Изменница поневоле

Галина Романова, 2017

Что делать, когда главным подозреваемым в страшном преступлении оказывается мужчина, которого ты любишь? У него все те же нежные глаза и самые сильные на свете руки, но как позволить им обнять себя, когда знаешь, что эти руки сжимали нож или пистолет? Маше недаром кажется, что она в ловушке: ей остается или оговорить себя, или дать показания на любимого, вину которого даже честный следователь вряд ли сумеет доказать. Разве что большая фальшь, поселившаяся в ее жизни, разобьется о могучую, как скала, любовь и отступит перед напором правды… Сложно было представить, что авантюрная идея изложить на бумаге придуманную криминальную историю внезапно перерастет во что-то серьезное и станет смыслом жизни. Именно с этого начался творческий путь российской писательницы Галины Романовой. И сейчас она по праву считается подлинным знатоком чувств и отношений. В детективных мелодрамах Галины Романовой переплетаются пламенная любовь и жестокое преступление. Всё, как в жизни! Нежные чувства проверяются настоящими испытаниями, где награда – сама жизнь. Каждая история по-своему уникальна и не кажется вымыслом! И все они объединены общей темой: настоящая любовь всегда побеждает, а за преступлением непременно следует наказание. Суммарный тираж книг Галины Романовой превысил 3 миллиона экземпляров!

Глава 6

Он освободил Михаила от бумаг на неделю, заставил произвести поквартирный обход. А это ни много ни мало целых семь домов.

— По одному на день, Миха. — Назаров скупо улыбнулся. — Можешь за компанию Карину с собой взять. Будет веселее.

— Она работает, — ворчливо отозвался напарник.

Ему страсть как не хотелось делать этот обход. Оба понимали, что это иголка в стоге сена. Девушка могла оставить машину своего руководителя за пару кварталов от того места, где вела наблюдение. Но выбирать не приходилось, надо с чего-то начинать. Тем более что тело девушки было пару дней назад найдено в лесополосе неподалеку от того места, где обнаружилась машина Глебова. Жених опознал тело, безутешно проплакав потом минут двадцать в их кабинете. Они даже показания у него толком взять не смогли, так он был расстроен.

Самое мерзкое знаете что было? Это когда он встал со стула, пошатываясь, пошел к выходу и уже у самой двери нечаянно обронил:

— Как же я теперь один за квартиру платить буду?

Назаров до того опешил, что даже не нашелся, что ответить. Только ближе к вечеру, глянув на сосредоточившегося над бумагами Михаила, буркнул:

— Он ее не убивал, брат.

— Почему ты так думаешь? — Напарник сразу понял, о чем он.

— Мелкий, жалкий. — Максим пожал плечами. — И расчетливый.

— И?

— Такие все взвесят, прежде чем вонзать нож в сердце своей девушке. Нет, это не он. И удар, по оценке экспертов, был нанесен профессионально. А этот что? Разве он бы так смог? В лучшем случае табуретку ей об голову разбил бы. И то если бы сил хватило. А так скорее задушил бы. Нет, это не он.

— А кто? — Миша почесал переносицу, грустно глянул. — В кругу подозреваемых он и главный редактор. Но последний скорее себя бы жизни лишил, чем ее обидел. Макс, ты же понимаешь, что это висяк?

Назаров промолчал. Конечно, он понимал. Никаких следов, вот никаких. Журналистка Настя так шифровалась, так отчаянно соблюдала конспирацию, что о ее расследовании не знал никто. И бумаги все пропали. И машину главред уже вычистил на мойке. Какие тут следы?

— Вот если бы кто хоть намекнул, над чем она работала, тогда надежда бы была.

— То есть? — Мишка снова тронул переносицу указательным пальцем.

— Тогда можно было бы определиться с подозреваемыми. Первая группа — те, под кого она копала. Вторая — ее безутешный жених.

— А он-то каким боком?

— Мог завладеть ее бумагами, чтобы самому прославиться. Настя утверждала, что это будет бомба, когда забирала машину главного. Что это могло быть? Что она раскопала? На что наткнулась? А теперь ее жених, выждав какое-то время, запускает этот материал в печать. Нам бы знать, что это, — проговорил Максим, рассеянно разглядывая напарника. И вдруг напрягся: — А знаешь, он ведь мог знать!

— Думаешь?

— Да. И скандал мог из-за этого у них произойти. Он же ревновал ее к успеху. И авторский псевдоним не мог ей простить. А стоило Насте исчезнуть, прибежал к шефу с просьбой отдать псевдоним ему. Это как, нормально?

— Ненормально, — согласился Мишка.

Тут же доброе сердце его заныло, стоило представить, что он так подло поступает со своей милой Кариной. Макс вот ее недолюбливает, а она же…

Она такая славная! Такая добрая и порядочная. А когда она спит, рассыпав по подушке длинные волосы, у нее лицо, как у ребеночка — беззащитное и доверчивое.

— Во-оот, — протянул задумчиво Максим, не догадываясь о трепетной маете напарника. — Он мог знать. Помогать и влезать в ее дела он не стал, потому что боялся. Он же трус. Может быть, из-за этого и поскандалил с ней, что боялся за свою шкуру. Но не знать он не мог, Мишка! Она папку домой приносила? Приносила! Не в подъезде же она ее хранила, в самом деле. Она ездила на машине своего жениха, когда он разрешал, и возила папку с собой. Но когда она выходила из машины и шла домой, она и документы брала с собой. Так?

— Возможно, — осторожно согласился Мишаня.

— Не возможно, а так и есть. Главный сказал, что она с ней не расставалась. Значит, каждый день приносила ее домой. А дома… Дома папка лежала, к примеру, на столе каком-нибудь. В душ с собой она ее опять же не тащила. И знаешь…

— Что?

— Я ни за что не поверю, что такой тип, как Светлов, яростно завидовавший ее успеху, ее таланту, не заглянул хотя бы раз в ее документы. Не поверю, Мишаня, не уговаривай!

— И не собирался, — буркнул напарник, подосадовав на себя.

Он снова не догадался раньше Максима, а ведь это так очевидно. Светлов, конечно, должен был быть в курсе. Даже при условии, что Настя ничего не рассказывала. Даже если не показывала ему свои бумаги. Ничто не помешало бы ему влезть в них без ее ведома. Когда, как предполагает Максим, девушка была в душе.

— Итак, первое: надо трясти Светлова. Он мог знать и наверняка знал, над чем она работала. Его я беру на себя. А ты, как и было сказано, работай с людьми. Кто-то ее видел там, не мог не видеть. Даю неделю. О результатах докладывай каждый день.

— Может, еще каждый час? — огрызнулся Мишаня.

Он не любил поквартирные обходы. Не умел расположить к себе людей. При виде его они с чего-то сразу замыкались, принимались мямлить, отнекиваться. А он вовсе не давил на них своим авторитетом — пристально смотрел в глаза, говорил скупо, вежливо. Так Карина рекомендовала.

— Не надо скоморошничать, Миша. Ты на службе. И заискивать и улыбаться не обязан. Потому что люди должны помогать следствию. Иначе они помогают преступнику, — наставляла она его. — Ты не Назаров! Тому все игра.

Он ее слушал, следовал советам, и у него мало что получалось. Не шел народ с ним на контакт. Мишаня пытался улыбаться и шутить — выходило еще хуже.

Потому и не хотелось ему обходить квартиры и приставать к людям с вопросами.

А не видели ли они вот эту девушку, запечатленную на фотографии, десятью днями ранее? Если видели, то что могут сообщить? Как, в каком смысле? Что она делала, с кем говорила? Что-то же она делала в тот момент, когда вы ее видели, черт побери! Садилась в машину? Вылезала из машины? Болтала по телефону? Улыбалась, хмурилась, в конце концов?

В пяти домах из семи все пошло по заученному сценарию. Никто ничего не видел и знать не желал. Его настойчивость принимали за агрессию и пару раз даже пригрозили служебными проверками на соответствие.

— О как, — хмыкнул Назаров, когда Мишаня ему пожаловался в трубку. — Может, ты излишне давишь на них, а, напарник?

— Не давлю, — буркнул он. Хотя пару раз было, точно было.

— Чего же тогда народ с тобой говорить не желает?

— А Светлов с тобой прямо разговорился? — огрызнулся Миша. — Так все и выложил и даже папку с документами показал, которую он из машины выкрал?

— Не разговорился и ничего не показал, — признался Назаров после паузы. — Но она у него, Мишка. Точно у него. И не признался он мне, конечно, ни в чем. И утверждает, что они никогда не лезли в дела друг друга. В служебные дела, имею в виду. Но…

— Что?

— Но главный-то утверждает обратное. Он уверен, что самые удачные статьи писала за Светлова Настя. И что теперь, когда ее не стало, талант Светлова изрядно померк. И ему уже дважды завернули материалы на доработку. Вот так-то! — И Максим поспешил перевести разговор на другое: — И что, прямо никто и ничего?

— Именно так.

— Два дома осталось?

— Угу.

— Давай, удачи. Если что будет, звони.

Мишка не позвонил. Он лично явился к концу третьего рабочего дня. Зашел в кабинет с загадочным таким выражением лица. Губы плотно сжаты, будто боится выболтать раньше времени главный секрет. На Назарова не смотрит. Сел за свой стол, вдохнул, выдохнул. Глянул-таки на Максима и, зажмурившись, мотнул головой.

— Макс, это такое…

Назаров насторожился. Мишка зря театральничать не станет. Что-то, видимо, нащупал.

— Щас по башке дам, — пригрозил он и запустил в его сторону бумажный самолетик. — Видел ее кто-нибудь?

— Да! Отиралась наша журналисточка у дома. — Миша по памяти назвал адрес. — Неделю шмыгала туда-сюда. Задавала странные вопросы. Посещала местный ЖЭК.

— О как! С целью?

— Якобы интересовалась некоторыми жильцами: когда заселились, сколько человек прописано на их жилплощади. Мотивировала подготовкой статьи о нерадивых жильцах, проживающих без регистрации и прописки и льющих воду без счетчиков. Называла с десяток фамилий. Но, думаю, это для отвода глаз. Интересовала ее лишь одна персона. Но это, опять же по моему мнению, поскольку другие персонажи служили ширмой. Ширмой для ее интереса.

Это он сейчас Карину процитировал точно, подумал Назаров. Вздохнул, выдохнул, хотел поддеть, но промолчал. Простил.

— И что за персона?

— Некая Мария Ильинична Степанова.

— Кто такая? Чем занимается? С чего это она привлекла внимание? На ее жилплощади гастарбайтеры живут? — и Назаров ядовито оскалился.

— Нет, не живут в ее квартире гастарбайтеры. — Миша сразу обиделся. — Одна она живет. И с виду вполне благополучная. Тридцать лет, финансовый директор строительной компании. Название тебе ни о чем не скажет, но вроде репутация у компании не скандальная.

— Так чего ты?

— А она перепугалась, Макс! — выпалил с чувством Мишка Борцов и отчаянно заморгал.

— Чего перепугалась, не понял? — Назаров уставился на напарника. — Попробую угадать?

— Пробуй! — заносчиво выпалил тот и скрестил руки на груди.

— Ты, совершая поквартирный обход, зашел к ней. Показал ей фотографию погибшей Глебовой. И она что — побледнела? Упала в обморок? Принялась заикаться?

— Блин, с тобой просто неинтересно, Макс! — Мишка уронил обе руки вдоль тела, глянул с обидой. — Как догадался?

— Это элементарно, — улыбнулся Максим и провел ладонью перед лицом, будто разгонял сгустившийся воздух. — Но сейчас не об этом. Так как она себя проявила?

— А она…

Миша Борцов снова вспомнил, как сегодня утром, в начале восьмого, позвонил в квартиру на третьем этаже. Сначала ничего. Потом звук открываемого замка, едва слышный лязг тонкой металлической цепочки. Дверь открылась сантиметров на пятнадцать.

— Что вам нужно?

На него смотрела девушка. Строго смотрела, неодобрительно. Видимо, он выдернул ее из душа. На голове тюрбан из полотенца, кутается в банный халат.

— Мне необходимо задавать вам пару вопросов. — Миша вежливо улыбнулся, показал ей удостоверение и добавил, вопреки советам Карины, неумелую шутку. — Извините, что так рано. Приходится ловить вас, пока вы еще не сбежали.

— Меня не надо ловить! — возмутилась девица, не торопясь открывать дверь. — И сбегать я не собираюсь! С какой стати?

— Я не это имел в виду! — забеспокоился сразу Миша. Снова он попал. — Я имел в виду, что вы на работу уедете, и я вас не застану.

— Так и называйте вещи своими именами! — нелюбезно и даже гневно дала отпор Мария Степанова.

Он уже знал, что это именно она Мария Ильинична Степанова, потому что ходил со списком, любезно предоставленным ему паспортисткой ЖЭКа. Та даже о разрешении и санкциях не спросила. Рада-радешенька, что не к ней, не по ее душу. Вложила ему в руки списки жильцов дома, о котором расспрашивала Настю Глебову, и с легким сердцем отпустила на все четыре стороны.

— Так мы можем поговорить? — Михаил нахмурился. Ему расхотелось улыбаться и шутить с сердитой жиличкой. — Или вы к нам по повестке придете?

— Щас, — буркнула она, прежде чем закрыть перед его носом дверь. — Ждите.

Открыла минут через пятнадцать. Миша ждать устал, не представляя, что можно так долго делать. Одеться — пару минут, полотенце с головы скинуть — еще полминуты. У него Карина за такое время успевала не только собраться, но и завтрак им двоим приготовить.

— Входите, — позволила, наконец, девушка, распахивая дверь.

Он вошел. Огляделся. Прошел за ней следом в кухню. Везде красиво, нарядно, дорого. И девушка была такой же — красивой, нарядной, дорогой. Длинные ноги, узкая талия, развитая грудь.

Так Карина всегда говорила о женской груди больше третьего размера. Именно развитая, не большая.

Волосы, еще влажные после душа, слегка завивались на кончиках и у висков. И Мишке, стыдно признаться, отчаянно захотелось дотронуться до ее влажных волос. Интересно, они такие же мягкие и воздушные, какими кажутся? Устыдился и тут же нарочно отвлек себя, думая, что кажущееся простым платье бирюзового цвета, которое на ней надето, наверняка очень дорогое. Оно облегало ее, как вторая кожа. Ни единой лишней складки или залома. Сидит безупречно. Длина ровно до колена. Узкие бежевого цвета туфли на тонких каблуках. Бежевый плащ на спинке обеденного стула. На столе сумка, тоже бежевая с коричневыми застежками.

Сколько она зарабатывает, что может позволить себе так одеваться? Все, в чем и с чем она собиралась выйти сейчас из дома, по самым скромным его подсчетам, тянуло тысяч на сто с лишним. Откуда такие деньги?

И он совершенно непредвзято записал это ей в минус.

— Ты даешь, брат! — перебил его в этом месте Назаров. — По-твоему, раз женщина красивая и красиво одевается, она заведомо готова совершить преступление?

— Нет, конечно, но…

Он смутился, вспомнив, как обиделся тогда сразу за свою Карину, которая не может себе позволить приличный купальник к лету. Как она, бедная, болезненно морщилась и называла всех продавцов сволочами за ценники на купальниках в триста долларов.

— Но что? — Назаров послал в его сторону еще один бумажный самолетик. — Не вызывают у тебя доверия красивые женщины в дорогих одеждах, так?

— Не то чтобы, но… — Мишка порылся в памяти, подбирая подходящий тезис, и выдал: — Но есть в них какая-то тайна, Макс.

— Тайна или загадка?

— Нет, именно тайна! И знаешь, я думаю, что мы не ошибемся, если возьмем под подозрение эту Степанову.

— Не понял.

— Думаю, она причастна к исчезновению Глебовой. Она так побледнела, Макс, когда я показал ей ее фото! И даже вот так за горло схватилась.

Мишка обхватил мощными пальцами свое крепкое горло и постарался сделать несчастное испуганное лицо.

— Угу, — кивнул Назаров. — А она побледнела до твоих слов или после?

— Ты на что намекаешь?

Борцов снова отчаянно заморгал. Когда он чего-то не схватывал на лету, его ресницы метались как сумасшедшие. Карина при Назарове не раз утверждала, что подобное напряжение лицевых мышц позитивно сказывается на Мишкиной мозговой активности.

Дура.

— Чего ты не понял? Мария Ильинична Степанова побледнела, просто взглянув на фотографию? Или взглянула на нее после твоих слов и побледнела?

— Это что-то меняет? — Мишка злобно фыркнул. — Хочешь сказать, что ее так пугает судьба каждого несчастного, что она постоянно белеет до синевы, потом оседает на стульчик, не замечая, что мнет попой дорогой плащ и прикрывает лицо руками, вот так?

Большущие растопыренные пальцы легли на пухлые Мишкины щеки.

— Она же едва не расплакалась, Макс! Никто из жильцов так не реагировал. Никто, только она!

— И как объяснила свое поведение?

— А никак. Просто, говорит, перепугалась за бедную девушку, потому что наверняка с ней что-то стряслось, раз я у Степановой в гостях.

— Умная девочка, — неожиданно похвалил Назаров. — И что было дальше?

— А дальше ничего. Она взглянула на часы. Забормотала, что спешит, начала теснить меня к выходу. Да, говорит, слышала что-то о машине, которую увозил эвакуатор. О девушке, которая ходила по квартирам и задавала вопросы. Слышать слышала, а видеть — нет. К ней Настя Глебова не заходила. Будто бы.

— Вот так-то, Миха, — развел руками Назаров. — Снова тупик. А кто те остальные, которыми интересовалась в ЖЭКе погибшая Глебова? Что о них можешь сказать?

— Да погоди ты, Макс, с остальными. Погоди!

Борцов выбрался из-за стола и медвежьей походкой заходил по кабинету. Говорил долго, сумбурно, без конца взмахивал руками, когда Назаров пытался возразить. Минут через пятнадцать встал перед ним с вытянутой рукой и принялся загибать пальцы.

— Итак, подведем итоги. Первое: Степанова неадекватно отреагировала на фотографию, из чего я делаю вывод, что она знала убитую.

— Или просто видела. — Назаров тоже палец загнул.

— Второе: Степанова, со слов Матрены Митрохиной, проживающей в соседнем подъезде, ведет скрытную жизнь.

— Или просто необщительна. — Второй палец на левой руке Назарова загнулся.

— Третье: к ней ездит, не часто, но ездит любовник. — Борцов выразительно приглушил голос.

— Это не запрещено законом, — лукаво улыбнулся Назаров.

— Но он прячется!

— Значит, есть причины. Может, он женатый человек, Миха! Степанова свободна, а он нет. Логично. Никакой загадки.

И вот тут Борцов, гад, все-таки сумел его добить.

— Он не просто женатый человек, Макс. Он к тому же занимает очень высокий пост в нашей структуре.

И Мишка назвал фамилию.

— Да ладно! — ахнул Назаров. — Это кто? Снова пенсионерка из соседнего подъезда?

— Ага. — Он мотнул тяжелой башкой. — Пару раз видела, как гражданин крадется по двору. И проследила. Проводила до машины, как полагается, номер записала. И забыла на какое-то время. Пока я ее не спросил о странностях, которые могли происходить в их дворе. Она мне номерок и представила. А я его наизусть знаю. Да и ты тоже.

Конец ознакомительного фрагмента.