Виселица для ослушников. Уральский криминальный роман

Геннадий Мурзин

Итак, частный детектив в отпуске: отдыхает в Севастополе. На пляже знакомится с другим отпускником, оказавшимся также уральцем. Перед самым отъездом знакомец случайно узнает, что его сын бесследно исчез. Детектив успокаивает, говоря, что полиция быстро найдет, что, скорее всего, парень в загуле. Отец отнесся скептически и попросил, если возникнет необходимость, помочь. Чем закончится детективная история?

Глава 5. Стратегия и тактика частного детектива

Пассажиры

Динамики Северного автовокзала простуженно прохрипели:

— Автобус, следующий по маршруту Екатеринбург-Ирбит-Туринск-Тавда, отправляется от девятой посадочной платформы. Просьба пассажиров занять свои места.

Мужики, спешившие накуриться досыта (следующая возможность им представится лишь через три с половиной часа, когда автобус прибудет в Ирбит и где предусмотрена расписанием двадцатиминутная стоянка), суетливо стали тушить недокуренные сигареты, бросать в урну и запрыгивать в салон.

Фомин, в числе первых занявший ему положенное тринадцатое место, глядя на прыгающих мужичков, самодовольно хмыкнул.

— Брали бы пример с меня, — забурчал чуть слышно он, — смог же отказаться от вредной привычки и ничего со мной не случилось.

Действительно, не случилось. Не с первой попытки, но всё-таки ведь бросил и за последующие годы не выкурил ни одной сигареты. Задышал легко, полной грудью. Правда (тут он вспомнил, что кое-что все-таки с ним случилось, и он ухмыльнулся), вскоре стал замечать за собой неладное: телом пошел вширь, жирком обзаводиться. Нет, Фомин и до того не считал себя хлипким, ибо от природы был могуч в кости, да и мышечной массы хватало, а тут… Признакам ожирения твердо заявил: нет! Удвоил занятия спортом. Особенно увлекся штангой. Как ни странно, весовая его категория не только не убавилась, а стала больше и преодолела сто килограммов. Поговорил с экспертами. Те успокоили, задав ему один-единственный вопрос: «Разве по себе не чувствуешь, что твое количество перешло в качество?»

Он всё понял. Потому что уже тогда был неглупым парнем и объяснять подолгу, как некоторым другим его сверстникам, надобности не было: ловил мысль на лету. В этом пошел в отца, который, как помнит детектив, хотел казаться простачком, напускал на себя придурковатость, свойственную деревенским хитрецам, глядел на людей, прищуривая правый глаз, а на самом деле был натурой сложной и глубокой: попробуй-ка сходу такого мужичка раскусить — зубы сломаешь. Стало быть, как нынче выражается молодежь, привычку косить под простачка Александр Сергеевич унаследовал от отца, чем частенько вводил и вводит до сих пор в заблуждение незнакомых людей: они без опасения раскрываются, а в его занятии то и надо.

Его место у окна. У его ряда кресел остановился высокий (лет ему, наверное, не больше тридцати) крепко сколоченный мужчина.

— М-м-м… Четырнадцатое… Мое законное, если не ошибаюсь. — Мужчина снял наплечную сумку и, не прикладывая особых усилий, то есть, не становясь на цыпочки, положил на верхнюю багажную полочку. Потом сел.

Тем временем недовольная чем-то женщина с красной повязкой взмахом руки дала понять, что пора трогаться. Дверь тихо задвинулась. Двигатель уркнул, прошипел и, виртуозно лавируя, несмотря на свою внешнюю неуклюжесть, между другими транспортными средствами, покинул территорию автовокзала, взяв курс на восток, то есть в сторону уралмашевского микрорайона.

Сосед, бросив короткий взгляд в сторону Фомина, сказал:

— Предлагаю познакомиться… Олег… Куда путь держите?

Фомин ответил:

— На данный момент конечный путь назначения — Ирбит.

— О! Вместе выходим. Тем более следует познакомиться. Впереди — три скучных часа… Как минимум.

— Александр, — коротко бросил Фомин.

Сосед, очевидно, соскучился по простому человеческому общению.

— Я коренной ирбитчанин… Возвращаюсь домой, — Фомина не интересовали его подробности, но долг вежливости принуждал хотя бы молча слушать и изредка кивать. — Работаю в Екатеринбурге… В ЧОПе… Охранником… Неделю там, неделю дома. Такой график меня устраивает… В Ирбите работу найти трудно, тем более денежную… Вот и приходится…. Жертвую… А что делать? Конечно, наилучший вариант — перебраться насовсем в Екатеринбург, купить жилье и… Но цены, Александр, сильно кусачие… Как минимум, нужна двухкомнатная, а это даже на вторичном рынке под четыре миллиона… Да, зарабатываю хорошо, но я же не один — нас трое: жена и быстро взрослеющий сынулька… Жена работает, но за гроши… Одиннадцать тысяч — это по нынешним ценам деньги разве?.. В круговую наши доходы близки к шестидесяти тысячам, по двадцатке на члена семьи. — Фомин по-прежнему молчал, а соседа это обстоятельство никак не волновало. — Разве много? — Судя по всему, тот не рассчитывал на ответ, поэтому продолжил. — Кое-что, понятное дело, откладываем, так сказать, про запас. Возможно, когда-то и скопим на квартиру, но, если честно, меня не тянет к расставанию с родными местами… Наш город тихий, провинциальный, а в Екатеринбурге уж больно суетно… Как в муравейнике… Люблю я Ирбит. Горжусь его стариной… — сказал и тотчас же спросил. — Слышали, что ему скоро четыреста лет исполнится? На целый век старше самого Екатеринбурга, представляете? — Фомин утвердительно кивнул. — На реке Ирбитка⁸, тогда полноводной, сначала в виде торговой слободы появился, являясь частью Верхотурского воеводства… А вы знаете, с какой поры и почему получил Ирбит статус города? — Фомин отрицательно мотнул головой. — О, за большие заслуги перед Отечеством!

Фомин слышал, что в годы Великой Отечественной войны у солдат пользовались любовью выносливые мотоциклы Ирбитского производства, а также удивительной прочностью славилось стекло местного завода, которого, то есть такого сверхпрочного стекла, фронту требовалось много-много. Фомин где-то читал или, может, от кого-то слышал: в основе такой сверхпрочности не только умение заводских мастеровых, но и обнаруженные в окрестностях города удивительные природные богатства, используемые в производстве стекла и изделий из него.

Чтобы утвердиться в своих познаниях, спросил-таки:

— И что это за «заслуги»?

— О, Александр! Ими гордится каждый ирбитчанин.

— Интересно…

— Я вам скажу: когда шайки пугачевских разбойников подошли к окраинам Ирбита, то на защиту его встали все — от мала до велика, от самого зажиточного купца и до бедняка-крестьянина. Вот такое получилось единение народа. Представляете?

— Чем история закончилась?

— А тем, что, попробовав пару раз (долго улещивал всякими посулами ирбитчан, засылал агитаторов, чтобы отыскать предателей) брать затяжной осадой город Емелька-самозванец отказался. Вот такими были мои предки. Представляете? А вспомните: перед тем же Емелькой-самозванцем пал такой, например, город, как крепость Пенза, разграбленная вчистую и сожженная разбойниками дотла, да и Казань, представляете, покорилась. А все почему? А все потому, что мы — народ особенный. Нас на мякине не проведешь, ни за какие деньги не купишь. На обманки не реагируем. Представляете?

Фомин, кивнув, заметил:

— Настоящие уральцы такими были, такими и будут. Герои, ничего не скажешь.

— Вот-вот!.. Когда государыне Екатерине Великой доложили о той верности и стойкости перед лицом грозной опасности, то именным указом повелела с той поры именовать Ирбитскую слободу городом. Представляете, каким богатым был наш Ирбит? До сих пор украшением являются узорчатые кирпичные дома. Не один век стоят и хоть бы хны. Нам бы сейчас так строить… Не строят. Потому что нынешние богачи — это временщики, думающие не о будущем, а о настоящем. Стремятся хапнуть побольше да спрятать хапнутое подальше. Кто, как говорится, не успел, тот опоздал.

Фомин сказал:

— Это верно, Олег. Скажу больше: эти предприимчивые господа нынче в большой чести. Перед ними спины гнем, им, ожидая подачки, в рот заглядываем. Мельчаем помаленьку, Олег, мельчаем.

— Категорически не согласен, Александр! Кто-то, да, мельчает, подличает, но не все.

Фомин вздохнул.

— Возможно.

Олег неожиданно сменил тему.

— Вы, извините за любопытство, в гости к нам или по делам?

— Скорее, по делам.

— По каким, если не секрет?

— К сожалению, ответить не могу.

— Понял… Бывали в Ирбите?

— Доводилось и не раз. Правда, последнее посещение состоялось больше десяти лет назад. Наверное, город сильно изменился.

Олег рассмеялся.

— Что вы! Каким был, таким и остался. Изменений в нем почти не увидите… Разве что в худшую сторону. У города денег нет на поддержание в приличном состоянии памятников старины глубокой, между прочим, более сорока — это архитектурные памятники регионального значения. От губернатора чего дождешься? Шиш на постном масле! Но и то лишь в базарный день… Вас встретят? А то я…

Фомин кивнул.

— Обещали… Не стоит беспокоиться. Не пропаду. Выживу в любых условиях.

— Значит, как говорится, тёртый калач?

— Пожалуй.

— Вы не очень-то разговорчивы. Наверное, профессия ко многому обязывает.

— Профессия моя как профессия… Ничего особенного в ней нет.

— А я болтлив. Всю дорогу трещу, как сорока, и трещу вам в ухо. Молчком скучно ехать. Днем хотя бы можно потаращиться на окрестные поля и рощи, а в этот час… Темень октябрьская. Но день, как мне кажется, обещает быть солнечным, что для середины октября и для Урала редкость…

Без двадцати девять автобус подъехал к автостанции. Олег и Александр покинули салон первыми. Заметив возле белой иномарки Савелия Ивановича, Фомин поспешил попрощаться с попутчиком.

Стратегия

Савелий Иванович довез детектива до местной гостиницы и там оставил. Прежде, правда, помог оформиться и позаботился, чтобы гостю из столицы Среднего Урала подобрали наилучший номер, разумеется, одноместный. Условились: что если понадобится командировочному, то тот выйдет на связь. Напомнил: понедельник — отдыхает, а вторник и среда — дежурства, с восьми утра до восьми вечера. Савелий Иванович предлагал остановиться у него. Квартира трехкомнатная, места хватит. Может предоставить в его полное распоряжение гостиную. Дочь? Так она же с понедельника по пятницу — в Екатеринбурге. Приезжает на выходные. Чтобы пополнить запасы жареным-пареным, чтобы всю неделю не пользоваться студенческой столовой. Детектив был категоричен: нет и точка. Причины? От их объяснения вежливо уклонился. Савелий Иванович собрался было обидеться, но передумал: кажется, догадался, в чем дело. И был, надо сказать, недалек от истины. Не хотел, во-первых, стать неким обременением для семьи (в этом всегда проявлял крайнюю щепетильность, особенно в командировках). А главное все-таки другое: любил автономность, самостоятельность, свободу действий, когда никому нет дела, где он, чем занимается, когда приходит и уходит.

Оставшись один, Фомин внимательно исследовал временное обиталище. Если ему не изменяет память, одиннадцать лет назад, когда проживал в этой же гостинице и в аналогичном номере, ничего, по сути, не изменилось. Кровать большая — это хорошо, ибо любит просторно валяться, когда ни слева, ни справа никто не толкается. Откинув угол покрывала, удовлетворенно хмыкнул: свежее и чистое. Над кроватью — довольно аляповатый пейзаж неизвестного ему художника; картина, видимо, висит с незапамятных времен и краски на ней поблёкли. Письменный стол: на нем телефонный аппарат времен царя Гороха (полировка со столешницы местами начала облезать, шелушиться), а возле него столь же древние два полумягких стула, на которые, сразу понял, садиться должен (при его-то килограммах) до чрезвычайности осторожно, иначе распадутся на составные части. Осмотр закончил туалетом. Не преминул крякнуть — то ли одобрительно, то ли осудительно.

— Жить можно, — заключил постоялец.

Надолго ли прибыл? Фомин не знает, но, предположительно, по предварительным его стратегическим планам, не меньше недели. Все будет зависеть не от него, а от внешних обстоятельств. Он-то рад был бы и за день управиться и умотать в Екатеринбург, но… Опыт и интуиция подсказывают, что розыск покатится совсем не по маслу: если бы все обстояло просто, то с этим и местная полиция справилась бы в два счета. Тут же… Что-то тормозит. Может, кто-то ставит палки в колеса отважным сыщикам, мешает, не дает организовать розыскные мероприятия должным образом? А что, если ребята из полиции не хотят проявлять инициативу и усердие исключительно потому, что ждут конкретную, недвусмысленную команду начальства, а ее, увы, нет?

Фомин, вспомнив, усмехнулся. Что вызвало улыбку, скорее всего, грустную? А вот… Через полгода после того, как он ушел в отставку, заглянул к ребятам из уголовки Орджоникидзевского районного управления внутренних дел. Ребята чем-то были явно возмущены. Зная, что перед ними свой мужик-работяга, майор Воробьев раскрылся.

— Вот, — он ткнул пальцем в раскрытую перед ним прогубернаторскую газету, — пишут, что один из наших братков, то есть уралмашевских, объявлен в международный розыск, что Интерпол не может напасть на его след.

Фомин провокативно заметил:

— Ушлые наши… Умеют заметать следы… Непросто их найти.

Воробьев взвился и даже вскочил на ноги.

— Издеваешься? Подначиваещь?

— Нет. Это возможно.

Опытный сыщик воскликнул:

— Не тот случай!

— Особенный?

— Какой «международный розыск», ну, какой, а?!

— Обыкновенный, — спокойно ответил Фомин.

Воробьев, присев на стул, объяснил:

— Два дня назад, когда ехал на службу, повстречал его «Мерседес», а за рулем — сам, разыскиваемый Интерполом. Мне, наглец, даже рукой помахал.

Фомин на это сказал:

— Трудно в это поверить, так как невозможно…

Воробьев решительно прервал.

— Не строй из себя, Александр Сергеевич, простачка, не надо! Невозможное в России вполне возможно.

— Цирк какой-то.

Воробьев фыркнул.

— Вот именно: клоунада. Да если бы на самом деле хотели отправить братка в СИЗО и дали бы мне прямое указание (лучше в письменном виде), то, гарантированно, через два часа надел бы на него «браслетики» и отправил за решетку, — он развел руками. — Но указания — никакого — нет.

— Фомин посоветовал:

— А ты прояви инициативу.

— Смеешься?

— Нет, серьезно говорю.

— Мне эти приключения на задницу нужны? Разыскиваемый чуть ли не каждый день за руку здоровается с нашим генералом, на деловых встречах у губернатора бывает. Его, что ли, ищут по миру?.. Вот и раскатывает по Екатеринбургу и мне, оперативнику, ручкой машет. Издевается, сволочь!..

…Фомин, со всеми предосторожностями выдвинул стул, присел, разложил на столе письменные принадлежности и захваченные с собой бумаги. Он занялся уточнением на местности стратегического плана неотложных действий, не забывая при этом и про намеченные ближайшие тактические мероприятия.

Итак, задача определена: детектив (во что бы то ни стало) должен ответить на основной вопрос, а был ли мальчик? То есть, действительно ли исчез Дмитрий Низковских? А что, если искусно срежиссирована постановка? Допустим, думал детектив, но кому этот спектакль нужен, точнее говоря, выгоден? Отцу? Но для чего? Должна быть причина, но ее на поверхности не просматривается. Да ему не видна причина, но разве это говорит о том, что ее вовсе нет? Следовательно, ему придется, как бы ему этого не хотелось, взять в разработку Савелия Ивановича Низковских.

Кто следующий? Мать! Однако уж она-то и вовсе не заинтересована, пуская пыль в глаза, где-то прятать любимого сына. Нет у нее смысла — это точно. Конечно, при встречах с бывшим мужем, как он рассказал, исходит желчью, хамит и отказывается от совместных действий, но сие поведение, скорее, ей в плюс, чем в минус. Мать она, а мать острее чувствует беду. Более того, именно она, а не кто-то другой, первой забила тревогу, написала заявление в полицию. Что это? Еще один плюс в ее пользу. Все так, но с ней детективу все-таки придется пойти на контакт, попробовать раскрутить и принудить к откровенному разговору. Этот разговор может быть полезен. Возможно, выяснятся новые детали. Фомин при этом имеет в виду, что Савелий Иванович не имеет никаких существенных деталей, поскольку ими бывшая жена не думала делиться. Рассчитывает на пользу, но также не сбрасывает со счетом, что, закусив удила, начнет брыкаться и откажет ему в информации. Кто он? Частный детектив, а перед ним она не обязана отчитываться. Более того, она вольно ведет себя даже в полиции, ведет себя как первая дама местного общества.

Кто же следующий? Дружки-приятели. Что о них известно? Ничего! Ни одной фамилии, ни одного адреса. А ведь они могут что-то знать. Или догадываться, по крайней мере, что для него тоже важно.

Придется побывать хотя бы на последнем месте работы Дмитрия. Интересно, как охарактеризуют? Вряд ли с хорошей стороны. С ценными работниками так скоро не расстаются, за них обеими зубами держатся. Тем не менее… Ему важна о разыскиваемом любая информация. Пока же ему не за что зацепиться.

Наконец, соседи по месту постоянного жительства. Фомин по опыту знает, что от их зоркого глаза ничто не ускользает. Ирбит — не Екатеринбург. В Екатеринбурге друг друга не знают даже соседи по лестничной площадке, а в провинциальном городе всё и всем известно о каждом с пеленок и до смерти.

Противно задребезжал телефон и даже слегка заподпрыгивал на столешнице. Фомин поднял трубку. Может позвонить только Савелий Иванович. Впрочем, возможен звонок и ошибочным.

— Да… Слушаю… Нормально расположился… Не прихотлив в быту… Привычка, Савелий Иванович… Плоха?.. Уж какая есть, других не имею… Хорошо, что позвонил… Сам собирался… Ты опередил… По вопросу?.. Не по телефону… Да… Впредь придется соблюдать осторожность… Нет, не помешает… Обо мне?.. Не советую… Не стоит… Меньше знают, крепче спят… Кто?… А все, кто бы ни был… Особенность провинциалов — избыточное любопытство… Короче говоря, предлагаю встретиться… В тринадцать пообедаю в гостиничном кафе и потом… Нет-нет, спасибо… Не стоит… Нет… Пожалуйста… Где предпочтительнее?.. Дома… На этот раз… Из кафе — сразу… Общественным транспортом, а чем же еще?.. Да?.. Не откажусь от такой услуги… Вот и хорошо, Савелий Иванович… В половине второго — как штык… Да… До встречи!

Фомин, положив трубку, задумался. Клиент услужлив, а это хорошо в его положении или плохо? Решил, что пятьдесят на пятьдесят. Взглянув на циферблат наручных часов, убедился, что до обеда еще без малого три часа. Он углубился в свои бумаги.

Подал голос его сотовый. Подумал: «Сударыне зачем-то уже понадобился. Неужто успела соскучиться?»

— Слушаю… Привет… Так… Я понял… Хорошо сделала, что посоветовала мне позвонить… Конечно… Говорит, что очень важно?.. Тем более… Да… Конечно, дорогая Галина Анатольевна… Не ёрничаю… Всегда дорогая… Да… А то, что не веришь, — не мои, а твои проблемы… Как с квартальным отчетом?.. После двух пойдешь?.. Проблем, думаешь, не будет?.. Как всегда, говоришь?.. Да, что бы я без тебя делал… Не переоцениваю… Ни на грамм… Тебя переоценить невозможно… Мне повезло, что имею такую помощницу… Да… Вот так… Что, звонил Чайковский?.. Ну и что говорит?.. Кроха чувствует себя неважно?.. Может, зубки режутся?.. рано?… Так… Рано — не поздно, дорогая… Передай, чтобы дочурку берегли… Знаю, что дышать боятся… Поздние дети — это всегда проблема… Да… Философствую… А нельзя?.. Что плохого, если хочется блеснуть умом, и если его так накоплено много?.. То-то же!

Фомин отключился. И тут же сотовый опять зазвонил. И сейчас он знал, кто это. Жена только что предупредила.

— Привет, Жень… Так… Очень хорошо… Распрекрасно… Нет нужды особой… Передавай прямо в руки Георгия Иннокентьевича… Я вам верю… Знаю, что нет времени… Да, я не знаю, когда вернусь… По крайней мере, не раньше субботы — это абсолютно точно… Возможно, и позднее… Да… О тебе?.. Нет, не забыл… Невозможно… Будет тебе работа… Как всегда, интересная, в которой без твоих способностей, Жень, — никуда… Будь здоров!

Связь оборвалась в нужное время. Оборвалась удачно. Он с утра забыл подзарядить телефон и вот… Хорошо, что не забыл захватить зарядное устройство. Он воткнул вилку в разболтанную розетку. Да, ненадежна, а другой для его номера не припасли.

Фомин, просматривая записи, замычал:

— Была бы страна родная, и нету других забот…

Примерно через полчаса вновь зазвонил сотовый.

— Приветствую, Георгий Иннокентьевич… Да, звонил мне Григоров… Так и сказал… Всё верно… Какие впечатления?.. Понял, что бомба… Я на это, обращаясь к вам, и рассчитывал… Да… Сожалею, что приеду, а первая волна эмоций уже спадет… Да… Приятнее, когда в эпицентре… Думаете, на меня насядут?.. Плевал с высокой колокольни… А я чем хуже?.. Тоже не робкого десятка… Где сядут, там и слезут… Верно!.. Если честно, люблю сбивать спесь с богачей… Меня хлебом не корми… Следственные органы?.. Пусть занимаются… Пусть носом роют землю… Это их хлеб… Им дана такая информация, что пальчики оближешь… Разве не понимаю, что сам Илюша может и непричастен непосредственно, но то, что покушение на Останина и визит ко мне как-то взаимоувязаны — уверен почти на сто процентов… Будем надеяться, что этот газетный номер разойдется как горячие пирожки, только-только вынутые из русской печи… Понимаю, что мои слова — это бальзам на душу главному редактору… Особенно, когда интерес к прессе читатель теряет, если не потерял окончательно… Нет доверия к печатному слову… Наверное… Могут подумать, что газета и на этот раз выполняет чей-то и кем-то щедро оплаченный заказ… Их проблемы, если не верят, что есть непродажные люди… Всего!.. До встречи!

Недоверие

Детектив впервые в квартире Савелия Ивановича Низковских. Оказавшись в большой комнате стандартной квартиры, которой без малого шестьдесят, усевшись поудобнее на угловой диван, осмотрелся. Намётанным глазом определил, что здесь любят поддерживать чистоту и порядок; скорее всего, заслуга в этом хозяйки, поскольку во всем видна женская рука, даже в том, как аккуратно положены на тумбочку самодельные кружевные салфетки — ни сгиба на них, ни помарки. Никакой роскоши. Впрочем, откуда ей взяться в среднестатистической провинциальной российской семье, зарабатывающей свой рубль довольно тяжело?

Они вдвоем, так как жена на работе, а дочь в Екатеринбурге.

Приглушенно молотит большой плазменный телевизор. На экране некое шоу. Два телеведущих с небритостью недельной давности на лицах (видимо, мода у них нынче такая) и привычной косноязычностью, когда после каждого слова паузы, заполненные междометиями; на полукруглых диванах по-барски, отвалившись на спинки, сидят эксперты, а также в студии многочисленная и чрезвычайно активная платная массовка. О чем, как выражается молодежь, базарят? Фомин, не вслушиваясь, может ответить: в России уже давно не принято говорить о внутренних проблемах, а вот о международных, особенно о США, где конгрессмены устроили травлю президента Трампа, или об Украине, президент Порошенко которой спит и видит, как бы насолить восточному соседу, подгадить добросердечным кремлевским сидельцам. И подобные «дебаты» — копии по всем федеральным каналам идут с утра и до позднего вечера.

Фомин поморщился.

— Выключите, пожалуйста.

Савелий Иванович усмехнулся.

— Не нравится трепотня?

— Увы, — ответил Фомин и развел свои огромные ручищи.

Хозяин, дотянувшись до пультика, нажал одну из кнопок и аппарат с погасшим экраном умолк.

— Так-то будет лучше… Во всех отношениях: и на мозги никто не будет капать, и сосредоточеннее потечет между нами беседа.

— А о чем? — В глазах Низковских засветился неподдельный интерес. — Что-то новое узнали и хотите поделиться?

— Не успел… к сожалению… Поэтому… Да, прежде нам предстоит обустроиться…

— Не понял, Александр Сергеевич? — Фомин вновь обвел взглядом комнату. — Что-то вам надо, да?

Фомин кивнул.

— Не вижу компьютера.

— Нам с женой он без надобности… У дочери был стационарный, но забарахлил. Предлагал оттащить в мастерскую. Дочь, назвав рухлядью, а компьютеру, в самом деле, не меньше десяти лет, мое предложение не приняла, заявив, что не стоит выбрасывать деньги на ветер.

Фомин покачал головой.

— Жаль, очень жаль… Мог бы послужить нам, точнее, мне.

— Постойте, — хозяин встал с дивана, — в дочериной комнате должен быть ноутбук, если только она не забрала с собой… Вряд ли… Проверю… — Он вышел и через минуту вынес устройство, поставил на столик со стеклянной столешницей. — Вот… Подойдет?

— Вполне возможно. — Фомин придвинул столик поближе к дивану, поднял крышку, подключил к электросети, нажал левую кнопку. Ноутбук, тихо зашумев, стал загружаться. — Похоже, в рабочем состоянии… Все отлично… Проверю способности к видеозаписи… Я — тот еще чайник, но попробую настроить… Так… так… так… Отлично… неплохая картинка… Будет еще лучше, если включите верхнюю люстру… — Хозяин встал и щелкнул выключателем. — Совсем другое дело… Как в кино. — Савелий Иванович, недоумевая, следил за манипуляциями детектива и никак, судя по всему, не мог понять, зачем ему всё это. — Повезло… Мог, конечно, и без этого… Но когда есть возможность прибегнуть к помощи современных цифровых технологий, то грех не воспользоваться. Хотел взять видеокамеру и штатив, но возни с ними много. А тут — удобно.

— Кажется, понимаю…

— Что именно?

— Ну… Это… Заснять на видео нашу беседу. Ведь так?

— Совершенно верно.

— Но зачем?

— Чтобы иметь доказательство, что…

Низковских недовольно спросил:

— Какое доказательство? Разве я виляю хвостом?

— Нет, но… Всё может быть…

— Мне не доверяете? — Обидчиво спросил хозяин.

К удивлению Савелия Ивановича, детектив согласно качнул головой.

— Возможны с моей стороны неприятные вопросы, на которые есть надежда получить честные ответы.

— Значит, все-таки не доверяете… — Определенно и с обидой в голосе заметил хозяин.

— В какой-то мере… Привык никому не доверять, даже в определенных обстоятельствах самому себе. — Детектив грустно усмехнулся и ущипнул себя за мочку левого уха. — Иначе не могу… Безоглядное доверие может обойтись мне боком… Вам не стоит обижаться. Профессия у меня вот такая мерзопакостная… Впрочем, видеозапись мне нужна не только в качестве возможной доказательной базы, а и для того, чтобы потом с материалом было удобнее работать. Упустил в первый раз что-то, посмотрел второй и третий раз. Картина восстановлена. Восстановлена в том виде, в каком записана… Однако… Если вы возражаете, то я…

Низковских прервал.

— С чего возражать? Мне скрывать нечего… Моя совесть чиста… Записывайте, если это вам на пользу… Мне просто неприятно — вот и всё.

— Еще как на пользу! Лучше любого протокола, который я не имею права вести, так как не являюсь официально уполномоченным властью лицом. К тому же намного надежнее самой совершенной записной книжки.

— Не стоит убеждать, Александр Сергеевич: раз надо, значит, так тому и быть.

Фомин, настроив картинку (чтобы в кадре одновременно были видны оба), включил видеозапись.

— В порядке напоминания, Савелий Иванович: в ходе вашего предыдущего рассказа, в моем офисе я, практически не прерывал вас своими вопросами…

— Но я рассказал всё-все.

Фомин согласно кивнул.

— Но после того, как я внимательно и дважды просмотрел тогдашнюю видеозапись, у меня возникли вопросы к вам.

— Слушаю и готов ответить.

— Кстати, забудьте о ноутбуке. Ведите себя так, как будто мы просто сидим и болтаем.

— Хорошо… Понял.

— Вопрос первый: когда конкретно исчез ваш сын?

— Ну… День и число не знаю до сих пор… Приблизительно в конце августа, где-то двадцать восьмого или двадцать девятого.

— Эту дату вам назвала ваша бывшая жена, то есть Светлана Львовна?

Низковских отрицательно замотал головой.

— Она особо со мной не церемонится и информацией не делится. Не та женщина, чтобы…

— Тогда почему вы называете эти числа?

— Встречался с дружками сына… Ну и один из них сказал, что последний раз видел Димку именно тогда, в какой-то из тех дней. Точно он не помнит.

— Вы не знаете, опрашивала дружков полиция или нет?

— Об этом — ни слова.

— Понятно… Второй вопрос: где вы лично были в названные вами дни исчезновения сына?

Низковских с нескрываемым изумлением смотрел в глаза детективу.

— Но, Александр Сергеевич, вопрос странен. Особенно, если учитывать, кто спрашивает.

— Спрашивает исполнитель, а заказчик должен ответить.

— Простите, вы прекрасно знаете.

Фомин возразил:

— Мои знания не в счет… Хочу услышать сейчас и от вас, Савелий Иванович… Это очень важно…

— Вы своими глазами видели…

Фомин жестко спросил:

— Повторяю еще раз: где вы были в названные дни?

— Там… В санатории Министерства обороны… В Севастополе… Неподалеку от бухты «Омега», где с вами и познакомился.

— По путевке были?

— Да.

— С какого и по какое включительно число?

— С десятого августа и по третье сентября.

— Двадцать восьмого или двадцать девятого августа вы никуда не отлучались?

— Только на пляж… Да, вспомнил: именно двадцать девятого была экскурсия на знаменитую тридцать пятую батарею.

— Кто может подтвердить?

— Что «подтвердить»?

— То, что вы были на экскурсии.

— Многие, Александр Сергеевич.

— Например?

— Пашка Объедков… Из Курской области… Участник антитеррористической операции на Северном Кавказе… Говорят, что та операция успешно и давно завершена, но Пашка рассказывал, что выезжать в горы опасно, даже в городе передвигались на БэТээРах. Не безопаснее и на блокпостах. В одно из нападений Пашку хорошо бандиты шмякнули. Теперь инвалид второй группы, а ему всего двадцать пять лет. До сих пор колошматят кавказцы наших вояк.

— А насчет двадцать восьмого?

— Он же. В одной с ним палате обитал. Сутками ему мозолил глаза.

— А еще?

— Ну, не знаю… Разве что процедурные сёстры, строго исполнявшие назначения врача. С этим в санатории строго.

— Я понял.

— Ваши вопросы удивляют.

— Почему? — Спросил детектив и уточнил. — Для меня, например, вопросы до безобразия банальны. В тысяча первый раз задаю.

— Как догадываюсь, пытаетесь прощупать меня по части алиби.

— Возможно.

— Но это же абсурд, Александр Сергеевич!

— В чем видите «абсурд»?

— Для чего мне что-то делать в отношении сына?

— Не знаю, Савелий Иванович.

— Вот! Я тоже не знаю. И еще: если бы была моя причастность, то какого хрена, извините, обратился к вам за помощью, при этом неся материальные потери? Дурью маюсь, хотите сказать?

— Цели ваши пока мне не ясны, поэтому ничего сказать не могу. Единственное, что мне подсказывает практика детективной деятельности, — у заказчика не всегда бывают благими намерения.

— Хотите сказать, что устраиваю эту катавасию с исчезновением сына для отвода глаз?

— Почему бы и нет, Савелий Иванович?

— Извините, но от вас эти глупости слышать как-то не совсем…

Детектив решительно возразил:

— Глупостью и не пахнет. Я скажу откровенно: вы могли где-то спрятать сына…

Низковских не переставал изумляться.

— Допустим… Что дальше? И, главное, зачем?

— Попробую объяснить, хотя мне не пристало этим заниматься. Поскольку сын, как вы сами говорили, не только страдает от алкоголизма, но и балуется наркотиками, постольку вы решили принудительно вырвать из ему привычной среды, изолировать от влияния дружков, а также от семейной нездоровой, как вы можете считать, атмосферы, от царящей семейной вседозволенности. Дмитрий — человек абсолютно безвольный — подчинился вам и…

— И что дальше? Где я могу парнишку прятать?

— Не знаю. Но не исключаю, что Дмитрий Низковских помещен вами в один из закрытых реабилитационных центров…

— Мною?!

— Совершенно верно.

— Ерунда!

— Нет, не ерунда, Савелий Иванович.

— В Ирбите ничего такого нет, в окрестных городах — тоже.

— Да, в Ирбите нет, но вот в Екатеринбурге есть. Допустим, скандально известный центр «Екатеринбуржцы — без наркотиков», где пациентов избивают, более того, приковывают к кроватям, чтобы те не шебутили.

— Уверяю вас: я ни с какими центрами не связан; лично я сына никуда не закрывал.

— Если не вы, то кто? Ваша бывшая жена, то есть Сергиевских Светлана Львовна?

— Нет, не думаю… Если бы она хотела, то давно бы сделала это.

— Но всякому терпению, даже материнскому, может прийти конец.

— Не верю. Знаете, почему?

— Нет, не знаю, но хотел бы узнать.

— Потому что эта дама слишком занята собой и, по большому счету, судьба Димки ей по барабану… Да-да, я не оговорился. Димке требовались не бабки, которыми мать откупалась, а внимание. Это внимания как раз и не было.

— Однако вы, насколько помню, рассказывали, что хотели Димку забрать к себе, даже в суд обращались, чтобы изменить его проживание…

— Совершенно верно.

— Но именно мать, которой сын, как вы только что выразились, по барабану, воспрепятствовала, для чего, как я понял, воспользовалась связями в определенных кругах ирбитского общества. Как это увязать?

— Всё просто. Как та пресловутая собака, лежащая на сене: сама, дескать, не ам, но и другим не дам. Эгоизм, доведенный до маразма.

— Пожалуй, с вами соглашусь…

— Конечно!

— В той части соглашусь, что Светлана Львовна никуда не помещала Дмитрия. Она бы вела себя иначе, в том числе и по отношению к вам. А вот вас в этом, точно, подозревает. Отсюда ее такая в отношении вас дикая злоба. Я так думаю.

— Её подозрения ни на чем не основаны. Бесится, потому что дура конченая. Не берите в голову.

— Нет, я должен брать и это в голову.

— Зачем вам такая морока?

— Вы, как вижу, против.

— Уверяю: пустая трата времени.

Фомин категорически возразил:

— Не думаю… Признаюсь: попробовал уже получить информацию из названного мною реабилитационного центра. Пока не получилось. Но обязательно получится… И, знаете, будет очень неприлично, если мне станет известно, что именно вы, а не кто-то другой, упрятал туда сына и вы так долго и так настойчиво водили меня, опытнейшего сыщика, за нос. Должен разочаровать: докопаюсь до истины.

Низковских кивнул.

— Я тоже этого хочу, очень хочу.

— Чего именно вы хотите?

— Я знаю, что никаким боком не причастен к исчезновению сына, меньше всего в этом заинтересован, но больше всего хочу, чтобы вы установили истину. Мне она нужна куда больше, чем вам. Поэтому и обратился к вам, а не в полицию.

— Кстати. Что прокуратура? Какая-то реакция после вашего обращения последовала?

— Мне ничего неизвестно.

— М-да… Народ в прокуратурах пунктуален… Сказано, что ответ будет через месяц, вот и пусть ждут и не дергаются.

— Правда, полиция…

Фомин насторожился.

— Что «полиция»?

— Может, как-то и связано с моей жалобой в прокуратуру…

Фомин вдруг стал проявлять нетерпение, поэтому торопливо прервал:

— Что «связано»?

— Несколько дней назад меня вызвали на опознание обнаруженного трупа какого-то мужика с признаками, как они любят выражаться, насильственной смерти. Переволновался. Всё зря. Не Димка это. И по возрасту, и по внешним признакам — ничего близкого.

— Внимательно смотрели?

— Еще как! Но нет, на двести процентов не Димка.

— А как бывшая жена? Приходила на опознание?

— Была… Нахамила всем… Досталось капитану полиции, дознавателю, проводившему процедуру опознания. Угрожала пожаловаться полковнику Морозову, что потревожили попусту ее особу.

— А полковник Морозов — это кто? Не из областного ли главка?

— Нет, наш начальник городского УВД.

— Не знаком… Жаль… Но обязательно найду повод и познакомлюсь. Интересно, что за гусь?

— Рядовой состав, как я слышал, не очень жалует своего начальника.

— Новичок?

— Да, нет. Несколько лет назад в Ирбите появился, после окончания, как говорят, Свердловской юридической академии и сразу со студенческой скамьи был назначен начальником нашего уголовного розыска. Застрял у нас. Знакомый (мой однополчанин), прослуживший до выхода на пенсию много лет в полиции, считает, что благодаря «мохнатой лапе» метил вскоре смыться в Екатеринбург, но та самая «мохнатая лапа» вскоре погорела на чем-то, и Морозов лишился поддержки.

— Но все равно карьеру сделал.

Низковских кивнул.

— Сделал, но не ту, на которую рассчитывал.

Фомин остановил видеозапись. Достал из кармана флешку, вставил и скачал видеофайл. Убедившись, что на флешке запись сохранена, безвозвратно удалил основной файл с ноутбука. И только после этого технику выключил.

Привык детектив не оставлять за собой следов.

Примечания

8

Неизвестно почему, но аборигены именуют эту реку именно так, хотя современное географическое и историческое название её — Ирбит.