Конец игры с продолжением

Галина Романова, 2021

Подполковник полиции Егор Степанов неожиданно для себя стал отцом: его случайная любовница родила девочку. Но ему не до ребенка, у Егора большие проблемы: он узнал новость о рождении дочери в аэропорту и не сел в самолет, который позже потерпел катастрофу… Теперь родственники погибших пассажиров обвиняют Степанова в том, что он каким-то образом виновен в аварии. Их вдохновляет интриган Шныров, скользкий, неприятный тип, которому помогают библиотекарь Ольга и пожилая чета Власовых. Они готовы пойти на все, чтобы уничтожить Степанова, даже на самые крайние меры… Сложно было представить, что авантюрная идея изложить на бумаге придуманную криминальную историю внезапно перерастет во что-то серьезное и станет смыслом жизни. Именно с этого начался творческий путь российской писательницы Галины Романовой. И сейчас она по праву считается подлинным знатоком чувств и отношений. В детективных мелодрамах Галины Романовой переплетаются пламенная любовь и жестокое преступление. Всё, как в жизни! Нежные чувства проверяются настоящими испытаниями, где награда – сама жизнь. Каждая история по-своему уникальна и не кажется вымыслом! И все они объединены общей темой: настоящая любовь всегда побеждает, а за преступлением непременно следует наказание. Суммарный тираж книг Галины Романовой превысил 3 миллиона экземпляров!

Глава 2

— Вы должны меня понять! — с обидой и слезами воскликнул мужчина, сидевший перед капитаном Артамошиным.

— Я вас понимаю, — сдержанно ответил тот и даже кивнул для пущей убедительности. — И еще как!

— У вас тоже погибла семья в авиакатастрофе?! — Мужчина вытаращил на него выцветшие от слез глаза. — Простите, не знал.

— Простите, но вы меня неправильно поняли. — Артамошин потер ладонями лицо, чтобы раздраженный взгляд не просочился, не оскорбил убитого горем человека. — На самом деле у меня нет семьи. Я никогда не был женат. Просто я могу представить, каково вам. Вы испытали шок. И…

— Шок?! Вы это называете шоком?! — Мужчина посмотрел на него как на дефективного, — с жалостью и скорбью. — Не дай вам бог испытать то, что испытал я! Что испытали все родственники пассажиров рейса, который…

Он громко всхлипнул, достал из затертого кармана льняных штанов большой носовой платок, закрыл им лицо и заплакал.

Артамошин терпеливо ждал. Он вынужден был терпеть, потому что глубоко сочувствовал им всем. Он не имел права вести себя как-то иначе из чисто человеческих соображений. И еще у него был приказ — проявлять лояльность. Ему даже для этих целей выделили отдельный кабинет, и уже почти год он общался с родственниками.

С каждым днем желающих найти виновных становилось все меньше. Они переставали приходить. Отчаялись. Смирились. Согласились с заключением экспертной комиссии: крушение лайнера произошло из-за технических неполадок.

— Взрыва на борту не было, Иван Семенович, — проговорил Артамошин, когда огромный платок был скомкан и убран в карман мужчины. — Никакого вмешательства извне! Сбой в работе системы. Несчастный случай. Никакого злого умысла.

— Да, да, да… Мне уже говорили. Да, да, да… — он часто закивал. — Но за это тоже кто-то должен понести наказание!

— Абсолютно с вами согласен. Комиссия специалистов разбирается в причинах неполадок, приведших к катастрофе. Как только ими будет сделано окончательное заключение, дело передадут в соответствующие инстанции. Состоится следствие. Виновные будут наказаны.

— Да, да, да…

Пробормотав это, он замолчал. Посидел минуту, не двигаясь, потом вздрогнул и глянул на Артамошина так, будто только что прозрел.

— Я понял! Я понял, к чему вы ведете! — Он замотал указательным пальцем у себя перед носом. — Вы сейчас пытаетесь оградить своего коллегу от подозрений, усыпить мою бдительность, свалить все на безмолвное железо. А он… Он останется незапятнанным. Понятно: честь мундира. Вы с ним на одном поле и все такое… Но я докажу, что это он! Докажу! Чего бы мне это ни стоило. Ему не удастся уйти от правосудия. Я достану его. Я всю свою жизнь положу на то, чтобы достать его. Знаете почему?

Артамошин послушно спросил:

— Почему?

— Потому что жизни у меня больше нет…

Он ушел, осторожно закрыв за собой дверь. В первые дни он громко ею хлопал и открывал пинком. Ему это прощалось.

Минут пять Артамошин сидел, прикрыв глаза ладонью. Потом он потянулся к внутреннему телефону и позвонил.

— Это последний на сегодня. Заходи, — произнес он в трубку.

Егор вошел через три минуты, сел на тот же самый стул, на котором только что ежился от внутренней боли Иван Семенович Шныров, и посмотрел на Артамошина.

— По-прежнему считает меня виновным?

— Да. Думает, это ты что-то такое сотворил, подбросил в багаж и не полетел.

— У меня не было багажа.

— Знаю. Я-то знаю! — воскликнул капитан, роняя руки на стол. — Докажи ему попробуй! Где-то высмотрел аналогичные случаи. И теперь выносит мне мозг, выедает душу. Он болен, понимаешь! По-настоящему болен.

— Понимаю. Как не понять! — Егор вытянул ноги, скрестил на животе пальцы, качнул головой. — Лучше бы я улетел тогда, а не остался в кафе надираться.

— Идиот, — ворчливо отозвался Артамошин. — А о Машке ты подумал, делая такие вот заявления? Что бы с ней стало теперь? Дом малютки, потом детский дом. Сиротство, и никаких надежд на то, что найдутся какие-то родственники. У Ирины никого не было. У тебя никого нет.

— У Ирины осталась троюродная сестра.

— И что? Она не готова была ее удочерять. Сама тебе призналась.

— Призналась. Но помогает же мне! Не знаю, что бы делал без нее. Все на ней.

— Да, да, она помогает, но за деньги, Егор! Ты нанял ее, как квалифицированную няньку. Платишь хорошо. Вот она и помогает. А за просто так вряд ли бы она стала взваливать на себя такую ответственность. Так что Машка твоя все же счастливая. В один день потерять и мать, и отца — это было бы слишком.

— Расскажи Ивану Семеновичу Шнырову. А также Ольге Витальевне Авдеевой и старикам Власовым. Сколько их еще осталось — непримиримых, уверенных в моей виновности?

— Пожалуй, и все, — почесал в макушке капитан. — Всех остальных мне удалось убедить, ознакомив с предварительным заключением комиссии. А эти стоят намертво: ты террорист.

— Твою мать, а! — печально фыркнул Егор. — Я мать своего ребенка в тот день потерял. Это как? Как ими воспринимается?

— Им уже известно, Егор, что ты не жил с ней.

— Да ладно! — Он резко сел ровно и недоуменно заморгал. — Что значит: известно?

— И не только это. Они много чего о тебе накопали. И об Ирине тоже. Чую, досье на тебя собрано приличное.

— Вот как? — Егор поднялся и заходил по кабинету, специально выделенному Артамошину для общения с пострадавшими. — И что конкретно ты чуешь?

Он встал лицом к окну, уставился на клумбу, заливаемую дождем, и с грустью подумал, что Машка снова сегодня пропустит прогулку. И надо было, все же надо было соглашаться на аренду загородного дачного дома! Вика настаивала. Утверждала, что им с девочкой там будет лучше. Всегда на свежем воздухе, даже в дождь, поскольку дом был с большой верандой. Соседи держали живность, и еда была бы экологически чистой, а ребенку, и так искусственно выкормленному, это как раз кстати.

Он обещал подумать и все оттягивал решение. Риелтор звонил Вике уже несколько раз, просил ускориться с решением. Она умоляла пока не сдавать дом другим желающим.

Может, и стоило арендовать его? И не так далеко от города. Он мог бы каждый вечер ездить к ним ночевать. Да, на дорогу уйдет времени в разы больше. Но Машке загородная жизнь только на пользу.

— Я чую, эта оппозиция отыскала информацию о том давнем деле с погибшим подростком.

— И что? — Егор почувствовал, как кровь отхлынула от лица, — это воспоминание всегда было болезненным. — Было долгое разбирательство, суд, в конце концов. Меня признали невиновным, восстановили в должности. Что с того, если они это подняли?

— А то, что она теперь не одна. У нее будет целая толпа единомышленников.

— Соучастников, сказал бы я, — жестко перебил его Егор. — Она очень долго вела на меня охоту. Забыл? Я мог бы засадить ее за целый ряд покушений на меня.

— Ты ее простил, — напомнил Артамошин.

— Пять раз! — фыркнул Егор. — Я простил ей пять эпизодов. А мог бы…

— Но не стал же. — Артамошин пожал плечами. — Ты ее простил. А она тебя — нет. Возможно… И теперь они ее найдут. И она — сто процентов — будет с ними в сговоре. Теперь ей станет проще тебе отомстить. Пусть даже их руками. Она ведь знает о тебе все, все, все! Все твои привычки и маршруты. Они ведь не поменялись за пять лет, нет?

Егор промолчал. Как он мог поменять маршрут, если он всегда был одним: дом, работа, дом, работа. Ну, еще по пути в ближайший супермаркет за продуктами. Теперь вот еще аптека прибавилась, потому что появилась Машка. Где он должен был тогда петлять? Ездить в окружную, простаивая в многокилометровых пробках? В угоду непримиримой мстительнице, свихнувшейся после смерти брата?

— Я не был виноват в том, что она плохо присматривала за мальчишкой. В том, что он отстреливался из автомата по полицейским.

— Ты же знаешь, что он не стрелял, — укорил его Артамошин.

— Автомат был в его руках, — возразил Егор. — И все, кто был рядом со мной, это видели.

— Но он не стрелял. У него даже не было патронов. За него стрелял кто-то еще. Тот, кому удалось скрыться с места преступления. Ты действовал по инструкции, да. И я бы поступил так же. Но…

— Что «но»? — он повернулся к Артамошину.

— Ей было плевать тогда на все наши уставы и правила. Она потеряла единственного родного человека. И не простила. Теперь у меня болит душа за тебя, дружище! Их стало слишком много. Слишком. — Артамошин мрачно глянул. — Тех, кто жаждет твоей крови.