологичен; как и прежде, книга основана на реальных событиях, имевших место быть на Среднем Урале; главные герои повествования легко узнаваемы, прежде всего, Александр Фомин, ставший (после ухода в отставку) директором частного сыскного агентства. Текст держит читателя в напряжении буквально до конца романа.

Глава 6

Страсти накаляются, но почему?

Суета

Уже десятый час, а делопроизводительницы частного детективного агентства все еще нет на рабочем месте. Нет, и несколько часов не будет. Зато ее шеф там, где ему и положено быть, — в руководящем кресле. Нельзя же офис, считает он, закрыть на клюшку. Вообще говоря, следовало бы пополнить штат. Хотя бы принять на работу секретаршу, чтобы та все время сидела у телефона и отвечала на вызовы; не мешало бы заиметь второго детектива, которому бы хватило работы и который бы снял с плеч шефа рутинные дела. Однако… Увеличив фонд заработной платы, увеличатся существенно выплаты в социальные фонды. Накладно и пока его доходы могут не выдержать подобной нагрузки.

Шеф, которого то и дело отвлекают телефонные звонки, пытается работать с документами. Работает и мычит себе под нос:

«Я люблю тебя, жизнь

И, надеюсь, что это взаимно…»

Шеф взглянул на настенные часы: одиннадцать двадцать. Похоже, его спецпредставитель уже в Староуральске и выполняет его личное задание.

Звонит, наверное, в сотый раз стационарный телефон, на время отсутствия Галины Анатольевны звонки которого выведены напрямую.

— Частное детективное агентство… Доброго здоровья… Слышу… Так… Выкупила дополнительный тираж?.. Как и договаривались… Зачем это мне?.. Насколько мне известно, староуральцы отказались от распространения… Вот-вот… Георгий Иннокентьевич, не мытьем так катаньем… Хочу заставить читать, если даже они… Иначе… Глас вопиющего в пустыне… Выстрелы вхолостую… В этом нет никакого интереса… Нет, я имею в виду холостые выстрелы… Да, верно… Всего наилучшего… Пока!.. Кстати, вчера у вас должен был появиться Григоров… И как?.. Насчет статьи… А-а-а… Фирма веников не вяжет… Значит, в следующем номере?.. Жду… Обещал, что больше никаких «досылов»… Держать слово — это мое хобби… Да… Всего!

Шеф, положив трубку на аппарат, самодовольно хмыкнул, потом вслух процитировал любимое произведение Гашека, точнее, фразу, принадлежащую подпоручику Дубу:

— Вы знали меня с одной стороны, но вы узнаете и с другой стороны.

Он вновь замычал, но уже другую песню:

«Была бы страна родная

И нету других забот…»

Вновь зазвонил телефон. Шеф поднял трубку, хотя отчего-то в этот раз делать этого ему страшно не хотелось.

— Слушаю… Да… Жду… Доброе утро, Павел Михайлович… Вот как?.. Прочитали?… Возмущены?.. А что там такого?.. Нет, еще не видел… Мне газету доставляют лишь во второй половине дня… Неужели искажены факты?.. Нет, а в чем тогда дело?.. В газете разве единственное подобного рода сообщение?.. Вот видите, Павел Михайлович… Я не думаю… В России свобода печати, пусть уже и стала относительной… Вот оно что… Не понимаю… Не понимаю, чего надо Ромашиной?.. Об имидже печется?… Понятно: не хочет, чтобы трепали ее фамилию… Но вы-то тут причем?.. Вот именно… Да… Перемелется — мука будет… Сочувствую… Хотелось бы знать, кто дал редакции эту информацию?.. А зачем?.. Не заморачивайтесь… Я?! С какой стати?… Я единственный, кто?.. Чепуху говорите, Павел Михайлович… Мог кто угодно… Например, любой из ваших сотрудников… Я?.. Мне позвонили из редакции… Наверное, чтобы уточнить у меня, знаю ли я что-либо по этому случаю… Врать не стал… Сказал, что господин Ромашин действительно попытался подать заявление о розыске жены, но заявление на самом деле в управлении не приняли… Но разве это не так? Не хотите ли сказать, что я должен был отрицать очевидное?.. Из корпоративной этики?.. Как бывший сыщик?.. Нет-нет: я, во-первых, не сыщик, во-вторых, уголовного дела нет и нет также с вашей стороны никакого расследования… Вот, если бы… Увы, Павел Михайлович, если бы даже знал, кто автор информации и как она просочилась в газету… Все равно бы вам не сказал… Могу предположить лишь, что мог кому-то сказать сам Ромашин Сергей Юрьевич… Звонили?.. И что он?.. Правильно сделал, что отказался разговаривать на эту тему… Имеет полное право… Его личное дело… Извините, Павел Михайлович, но наш разговор теряет всякий смысл… Понимаю вас, но ничем помочь не могу… Взаимоотношения с главой городской администрации — это ваши проблемы и меня они никак не касаются… Собираетесь обратиться в главное управление внутренних дел?.. Ради Бога, но там вас вряд ли поймут… Потому что в газетах подобные информации появляются пачками, в том числе и с подачи самих органов… Извините, что не смог ничем помочь… Увы!

Фомин, отключившись, фыркнул.

— Ага, — проворчал он, — уже прочитали и засуетились… То ли еще будет, когда всерьез возьмусь… Впрочем, чего все суетятся? Да, имидж. Да, поползут слухи по городу. И что? Лично мне — на руку…

В половине третьего появилась его «сударыня», раскрасневшаяся от мороза, который все крепчает. Шеф взглянул, увидев довольное лицо, понял, что миссия удалась. Вида же не подал.

— Ну-с, сударыня, рассказывайте.

— Докладываю в подробностях, шеф. Поручение выполнила: доставила свежий номер по указанным адресам, в том числе оставила два экземпляра в УВД, три экземпляра в мэрии, по экземпляру гражданам, проживающим по соседству с Ромашиным.

— Значит, видела дом главы администрации?

Галина Анатольевна кивнула.

— Рассмотрела, насколько возможно.

— Какие впечатления?

— Три этажа, из красного кирпича. Башенки по углам, всякие пилястры, колонны и всякая другая дребедень. Аляповато. Дурновкусие. Земельный участок большой, не меньше гектара. Подобных особняков достаточно и в пригородах Екатеринбурга: видела, когда ехала в автобусе… Элита друг у друга учится.

Фомин усмехнулся.

— Один из получателей уже мне позвонил.

— Кто?

— Начальник управления.

— Так быстро отреагировал и это значит, что задело. Что ему надо было?

— Очевидно, хотел узнать, не я ли распространил информацию.

— Чует… Не ты один, оказывается, имеешь интуицию.

— Да уж… Я попытался разуверить…

— Дорогой мой шеф, скажите, зачем все это? Чего хотите добиться? А что если, все это банально?

— Например?

— Жена Ромашина отлёживается у любовника.

Фомин кивнул.

— Как вариант… Но внутренний голос подсказывает, что тут что-то другое, что-то серьезное. И чтобы быть готовым, горожу весь этот огород.

Сударыня усмехнулась.

— Тревожный симптом…

— Это о чем?

— Когда человек начинает слышать голоса. — Галина Анатольевна встала. — Вообще-то, дорогой мой шеф, я задание выполнила на двести процентов.

— Извольте поделиться, сударыня, как это вам удалось?

— У меня оставалась еще приличная пачка. Решила оставшиеся газеты растолкать по абонентским ящикам, головного почтового отделения. Подумала: чем больше людей прочитает, тем больше будет для тебя пользы. Я права, шеф?

— Конечно, милочка! Нет, чтобы я без вас делал?! В этом и цель: чем больше людей прочитает, тем лучше.

— Но это же дополнительные расходы.

— Вот куркулиха, а? Жаба начинает душить, да? Успокойся: думаю, что траты окупятся.

— Цыплят по осени считают… Посмотрим.

Галина Анатольевна вышла и занялась делопроизводством.

Фомин остался сидеть, тупо глядя в окно, где, как ему показалось, разыгрывается настоящая метель.

Зазвонил телефон. Оказалось, что на том конце провода заказчик. Сергей Юрьевич Ромашин сказал:

— Простите, но стоило ли публиковать в газете?

— Но я-то тут причем? — Ответил Фомин. — Журналиста, как и волка, ноги кормят. Каким-то образом узнал и…

— Мне звонил полковник Молчанов.

Фомин притворился, что ничего не знает об этом звонке.

— Странно… Чего он хотел от вас?

— Предположительно, хотел узнать, не я ли отправил в газету информацию.

— И… Вы?

— Отказался разговаривать на эту тему.

— Вы, Сергей Юрьевич, правильно поступили.

— А мне показалось…

— Даже не сомневайтесь… Что касается действий журналистов, то оставим это право за ними и не будем вмешиваться, хорошо?

— А если гласность пойдет во вред, помешает вашему поиску?

— Я так не думаю, Сергей Юрьевич. Скорее наоборот.

— А какую мне занимать позицию?

— Пожимайте плечами и делайте вид, что сами ничего не знаете, ничего не понимаете.

— Кто бы ни спрашивал?

— Да-да-да.

— Вас понял.

И абонент отключился.

Вопросы

Сергей, которому недавно исполнилось двадцать пять, после окончания Уральского федерального университета имени Б. Н. Ельцина, трудится в мэрии: мамочка настояла. Поупирался немного, а потом все-таки согласился. Нельзя было не согласиться, потому что напор был невероятный. Вообще-то ему хотелось заняться бизнесом — тянуло сильно, причем давно, еще на первом курсе. Каким видом бизнеса? Положил глаз на автосервис, то есть диагностика, технический осмотр, обслуживание, текущий и гарантийный ремонт легковых автомобилей. Свою иномарку, подаренную ему матерью на его двадцатилетие, между прочим, ремонтировал и ремонтирует своими руками: считает, что лучше его этого никто не сделает. Даже присмотрел помещение на въезде в Староуральск. Но… Не получилось. Смирился с годами.

Сейчас-то Сергей понимает, что у него ничего бы не получилось. Мать была права, говоря, что с его характером, мягким и уступчивым, либо его бизнес сгорит дотла уже через полгода, либо конкуренты, более хваткие, чем он, разорят, либо, что еще страшнее, наедут местные или екатеринбургские братки, с которыми не только он, а и полиция не может справиться — пасует и разводит руками.

Должность Сергея — ведущий специалист по связям с общественностью. Никакой он не «ведущий специалист», а смех на палочке, человек, создающий видимость работы, человек, как он сам любит выражаться, часами бьющий баклуши. Любого другого выперли бы уже через месяц, но только не его: непосредственный начальник заискивающе глядит, делает вид, что не замечает ничем не прикрытое бездельничество подчиненного, более того, включает всегда в список на материальное поощрение. А когда Ромашина спрашивает, как ее сынок, этот олух царя небесного, то непременно возражает, утверждая, что ее сын — отменный специалист, добросовестный и аккуратный, что таких грамотных работников еще поискать надо. Мать при этом хмыкает и делает вид, что так и есть. А что еще матери надо? Сердце спокойно: сынок любимый всегда на глазах, под ее присмотром и если что, то тигрицей кинется на защиту единственного и неповторимого. То, что «олухом царя небесного» прилюдно называет, — не в счет: должна же она показать всем, что и к сыну относится как всего лишь к одному из подчиненных, то есть объективно. Но ушлых чиновников не обманешь. Они-то прекрасно знают, что сынок для маменьки — ясный свет в окошке, что никого дороже нет и быть не может.

Сергей помнит, как в пятом классе он позволил себе однажды проводить из школы до дома девчонку, между прочим, отличницу. Мать, увидев, устроила проработку, запретив сыну даже приближаться к девчонке. Потом, несмотря на то, что еще не была всемогущей начальницей, потребовала от классного руководителя докладывать ей, с кем дружит ее сынок, чтобы классный руководитель препятствовала общаться Серёженьке со всякой, как маменька выражалась, швалью. Когда сынок уже перешел в десятый класс, а учился он, кстати говоря, весьма посредственно, маменька присмотрела для сыночка подружку из того же класса, дочь генерального директора местного крупного завода. Девочка была явно не красавица, да и умом не блистала, но зато, по мнению маменьки, это была ровня ее сыну. Сын же проявлял равнодушие к избраннице, оставался холоден, несмотря на то, что маменька постоянно зазывала избранницу в дом, устраивала в ее честь семейные вечеринки-чаепития, открыто называла будущей невесткой. Девочка все принимала за чистую монету, верила Сережиной маменьке и, наверное, строила далеко идущие планы, потому-то не скрывала — Сереженька ей очень и очень нравится. И даже ревновала, эмоционально реагировала, когда видела, что ее избранник проявляет интерес к другим одноклассницам, отдавая им явное преимущество. Бывало, что звонила Ольге Валерьяновне, жаловалась, что к ней Сержик холоден, в отличие от других школьниц. После подобных звонков мамочка устраивала воспитательные мероприятия. Сын слушал, согласно кивал, даже, чтобы усыпить бдительность, поддакивал, но продолжал вести себя вне дома по-прежнему.

Сергей уже тогда понимал, что, несмотря на всевластие матриархата в его семье, на диктат женщины по отношению не только к нему, а и к его отцу, на самом деле последнее слово все равно будет за ним: открытого бунта он устраивать не будет, однако в безмозглую и покорную овечку его никто не превратит, даже любящая его мать-эгоистка.

Сегодня, как всегда, с утра Сергей прошвырнулся по кабинетам мэрии, поболтал с себе подобными чиновниками, вернувшись к себе, пошуршал для вида какими-то бумагами, потом сбегал в буфет, покушал и выпил кофейку. После двух часов по полудни с азартом поиграл в компьютерные игры, а уже через два часа, одевшись, ушел, не попрощавшись с коллегами, не поставив в известность непосредственного начальника. Поведение настолько привычно, что никто и не обращает внимания.

Молодой чиновник постоял несколько минут на крыльце, потом спустился, прошел на стоянку служебного транспорта, какое-то время постоял возле своей красавицы-иномарки, сел, запустив двигатель, умчался. Уже несколько дней не находит себе места, особенно неуютно чувствует себя среди знакомых людей. Однако по нему никто не может определить, насколько ему тревожно, тревожно не за себя, а за судьбу исчезнувшей жены. Все, глядя на него, завистливо думают: счастливчик, баловень судьбы, у которого не жизнь, а малина. На самом деле… Нет, он и в самом деле баловень судьбы — это факт, отрицать который глупо, однако и у таких, как он, в жизни случаются, оказывается, неприятности. Да еще какие!

Подвернув к воротам родимого особняка, Сергей не стал вызывать охранника, а своими ключами открыл кодовые замки, раздвинул створки, загнал машину в гараж, точнее, в один из трех боксов. Оставив там машину, не закрывая двери, а лишь прикрыв их, вошел в дом, поднялся на второй этаж, где в коридоре к нему с визгом помчалась трехгодовалая дочурка, а следом шла воспитательница. Конечно, на воспитательнице настояла опять же его мать, потом, подбирая достойную кандидатуру, она долго рылась в списке претенденток. Сделав выбор, не советуясь ни с кем в семье, осталась довольна. Сергей считал, что есть мать, которая находится в отпуске по уходу за ребенком, что ей и все карты в руки. Его мнение было не в счет, тем более, когда бабушка уже приняла решение, от которого она никогда не отказывалась и не откажется. Говоря по чести, выбор был удачным, воспитательницей вся семья не могла нарадоваться. Дробышева Алла Денисовна, женщина 58 лет, до выхода на пенсию тридцать лет проработала воспитательницей в одном из лучших детских садов города. Более того, к ней сразу же привязалась Ксюшка, названная этим именем в честь матери Ольги Валерьяновны.

Девчушка подбежала и тотчас же, подхваченная сильными руками, оказалась в отцовских объятиях.

— Папочка, можно я на ушко что-то спрошу?

Он прижал дочь к груди.

— Ну, конечно, любимая!

— Папочка, а ты маму не пливез?

Сергей тотчас же помрачнел. Он еще крепче прижал маленькое тельце.

— Нет, любимая, нет.

— Мамочка не хосет, да? Мамочка не скусает по мне, да?

— Что ты! Что ты! Она хочет и сильно-сильно скучает, но… пока не может. Давай, любимая, еще наберемся маленько терпения и подождем.

— Хосу маму, — девочка закуксилась и в глазах появились слезы, — так скусаю. — Ксюшка чмокнула в щеку отца, а потом спросила. — А ты тоже скусаешь?

Сергей глухо ответил:

— Еще как!.. Я ведь ее люблю…

— Сильно-сильно, да? Как меня?

Сергей кивнул. Он не мог ответить, потому что в горле стоял ком. Алла Денисовна все поняла и пришла на помощь.

— Ксюшенька, мы поспали, покушали, а теперь пришла пора позаниматься.

— Но папа…

— Твой папа никуда не денется.

— Да, папоска? Ты будешь дома и никуда не денешься?

— Будь в этом уверена.

Отец спустил дочь на пол. Воспитательница увела ее в детскую.

Сергей же вышел из дома, прошел в гараж и занялся своей машиной. Ему надо было успокоиться. Дочь раз за разом, разрывая его сердце, спрашивает о матери, но он ничего ей не может ответить. За что ему такие мучения? Не за что! Потому что не заслужил. Неужели убежала с любовником, бросив не только его, но и малолетнюю дочь? Он видит разные шоу по телевидению, где чудовища-матери творят просто немыслимое со своими детьми, а с мужьями тем более. Нет, его любимая Светланка на такое не способна. Он жену не мог обидеть — ни словом, ни делом. Это знают все. Пусть бы кто-нибудь попробовал обидеть его Светланку, даже мать, которую он также обожает, он, Сергей, разорвал бы на части. И это не фигура речи. Это знает вся семья. И даже соседи. Или те же сослуживцы, которые, да, за спиной злословят о нем, считают лентяем (и правильно считают), маменькиным сынком, баловнем судьбы, но что касается его взаимоотношений с супругой — ни у кого язык не повернется сказать что-либо дурное.

Жандарм

Сергей, не торопясь, вымыл машину, пропылесосил салон. И, посмотрев на наручные часы, показывающие без четверти шесть вечера, решил, не заходя домой, смотаться в ближайший ресторан «Уральские самоцветы», посидеть там в одиночестве за бокалом хорошего вина, подумать о главном — о любимой Светланке.

Но тут ухо уловило автомобильный сигнал. Он выглянул из бокса и увидел, как к калитке, оборудованной также кодовым замком, бежит Матвей, охранник, а по ту сторону калитки, нетерпеливо топча снег, стояла его мать. Служебная машина, доставившая ее, все еще находилась неподалеку. Водитель, исполняющий обязанности также охранника, должен был стоять до тех пор, пока его начальница не скроется в особняке.

Сергей вернулся в бокс, плотно прикрыл за собой дверь, при этом подумал: «Есть же ключи, но нет, дай поманерничать».

Сергей полагал, что мать пройдет в дом, но он ошибся. Отворилась дверь бокса и в проеме показалась Ольга Валерьяновна. Увидев ее, сын стал усердно тереть зеркало заднего вида, хотя оно уже давно блистало чистотой. Мать подошла и какое-то время молча стояла: наверное, по его лицу пыталась понять, о чем он сейчас думает.

Сын не выдержал. Он, притворившись, что только что заметил мать, сказал:

— А… это ты… Хочешь о чем-то спросить?

— Да. — Не сразу ответила Ольга Валерьяновна. — В мэрии тебя не оказалось… Народ не знает, где ты… Сказали, что оделся и ушел по каким-то делам… Ну, вот, — она тяжело вздохнула, — поняла, где можешь быть: если машина в гараже и он закрыт, то ты в какой-нибудь забегаловке…

Сергей пробурчал:

— Недалека от истины… Еще бы пару минут и я смылся бы.

Мать недовольно покачала головой.

— Сынок, зачем куда-то бежать, если дома есть все: и закуску тебе приготовят самую изысканную, и вино выставят наилучшее. Ешь-пей — не хочу.

Сергей многозначительно заметил:

— В самом деле, от добра — добра не ищут.

— Это ты на что, сынок, намекаешь?

— Да так…

— Не хочешь ли сказать, что дома тебе плохо и семья, которая любит тебя, не мила?

— С некоторых пор, — вновь пробурчал Сергей.

Ольга Валерьяновна достала из сумочки платок и приложила к глазам.

— Отец и мать перед тобой чем-то провинились?

— Нет, но… Неужели, мам, нельзя понять, что мне плохо?

— Допускаю, что родителей избегаешь, но не забывай, что у тебя растет замечательная дочь, которая нуждается в тебе.

— Не забываю… Если бы не Ксюшенька, то…

— То что?

— Подался бы…

— Куда?

— Куда глаза глядят… Дома мне всё напоминает о Светланке… Всё настраивает на дурные мысли… Гоню их, а они все равно, как назойливые мухи, лезут и лезут.

— Разве нам твоя боль безразлична?

— Кому это «нам»? — с явными признаками сарказма спросил Сергей, хотя мать, судя по всему, не заметила, или же притворилась, что не заметила.

— Мне и твоему отцу… Мы не меньше твоего переживаем… Между собой обсуждаем…

— Ну и до чего дообсуждались?

— Знаешь, сынок, мы думаем…

— Скорее всего, это ты думаешь.

— Не обижай отца…

— Какие обиды, если он давно уже не имеет своего мнения и во всем с тобой соглашается? Подмяла под себя мужика, а он даже пикнуть боится.

— Ты плохо, сынок, думаешь об отце — это нехорошо.

— Я никак не думаю, потому что вижу и знаю. А ты меня все еще держишь за десятилетнего несмышлёныша.

— Для любящей матери ты был, есть и навсегда останешься ребенком.

— Хорошо-хорошо… Так до чего вы с отцом додумались?

— Мнения наши разошлись…

— Неужели?!

— Да-да, сынок…

— Это интересно. Слушаю.

— Мое мнение: Светланка сбежала с хахалем.

— С чего взяла? — Насупившись, спросил Сергей. — Разве она давала повод для подобных мыслей?

— Кажется, нет, но… Сынок, ты плохо знаешь женскую натуру. Женщина льнет к каждому, кто приласкает, приголубит.

— Ты то же из их числа?

— Я — не в счет.

— Как тебя понимать? Ты не женщина, что ли?

— Я — женщина, но со стержнем, согнуть который вряд ли сможет какой-нибудь мужчина.

— Железная леди? Как Маргарет Тэтчер?

— Что-то вроде того.

— Поэтому и держишь мэрию в ежовых рукавицах?

— Да, держу. И что? Разве плохо для города, в котором есть хозяин?

— Мам, не будем об этом, а то уйдем слишком далеко. Скажи, если уж заикнулась, какая версия у отца?

Ольга Валерьяновна кивнула.

— И скажу! Твой отец считает, что, как он выражается, невестка скопытнулась… Она в том возрасте, когда молодые женщины особенно часто совершают ошибки…

— Давай, мам, поконкретнее. Какую ошибку могла совершить Светланка?

— Обычную. Отец считает, что ты об этом тоже размышляешь, держишь в голове.

— Позволь, что я держу в голове?

— У невестки, сам знаешь, что за подружки…

— Подружки у Светланки разные.

— Вот-вот! — Ольга Валерьяновна быстро закивала. — Есть такие, которые любят шумные компании и частенько заглядывают в рюмку.

— Допустим.

— Быт заел твою жену настолько, что она решила на несколько дней отойти от семьи и с подружками расслабиться.

— Так думает мой отец?

— А что ты так удивился? Не было, что ли, прежде? Напряги память, сынок.

Сергей, смутившись, отвел взгляд в сторону.

— Да, было… Но давно быльем поросло.

— Специалисты говорят, что в любое время может случиться и рецидив у алкоголиков.

— Мам, прекрати поливать грязью мою жену!

Ольга Валерьяновна хмыкнула и повела плечами.

— Я тут ни при чем. Напоминаю: это версия не моя, а твоего отца.

— Но внедренная тобой, мам.

— Поговори с отцом с глазу на глаз, по-мужски и я уверена в том, что он подтвердит мои слова.

— И поговорю!

— Давно пора, сынок. Твой отец по характеру мямля, однако трезвым умом не обделен.

— В отцовском уме я и не сомневаюсь.

— Тем лучше. — Ольга Валерьяновна сделала паузу, которая Сергею показалась многозначительной, после которой она сменила тему. — Кстати, сынок, я сегодня узнала новость, которая меня повергла в шок.

— Поделись. А что, если и меня твоя новость повергнет в тот же самый шок?

Ольга Валерьяновна отрицательно покачала головой.

— Тебя вряд ли.

Намёк матери дошел до сына, но он сделал вид, что ее не понимает. Однако насторожился, потому что понял, что это и есть главная тема, с которой к нему пришла мать.

— Мам, ты о чем? — Невинно глядя ей в глаза, спросил он.

— Газеты не читаешь?

— Обычно перелистываю, но сегодня как-то забыл.

— Напрасно.

— Что-то газета «Городские известия» выдала новое? Как она посмела?

— Совсем другая газета — «Криминальное обозрение».

— Ни разу не видел. Неужели продается в наших киосках «Роспечати».

— Везде продается, но не в нашем городе, — поджав губы, ответила Ольга Валерьяновна. — Когда-то и у нас продавалась…

— Понимаю: ты приложила свою железную руку.

— И, между прочим, ни разу не пожалела. Желтую прессу и на порог не пущу. В подобных газетах общество не нуждается.

— Мам, кто тебе дал право говорить за всех?

Ольга Валерьяновна жестко ответила:

— Те, кто отдали свои голоса на выборах.

Сын решил уколоть мать, сбить с нее спесь.

— Но, мам, за тебя проголосовало всего лишь пятнадцать процентов от числа включенных в список избирателей.

— Это неважно.

— Почему для тебя «неважно», если твоих сторонников всего-навсего пятнадцать процентов?

— Все по закону.

Сергей злорадно ухмыльнулся.

— Да, по закону, но не по совести и тем более не по справедливости.

Мать недовольно поморщилась.

— Оставим это и вернемся к газетенке. — Если бы Ольга Валерьяновна была повнимательнее, то обратила бы внимание на странную ухмылку сына. Дело в том, что когда сын приехал домой, то по привычке заглянул в почтовый ящик у калитки, а там была та самая газета, которая сейчас лежит в прихожей особняка и дожидается хозяйки, той самой хозяйки, которая только что заявила, что «на порог не пустит».

Сергей продолжал корчить из себя недотёпу.

— Как могло попасть тебе на глаза издание, на которое нет подписки и которое в Староуральске не продается?

— Провела служебное расследование. Оказалось, что в мэрию несколько экземпляров газеты доставлены курьером.

— Как посмели?

Мать развела руками.

— Как-то так…

— Ну и чем же газета тебя «повергла в шок»?

— Оказывается, ты, мой любимый сынок, не советуясь ни со мной, ни с отцом, обратился в нашу полицию, хотел, чтобы там подключились к розыску исчезнувшей жены.

— Согласен, что, не посоветовавшись с родителями, поступил нехорошо. Но, с другой стороны, я взрослый человек, имею право обратиться куда угодно.

— Право ты имеешь, но не можешь…

— Почему?

— Ты должен был подумать обо мне.

— Не понимаю, мам, причем тут ты, а? Муж разыскивает свою пропавшую жену, но и только.

— Я — первое лицо города. И прозвучала моя фамилия, а это удар по моему имиджу. Что люди подумают, а?

Сергей ухмыльнулся.

— Тебя заботят не рядовые люди, а твои покровители, которые сидят высоко и далеко.

Ольга Валерьяновна явно не хотела идти на конфликт, поэтому пропускала мимо ушей колкости сына.

— Что люди скажут?

— Нормальные люди, мам, ничего плохого не скажут. Некоторые даже тебе посочувствуют, потому что исчезла твоя любимая невестка.

— Начнут сплетничать…

— Вот беда какая: будто прежде никто не сплетничал.

— Сплетничали, но беспочвенно, не имели фактов. Сейчас же зададутся вопросом, что это за хозяйка в городе, которая в доме своем не может поддерживать порядок, от которой убегает невестка?

— Странно, мам, что ты именно сегодня встревожилась из-за моего обращения в полицию.

— Что тут странного, сынок? Прочитала в газете и…

— И сына за дурачка держишь, да?

— Глупость сморозил.

— Да нет, не глупость! Ты знаешь о моем обращении в полицию уже несколько дней…

Ольга Валерьяновна возмущенно замахала руками.

— Из газеты узнала… Прочитала и узнала.

— Мам, зачем мне-то врешь. Я отлично знаю, что ты отлаяла полковника Молчанова, прилюдно его унизила лишь за то, что он сразу же тебя не поставил в известность. Его ли это вина, что в дежурной части не обратили внимания на мою фамилию и не связали с могущественной градоначальницей, не доложили начальнику управления?

Сын сбил с толку мать.

— Ну, сынок, что за начальник, если не знает происходящее в его ведомстве.

— А сама ты уверена, что знаешь у себя все?

— Уверена, — нерешительно ответила Ольга Валерьяновна.

— Зря! Знаешь, как тебя за глаза называют твои же подчиненные?

— Как именно?

— Жандарм в юбке!

— Не слышала.

— Вот! Если бы не затыкала рот прессе, то давно бы об этом знала. И о многом другом.

Ольга Валерьяновна махнула рукой и заспешила к выходу.

— Ладно. Забудем. Пойдем в дом. Слушай, сынок, там не рассказывай о неприятностях, ладно?

— Вот была нужда! Да и разве это неприятности?

У крыльца Сергей сказал:

— Мам, извини, а?

— За что, сынок?

— За всё, мам. Прежде всего, за мои подколы.

Мать ласково погладила сына по спине.

— Я же люблю тебя, дурачок… Так люблю, что ради твоего счастья иду и пойду на все… Тебя не дам никому в обиду… Ты один у меня… Нет, есть еще один человечек, которого я люблю так же горячо, потому что Ксюшенька твоя, а, значит, и моя кровинушка. Верь, сынок, мне.

— Верю, мам, верю.