Последняя проделка Ходжи Насреддина

Геннадий Киселев (2023)

Кто не знает никогда не унывающего, с восточной хитрецой мудреца Ходжи Насреддина?! Из каких только передряг не доводилось ему выбираться! Приключения остроумного весельчака продолжаются!

Тише воды, ниже травы

— Где же твоё золото, которым, как твердит весь белый свет и наш кишлак, тебя облагодетельствовал наш повелитель, да продлит Аллах его годы ещё на тысячу лет? — отворив калитку, насмешливо поинтересовалась Гульджан.

— Зачем мне чужое добро, когда самая большая награда встречает меня на пороге дома?

Они обнялись.

— Ты вовремя приехал. — Жена освободилась от его объятий. — Пирожки в тандыре томятся. Ты всегда поспеваешь к обеду, чего нельзя сказать о лестнице, которая…

— Собирай в хурджуны всё, что может пригодиться в дороге, — ласково остановил её Ходжа. — Мы уезжаем.

— Но куда? Зачем?

— Только не начинай голосить, моё сокровище. Пойми, я не знаю, что придёт ему в голову. Всем известно, он может придумать такое, что простому смертному и в страшном сне не приснится. В этот раз я чудом ему угодил. В другой могу промахнуться. Я не всесилен. И ты останешься безутешной вдовой, милая Гульджан.

— А чем ты ему угодил? — поинтересовалась она.

— Я расскажу тебе об этом потом, — сердито вымолвил он.

Но такой ответ разжёг любопытство жены.

Она прижалась к нему и нежно проворковала:

— Неужели ты не веришь своей любимой Гульджан?

— А, — он отчаянно махнул рукой, — если бы речь шла только о моей голове… твоей прелестной головке тоже может не поздоровиться. Давай собираться.

Гульджан испуганно поглядела на мужа.

— Ты предлагаешь нам спрятаться у моей матери? А разве от его взора что-либо может укрыться?

— Может. Мы поселимся и переждём это лихое время именно у твоей матери и моей ненаглядной тёщи.

— Я не понимаю, какая разница…

— Тсс… — приложил палец к губам Ходжа Насреддин и прошептал ей на ушко: — Весь свет знает, что я не в ладах с моей горячо любимой тёщей, да простит меня Аллах, да пошлёт он ей здоровья и благополучия на тысячу лет. Так что великий эмир и не подумает искать меня у неё.

Вот как оно было. А теперь наберёмся терпения и последуем за неунывающим балагуром.

Первое время Ходжа Насреддин жил по поговорке: «Тише воды, ниже травы».

Тёща не могла нарадоваться на своего зятя и хвалилась перед соседями:

— Надо же, этот бездельник впервые в жизни заработал столько денег! Взялся за ум.

Правоверные жители кишлака уважительно кивали и воздевали руки к небу, славя пророка Мухаммеда, который наконец наставил возмутителя спокойствия на путь истинный.

Насреддин пытался объяснить тёще, что её длинный язык доведёт до беды. Но с тем же успехом он мог обращаться к ишаку, когда тот ни свет ни заря вдруг начинал ублажать кишлак своим рёвом. Серого можно было огреть камчой и остановить славословие в честь правителей ослиного племени. С тёщей этот номер не проходил.

Но могло ли подобное пресное существование продолжаться бесконечно, о правоверные? Не могло.

* * *

Ходжу довёл до белого каления сосед Абдулла. Он требовал спилить яблоню, ветки которой свисали над его дувалом и якобы засоряли опавшими листьями грядки с овощами, нанося им вред. Как ни убеждал его Ходжа, что листья, превращаясь в перегной, только увеличивают урожайность огорода, всё впустую.

Конечно же, дело было не в яблоне. Абдуллу постоянно терзала мысль: как так — этому болтуну отвалили тысячу таньга за совет, данный Повелителю вселенной, в то время как он, Абдулла, всю свою жизнь возится в огороде и едва сводит концы с концами? Отсудить у ненавистного соседа его деньги! С этим Абдулла ложился, с этим вставал.

Правда, он не знал, что от щедрого дара остались крохи, так как Насреддин жил припеваючи и ни в чём себе не отказывал. В надежде поживиться склочный сосед подал жалобу местному кази, то бишь судье, который на судебные разбирательства частенько приходил под хмельком. Завзятые сутяжники, зная его слабость, просто подносили ему бурдюки с вином и неизменно оказывались в выигрыше. Абдулла заранее потирал руки.

Узнав о том, что Насреддину предстоит идти в суд, тёща посоветовала поднести кази хотя бы кувшин виноградного вина. Зять только отмахнулся от неё. Дело, по его мнению, не стоило выеденного яйца.

В самом весёлом расположении духа он предстал перед судьёй и жалобщиком.

— Мусульмане! — радостно воскликнул он. — Возблагодарим Всевышнего!

Оба правоверных, как по команде, воздели руки к небесам.

— За что? — неуверенно проблеял Абдулла.

Кази укоризненно глянул, но, не опуская рук, вынужден был повторить вопрос.

Не стоять же им в такой позе до вечера.

— Вы не знаете за что? — делано удивляясь, покачал головой Насреддин.

— Говори, не томи, благочестивый Ходжа! — снова подал голос Абдулла.

— Да за то, — громогласно заявил Насреддин, — что он не дал верблюдам крыльев!

— При чём тут крылья? — опомнился кази. — Что за шутки в важном присутственном месте? — Глаза его налились праведным гневом.

— Да вы только представьте себе: получи они крылья, подобно аистам, вздумай они строить гнёзда на крышах наших домов, они бы валились нам на головы. — И Насреддин залился звонким смехом.

Кази рассвирепел. И, не сходя с места, назначил штраф за неуважение к суду. Пришлось легкомысленному Насреддину вынуть из кармана последние двести таньга.

Сто пошли в кошелёк кази, сто достались Абдулле.

Что до веток яблони, то о них попросту забыли. При этом судья многозначительно посмотрел на жалобщика, дескать, два наказания за один раз присудить нельзя — не по закону. Но на следующем заседании мы основательно потрясём его кошелёк. Сутяга расплылся в улыбке. Судья ощерился в ответ.

Дома Ходжу ждали зубодробительные попрёки со стороны любимой тёщи.