Летят лебеди. Том 1. Другая война

Геннадий Анатольевич Веретельников, 2020

Год издания 2014. Каждая страница этого исторического романа, будет вас удивлять новой и ранее не публиковавшейся информацией о боях, которые официальная история хочет забыть как можно быстрей, но письма и дневники обычных солдат написанные в тех местах не дадут им это сделать. Например, бегство старших офицеров и сдача Севастополя в 1942-м, когда была оставлена на растерзание врагу самая боеспособная на тот момент 90-тысячная группировка Красной Армии.Бездействие Черноморского флота в 1944-м, которое позволило эвакуировать 200-тысячную группировку фашистов из Севастополя в Констанцу, которые продолжили убивать наших солдат при освобождении Европы.Взятие Праги, практически, без единого выстрела 9 мая 1945 года, потому как город освободили власовцы ещё 8 мая. Невероятный по насыщенности событиями роман. Плюсы – лёгкий слог, невозможность оторваться от чтения уже с первой страницы. Минусы – основан только на документах.Роман в двух томах.Том 2 – "Без вести погибшие"

История первая. Севастополь. Осада

Из окопа вижу белых лебедей,

Не судите, птицы, глупых нас, людей…

Предыстория…

Спокойно спят британские солдаты,

Мы никогда не мстили мертвецам…

Константин Симонов

Севастополь. Город—герой Севастополь — город русской славы.

Город славы русских моряков. В переводе означает — город достойный поклонения. Пережил множество войн и осад. Каждая пядь^[2] земли обильно полита русской и вражеской кровью. Город, где есть отдельно стоящие Некрополи^[3], в которых похоронены все, кто хотел владеть Севастополем (читай Крымом), но не смог это сделать. Вернее даже сказать, не те, кто хотел, а те, кого послали те, кто хотел.^[4] Англичане, итальянцы, французы, турки, немцы… У каждого из них своё кладбище. У каждого из них был свой выбор — жить на своей земле или умереть на русской, они его сделали… Ну а наши с вами предки не дали им выполнить задуманное…

От них остались только кладбища, а у нас — память о наших героях и героинях…^[5] Жгучее желание политических соперников России лишить её Крыма — важного плацдарма на Чёрном море, заставляло их раз за разом отправлять свои войска на наш маленький полуостров. И раз за разом захватчики, отступая, оставляли в крымской земле всё новые могилы. Во время Крымской войны XIX века наши воины обороняли главную военно—морскую базу Черноморского флота 349 дней.

В годы Великой Отечественной Севастополь держался 250 дней и ночей, с 30 октября 1941 года по 4 июля 1942 года. В обоих случаях защитникам города противостояли превосходящие силы врага: в Крымскую войну — англичане, французы, турки, сардинцы, в 1941–1942 годах — отборные соединения 11–й немецкой армии Э. Манштейна и румынские дивизии.

Севастополь в числе первых городов СССР подвергся налёту фашистской авиации в первый день Великой Отечественной войны — 22 июня 1941 года, в 3 часа 13 минут.

Первые жертвы среди населения — 22 человека, погибли от взрыва бомбы на ул. Подгорной…

Первые сбитые немецкие самолёты.

15 августа 1941 года — гитлеровцы вышли к Перекопскому перешейку, перекрыв единственный сухопутный выход из Крыма.

24 сентября 1941 года — 51–я армия начала оборону Крыма.

1 ноября 1941 года — немцы оккупировали Симферополь.

11 ноября 1941 года — первый штурм немецко—фашистскими захватчиками Севастополя.

17 декабря 1941 года — второй штурм Севастополя.

7 июня 1942 года — третий штурм Севастополя…

4 июля 1942 года — Севастополь пал…

Это если в цифрах и сухой сводке Совинформбюро. Город подвергался ожесточенной бомбардировке и артиллерийскому обстрелу. Но и в условиях осады и обстрела города жизнь не прекращалась. Продолжали работать многие предприятия, военный порт, железная дорога и т. д. Все жители города участвовали в создании оборонительных рубежей, убежищ, в расчистке завалов на улицах, в тушении пожаров.

Защитники Севастополя — морские пехотинцы, приморцы, артиллеристы, лётчики, пограничники — стояли насмерть, бились за каждый клочок земли, нанося гитлеровцам огромные потери.

Однако силы были неравны.

Часть первая. Осетинская песня Севастополя

Перевод с осетинского:

Молю я Господа о том, чтоб вас берёг

И ангела послал тебе, и всем, кто рядом

Чтобы вернуться вы, сынок, смогли

На тот порог, в тот дом, откуда и ушли…

Здравствуйте, милые мои! Жена, детки и бабуня!

Шлю Вам свой боевой горячий привет из Севастополя, с пожеланием всего наилучшего в вашей жизни. Леночка! Я получил твою и Людочкину радиограмму, за что вас от всей души благодарю. Ты просишь выслать тебе аттестат. Я его выслал ещё в марте месяце. Я не знаю, в чём дело, почему так долго ты его не получила, перевёл тебе 1000 руб. (рублей — прим. автора) денег.

Получила ты их или нет? От тебя давно не получаю письма, хочется знать, как Вы живёте, в чём нуждаетесь. Возможно, что я смогу чем помочь.

Живу я хорошо, здоровье моё пока что крепнет, с почками у меня дело хорошо, с ногой — верно, немного побаливает при быстром движении, но это ерунда, всё пройдёт. У нас сейчас уже весна, всё зазеленело, есть овощи: редиска, зелёный лук, чего у вас, наверное, ещё нет. А так вообще жизнь хорошая несмотря на то, что город находится в осаждённом положении, но народ привык ко всему.

В нашем городе идёт всё для фронта, нет такого гражданина, чтоб он не помогал фронту. Кто стирает бельё бойцам, кто делает конверты для бойцов, кто шьёт бельё, (..неразборчиво..) вот какой единой семьёй живёт наш гордый гор. Крепость, и фронт, и тыл. Никогда вшивым гансам не бывать в этом городе, они не только уже отказались взять гор. Севастополь, но фашисты не знают, как уйти б поскорее живыми отсюда. Мой друг, лейтенант Симонюк, даже самолёт миной сбил!^[6] Вот так, милая Леночка, мы и живём. Хочу рассказать тебе историю, из которой ты сделаешь правильный вывод о характере нашего солдата.

Неделю назад немцы пытались захватить высоту, на подступах к Севастополю, но мы, советские солдаты, держались крепко. Бой был страшным и длился несколько дней — и днём, и ночью. Фашисты планировали сломить нас, взять измором. И кого? Нас, Советских воинов? Тут же, в каменоломнях, развернули лазарет. Санитаров, конечно, не хватало, так жители Севастополя сами выходили поближе к месту боя, под градом пуль, бомб, осколков (а у фашиста пока полное превосходство и в воздухе) и вытаскивали наших раненых. Всё больше матросов. В их числе оказались два родных брата Хажисмел и Махомат, со сложной фамилией — Гадановы, но могу ошибиться. Был ещё их друг — Сулейман, снайпер наш, но он, придя в сознание, оказался легко раненым, его перевязали, остановили кровотечение, и он снова ушёл в передовой окоп, уменьшать количество фрицев.

Тяжело раненых было более сорока человек, а врач один, вернее женщина—врачиха Раиса (Кравцова Раиса Андреевна — прим. автора). Она не спала уже четыре дня, с тех пор как смертельно ранило главного врача. Она осталась одна и спасала солдатские жизни… делала, что могла, я же получил приказ работать с ней в качестве санитара, потому как, у меня полтора курса медучилища за плечами, ты же помнишь это. Каждый раз, после очередной операции, врачиха сначала спала пять минут, потом я её будил, и она выходила к раненым и пыталась определить, кого ещё можно спасти, а на кого, увы, уже не хватит времени.

Жуткий выбор… жуткий выбор каждые тридцать—сорок минут… У Хажисмела было множественное, осколочное, в живот. Он понимал и без врачихи, что жить ему совсем недолго осталось, даже не хотел, чтобы на него бинты переводили, но я всё равно его перевязал. Рядом копошились, приносили воду, протирали лица, давали попить—поесть, кому можно, — девчушки, можно сказать подростки, жительницы Севастополя.

— А что, девочки, — обратился он к ним — не найдётся ли у вас скрипка или гитара?

Девушки задумались и ответив, что скоро вернутся, скрылись в темноте. Было уже темно. Немцы, видимо, ушли на ужин, потому что установилось относительное затишье. Через минут сорок наши девчушки принесли гитару без одной струны, скрипку и бубен! И положили всё это перед ним. Хажисмел сидел, прислонившись к белой каменной стене. Внимательно оглядев инструменты, попросил девочек дать ему скрипку и смычок. Девочки вложили в его слабеющие окровавленные руки инструмент и смычок, и Хажисмел заиграл. Его старший брат Махомат был ранен осколками в шею и спину, потому он лежал на животе. Когда он услышал первые звуки знакомой для него, но не знакомой для нас, не кавказцев, мелодии, он встрепенулся, ожил, подполз к бубну, взял его в руки, попросил, чтобы его плечом уперли в стену рядом с братом и стал ему подыгрывать. Ещё один тяжело раненый, практически слепой старшина первой статьи, одессит Виталий Радченко, взял в руки гитару и присоединился к ним… В стенах каменоломни зазвучала весёлая музыка — сначала неуверенно, а потом всё громче и громче, Хажисмел наращивал темп и начал петь на незнакомом (потом я узнал, что он осетин) мне, да и нам всем, языке… Потом ожили фашисты, но наше трио продолжало играть под грохот канонады… Раненые оживились, заулыбались. Вместо стонов начали слышаться хлопанья ладонями в быстрый такт музыки горцев… Только Хажисмел слабел на глазах. Теряя кровь, напрягаясь из последних сил, он всё же сыграл и спел, вместе со своим братом и Виталием — одесситом, видимо, свою любимую песню. С последним аккордом инструмент выскользнул из его рук. Скрипка была вся в крови, в темной и густой крови Хажисмела…

Тут он закрыл глаза и что-то сказал на своем языке… Махомат, не поднимая головы, перевел:

— Сил нет у него сказать по-русски, брат спрашивает, нет ли молока?

— Но с таким ранением нельзя! — заикнулся было я, но понимая, что это последнее желание умирающего морского пехотинца, глянул на девушек и кивнул головой.

Ему принесли молока в алюминиевой тарелке, но выпить он его не сумел.

Так и умер с тарелкой молока на коленях.

Я подошёл к нему и закрыл его глаза, которые смотрели в сторону, где должно было быть небо, но оно было закрыто всё дымом от взорвавшихся снарядов…

Махомат плакал от бессилия, что он ничем не может помочь своему брату… Я не помню, с какого были села или города братья, очень сложно выговариваемое название, но помню, что в переводе на русский это было «Обитель Святого»…

Похоронили всех погибших по-людски, по-военному, с отданием воинских почестей.

Дальнейшая судьба Кости и Махомата или Магомета мне не известна, но ту затяжную атаку мы отбили… Первомай провели в боевой обстановке, надеемся, что 1–е мая в 1943 году будем праздновать вместе, в мирных условиях. Что ещё Вам написать нового, я не знаю.

Я знаю, что Вас интересует то, чего я не знаю. Это о наших, которые остались на оккупированной немцами территории. Я могу только написать одно, что мало надежды их ещё увидеть, потому что фашистское гестапо тысячами расстреливает и вешает мирных, ни в чем не повинных жителей. В г. Симферополе расстреляно и повешено тридцать тысяч населения. И такое происходит и в других городах и сёлах нашего цветущего Крыма. Но ничего, за эти злодеяния, издевательства над гражданами фашисты расплатятся своей кровью, все они, как один, найдут себе могилу на наших полях, в 1942 фашизм будет разгромлен, а его итало-румынская шайка уничтожена, и народы СССР вновь заживут по-старому.

Лена, заканчивая своё письмо, хочу просить тебя работать, как и весь народ нашей страны, хотя я уверен, что ты сидеть, сложа руки, не будешь. Работа в колхозе тоже большое дело — больше хлеба, овощей — скорей разгром врага придёт.

Пиши, Ленок, как Вы живете, какая у вас погода, как идут дела вообще. Как обстоит дело с питанием, где берёшь хлеб и другие продукты. Опиши все, а то ты очень скупишься, пишешь очень редко, да и понемногу. Как здоровье деток, твое, бабушки. Ты бабушку не обижай, давай ей денег если у тебя есть они, а если нет, то значит нет. Пиши, от кого получаешь письма. Больше новостей таких нет.

Пишите больше писем. Пока, до свидания. Целую крепко—крепко деток, тебя и бабуничку, а в особенности Людочку за её телеграмму. Очень соскучился за ребятами, нет спаса, если увижу маленьких детей, так сердце сжимается. До свидания. Остаюсь жив здоров, ваш папа Коля.

Крым АССР, г. Севастополь, Волковинскому Н.В.

* * *

Эта записка без адресата хранится в военно—морском музее города—героя Севастополь: Дорогие мои родители! — Дальше размыто и неразборчиво — сын Магомед, принял решение остаться со своими боевыми товарищами до конца — оборонять город—крепость, город—кремень, непобедимый Севастополь! — Дальше размыто и неразборчиво — эту записку со своим боевым товарищем, названым братом Нурбеком! Мы погибнем, но никогда не сдадимся и не опозорим честь рода и Родины! — Дальше размыто и неразборчиво — Хаджисмела я не уберег. Простите меня если сможете — дальше размыто и неразборчиво —

От кого: г. Севастополь Полевая Почта 594**

Бязрова Сулеймана

Кому: Северо—Осетинская АССР Село Чикола

Бязрову Алихану 27 апреля 1942 года

Дорогой мой папа!

Отец, если ты читаешь эти строки, то значит мое последнее письмо дошло до тебя! Я его передал вместе со своим раненым командиром, Харитоном Андиевым из Беслана, и с ним рядом был Мурат Гацалов, сын Дафа, ты должен его помнить, в школу вместе ходили. Кто—то из них да прорвется на большую землю… Они раненые, потому их должны эвакуировать. Мы же окружены, но не сдаемся! Когда—то нас отправили на помощь Севастопольцам с Кубани и Кавказа. А теперь мы сами стали Севастопольцами! Рядом со мной много наших земляков, и я хочу, чтобы ты знал, что каждая наша пуля, выпущенная в сторону врага—фашиста достигает своей цели!^[7] Хорошо, что все—таки работает почта, и мы узнаём из дома добрые вести. Даже был случай, когда мы отражали очередной штурм немецко-фашистских захватчиков, фрицы пробежали над первым рядом окопов, выбили наших из второго и засели там. И так получилось, что в первом и третьем окопе — мы, а во втором — фрицы, и все перестали стрелять, чтобы в своих не попасть случайно. Наступила относительная тишина на какое—то время, только все переговаривались друг с другом. Мы — со своими, а фашисты — с теми, кто залег в среднем окопе. Я был в третьем эшелоне окопов. И тут мне на голову сваливается почтальон наш полковой, Григорий Дубина, и спрашивает, где Александр Ходов, командир взвода? Я ему говорю, что в передовом окопе, но туда нельзя, во втором окопе немцы! Тогда он начал кричать:

— Лейтенант Ходов! Лейтенант Ходов!

— Я здесь! — отозвался Александр.

— Тебе письмо!

— Отлично! Только сейчас бой начнется и меня убить могут, у нас задача — штурмовать высоту!

— Что делать будем? — спросил почтальон.

— Читай давай! Громко! А я сейчас немцев попрошу не мешать, я в школе немецкий учил, помню его немного. И Саша что-то сказал по—немецки. Мы удивились, но на поле боя воцарилась тишина. Почтальон Григорий начал читать письмо и на третьей строчке выяснилось, что у Александра родился сын! Назвали его в честь папы — тоже Александром! Даже его ручку перерисовали на бумагу! Сколько у нас было радости у всех, как будто у нас у всех сыновья родились в тот момент, так хорошо на душе стало!

— Я не знаю, увижу ли я его, но уверен, что быть моему сыну генералом! — крикнул Александр Ходов и продолжил, — в такой обстановке я узнал такую новость! Быть ему генералом однозначно!^[8] Тот бой мы выиграли — отбросили немцев на исходные рубежи! Недавно мы сопровождали колонну боевых машин, с одной стороны — хребет, с другой — обрыв, а тут авиация, — посыпались бомбы, взрывы, начали гореть машины. К ночи подошла ещё техника с грузами. Наступило утро, все ждали налёта. Увидели подлетающие «Мессеры»,^[9] началась неистовая трескотня, потому что каждый стрелял из того, что было под рукой, даже из пистолетов. Самолёт, который был ближе к нам, потерял управление и упал.

Минус один на счету нашего подразделения…

С красноармейским первомайским приветом, твой сын Сулейман.

27 апреля 1942 года.

Кому: г. Севастополь. Полевая почта 59425б

Бязрову Сулейману

От кого: Северо—Осетинская АССР Село Чикола

2 июня 1942 года Царикаевой Рахимат

Здравствуй, Сулейман.

Пишут тебе твои соседи — тетушка Рахимат и бабушка Хадизат. Крепись сынок! Ночью в ущелье рядом с Чиколой высадились фашистские парашютисты—диверсанты.^[10] Отец твой попался им на пути, и фашисты его расстреляли, и многих других мужчин, за отказ помогать показать дорогу, которая им была нужна.

Твой отец погиб.

Их, фашистов, потом наши истребители тоже уничтожили…

Прости нас за плохую весть и просим тебя отомстить за всех наших мужчин! Прости нас ещё раз!

Похоронили мы его рядом с твоей матушкой, которая от горячки умерла ещё в 39 году. Памятник уж сам поставишь, как приедешь. Мужайся и отомсти Гитлеру и его собакам—солдатам!

Да здравствует наша армия и наши мужчины!

2 июня 1942 года.

* * *

От кого: г. Севастополь. Полевая Почта 594**

Бязрова Сулеймана

Кому: Северо—Осетинская АССР Село Чикола

20 июня 1942 года Сельский совет Председателю

С красноармейским приветом к Вам пишет сын Алихана Бязрова, ефрейтор Бязров. От всего нашего полка я уполномочен написать Вам, что мы, бойцы, призванные с Осетии и защищающие Севастополь, будем искоренять на Земле кровавых фашистов! Враг будет разгромлен! Хотим, чтобы вы прочитали всем в Чиколе и соседних сёлах наше коллективное письмо!

Товарищи! Мы, бойцы Красной Армии, даем вам священную клятву в том, что до последнего вздоха будем громить заклятого врага, защищать каждый клочок не только Севастополя, а и всей советской, родной земли…

Мы знаем, за что воюем. Мы боремся за то, чтобы защитить наши победы в мирном строительстве, наши фабрики, заводы и колхозы. Наше дело правое! Победа будет за нами! Мы обращаемся к труженикам Северной Осетии! Знаем, что Осетию уже освободили от врага, значит будет новый урожай на полях, а это значит, что вы будете кормить тех, кто выгонит фашистов с советской земли!

Это будет лучшей вашей помощью нашей доблестной Красной Армии в её борьбе с коварным врагом. Теснее сплотите свои ряды вокруг нашей славной Коммунистической партии. Да здравствует наш любимый вождь товарищ Сталин!

Ахсарбек Агузаров, Басят Бегкаев, Тазе Айдаров, Гаврил Басаев, Тузар Арбиев, Андрей Дасламурзаев, Батарбек Макоев, Бигаев Темир, Амбалов Бази, Бязров Сулейман, Гасанов Мухарбек, Дзамарбек Азиев, просят передать через Вас своим родителям и братьям прощальный привет и сообщить, что мы будем защищать город и страну трудового народа до последней капли крови!

20 июня 1942 года. г. Севастополь.

Крым, 1942 год. Каменоломни. Аджимушкай

Обер—фельдфебель Гуго Рацфулиг в письме к возлюбленной Лизетт

Нет никого страшнее в бою, чем, бегущий на тебя отчаявшийся русский. Замёрзший в этих камнях. Оголодавший, изнывающий от жажды, худой, с потрескавшимися щеками и губами, с лицом, покрытым черной копотью и сажей. На ногах — то, что ещё пару месяцев назад было его обувью… А его униформа, изъеденная известью этих камней и пропитанная кровью.

Ты готов самого черта взять в друзья, но только не столкнуться с русским, выползшим из—под этих проклятых камней. Мы их взрывали, травили газом, а они всё равно живы. Они всё равно в этих камнях, Лизетт. Мы взорвали все колодцы, провианта у них давным—давно нет, не удивлюсь, дорогая Лизетт, если эти люди едят друг друга. Что ими управляет? Зря мы пришли в эти земли. Чует мое сердце, очень зря, дорогая Лизетт! Нам раньше рассказывали, что русские тоже, как и мы — арийцы. А сейчас вносят поправку, что арийцы смешались с татарами и получились русские… но хочу тебе сказать, что такого воинственного духа я не встречал даже среди немцев… зря, мы с ними начали войну, Лизетт, зря…

Это письмо найдено на груди убитого немецкого солдата. Сейчас оно хранится в одном из музеев республики Крым.

******************

Человек рожден на этой планете с чистой душой,

но в течение жизни каждый сам решает,

чем её заполнять, то ли злобой и ненавистью,

то ли красотой и творчеством…

–

Часть вторая. Дневник медсестры

Облака летят белым—белые,

Помню, ты стоишь загорелая.

Помню, ты молчишь, слеза катится

И сыночек наш в юбке прячется.

Уходил на фронт, обещал прийти

Бабушке, жене, сыну, дочери…

–

Этот дневник хранят мои родственники. Он написан медицинской сестрой, которая оставила своего ребенка в Симферополе (у младшей сестрички), а сама пошла на передовую выполнять то, чего требовала её душа и сердце — спасать раненых советских бойцов, защитников Севастополя. Её муж, железнодорожник, в первые дни войны был в Бресте (Белоруссия), в гостях у бабушки и о нем не было ни слуху ни духу до конца войны. Весь дневник приводить не буду — приведу некоторые записи из него, которые будут интересны моему читателю:

25 октября 1941 г.^[11]

Сегодня затишье. Весь день лил дождь. Чёрное море приобрело серо—стальной цвет. Наверное, именно таким его увидел тот, кто дал морю такое имя. Хотя ещё греки его называли двумя именами сразу: Понт Эфксинский — море гостеприимное — это если штиль, и Понт Аксинский — море негостеприимное — это если шторм. Обошла своих легкораненых (тех, кто не захотел покидать передовую, несмотря на ранение), перевязала. Хорошо быть молодой и красивой, солдаты и матросики все такие послушные становятся. Даже, когда больно — терпят. Знаю, что Симферополь оккупирован. Слухи дошли, что расстреляли всех пациентов Психоневрологической больницы. Звери.^[12] На месте совхоза теперь концлагерь «Красный». Говорят, что расстрелы там идут каждый день. Как там мой сыночка, надеюсь, что всё будет хорошо.

3 ноября 1941 г.

Обстрелы начались ровно в 9.00, видимо фашист в это время заканчивает завтракать. Первые раненые на моем участке фронта появились после полудня. Осколочные в шею и бедро. Молоденький лейтенант. Одессит. Жить будет, хоть и крови много потерял. Медикаменты и бинты пока есть. На завтра всех собирают к причалу на разгрузку транспорта (Армения — прим. автора) и на погрузку раненых. Говорят, что все партийные работники уедут на этом транспорте в Новороссийск. Врут, наверное. Бомбежка окончилась ровно в 22.00. Раненых больше не было.

6 ноября 1941 г.

Закончили погрузку транспорта (Армении — прим. автора). Почти весь персонал госпиталей решили вывезти в Новороссийск. Видела многих подруг своих. Попрощались—поплакали. Получила несколько шоколадок от капитана транспорта — Владимира Яковлевича,^[13] «за сообразительность», жаль, что сыночке передать сладости нет никакой возможности. Обмен письмами с Большой землей только радиограммами, да и когда—никогда на подводной лодке привезут заветные треугольники. В 17.00 транспорт отплыл, ушел, как говорят моряки, увозя на борту уйму людей. Думаю, что тысяч пять—шесть. Грузились без остановки почти сутки. Для них война закончилась.

До Новороссийска враг не дойдет, это точно!

10 ноября 1941 г.

Третьи сутки не останавливается штурм Севастополя фашистским отродьем. Наших мальчишек перевязывать уже нечем. Спасают местные девчата. Несут нам все, даже свадебное платье сегодня распустили на бинты. Вспомнила свою свадьбу. Всплакнула. Как там сложилась судьба моего Коли в Белоруссии… сыну без отца плохо… никак это нельзя ему… Слух прошел, что «Армения» затонула, закидали бомбами с самолётов несмотря на то, что шли под флагом Красного креста, не верю… гады… гады…

1 декабря 1941 г.

Думаю, вот как мы бабы боевые, будем жить после войны. Ведь нет ни слез уже, да и сердце стало каменным. Сколько через мои руки прошло раненых—израненных не знаю, может тысяча, может две — не считала. С поля боя вытащила под сотню уже, не всех живыми… Самое страшное в моей жизни это когда твой матросик, которого ты уже час тащишь на себе, умирает по пути в медсанбат.

9 декабря 1941 г.

Взяли шефство над школой, уже с месяц. Когда затишье у нас, то успеваю им пожарить пирожков, ведь в городе голодуха, знаю, что какой завтрак тебе дома сейчас соберут? Чай из трав. Кусок хлеба. А в школе наши матросики организовали так, что с самого утра топится печка. После второго урока учительница им обязательно заваривала флотский, наш крепкий чай, каждому наливала в его кружку чуть-чуть разведённого сахарина — вкуснятина! А тут, открывается дверь — и я вхожу с подносом, на котором лежат свежие-свежие пирожки. Сегодня они были с зеленью и яйцами! Как наши севастопольские детки их уплетали за обе щеки! Пока они их ели, прихлёбывая флотский чай, учительница рассказывала разные истории. Сегодня о Римской империи и Юлие Цезаре… Смотрю на них, на цыпочек наших семи-восьмилетних, и слёзы наворачиваются… вот думаю, может и моего кто-то покормит…

Дети и война — что может быть противоестественнее…

На войне этой проклятой все равны, — и дети выполняют военные задачи — ходят в разведку, и связисты они, и сапёры…

16 декабря 1941 г.

Сегодня утром откачивала пленного немца. Наглотался со страху, когда пришёл в себя на нашей стороне (оглушили его наши матросики слегка), штука—таблетен, так он их назвал, на упаковке по латыни написано «Pervitin»,^[14] судя по тому, как он себя вел — сильнодействующий наркотик. Потом нам командир рассказал, что почти у каждого убитого фашиста есть такие «штука—таблетен», таблетки от страха. Боятся они, значит, нас, и вот под таблетками они от Берлина до нас и дошли. И, говорит командир, когда часто принимаешь их — звереешь и не соображаешь, чего делаешь. Вот я и думаю, что Гитлер с помощью «первитина», и превратил своих солдат в бешеных псов. Вот и надо их будет всех перестрелять. Бешенство ведь не лечится у зверей. А они звери, что ни на есть. И стреляем мы очень точно, и гибнут фашисты тысячами на подступах к городу, а они и идут, и идут…

20 декабря 1941 г.

Третий день повторного штурма города нашего.

Но мы город—крепость! Потому не сдаемся! Медсестра Катюша, подруга моя, пыталась вытащить раненого бойца, но не успела дойти до него. Немцы опять пошли в атаку. Она спряталась в кустах. Был у неё автомат трофейный МП–38, там узко было среди скал, и немцы по одному выбегали на неё. Около 20 фашистов уничтожила, потому что те не могли понять — откуда стреляют, так как автомат у неё немецкий был, а вокруг канонада… в общем солдатика вытащила, он всё и рассказал командованию… представили её к ордену… довольная Катька…

1 января 1942 г.

Холодно. Вижу, что с боеприпасами у матросиков наших прямо беда. Экономят на всем. У нас окромя бинтов и спирта с вином из подвалов, уже и нет никаких медикаментов. Ждём большой транспорт на днях. Он всегда привозит патроны и медикаменты, а увозит раненых, старших офицеров и политработников.

Бахала сегодня с самого-самого спозаранку и раздражала нашу кошку «пушка—дура».^[15] Земля от неё сильно трясётся, и за шиворот пыль сыпется, а так больше никакого вреда от нее. Уже полгода по нам стреляет, говорят, что один раз, случайно, в склад с бензином попала. Наши стреляют реже, но точнее. Давали нам на днях читать газету о генеральских похоронах у фашистов.^[16]

9 мая 1942 г.

Сняла с себя последние бинты. Нога зажила, могу снова идти в бой. Попрошусь в разведчики, сил уже моих нет смотреть на то, как убивают и калечат наших мальчиков…

18 июня 1942 г.

Фашист взял Сапун—гору. Мы отступили. Все подступы к горе были усеяны мёртвыми фашистами. Видели, что позади них работают фашистские заград. отряды, то бишь расстреливают тех, кто не идёт в атаку.

Нет у них выбора — или мы застрелим, или свои, — вот и прут, что скаженные^[17]…

Научилась минировать. Могу делать мины из гранат на растяжке. Мой сын будет мной гордиться, когда я его этому научу. Море тёплое и ласковое. Нельзя, чтобы в нем фашист полоскал свои портянки, нельзя!

Нас тут сто тысяч опытнейших бойцов, это больше, чем армия. Если нас не предадут, то Севастополь фашист не возьмёт никогда!

26 июня 1942 г.

Четвертое лёгкое ранения за день. От нашего полка осталось двенадцать человек, и все легко ранены.

Пришло подкрепление! Подошло несколько кораблей ночью в Камыши (Камышовая бухта — прим. автора) и целая стрелковая бригада (142–я стрелковая бригада — прим. автора). Теперь повоюем с черной нечистью! Ох повоюем! Мальчики всё больше с Кавказа и с Кубани. Знаю, что с боеприпасами очень туго, хуже, чем зимой. Корабли не подпускают немцы. Только самолётами продовольствие сбрасывают и подводными лодками топливо и патроны. Как воевать? Будем отбирать у фашистов! Да и в Инкермане есть НЗ,^[18] на месяц всей нашей армии Черноморской воевать…

29 июня 1942 г.

Инкерман пал. Артиллерию нашу почти не слышно. Мы все понимаем, что уже нет боеприпасов. Совсем нет. Но мы знали, что на складе в Инкермане тонны снарядов! Почему их не вывезли? И спросить некого, все командиры с личными вещами бросили нас и убежали в эвакуацию, как кр. сы…

Ночью был страшный взрыв с той стороны (Инкермана), сильнее, чем от пушки—дуры, земля из—под ног ушла на некоторое время, говорят, что НКВДшники взорвали склады с боеприпасами и заводами нашими. Не верю! Не может такого быть! Там тысячи наших советских граждан работало! Врут! Не верю!

Судьба свела с Машкой, героем Севастополя (Мария Карповна Байда — Герой Советского Союза прим. автора), объединили наши с ней разведроты в одну. Война — это смерть. Что надо было с нами, с женщинами сделать, чтобы мы научились сеять смерть……ведь по природе мы несем жизнь и заботимся об этой маленькой жизни… Гляжу на Марию, — маленькая, худенькая, такая же, как я, а мы на двоих уже с полста^[19] фашистов на тот свет отправили…

30 июня 1942 г.

Говорят, что пал Малахов курган и фашист переправился через Северную бухту. Нам поступил приказ отойти к мысу Херсонес. Все оставшиеся войска наши заняли оборону в бухтах Стрелецкая, Камышовая и Казачья. Сказали, что за нами придет транспорт. Предполагаю, что не один придет. Много транспорта необходимо. Целая эскадра. Войск скопилось под сотню тысяч. Нам бы патронов да гранат… и на склад Инкерманский уже не прорваться, да и взорвали его уже сами, — таки оказалось правдой, то, что ночью рассказывали вчера… да, ухнуло ночью так, что на полметра над землей нас подкинуло… не будет больше патронов, остались штыки да саперные лопатки и приказ командира «Драться до последнего!»

Правда сами отцы—командиры погрузились на «щуки»^[20] с самолётами, да были таковы. Пообещали нас тоже эвакуировать. Сказали «ждать эскадру»… С нами много бойцов, которые пережили эвакуацию из осажденной Одессы в октябре 1941 года, и те говорят, что не бросят. Пришла ещё одна подлодка. Видели, как забирали они высших командиров и комиссаров.

Видела генерала Петрова со штабом, комдивов наших, командование флота… шли и нам в глаза не смотрели, один снял с себя наградное оружие и мне отдал, — ТТ свой. Видел, как я на него смотрела, девочка двадцати лет, с перемотанными бинтами головой и рукой, и с автоматом, в котором два патрона… Потом партийное руководство и офицеры НКВД загрузились. Магомед, заместитель Марии, говорит, насчитал почти пятьсот человек, а ещё несколько тонн документов и ценностей… и я редко видела на войне плачущих женщин, и вообще не видела плачущих мужчин, но после того, как мы поняли, что нас отдают в плен наши же командиры, а сами сматывают удочки, то увидела, как у Магомеда текут слёзы… слёзы ненависти и бессилия… нас по сути предали… но вслух он ничего не сказал… я же сделала вид, что не заметила. Он написал прощальное письмо для своей супруги, по имени Гозекка, и деткам — Хаджи и Дине, я проверила на наличие ошибок, — он попросил… нарыдалась, пока читала…

2 июля 1942 г.

Среди звука бомбежек выделился очень сильный взрыв. Магомед сказал, что надежда наша взорвалась — Тридцать пятая батарея. Боялись её фашисты. Видать и у них боезапас закончился. Раньше Магомед успел послужить на плавучей батарее^[21]. И добавил, что негде теперь нашему командованию прятаться от налётов, в наших щелях и окопах им запретили с 1 июля… но почему взорвали батарею, когда мы все вокруг неё, и мы не сдаёмся, и не собираемся… мы собираемся воевать и биться до последнего…

Кто взорвал? Почему нас лишили возможности уничтожать фашистов, прячась от налётов авиации в 35–й батарее? Это подрыв не батареи, это подрыв всей обороны Севастополя… сначала Инкерманские штольни, теперь, Тридцать пятая… потом приказом забрали у нас командиров… это предательство…

… Ночью ещё загрузили на эсминцы командиров с триста, с барахлом своим. Прибывшие в последний раз два тральщика, две подводные лодки и пять морских охотников вывезли ещё около 700 человек. Фашистские самолёты летают не переставая. Обстрел идёт со всех сторон. Укрепляемся как можем. ТТ — хороший пистолет. Жаль, только, что адмирал, или капраз^[22] (уже не помню, кто именно) не догадался запасную обойму мне подарить… Номер на нем красивый такой — ДД 777.

Наблюдали из «щели»,^[23] как на берегу Херсонеса скопились тысячи наших солдат. Подошёл корабль, люди бросились на деревянный причал, а он не выдержал — рухнул под тяжестью… Невозможно было разобрать, кто погиб, а кто выбрался из—под бревен.

Штормит. Корабль отошёл от берега. Люди бросаются вплавь. Матросы спускают веревки, чтобы помочь солдатам взобраться на палубу. Картина была страшная…

Вдоль берега под скалами, насколько хватает моих глаз, лежат убитые бойцы. Жара. Мухи. Тлетворный запах разложения человеческой плоти… Воды нет уже который день… раненые просят хотя бы морскую, но от неё сразу рвота и понос… кто—то цедит через тряпки мочу… и всё это под прямым обстрелом фашистов, и днём, и ночью… ночью они сбрасывают с самолётов осветительные бомбы, потом установили прожекторы, свет которых освещает аэродром и каждый выстрел оккупантов попадает в цель…

Узкая кромка берега буквально устлана телами… и я не знаю, как им всем помочь… и себя жалко… и их жалко… и воевать нечем…

4 июля 1942 г.

Последний раз пили воду четыре дня назад. Язык распух и стал очень шершавый. Слюны уже нет второй день. Говорим с трудом. У меня уже шесть осколочных ранений, — не всегда успеваю нырнуть в щель, силы уже не те. Да тут рядом все такие…

… Дописываю дневник, напишу письмо сыну, запечатаю и пойду закопаю, пока силы на это есть.

Даст Бог — найду его, если останусь жива. Знамя нашего полка было решено утопить в Чёрном море, но весь берег под обстрелом и днём, и ночью.

Вызвался Магомед.

Потом идём на прорыв через фашистов к партизанам.

Решили прорываться силами разведроты нашей. Мария не против… эта девушка слишком мужественна, даже для этой войны… как Герой Советского Союза, она была внесена в список на эвакуацию, но отказалась, плюнув в лицо политруку, который пришёл за ней, сказала, что своих не бросит, не для этого она их из плена фашистского спасала… перемотана вся… уже шесть осколочных у неё… Магомеда жалко.

Накидали камней в центр знамени, он его свернул, как мешок. Подождали, пока стемнеет. Поплыл он топить знамя и попал под авианалёт. Задачу выполнил, но на обратном пути прямое попадание авиабомбы, и погиб наш жизнерадостный осетин.^[24] Забрал к себе его Бог, не дал ему испытать позора плена… Приглашал к себе в гости с моим сыном и мужем, после войны, не запомнила название села,^[25] переспросить уже не у кого…, но запомнила, что маму зовут Тасо, папу Ахмат, супругу Гозекка… не успел храбрый осетин отомстить за двух братьев своих, недавно только пришла к нему весточка из дома, за младшего брата, а старший умер у него на руках, здесь в Севастополе…

… очень хочется пить… очень…

Письмо сыночку…

Город Симферополь, улица Салгирная, дом…

… Если найдёте это письмо, передайте его, пожалуйста, по указанному адресу!

Ну, здравствуй, сын, сыночка, сынок! Если ты читаешь это мое письмо, значит добрые люди принесли его тебе, ну а ты, в свою очередь, вырос, научился читать и писать, и я могу поговорить с тобой через года и расстояния, которые нас с тобой разделили.

Когда я ушла воевать с фашистами и защищать от них нашу с тобой Советскую Родину, ты был ещё совсем крохой. Я не могла поступить иначе. Да вся страна тогда не могла поступить по—другому!

Я не знаю, сколько тебе сейчас лет и кто твои друзья, но у любого человека в жизни случаются моменты, когда нужна помощь и поддержка, как родителей, так и друзей! Я очень постараюсь выжить и вернуться к тебе, и думаю, что твой папка тоже будет стараться вернуться домой, куда бы его война—судьба—злодейка не забросила. Мы вернёмся к тебе, сын! По крайней мере, сделаем всё от нас зависящее, чтобы победить, сохранить Родину, сохранить свою честь и достоинство, пронести и не уронить это гордое звание — "Советский человек"и вернуться домой. К тебе. Если в твоей жизни случалось набить шишки, то не грусти и не расстраивайся, шишки — это неизбежность, но главное, чтобы они не набивались по одному и тому же поводу!

Я тоже была маленькой, потом — подростком, теперь я — боец обороняющегося города—крепости Севастополя.

И всё, что сейчас происходит с тобой, я уже пережила. Правда, у меня рядом была моя мама, — папа погиб в революцию, и у меня осталась от него только его боевая фотография, которую я ношу с собой и тоже спрячу вместе с этим письмом к тебе…

Знаю, ой как знаю, как иногда хочется ощутить заботу близкого и родного человека. Как мне хотелось иметь рядом, здесь и сейчас, своего отца! Папу, с которым можно шептаться о секретах и тайнах, на шее которого можно ходить на первомайскую демонстрацию, и когда ночью страшно — залезать к нему под одеялко… да и просто ежедневно чувствовать его заботу…

Да и сейчас, в трудных условиях фронта, я иногда мысленно спрашиваю у него совета, и не поверишь, он мне иногда снится во сне и рассказывает, как бы он поступил на моем месте… такой красивый, в военной форме, с боевыми наградами на груди… Ты можешь гордиться своим дедом, но и ты должен жить так, чтобы и он тобой гордился! Я думаю, что там, на небесах, куда уходят все, кто жил до нас, они наблюдают за нами и очень хотят гордиться нашими поступками!

Я напишу тебе своё напутствие. Возможно, что оно пригодится тебе. Самое важное открытие, которое я сделала — это поняла, что смысла жизни, как такового, самого по себе, — нет. Ты сам наполняешь свою жизнь смыслом. Это важно. Помни об этом. Мы все есть — часть целого. А целое — весь мир. И мир весь — в нас. Внутренний свет — это личный выбор, а не приходящее извне. Счастье — у тебя внутри. Не надо искать повода и условий для счастья. Повод всегда у тебя внутри, а условия… условий просто не существует.

Живи каждый день, не откладывай жизнь и события в ней на потом! Носи лучшее, давай сдачи сразу же, помогай не раздумывая! Празднуй событие тогда, когда оно случается! Живи настоящим, так как прошлого уже нет, а будет ли будущее — мы знать не можем.

Была у меня боевая подруга, которая очень долго хранила банку шпрот.^[26] Всё ждала, когда же наступит то Новый год, то день рождения, а когда час «X» настал, и на импровизированной тарелке уже лежали подрумяненные кусочки белого хлеба (морячкѝ постарались), смазанные маслом, ломтики маринованного огурца и веточки свежего укропа, — шпроты оказались испорченными… она не посмотрела на дату хранения… Отложенная жизнь иногда удобна. Легко оправдывать свои страхи и лень, нежелание действовать и принимать решения. Вот подрастут дети, наступит лето, Победа, Первомай… Лучше с понедельника, с первого сентября, или когда закончится война. С самого утра мы ждём вечера. Вечером — новое утро. Оставляем на потом нарядные скатерти, нарядные слова, мысли и мечты. Лучшую работу и лучший кусок. Ожидаем удобного случая, подходящего момента, первого дня месяца. Откладываем молодость на старость, забывая, что жизнь — это то, что происходит с нами исключительно здесь и сейчас! Откладывая свою жизнь на потом, мы превращаемся в протухшую банку тех самых шпрот… Ставь перед собой цели. Это поможет не заблудиться в жизни. Больше слушай, чем говори. Так ты станешь мудрее. А если сказал — сделай во чтобы, то ни стало. Ты ведь мужчина. Не будь трусом. Бей первым, если драка неизбежна. Защищай свою девушку, семью и Родину до конца, пока бьётся сердце! Принимай решения сам и всегда слушайся интуиции. Как говорила наша с тобой бабушка, интуиция — это язык ангела, и он, ангел, просто именно так хочет тебе помочь. Твой ангел, сынок…

Люби людей, дружи бескорыстно.

Поверь, чем больше отдашь, тем больше получишь.

Окружай себя настоящими людьми. Вот вчера мой боевой товарищ Магомед спас мне жизнь, а сегодня в него попала бомба и его не стало… стало быть он продолжает свою жизнь своим геройским поступком во мне, я же обязана выжить и рассказать о всех героях этой войны, прорваться к партизанам через любые фашистские преграды. Я прорвусь, сын, прорвусь!

Читай книги. Это вдохновляет и помогает многое понять, и дает возможность получить опыт умнейших людей на земле.

Не сдерживай своих чувств.

Ты живой человек! Любишь — скажи об этом!

Ненавидишь — скажи об этом! Когда у тебя появится семья — сделай её самым надежным тылом на свете!

Мечтай! Мечтай так, как ты это делал в детстве. Твои мечты обязательно сбудутся. Но найдутся люди, которые будут препятствовать твоей мечте. Не сдавайся. Никогда не сдавайся! Оберегай свою мечту. Она сделает тебя счастливее. Всё, что создано в этом мире, когда—то начиналось с мечты.

Я твоя мама, и я верю в тебя. Папа тоже всегда верил в тебя — потому, мой мальчик, верь в себя, создай себя и полюби себя. Ведь ты сам — тот единственный человек, с которым ты проведешь всю свою жизнь.

От её начала и до самого конца.

Многие будут говорить, что у тебя ничего не получится, но твоя вера в себя и свои силы зависит только от тебя и даст тебе довести до ума начатое тобой дело…

Нет в жизни ничего ценнее любви и человеческого тепла…

Цени тех, кто тебя любит. Не отталкивай их!

Хочу, чтобы ты знал — я очень тебя люблю. И буду любить всегда. Даже, когда меня не станет. Моя любовь будет оберегать тебя от черной нечисти и от неправильных твоих шагов, я буду с тобой рядом до конца твоих дней, иногда в виде голубя, иногда в виде тополиной пушинки, иногда в виде ласкового нашего Чёрного морюшка… И ты это будешь чувствовать..

Твоя мама…

P.S. И ещё… Как разведчица, хочу тебе сказать фразу моего любимого инструктора по рукопашному бою:

Никогда не опускай руки, а то пропустишь удар в бороду! Люблю тебя, сын!

* * *

Небольшая уточняющая информация.

Это письмо, в итоге, прочитала своему сыну сама написавшая, когда вернулась из фашистского плена, и отыскала его там, где спрятала. Папа тоже вернулся, но позже, у него отдельная и очень сложная история. ^[27]Дедушка у них на самом деле высокий и очень красивый, я видел отреставрированную фотографию его в красивой рамочке…

Автор

Историческая справка. Оборона Севастополя

3 июля 1942 года Совинформбюро дало сводку о потере Севастополя. Битва проиграна. Севастополь сдан врагу…, но оборона Севастополя войдёт в историю Отечественной войны Советского Союза как одна из самых ярких её страниц. Севастопольцы раз и навсегда обогатили славные боевые традиции народов СССР.

В боях за Севастополь в 1941–42 годах фашисты потеряли ранеными и убитыми около 300 тысяч человек (потерями на войне считаются солдаты, которые выбыли из строя — убитыми (это безвозвратные потери) и ранеными (это возвратные потери).

Но я вам опишу то, чего нет в учебниках по истории, то, о чём не говорят ветераны, и то, что вы не услышите из радио и телевизора… Почему на двести пятидесятом дне обороны города—крепости была озвучена командующим СОР просьба о разрешении бегства с боевого непотопляемого авианосца только командного состава, и только старших офицеров?^[28]

Трудно понять логику командующего обороной Севастополя адмирала Октябрьского. Профессиональный моряк с детства, он отлично знал, что капитан покидает корабль последним. Должен покинуть последним. Должен… Но почему он пошёл на такой позорный шаг, прикрываясь тем, что надо эвакуировать командный состав?

Позже, уже после войны, он оправдывал свои позорные действия стремлением спасти флот и командование.

Но никак не комментировал потери самой боеспособной армии на тот момент. Армии, которая могла воевать с фашистами голыми руками. Увиливал от вопроса, почему он также отдал на растерзание гитлеровцам десятки тысяч безоружных защитников города, которые работали в госпиталях, военных заводах, ремонтных мастерских?

Как это было: адмирал Октябрьский, зачитав телеграмму Кузнецова на совещании, приказал генералу Петрову эвакуироваться. Другой приказ назначал руководителем обороны генерала Новикова. На самом деле такое решение усугубило ситуацию. Генерал Петров был душой Севастопольских бойцов, он лучше всех знал обстановку, армия верила ему. Далее начались приказы, разрушающие сам принцип обороны города:

— Весь старший офицерский состав армии и флота должен был оставить свои боевые части, приготовиться (лично) к эвакуации и сосредоточиться в районе Тридцать пятой береговой батареи. Севастопольский оборонительный район вмиг стал обезглавлен. Бегство такого количества командного состава привело к полной деморализации всей стотысячной армии и к полному развалу обороны города. Началось беспорядочное отступление армии вслед убегающим командирам. Хаос. Участник обороны Севастополя Пискунов потом заявил в адрес адмирала:

«У всех нас было общее настроение, что нас сдали в плен. Мы могли воевать и драться. Многие от обиды и горечи плакали».

Армия утратила боеспособность. Всё. Начались эпизодичные уличные бои и в течение 1 июля 1942 года армия откатывалась к району Тридцать пятой береговой батареи, а немцы шли за ней по пятам. Войска могли ещё держаться, могли с боями отходить и организованно эвакуироваться. Но. Спасение защитников Севастополя, а их было вместе с местными жителями около ста тысяч человек, требовало грамотной организации усилий не только Октябрьского, а и Ставки. Ничего этого не было сделано. Приказ генералу Новикову гласил: «Драться до последнего, и кто останется жив, должен прорываться в горы к партизанам».

Брошенным на произвол судьбы войскам поставили последнюю боевую задачу — прикрыть район эвакуации командования. Оставшихся солдат, матросов и гражданских, — без боеприпасов, воды, продуктов питания, топлива, — ожидал разгром, гибель или плен, — все они скопились на мысе Херсонес, в районе аэродрома. С собой они принесли своих раненых товарищей.

Крики, стоны, шум, постоянные налёты и обстрелы фашистами территории… Все ожидали эвакуации.

Тридцать пятая батарея была переполнена комсоставом армии и флота, который пережидал там очередной фашистский налёт. У входа стояли часовые, заграждая проход для младших офицеров и простых солдат.

Батарея эта имела свой подземный, скрытый выход к причалам.

На берегах бухт Казачьей, Камышовой и Круглой все с надеждой ждали «эскадру». Слово «эскадра» было самым ходовым в той массе обреченных, которые верили, что их эвакуируют. У них до самого конца не укладывалось в голове, что помощи не будет, Сталин и командиры их бросили. Часть уже уплыла или улетела, а часть ожидала эвакуации, пережидая бомбежку в подземелье Тридцать пятой батареи…

Среди оставленной без командования армии защитников Севастополя находились и бойцы Приморской армии, организованно эвакуированные в октябре 1941 года из города Одессы.

В Севастополе же ничего подобного не планировалось.

* * *

Эвакуация Приморской армии из окруженной Одессы была примером тщательно подготовленной и проведенной 15 октября с 19.00 до 05.00 часов практически без потерь операции. Отход армии прикрывали арьергардные батальоны, усиленные артиллерией. Перед отходом был нанесен удар по противнику артиллерией армии, бронепоездами и кораблями флота с имитацией наступления. Войска по плану покидали позиции и с тяжелым вооружением погружались на заранее расписанные корабли. После погрузки корабли покидали порт и уходили в море. Арьергардные батальоны по графику отходили в порт и на баркасах доставлялись на корабли. Для эвакуации и была задействована целая эскадра (более восьмидесяти кораблей различного назначения), прикрывали отход боевые корабли Черноморского Флота и сорок истребителей.

За время перехода был потоплен только один транспорт, на котором погибло 16 человек. Было эвакуировано 4 дивизии с полным снаряжением, 38 тысяч человек, 570 орудий, 938 автомашин, 34 танка и 22 самолёта и 20 тысяч тонн боеприпасов. И почти в полном составе они остались защищать Севастополь.^[29]

Всю армию было решено бросить на растерзание противнику, что он впоследствии и сделал.

Эвакуация командования самолётами, подводными лодками и сторожевыми катерами была идеально спланирована и началась 30 июня в 21:00. Всё бы ничего, но не учли стихийную реакцию на бегство командования, негодующей, скопившейся на плацдарме массы бойцов, которые и получили приказ — прикрывать посадку командиров в транспорты для бегства.

Глубокой ночью адмирал Октябрьский в сопровождении штаба по подземному ходу (под охраной автоматчиков НКВД от разъярённой толпы) вышел на аэродром. Свидетель событий лейтенант Воронов потом написал:

«Адмирал прибыл к самолёту, переодевшись в какие—то гражданские обноски, в потертом пиджаке и неказистой кепке».

Адмирал Октябрьский после войны рассказывал байки, что это не его идея, а «особистов», так как ему сказали, что немецкие шпионы охотились за ним.

Когда самолёт с адмиралом взлетел, вслед ему раздались автоматные очереди… прощальный салют от брошенных бойцов в спину своему командующему.

В ту ночь транспортными самолётами было вывезено 232 офицера (политработников, старших командиров, сотрудников НКВД). Той же ночью генерал Петров в сопровождении штабных работников Приморской армии и высшего командного состава (генералы и адмиралы) по подземному ходу вышли из Тридцать пятой батареи к причалу. Он охранялся автоматчиками НКВД, которые были готовы открыть огонь по скопившемуся возле причала множеству шатающихся в панике военных и гражданских людей. Буксир переправил их на две подводные лодки, «щуку» и Л–21, стоящие на рейде причала. Не оглядываясь, они скрылись в глубине лодок, которые незамедлительно погрузились в Чёрное море.

Трагедия последних дней обороны выглядела так:

Остатки армии самостоятельно вели беспорядочные бои по сдерживанию противника. Ночью, вместе с гражданскими, направлялись к бухтам и к полуострову Херсонес. Там был аэродром, причалы, там была надежда на спасение. К утру 1 июля 1942 года все укрылись в различных местах Херсонесского полуострова под скалами, в укрытиях и землянках, так как весь полуостров постоянно простреливался пулемётами и артиллерией противника и подвергался авианалётам. Попытки генерала Новикова организовать оборону без командиров, оказались тщетными. Связи нет, полная неуправляемость частей и отдельных групп.

Это был конец. Плюс нет боеприпасов…, но, есть одно но — боеприпасы в Севастополе были, и они были в несметном количестве: патроны, снаряды, гранаты… Да мой читатель, всё это хранилось в штольнях завода шампанских вин в поселке Инкерман^[30], в пределах СОРа, но в ночь на 30 июня 1942 года штольни были взорваны.^[31] Документы об эвакуации раненых из четырех госпиталей^[32] я нашел, только из одного. За двое суток до взрыва военно—морской госпиталь № 41 был эвакуирован. Всего же в штольнях находилось около двух тысяч человек в четырех госпиталях. Почему не был организован вывоз боеприпасов в предполагаемый район обороны — я не знаю. Думаю, что те, кто должен был об этом думать, скорее всего ожидали эвакуацию в подземелье Тридцать пятой батареи.

К вечеру фашисты приблизились к Тридцать пятой на расстояние километра. Новиков дал приказ контратаковать. И вот атака, без выстрелов (каждый патрон на вес золота), десяток тысяч матросов и красноармейцев, практически каждый перебинтован, с криком «ура» произвела такое жуткое впечатление на фашистов, что немецкие роты обратились в бегство. Генерал Новиков был ранен в руку, он бежал впереди всех. Его бойцы отбросили фрицев на полтора километра, но выдохлись, поэтому все вернулись на берег к батарее ожидать «эскадру». Этой же ночью, 1 июля 1942 года, остатки подразделения пограничников, были окружены (мыс Фиолент), пытались прорваться к Тридцать пятой, но атака оказалась неудачной. Там они и сражались ещё около двадцати дней. В плен они не сдались. Шли с примкнутыми штыками в атаку и умирали, глядя в лицо врагу. Эвакуация, примерно 2 000 старших командиров, планировалась только с причала Тридцать пятой батареи. Он был построен из брёвен консольного типа, длиной около семидесяти метров. Командиры всё ещё находились на территории Тридцать пятой батареи. Были составлены списки тех, кто подлежал эвакуации.

Ночью второго июля количество солдат и матросов в районе берега, у причала Тридцать пятой батареи, составляло по оценкам очевидцев более 10 тысяч человек.

Вместо ожидаемых четырех тральщиков — пришло только два в сопровождении десяти сторожевых катеров.

Генерал Новиков, в бинтах, без одежды, в сопровождении офицеров штаба вышел на пристань. Что он увидел:

Вся дорога к пристани была забита людьми, и они все лежали. Он прошёл между ними в полном молчании. Начали подходить к причалу катера и корабли, и тут толпа встала и рванулась на пристань. Смели автоматчиков в секунду и стремительно бросились к катерам.

Начали падать в воду находившиеся в первых рядах на причале раненые, рухнула секция причала, хороня под собой людей. Часть из них бросилась по подвесному мосту к группе генерала Новикова. Автоматчики охраны открыли предупредительный огонь, а потом и огонь на поражение…

В 01:15 была взорвана Тридцать пятая батарея. О том, что будет взрыв, не предупредили, потому офицеры, находящихся внутри батареи, погибли. Те, что находились ближе к выходу — были тяжело ранены. Характер ран — сильные ожоги.

В 02:00 катер с генералом Новиковым ушёл в море. Остальные катера ходили малым ходом у рейдового причала и поднимали людей с воды. В итоге в Новороссийск на сторожевых катерах вывезли около 600 человек начсостава. Часть старших офицеров, снятых 30 июня с фронта адмиралом Октябрьским для эвакуации, погибли или попали в плен. Много бойцов в эту ночь, на найденных рыбацких лодках, шлюпках, на плотах из камер покрытых бортами машин и на других подручных средствах, вышли в море, в попытке спастись, благо лето и вода была теплой.

Судьба катеров была разной. Кто—то дошёл до Новороссийска, кто—то нет. Утром, у берегов Ялты, катер генерала Новикова, был атакован четырьмя катерами противника. Новикова взяли в плен и доставили в Симферополь. Он погиб в 1944 году в немецком концлагере. Хотя мог воевать до конца в Севастополе и погибнуть Героем. Мог, но он сделал свой выбор…

2 июля 1942 года на берегу Херсонеса, в бухте Камышовой и Казачьей, скопилось без боеприпасов, без продовольствия и пресной воды, до восьмидесяти тысяч героических защитников Севастополя, опытнейших бойцов Красной армии, разведчиков, танкистов, лётчиков, артиллеристов, гражданских… в том числе около тридцати тысяч раненых, большая часть из них тяжело раненых.

Фашисты начали свою кровавую жатву:

Раненых, обессиленных и изможденных бойцов немцы беспощадно уничтожали, пощады не было ни для кого, да и не просили её бесстрашные защитники Севастополя. За столько дней обороны они привыкли смотреть в лицо и смерти и прочей нечисти «и смерть уже знает, что нам не страшна», так они им пели свою любимую песню, улыбаясь из последних сил.^[33]

Тех, кто пытался сопротивляться без оружия и не был ранен — оглушали и брали в плен. В самом городе продолжалось неорганизованное сопротивление, но защитники заведомо были обречены на смерть.

Совсем небольшой части воинов удалось прорваться в леса Крыма, не более трёхсот бойцов.

Последних взятых в плен защитников в сопровождении фашистов и отряда местной самообороны погнали в Бахчисарай.^[34]

В концлагерях на территории Крыма они были на особом учете и их убивали при малейшем сопротивлении. Пятнадцать тысяч военнопленных погрузили на баржи и в открытом море подожгли. За три дня эвакуации (с 30 июня по 2 июля 1942 года) самолётами, подводными лодками, катерами из Севастополя было эвакуировано 1726 человек. В основном командный состав, политработники, НКВД, раненые и некоторые ответственные работники Севастополя. Солдат, матросов, сержантов, старшин, младших командиров, детей, стариков, женщин — было запрещено брать на борт. Эвакуации они не подлежали.

По данным архива, на 1 июня 1942 года общая численность различных войск в Севастополе составляла 130125 человек. На дату 10 июня 1942 года безвозвратных потерь — 32275 человек, раненых — 17 894.

То есть в Севастополе было брошено на произвол судьбы 79 956 бойцов.

Немцы потеряли при третьем штурме 27 тысяч человек. Ну а всего, в боях за Севастополь, фашисты потеряли около 300 тысяч человек убитыми и ранеными.

Так закончилась героическая оборона Севастополя.

Несмотря на беспримерное мужество защитников города, он был сдан. Почему у командования не хватило силы воли стоять до конца вместе со своими бойцами и добиваться от командования фронта и Ставки принятия мер по эвакуации погибающей армии?

Вопрос без ответа…

Если подытожить, то становится понятным, что приказ, который обезглавил СОР, спас жизнь самому командующему и его ближайшему окружению — нескольким сотням партийных работников и старших офицеров, все остальные офицеры, те, которые подлежали эвакуации, которые бросили своих солдат и матросов и были собраны в 35ББ, погибли, попали в плен и покрыли позором себя и свои действия. Были, конечно и единичные случаи личного мужества командования, например Михайлов Борис Евгеньевич, полковой комиссар, вышел из самолета, который прилетел за Октябрьским, подошел к воинам, чтобы их успокоить, сообщив им, что остаётся с ними ждать «эскадру», позволив таким образом дать возможность самолету с адмиралом взлететь. На следующий день он погиб. Те, кто смог выжить, переплыть море и добраться до Турции, были возвращены на Родину с условием хранить молчание, и не рассказывать о том, что на самом деле произошло в Севастополе. Ведь вся страна была уверена, что войска были эвакуированы, о чем известили всех Левитан и газета «Правда» 4 июля 1942 года.

Герой Советского Союза Мария Байда, в двадцать лет и не посмертно

Мы обнаружили в архиве несколько противоречащих друг другу, но всё равно очень интересных документов на немецком языке. Речь идёт о гибели 23 солдат пехотного полка вермахта под Севастополем.

Первый документ:

«…В ходе решительного наступления отделению Ханса Майнхоффа удалось уничтожить штаб противника и захватить до 30 пленных. Противник произвел контратаку силами до роты танков и до батальона пехоты. В ходе многочасового боя врагу были нанесены тяжёлые потери, но по мере исчерпания боезапаса и невозможности его подвоза подразделение оторвалось от противника, понеся незначительные потери».

Второй документ, по дате был на четыре дня раньше отправлен в штаб Манштейна: «…место, где лежали в разных позах 23 мёртвых тела немецких солдат, нами обследовано. Все солдаты в действующей армии с 1939 года. Их офицер, Ханс Майнхофф с 1940 года.

19 солдат погибли от многочисленных пулевых ранений несовместимых с жизнью. 3 солдата и офицер погибли в рукопашной схватке от удара прикладов в область головы. Вывод: внезапная атака из засады превосходящих сил противника. Виновных нет. Взвод погиб в полном составе вместе с командиром. Обер—лейтенант Штайер».

А что об этом событии говорят наши архивные документы? На том направлении у нас не было танков вообще, тем более роты (10 танков). Уже заставляет задуматься, а кто и что таким образом решили спрятать от командования? Какой позор бравых вояк Гитлера? Германское командование, в полном составе, наверняка бы просто не поверило, если бы им сообщили правду!^[35]

Взвод нацистов уничтожила раненая и контуженая двадцатилетняя девушка — Мария Байда… санитарный инструктор, крымчанка. Биография. Кратко. Маша родилась 1 февраля 1922 года, средняя школа (Джанкой), потом работала в колхозе и больнице. Начало войны: Севастополь. Доброволец в истребительном батальоне. Окончила медкурсы — стала медицинской сестрой. Декабрь 1941 года — разведчик.

Из воспоминаний Марии Карповны: «Я видела столько крови и страданий, что у меня просто окаменело сердце. Не могла забыть разрушенные хаты, убитых детей, стариков и женщин. На поле боя на моих глазах гибли люди. Умирали молодые, в расцвете сил: им бы ещё жить да жить, трудиться для счастья!».

Мария Байда детство провела у бабушки в Севастополе, потому знала каждую пядь тех мест, где они ходили за «языками».

Из документальной истории её службы:

Её «улов» обер—ефрейтор Вермахта поднял шум при пересечении нейтральной полосы, и немцы открыли огонь из минометов, один из разведчиков группы погиб. Марию, руководителя группы, наказали трёхдневным арестом. Но через час её вызвали в штаб. Пленный отказывался говорить, хотел видеть того, кто его пленил — увидев Машу, он раскис, потерял самообладание и рассказал всё. Арест отменили, а Маше объявили благодарность. 7 июня 1942 года начался третий штурм Севастополя. Мария вместе со всем Севастополем отражает атаки. Патронов, да и не только патронов, всего было в обрез, но разведчицу это не останавливало, если становилось нечем стрелять, она ползла на передовую, забирала у мёртвых гитлеровцев оружие и возвращалась назад.

В момент очередной вылазки рядом разорвалась граната: Мария получила ранение в голову и правую руку, была контужена и потеряла сознание.

Пришла в себя уже ночью. На тот момент фашисты прорвали оборону. Преодолев незамеченной пролесок, по дороге прихватив у убитых оккупантов несколько немецких автоматов, у развалин нашего блиндажа Маша увидела, что идёт допрос оставшихся в живых, израненных и контуженных бойцов её разведроты, — в количестве девять человек. Находясь немного выше блиндажа, Маша молниеносно и без колебаний крикнула: «Взвод ложись!» и открыла шквальный огонь из автомата, когда в первом закончились патроны, продолжила вести огонь на поражение из второго МП–38…

Наши солдаты за секунду до выстрела бросились на землю, как подкошенные. Стоящие во весь рост фашисты попали под шквальный огонь боеприпасов, изготовленных на их же родине, — Германии.

В итоге первой минуты боя около пятнадцати немцев были убиты или тяжело ранены. Раненые советские бойцы вступили с оставшимися в живых в рукопашную битву. Ну а Маша, когда в автоматах закончились патроны, схватила один из автоматов убитых гитлеровцев, как дубину за ствол, и проломила череп офицеру и следом фельдфебелю…

Красноармейцы, когда свидетельствовали о её подвиге, говорили, что её уверенные действия, спасли их от плена и расстрела всю их группу, в которой был и один офицер. Мы же вспомним, что Мария была контужена, серьёзно ранена в голову и руку. Но это не помешало ей выполнить свой долг. Бой по освобождению своей разведроты из плена занял несколько минут. Подсчитали трупы фашистов: Маша расправилась с 15–ю немецкими солдатами, среди них один офицер, четверо из них погибли в рукопашном бою с ней же. Остальных прикончили раненые бойцы разведроты.

На момент подвига ей исполнилось 20 лет. Вес у Марии был около 55 килограмм. Довольно хрупкая девушка, на самом деле… Хорошо зная тропы, Мария вывела красноармейцев в расположение своей части. Война продолжалась. Лечиться было некогда, — враг штурмовал город—крепость и днём, и ночью. И вот ещё одно, уже более тяжелое ранение, которое она получила на очередном задании по поискам «языка»…

Госпиталь в Инкерманских штольнях. Без света, без достаточного количества бинтов и медикаментов. Плюс воспалились прежние раны, начали сильно кровоточить, жар…, температура 40…Там она узнала, что 20 июня 1942 года Президиум Верховного Совета СССР присвоил ей звание Героя Советского Союза. Не закончив лечение, 30 июня 1942 года, Мария вновь сбежала на передовую.

1 июля 1942 года, в ходе массированного штурма, немцы ворвались в Севастополь. Полк Марии, вернее, то, что от него осталось, отступил к Казачьей бухте. Там красноармейцы отстреливались ещё двенадцать дней, тщетно ожидая, что их заберут и вывезут на большую землю, как это было сделано в 1941 году в Одессе…

Этого не случилось. Вывезли только документы, начальствующий состав, полит. работников, остальным приказали «драться до конца!».

12 июля 1942 года Мария Байда была (в шестой раз) тяжело ранена и в бессознательном состоянии захвачена в плен. Бахчисарайский концлагерь. Понимая, что фашисты, будут несказано рады пленению Героя Советского Союза, Мария изменила фамилию. Перевели в лагерь под город Славуту. Потом в город Ровно, а далее — Австрию, под Зальцбург.

Вошла в состав подпольной группы узников, собиравшейся поднять в концлагере восстание. В январе 1945 года Марией заинтересовалось гестапо. Специальная тюрьма для особо опасных узников. Она находилась там четыре месяца, её избивали, держали в ледяном карцере.

8 мая 1945 года узники были освобождены. Туберкулёз и паралич ног. Ходить она уже не могла. Врачи ей сообщили, что она инвалид и ходить не сможет. После освобождения из плена она кое—как добралась домой, в Джанкой (Республика Крым).

В мае 1946 года начала работать официанткой. И лишь в октябре 1947 года, Марии вручили орден Ленина и медаль «Золотая звезда». Как эта хрупкая, красивая девушка, раненая, но не сдавшаяся, практически в одиночку уничтожившая полтора десятка матёрых немецких военных, в последствии выжила в конц. лагере, пережила застенки Гестапо, просто невероятно! Всю жизнь она вела себя очень скромно, без хвастовства. В 1961 году Мария Карповна Байда по приглашению руководства города, переехала жить в Севастополь, в город, за который она проливала кровь, сражалась и погибала, но не погибла! Вылечилась она окончательно от всех своих болезней уже на берегу Черного моря. Работала Легенда Севастополя заведующей городским ЗАГСом.

Зарегистрировала за 25 лет 60 000 браков и выдала 70 000 свидетельств о рождении. О своём подвиге она рассказывала редко, иногда в школах и при разговорах со студентами. Мария Карповна Байда дожила да 80 лет. Умерла 30 августа 2002 года.

Похоронена на кладбище Коммунаров в Севастополе.

Сейчас её имя носит Севастопольский парк…

Интересно

Один из основателей немецких ВДВ,^[36] герой воздушного десанта в Нидерландах, пострадал от действий наших войск в Крыму.

Удачное проведение Керченско—Феодосийской операции поставило фон Шпонек перед выбором, или он теряет свою 46–ю пехотную дивизию и может смело застрелиться, чтобы не попасть в плен (1941 год!), если будет атаковать дальше, или генерал фон Шпонек, отдает приказ об отступлении.

Он отдал приказ. Дивизия избежала потерь.^[37] Командующий 11–й армией Манштейн обвинил фон Шпонека в неисполнении своего приказа (Манштейн приказал держаться, на что Шпонек ответил, что отступает, а затем приказал радисту снимать радиостанцию. То есть, это примерно, как бросить трубку) и отдал под трибунал. На суде председательствовал Геринг. Приговор: расстрел! Гитлер изменил суровое наказание на шесть лет тюрьмы.

1944 год. После покушения на Гитлера фон Шпонека расстреляли, хотя он не имел никакого отношения к данному делу. Хотя, возможно, и имел. Подробнее смотрите дополнительные материалы, — «Пять нелепых смертей немецких генералов».

–

Вице—адмирал Кизерицки — единственный немецкий адмирал, погибший в результате авианалёта (ноябрь 1943, Керчь).

Дюнкерк

Об этих событиях много мифов, пропаганды и обычного героического вранья. Предлагаю узнать то, что на самом деле происходило под Дюнкерком и не только.

Английская официальная версия событий:

Немецкие войска берут населенный пункт Кале и наращивая инициативу прорывают оборону союзников и создают их войскам две проблемные зоны:

Северную зону в районе Дюнкерка, в которой оказалось двенадцать бельгийских, десять английских и восемнадцать французских дивизий. Общая численность до полумиллиона бойцов.

Южную зону, о которой стараются не упоминать, потому как там был сплошной позор и бардак. Так вот, там оказалось запертыми двадцать девять французских, десять бельгийских и две британские дивизии. Общая численность бойцов около восемьсот тысяч человек. Представили весь ужас ситуации? На тот момент это была большая часть боеспособного войска союзников, и потеря такого количества войск грозило плачевными последствиями для боеспособности их государств в целом.

Британское Адмиралтейство принимает решение эвакуировать морем своих военнослужащих в первую очередь, остальных во вторую и по возможности.

Аналитики предполагали максимальное количество солдат, которых смогут эвакуировать — не более 45 тысяч. Но ужасная, даже по английским меркам, погода, которая мешала немецкой авиации, и возможная угроза контрнаступления французской армии со стороны Парижа, плюс приказ немецкого командования на остановку атаки и передышку, дала возможность увеличить цифру до максимальной.

В итоге удалось эвакуировать 198 229 британских и 139 997 французских солдат и офицеров. Английская пропаганда назвала это событие «Чудо Дюнкерка», хотя Черчилль сказал тогда свою знаменитую фразу, что «эвакуациями войны не выигрываются».

Оставшиеся солдаты попали в плен. Большинство — бельгийцы. Всего 108 111 человек. Потери при эвакуации союзников: двести восемьдесят английских и французских разнокалиберных судна пошли на дно, в том числе шесть британских и три французских военных кораблей (эскадренных миноносцев).

Военную технику, боеприпасы и топливо англичане решили не уничтожать, поэтому она вся досталась в качестве трофеев немцам.

Перечень впечатляет.

— две тысячи четыреста семьдесят два артиллерийских орудия;

— около шестидесяти пяти тысяч различных автомобилей;

— около двадцати тысяч мотоциклов;

— до ста тонн боеприпасов;

— сотни тысяч тонн топлива;

— четыреста тысяч тонн снаряжения и военного имущества;

— восемь тысяч пулемётов;

— около ста тысяч винтовок.

Это официальная версия событий.

Теперь реальность.

Все восемьсот тысяч военнослужащих из Южной проблемной зоны попадают в немецкий плен. К ним присоединяются сто тысяч из Северной зоны. И вот вам Дюнкеркское чудо — около миллиона солдат за одну операцию оказались в нацистском плену, а у фашистов сотни тысяч тонн различного вооружения, боеприпасов и техники.

Могу предположить причину, почему не уничтожили вооружение.

Размен на возможность эвакуации всех английских солдат из Северного котла, в котором Британцы увезли свою армию полностью, бросив множество французов, а немцы получили всё тяжелое вооружение союзников, которое по масштабу, например полученными таким образом немцами трофейных грузовиков, больше, чем количество грузовиков, отправленных в СССР по ленд-лизу от Великобритании за все годы войны.

Резюмируем: из района Дюнкерка было эвакуировано 338 тысяч военнослужащих, в том числе 215 британских и 123 тысячи французских. Большинство из попавших в плен были французами. Это личный состав 2-й механизированной и 68-й пехотной дивизии, которые до последнего держали оборону города, чем выиграли время для эвакуации группировки.

Вот за кем так и не пришли — так это за бельгийцами (правительство которых уже капитулировало перед немцами).

Примечания

2

Пядь — древнерусская мера длины, изначально равная расстоянию между концами растянутых пальцев руки — большого и указательного. 1 пядь = 7 дюймов = 17,78 см

3

Некрополь — город—кладбище

4

Ведь во главе воюющих стран всегда стоят старики, но на войне, которую они, старики, начинают, всегда умирают молодые

5

Например, Даша Севастопольская (Крымская война 1853–56 г.г.). Оставшись сиротой, семнадцатилетняя Даша совершила поступок, во многом непонятный местным обывателям: она отрезала красивую косу, переоделась в форму матроса, продала всё своё имущество и любимую корову, которая помогала ей выжить, и на все деньги купила лошадь с повозкой. Далее барышня приобрела уксус и белое полотно… Так в Севастополе вскоре появился первый передвижной перевязочный пункт. Её повозка у местных жителей с Корабельной стороны получила название «карета горя». Каждый день с утра и до ночи Даша вывозила раненых с поля боя. Для многих защитников Даша стала настоящим ангелом последней надежды. Постепенно война подступила к самому Севастополю. Началась блокада. В суровые дни обороны Даша приспособила один из городских домов под госпиталь. К ней присоединились другие женщины, которые помогали чем могли. Николай I приказал ей пожаловать золотую медаль на Владимирской ленте с надписью «За усердие» и приданое серебром. По статусу золотой медалью «За усердие» награждались те, кто уже имел три медали — серебряные, но для Даши восхищенный ею император сделал исключение. Ныне в честь неё названа больница в Севастополе

6

Во время обороны Севастополя в 1942 году произошёл единственный за всю историю ВОВ случай, когда командир минометной роты младший лейтенант Симонок из 82-мм миномета прямым попаданием сбил низко летевший немецкий самолёт

7

Бязров Сулейман Алиханович — снайпер 1165 стрелкового полка, Севастопольского Оборонительного Района (СОР)

8

Александр Александрович Ходов — осетинский генерал, миротворец в бывшей Югославии. Родился 25 ноября 1941 в г. Орджоникидзе (ныне — Владикавказ)

9

Мессер — немецкий самолёт—истребитель МЕ–109. За время войны было выпущено более 30 000 штук

10

Осенью 1941 года Советом Народных Комиссаров СССР было принято постановление «Об охране предприятий и учреждений и создании истребительных батальонов», которые бы пресекали подрывную деятельность противника. Начальником штаба на территории Северной Осетии был назначен А.П. Баранников. В Орджоникидзевском городском истребительном батальоне насчитывалось 500 человек, в сельских районах по 100–150 человек в каждом. Только в 1942 году истребительными батальонами было задержано более трёхсот преступников, шпионов и парашютистов—диверсантов

11

25 октября 1941 года немецкие солдаты 156-го артполка 56-й пехотной дивизии вермахта устроили расправу над мирным населением. Были убиты 318 жителей деревни Хацунь (не путать с Хатынь) и беженцы из Брянска — пожилые люди, женщины, малолетние дети (60 детей от 2 до 10 лет) Поводом стало убийство красноармейцами-окруженцами трёх немецких военнослужащих. Хочу пересказать переписку карателей со своим начальством. Начальство: Взрослых вы расстреляли в отместку за солдат вермахта, а детей почему? Ответ: Решено было не предоставлять детей самим себе, потому что после расстрела взрослых деревня обезлюдела. Нечеловеческая логика… И Хацунь занемела — Горстка русских сосновых хат. А хацунцы ждали расстрела, Прижимая к груди ребят… Вот как такое можно забыть\простить\….?

Такое можно только НЕ ЗНАТЬ… и спать спокойно…

12

«Русские считают душевнобольных исцелимыми. Всё равно нужно умерщвлять» — начальник штаба Верховного командования сухопутных войск вермахта генерал—полковник Франц Гальдер, 26 сентября 1941 года. Такое решение, результат нацистской программы умерщвления «Т–4», согласно которой физическому уничтожению подлежали люди с психическими расстройствами, умственно отсталые, люди с тяжёлыми наследственными заболеваниями, нетрудоспособные инвалиды, неизлечимые больные. Нацисткое любимое учение — Евгеника — учение, которое призывало бороться с явлениями вырождения в человеческом генофонде. И необходимостью экономии денежных средств и ресурсов. С их позиции тратить деньги на эти категории людей — нерационально

13

Владимир Яковлевич Плаушевский — капитан—лейтенат, он повел «Армению» в свой последний рейс. 7 ноября 1941 года, по пути зайдя в Ялту и забрав на борт руководство Артека, взял курс на Новороссийск. В 10.00 был атакован немецким самолётом, и несмотря на флаги Красного Креста, которые были размещены на палубе, потоплен. Гибель «Армении» считается самой масштабной морской катастрофой в истории мореплавания. Погибло около десяти тысяч человек. Спастись удалось восьмерым

14

В 1930–е годы фармацевты в Берлине использовали «Первитин» (Pervitin) как стимулирующее средство. Начиная с 1938 года таблетки первитина официально входили в «боевой рацион» лётчиков и танкистов под названием «Panzerschokolade» — танковый шоколад. Накануне вторжения, например во Францию, военнослужащим Вермахта было выдано 35 миллионов доз первитина. Гитлер получал инъекции первитина от своего личного врача Теодора Морелля с 1936 года, а после 1943 — по нескольку раз в день. Благодаря инъекциям первитина Гитлер был общительным, энергичным, физически активным и бодрствовал поздно ночью

15

Пушка «Дора» — самое мощное и бесполезное суперорудие второй мировой. Ствол — длина 50 метров весом 400 тонн, вся пушка — 1350 тонн. Один снаряд весил семь тонн, и этот снаряд преодолевал расстояние в 25 км за 45 секунд

16

Командир 46 пехотной дивизии, Курт Гимер, получил тяжелое ранение при обстреле корабельной артиллерией Черноморского Флота и умер в госпитале. Это единственный немецкий генерал, погибший в результате обстрела с моря. Удачно отработали наши корабли: «Парижская коммуна» и «Ташкент»

17

Скаженный — сумасшедший

18

НЗ — неприкосновенный запас

19

Полста — половина от ста, то есть — пятьдесят

20

Эвакуация командного состава проводилась на подводных лодках Щ–209 (в просторечье «щука») и на Л–23

21

В Севастополе был создан специальный пункт дальнего наблюдения за воздушным пространством из отсека, оставшегося от недостроенного линейного корабля «Советская Украина». Идея капитана 2–го ранга Григория Александровича Бутакова. В документах объект именовался «квадрат», и в нём были установлены два 130–миллиметровых орудия, четыре 76,2–мм зенитных орудия, три 37–мм зенитных автомата и три 12,7–мм зенитных пулемёта. Экипаж 130 бойцов. Рабочими севастопольского завода был найден огромный якорь со знаменитого линкора времён Первой мировой войны «Императрица Мария». Командиром батареи был назначен старший лейтенант С.Я. Мошенский. Сначала её прозвали «Коломбина», но очень скоро батарея получила прославившее её имя «Не тронь меня!». Первоначально немцы пренебрежительно относились к батарее, но моряки заставили их уважать себя. За год боевой работы по охране фарватера и аэродрома никто из экипажа не был убит или ранен. «250 дней продолжалась героическая оборона Севастополя, и заметную роль в этой обороне сыграла батарея «Не тронь меня!». На подступах к городу было сбито 22 самолёта противника. Фашисты именовали её «Квадрат смерти». 14 июля 1942 года такую попытку предприняли «убийцы кораблей» — 23 пикировщика Ju–87. Они сбросили 76 авиабомб — по 250 кг каждая. Результат — нулевой. По данным корабельного журнала, на батарею было сброшено 1100 бомб, а всего отбито 449 атак немецкой авиации. К сожалению, четыреста пятидесятый налёт стал роковым для батареи. Две тяжёлые бомбы вывели её из строя. Среди погибших 29 членов экипажа был и командир Сергей Мошенский. Ранено было 27 моряков. В осаждённом Севастополе заканчивались боеприпасы к орудиям. Стрелять было батарее нечем. Экипаж был расформирован и влился в ряды морской пехоты Севастополя

22

Капраз — капитан первого ранга (аналог звания полковника)

23

Щель — естественное укрытие в земле в виде небольшого прохода, укрепленное бетоном и землей

24

В Севастополе (Крыму) смертью храбрых погибло 429 бойцов, призванных из Северной Осетии http://archive—osetia.ru

25

В дневнике речь идёт, скорее всего о Магомеде Асахметовиче Газданове, жителе села Дзуарикау, Республика Северная Осетия

26

Законсервированные небольшие копченые рыбки в масле. Первое упоминание о них было в конце 19 века

27

Младшую сестру моей героини угнали в Германию в 1943 году. Сына героини (ему было четыре года) увел из города восьмилетний сосед. Ушли они в сторону Ялты. По дороге часто оставлял его одного, чтобы раздобыть еды. По деревням было много полицейских из местных, потому старался это делать скрытно. Как-то на подходе к Ялте попали под бомбежку, видимо на партизан охотились фашисты. Он был в селе, а малыш в овраге. Когда вернулся уже наступила ночь, поле перепахано бомбами. Помнит, что искал его до утра и нашел. Лежал под слоем сырой земли, а нашёл по ботиночкам, они были желтые… Оба выжили…

28

Вместо организации обороны Херсонесского полуострова, куда стекались отступающие войска, 30 июня 1942 года, рано утром, командующий СОР (Севастопольский Оборонительный Район) вице—адмирал Октябрьский отправил донесение командующему Северо—Кавказским фронтом маршалу Будённому:

«Противник ворвался с северной стороны на Корабельную сторону. Боевые действия принимают характер уличных боёв. Оставшиеся войска сильно устали, ярко выражая апатию. Резко увеличилось количество самоутечки, хотя большинство продолжает героически драться. Противник резко увеличил нажим авиацией, танками, учитывая резкое снижение нашей огневой мощи; надо считать, в таком положении мы продержимся максимум два—три дня. Исходя из данной конкретной обстановки, прошу вас разрешить мне в ночь с 30.6 на 1.7.1942 года вывезти самолётами «Дуглас» 200–250 ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал—майора Петрова».

В итоге — в ночь на 1 июля 1942 года с мыса Херсонес самолётами и подводными лодками благополучно эвакуировалось большая часть командования, политотдел и штаб (в том числе и генерал Петров) и всё партийное руководство Севастополя. Остаткам войск СОР (во главе с командиром дивизии генерал—майором Новиковым) было приказано «Драться до конца»

29

28 августа 1941 года начался прорыв из Таллина в Кронштадт основных сил Балтийского флота и сухопутных войск, которые обороняли эстонскую столицу. В историю эвакуация кораблей и вспомогательных судов вошла под названием «Таллинский переход». В начале Второй Мировой войны Таллин был основной базой Балтийского флота. В результате поражения советских войск в ходе стратегической оборонительной операции в странах Балтии возникла угроза захвата столицы Эстонии. В июле 1941 года передовые части немецкой группы армий «Север» вторглись в Мярьямаа, и, хотя Красной Армии удалось оттеснить нацистов, близость фашистской армии к Таллину была очевидна. 23 июля немцы возобновили наступление, а 5 августа перерезали железнодорожные пути из Таллина в Ленинград. Через 2 дня советские войска в районе Таллина были отрезаны от основных сил Красной Армии. 20 августа немецкие части возобновили наступление и достигли окраины Таллина, что совпало с их поворотом к Ленинграду. Для обороны Ленинграда потребовались силы, и 26 августа Ставка Верховного главнокомандования приняла решение перевести флот и гарнизон Таллина в Кронштадт и Ленинград. Почти сразу стало ясно, насколько оно запоздало. Уже на следующий день немецкие войска ворвались в Таллин. Эвакуация началась 28 августа. Военные корабли, торговые, пассажирские и вспомогательные суда покинули таллинский рейд и направились в Кронштадт.

Отступление происходило под сильнейшим огнём противника, в большой спешке, с неоправданной потерей личного состава и военного имущества. С огромными потерями и жертвами произошёл и вывод военно—морских сил из города.

В нём участвовало около 100 военных кораблей и 67 транспортных и вспомогательных судов с войсками. Официальная история военно—морского флота рассказывает о 62 потерянных военных кораблях и судах, а цифра потерь в личном составе варьируется от 5000 до 15 000 погибших. По мнению некоторых современных историков, Таллинский переход является самым трагическим событием в истории Балтийского флота. Однако, несмотря на большие потери, его задача была выполнена. Основной отряд боевых кораблей прорвался в Ленинград и оказал помощь в обороне города

30

В штольнях (своды до 30 метров) расположился целый подземный город, с госпиталями, школами, фабриками, военными заводами, мастерскими и военными складами, в которые завозили боеприпасы в течении многих месяцев, 50–60 грузовиков в день

31

Взорвал штольни некто Саенко, сотрудник НКВД. Это был самый сильный по мощности не ядерный взрыв из всех, за всю историю человечества. Фашистам он не причинил никакого вреда.

32

Военно—морской госпиталь № 41, № 40, медсанбат № 47, ППГ–268

33

Усталость и грязь, Надежда и боль

Воюет в окопах земли нашей соль,

Мы с разных земель, но форма одна,

И смерть уже знает, что нам не страшна…

34

Как следует из рассекреченных УФСБ РФ по республике Крым и городу Севастополю архивных документов, «немецкие изверги, совместно с дружинниками из крымской самообороны» ворвались в город Судак, где учинили дикую страшную расправу над тяжело—раненными красноармейцами и командирами. Их раздели догола, затем выкололи глаза, а на теле вырезали пятиконечные звезды. После этого всех (около 900 человек) вывели на берег моря и расстреляли. Об этом говорится в спецсообщении народному комиссару внутренних дел Крымской АССР майору КГБ Григорию Каранадзе от 27 апреля 1942 года. При этом самые жестокие репрессии фашисты и их пособники из коренного местного населения применяли по отношению к российскому и греческому населению полуострова, так как представителей именно этих двух народов подозревали в наибольшей лояльности к партизанам. В качестве карательной меры нацисты полностью истребили мужское население деревни Лаки. Женщин и детей угнали в Бахчисарай, а после всех казнили — повесили

35

В реальности было не отделение, а взвод, и оторвался он не от противника, а от бренности существования, и контратакован он был не усиленным батальоном, а мотивированной двадцатилетней девушкой — санинструктором

36

ВДВ — Воздушно—Десантные Войска

37

По мнению одного из немецких генералов, если бы Керченско—Феодосийская операция не остановилась на отбитой у врага территории, а пошла дальше до Джанкоя (в этом городе находились все продовольственные и оружейные склады Вермахта. Джанкой — самый большой железнодорожный узел в Крыму), то Крым бы пришлось на тот момент вернуть и отступить — воевать было бы не чем. Ведь оголив Севастопольский фронт, (был такой вариант), фашисты сразу бы получили прорыв двух советских армий из осажденного города—крепости