Псы одичалые. Уральский криминальный роман

Геннадий Мурзин

«Псы одичалые» – первый криминальный роман из авторского цикла «Крутой уральский детектив». В книге есть все: и убийства, и перестрелки, причем в центре Екатеринбурга, и подлость, и предательства. В основе – неожиданное и непонятное убийство начальника областного управления уголовного розыска, причем, убийство днем, прямо в подъезде своего дома. Дерзость? Да. Кто убийца? Может, за убийцами стоят заказчики? Интрига сохраняется буквально до последней главы.

Глава 2

«Святая троица» уже в Екатеринбурге

Не повезло

Полдень. Черноморское солнце палит нещадно. Так и кажется, что его лучи прожигают тело насквозь. На небе — ни облачка. И только там, на самом дальнем горизонте появились туманные, еще неясные полоски, похожие на гусиные перышки.

Из пучины морской появились трое — Чайковский, Фомин и Орлова. Прошлепали несколько метров и плюхнулись на золотую россыпь пляжного песка. Минут с пять так и лежали, не произнеся ни слова.

Первой, что вполне логично, нарушила тишину женщина.

— Нет, мужики, — с откровенными нотками романтичного восторга, который особам слабого пола очень даже присущ, заметила Орлова, — как все-таки прелестно отдыхать на берегу Черного моря!

— А как же! — не поднимая головы от песка, откликнулся со своего места Фомин. — Не в России же загораем, а в зарубежье, пусть даже если оно и ближнее.

Орлова не стала обращать внимания на язвительный подтекст в реплике коллеги и продолжала восхищаться:

— Какое солнце! Какой здесь воздух! Какой песок! Просто чудо!

— Госпожа Орлова, вы не правы, — с суровым притворством в голосе возразил Чайковский. — Чудо вовсе не в воздухе и даже не в солнце, а в том, что наш генерал сжалился над тремя рабскими душами и одарил своей милостью — недельным отдыхом в Крыму.

— Виновата, господин полковник, исправлюсь! — вскочив и вытянувшись в струнку, отрапортовала Орлова.

А сквозь все еще влажный купальник озорно и даже можно сказать несколько нахально выпирали (как у семнадцатилетней) две небольшие, но замечательные грудки.

— Капитан Орлова, умерьте пыл, — довольно меланхолично бросил Фомин. — Извольте не соблазнять начальство своими торчащими прелестями. Чайковский у нас по этой части слаб и может не устоять.

— Сказал же! — вновь укладываясь на песок, возразила Орлова. — В полковниках уже ходит, начальником следственного управления УВД области стал, а все женихается; ни одна баба не может его захомутать и окольцевать. Не мужик, а кремень.

— А все потому, что с пеленок в тебя, дорогуша, влюблен…

— За столько лет и я даже не заметила?

— Ты кроме своего семейного ангела-хранителя, муженька родненького, никого вокруг не замечаешь. Чайковский же особы, достойной тебя, не встретил. Умру, говорит, а своему идеалу останусь верен. Мне, говорит, уготована вторая жизнь. А там, — Фомин устремил свой перст указующий в небеса, — он и намерен соединиться с тобой.

Чайковский слушал эту трепотню и никак не реагировал. Он лежал, закрыв глаза, и только руки были в ходу: брал в пригоршни песок и тонкой струйкой сыпал его на голый живот. Но вот последние слова его заставили встрепенуться.

— Это когда я тебе обо всем этом говорил, а?

— Когда? — все также меланхолично переспросил Фомин. Не дождавшись реакции, сам же ответил. — Давненько уже… Я и не помню…

Еще что-то в том же духе хотел сказать Фомин. Но в этот момент над ними появился вертолет. Сделав круг, приземлился невдалеке от пляжа, метрах в пятидесяти.

Зоркий глаз Фомина сразу определил:

— Решили понежиться на солнце.

— Используя служебный вертолет? Вряд ли, — Чайковский слегка приподнялся и посмотрел в ту сторону. Он увидел бегущего в их сторону человека в форме. — Кажется, по наши души. Чует мое сердце.

Товарищ полковник, — еще издали кричал бегущий, — товарищ полковник!

Фомин пробурчал:

— Нашел себе товарища. Чайковский у нас давно уже в господах ходит. До чего же отсталый здесь народ. Хохлы, одним словом.

Тем временем Чайковский не на шутку встревожился: по пустякам вертолет не станут гонять. Встал и начал натягивать на все еще влажное тело пляжный костюм.

— Товарищ полковник, к нам поступило сообщение по факсу. Вас всех троих требуют домой. Немедленно!

— Что еще там стряслось? — по-прежнему меланхолично поинтересовался Фомин. — Может, собака у хозяина сдохла?

— Кажется, нет. Собака живехонькая, — посланный был невозмутим. — В сообщении говорится, что у вас начальник УгРо убит. Убит в подъезде собственного дома.

— Эти слова буквально подбросили Фомина над землей. Он молниеносно вскочил.

— Ты что?! Что несешь? Спятил? — взревел Фомин, ошалело крутя головой. — Моего шефа?! Убили?!

— Вашего или нет, но убили.

— Не может быть!

Фомин и Орлова также стали на скорую руку одеваться.

— Стрелявших задержали? — зачем-то спросил Чайковский. Сообразив, что глупее вопроса не придумаешь, сердито сплюнул под ноги.

— В сообщении ничего об этом нет. Сказано лишь, что убит тремя выстрелами. Три пули всадили.

— Но почему за нами послали?

— Не знаю. Я не знаю, что в данный момент в головах своего начальства, а про ваше…

Фомин высказал свое предположение:

— Очевидно, генерал решил расследование убийства поручить нам. Не иначе!

Через несколько минут все трое уже были в салоне душного вертолета. И, взвихрив песок, винтокрылая птица вспорхнула ввысь и скрылась за горизонтом.

Прохвост

Из Фомина бурно изливалась ярость.

— Нет, это надо же!.. Какая сволочь!

— Что за шум, а драки нет? — спросил Чайковский, входя в кабинет.

Он подошел к распахнутому настежь окну и залюбовался яблоньками, только что одевшимися в воздушный подвенечный наряд, состоящий из миллиона нежно-розовых соцветий.

— Будто невинные девочки… На выданье, — мечтательно произнес он.

— Кто? Где? Кто и на каком «выданье»? — Фомин дико вращал глазами и ничего не понимал.

— Да, о яблоньках я, что в сквере напротив. Как они хороши в эту пору! — Чайковский вздохнул. — Обидно, что слишком срок их цветения мал: еще пару деньков и лепестки окажутся на земле, пожухнут, и унесет их ветер в дальние края.

Фомин продолжал недоумевать.

— В лирики записался? Пора бы и скинуть оболочку курортника.

Чайковский, не обращая внимания на непривычное поведение Фомина — старого, доброго и верного боевого товарища, — сел за стол.

— Ну-с, господа, что мы имеем?.. Слушаю, майор Фомин.

— Да ни хрена мы не имеем! — все еще горячась, откликнулся тот.

— Ах, как ты не прав! Во-первых, прокурор Тушин подписал постановление о возбуждении уголовного дела по факту убийства начальника уголовного розыска.

— А еще имеем над собой начальничка, — ядовито добавил Фомин.

— Верно, друг. Создана оперативно-следственная бригада и возглавляет ее, как и положено по закону, старший следователь по особо важным делам областной прокуратуры Алексеев. Не горюй, что сейчас мы всего лишь на подхвате. Это, может быть, даже и лучше. Избежим каждодневного промывания мозгов, как минимум.

— Да уж… Только что разговаривал по телефону с Алексеевым. Зануда, чувствую, каких мало…

— Ты это брось…

— И «бросать» нечего. Ты, говорит, почему до сих пор не вышел на убийцу? А откуда я его возьму. Видишь, как все для него просто: пришел, увидел, задержал. И доставил пред светлые очи следователя.

— Теперь понятно твое буйство.

Чайковский ёрничал. Фомин же этого не замечал.

— Была нужда. Есть у меня проблемы и поважнее.

— Какие, если не секрет?

— Злюсь из-за Маврина. Мы с ним школу милиции вместе заканчивали. Способный. Семьями дружим… Теперь вот пришлось собственноручно препроводить прохвоста в ИВС. Завтра заканчиваются третьи сутки, надо будет предъявлять обвинение, без результатов экспертизы — никуда.

Эксперт

— Привет, мальчики, — прямо с порога затараторила Орлова. — Я не ослышалась, нет? Что-то вы тут про экспертизу?

— Спасительница ты наша, Зинуля, — изображая истинного джентльмена, Фомин галантно приложил свои уста к миниатюрной женской ручке.

— Я должна вас огорчить…

Фомин сразу встрепенулся.

— С анализами что-то?

— Нет, с анализами все в порядке…

— Ну, слава Богу, — оба офицера облегченно вздохнули.

— Я подготовила экспертное заключение: пистолет Макарова, из которого был убит начальник УгРо Лаврентьев, (хотя и спилен номер) — это табельное оружие Маврина. Это — во-первых.

— А что же тогда во-вторых? — спросил Фомин, сделав стойку, очень сходную с той, которую делают гончие, почуявшие добычу.

— Во-вторых, господа офицеры, на пистолете обнаружены не только пальчики Маврина.

— Чьи же еще? — чуть ли не в голос спросили оба.

— Свежие отпечатки пальцев лица, о котором я понятия не имею.

— Тогда — делай же что-нибудь! — воскликнул Фомин.

— Всенепременнейше, господин майор. Подготовила официальный запрос в Московскую центральную картотеку. Вполне возможно, что они там уже имеются. Если так, то нам скоро точно скажут, чьи эти пальчики.

— Тащи сюда официальное экспертное заключение, Зинуля, а я пока душу потрясу моего негодяя.

— Остынь, Фомин. Не пори горячку. Как бы нам самим не повытряхивали душу. Чую беду…

— Беда — не беда, но неприятность налицо.

Теперь и Чайковский стал проявлять нетерпение.

— Говори, Зинуля, не томи наши души.

— Она такая, — проворчал себе под нос Фомин.

— Дорогая ты моя, — Чайковский умоляюще глядел на женщину, — выкладывай все. — Фомину при этом незаметно погрозил кулаком. — Замолчишь ли ты, наконец?

— Молчу. Нем, как рыба. И даже больше, — Фомин стал постепенно входить в свое обычное слегка ироничное состояние.

— Маврин заявил отвод мне, как эксперту.

Теперь и Чайковский, кажется, начал терять самообладание.

— Что за чушь? Не верит в твою компетентность? Какие мотивы выдвигает?

— Он полагает, что не смогу быть объективной, так как лет пятнадцать назад я работала некоторое время непосредственно под его началом и могла затаить обиду. Так что…

— Вот мерзавец! — возмутился Чайковский.

— И я того же мнения, — все-таки вставил Фомин.

— Капитан Орлова, — Чайковский перешел на официальный тон, — чтобы через две минуты на моем столе лежало твое заключение. А с его отводом знаешь, что я сделаю?

Фомин хихикнул.

— Не стоит. Бумага жестковатая. Невзначай можешь и порезать кое-что из интимного.

Орлова же ответила:

— Слушаюсь, господин полковник. Как хотите…

Она повернулась и вышла из кабинета. Потом вернулась.

— А вы не забыли, мальчики, что он имеет на то полное законное право, а?

Фомин состроил на лице обиженную гримасу.

— За кого ты нас принимаешь, милочка?

— За отпетых болванов, а за кого же еще?

Она заливисто рассмеялась.

Фомин угрожающе встал.

— Ну, Зинуль, ну, погоди! Отольются мышке кошкины слезы.

Орлова, все еще смеясь, вышла из комнаты и потому не могла слышать последних слов Фомина.

Смех — смехом, идя к себе, думала Орлова, но история, кажется, начинает приобретать дурной оборот. И никто не может сказать, чем все это закончится. Во всяком случае, решила она, открывая ключом входную дверь своей лаборатории, надо немедленно по факсу отправить запрос в Москву: любопытно, кто еще держал в руках табельное оружие Маврина? И еще: какая во всем этом роль Маврина? Убийца? Нет, не похож он на злодея. Если не он, то кто? И как табельный пистолет мог оказаться в чужих руках. Похитили? Пусть так, но тогда новые вопросы: почему не заявил; почему молчит? Нет, тут явно много странного и совершенно непонятного. Где-то случайно обронил? Не заявил о потере, потому что боялся ответственности? Возможно все, но не в этом случае. Маврин — человек опытный и добросовестный. И ему ли не знать, какую опасность представляет находка-пистолет, попади в недобрые руки? Вспомнив о своих «мальчиках», слегка поседевших вместе с ней, подумала: «Ох, не завидую им. Потрудиться придется изрядно, чтобы прояснить это загадочное убийство».