Изменница поневоле

Галина Романова, 2017

Что делать, когда главным подозреваемым в страшном преступлении оказывается мужчина, которого ты любишь? У него все те же нежные глаза и самые сильные на свете руки, но как позволить им обнять себя, когда знаешь, что эти руки сжимали нож или пистолет? Маше недаром кажется, что она в ловушке: ей остается или оговорить себя, или дать показания на любимого, вину которого даже честный следователь вряд ли сумеет доказать. Разве что большая фальшь, поселившаяся в ее жизни, разобьется о могучую, как скала, любовь и отступит перед напором правды… Сложно было представить, что авантюрная идея изложить на бумаге придуманную криминальную историю внезапно перерастет во что-то серьезное и станет смыслом жизни. Именно с этого начался творческий путь российской писательницы Галины Романовой. И сейчас она по праву считается подлинным знатоком чувств и отношений. В детективных мелодрамах Галины Романовой переплетаются пламенная любовь и жестокое преступление. Всё, как в жизни! Нежные чувства проверяются настоящими испытаниями, где награда – сама жизнь. Каждая история по-своему уникальна и не кажется вымыслом! И все они объединены общей темой: настоящая любовь всегда побеждает, а за преступлением непременно следует наказание. Суммарный тираж книг Галины Романовой превысил 3 миллиона экземпляров!

Глава 2

Из дежурки позвонили не вовремя. Второй бумажный лайнер был запущен неверно и пролетел мимо мусорной корзины в углу. Первый долетел и приземлился ровно по центру корзины, а второй не долетел. Всему виной был звонок. Он прозвучал слишком резко, слишком не кстати. Рука дернулась, бумажный самолет потерпел крушение на подлете.

— Так вот у нас всегда случается, Миха, — проворчал Максим. — Непременно возникнет какой-нибудь фактор и…

И покосился на соседа. Михаил Борцов, его двадцативосьмилетний напарник, сосредоточенно работал и на его баловство не обращал никакого внимания. На звонок из дежурной части не отреагировал тоже. Или придуривался, или правда занят был. Максим нехотя снял трубку. Минуту слушал, потом вздохнул:

— Пусть заходит твой журналист.

— Что, интервью будут брать? — оживился сразу Миша и мечтательно улыбнулся. — Карине непременно расскажу! Ей будет приятно, она гордиться мной станет.

— Не-а, не расскажешь, — хмыкнул Максим и недовольно поморщился.

Карину он терпеть не мог. Слишком правильная, слишком требовательная, слишком прямолинейная. Постоянно цеплялась к нему, пыталась учить жизни, грозилась испортить их с Мишкой дружбу. Дура очкастая!

— Почему это не расскажу? — надулся Мишка и подозрительно покосился в его сторону. — Это тебе рассказать некому. И гордиться тобой некому. А у меня есть Кариночка. И ей…

— Не расскажешь, потому что никакого интервью не будет, — перебил Максим. Слушать о Карине он не желал. — Журналист с каким-то заявлением явился.

— С жалобой?

— Узнаем.

И, подперев подбородок кулаком, Максим уставился на дверь кабинета, которую через минуту должен был распахнуть журналист какого-то издания.

Вошел. И сразу Максиму не понравился. Журналист, если он настоящий, не должен был так выглядеть. Настоящий журналист должен гореть на работе. Ему некогда утюжить стрелки на брюках, а этот утюжил. Некогда вязать такие хитроумные узлы на галстуках, а этот вязал. И в руках у него непременно должна была быть какая-нибудь нелепая громоздкая сумка, в которую должно было вмещаться все — от фотоаппарата и камеры до термоса с горячим бульоном и пакета горячих пирожков, которыми тут же пропах бы их кабинет.

Ничего этого не было. Ни пирожков, ни термоса, ни камеры — ничего. Руки парня были пустыми. И не пахло от него едой, которую он вынужден был жевать на ходу. От парня приятно пахло хорошим парфюмом. Одет тщательно, с иголочки. И выглядел он как киногерой, а не как журналист провинциального издания.

«Чертов мажор», — тут же подумал Максим и кивнул парню на стул. Чего такой в журналисты поперся? Сидел бы где-нибудь в кредитном отделе — с такими-то стрелками на брюках и узлом на галстуке.

— Слушаем вас, — сухим неприветливым голосом произнес Назаров и плотно сжал губы.

Мишка тут же осуждающе засопел. Вот Карине его было бы сейчас раздолье. Тотчас бы заверещала: «Человек с бедой пришел, а он его как врага встречает. Где вежливость? Элементарная хотя бы вежливость! Поздороваться забыл!»

— Здравствуйте, — исправил его ошибку журналист и прошел к стулу. И сразу уставился на Максима: — Вы Максим Сергеевич?

Он кивнул, не разжимая губ. Много чести для такого пижона.

— Мне рекомендовали вас как опытного сотрудника и великолепного сыщика. Поэтому я к вам, — нервно дернул шеей парень.

«Может, с узлом галстука перестарался», — подумал лениво Назаров, не отреагировав на лесть. Про себя, однако, злорадно хихикнул. Карина бы теперь позеленела, обидевшись за Мишку.

— Мне сказали, что у вас высокий уровень раскрываемости и…

— Давайте к делу, — перебил его Максим недовольно и шлепнул ладонью по груде бумаг на столе. — Не станем красть друг у друга время, приседая в реверансах. Итак, кто вы? Представьтесь. — И тут же, скрипнув зубами, отогнал навязчивый образ очкастой Карины и нехотя добавил: — Пожалуйста.

Журналист закивал и затараторил.

— Иван. Иван Светлов. Иван Иванович Светлов. Мне тридцать лет. В вашем городе совсем недавно. Переехали всего полгода назад. Устроились в газету, — Светлов назвал неизвестное Максиму издание. — Проживаем на съемной квартире недалеко от редакции.

— Послушайте, гражданин Светлов. — Назарову сделалось смешно. — Вы что же, себя на «вы» именуете? «Переехали», «устроились», «проживаем». Мы-с!

— Нет, что вы, Максим Сергеевич. — Светлов коротко улыбнулся, аккуратно вытер вспотевший лоб ладонью. — Ценю в людях чувство юмора, знаете… Я имел в виду себя и мою девушку. Настю Глебову.

— Ах, простите.

Назаров приложил ладонь к груди. Мишаня, сидевший напротив, позеленел от злости. Он не завистлив был, нет. Просто образ Карины, наверное, и у него плясал перед глазами. Осуждающий образ, клеймящий. Назарову, идиоту, все в зачет шло. Даже его бесконечные клоунады.

— Ничего-ничего, — улыбка Светлова сделалась почти мученической. — Я, собственно, из-за Насти здесь.

— С жалобой? — решил встрять Мишаня и сострил: — Гонорар не поделили?

— При чем здесь гонорар? — взвился сразу Иван Светлов.

Даже зад приподнял со стула. И глянул на Мишаню как на врага.

Ясно. Шутка не прошла.

— Так что с вашей девушкой?

И Назаров выразительно глянул на настенные часы, висевшие над головой Мишки.

— Да-да, Настя, — спохватился Светлов. Симпатичное холеное лицо сильно побледнело. — Понимаете…

— Что?

Назаров напрягся. Что-то в лице парня ему не нравилось. Болезненное напряжение. Отсутствие решимости. Страх. Все это он прочел в карих бегающих глазах и подергивающихся губах.

Интересно, интересно.

— Она пропала! — выдавил Светлов и едва не задохнулся от ужаса.

Его рот еще какое-то время беззвучно открывался и закрывался. Как у налима.

— Понятно, — проговорил Максим, откинулся на спинку стула, сунул руки в карманы штанов и глянул с прищуром на журналиста Светлова. — А чего к нам? Оставили бы заявление в дежурной части.

— Я настаивал, чтобы к вам. — Его губы собрались в трубочку, и какое-то время Светлов гневно выдувал воздух.

Дул и молчал.

— Кстати, сколько времени прошло с момента ее исчезновения? — решил поважничать Мишаня. — Вы знаете, что заявления об исчезновении взрослых людей мы принимаем…

— Да знаю я! — отмахнулся от него, как от мухи, Светлов. Даже головы не повернул в его сторону.

— Так сколько времени прошло с момента ее исчезновения? — поддержал коллегу Назаров.

Ему сделалось вдруг скучно. Сбежала девушка, эка невидаль. Да, дорогой товарищ, и от таких лощеных симпатяг сбегают. А ты думал, что из-за стрелок на брючках и затейливого галстучного узла она станет терпеть твои художества?

Кстати, о художествах.

— Как давно ее нет на вашей съемной квартире? — переиначил он вопрос.

— Неделю! Неделя, как она исчезла! — снова задохнулся трагическим шепотом Светлов.

«Сбежала», — мысленно поправил его Назаров.

— Где она может быть, по-вашему?

И сам себе ответил: да где угодно. У любовника, у подруги, у родителей. И в любом из этих мест она могла попросить ничего не говорить о себе Светлову.

Максиму сделалось еще скучнее, чуть не зевнул за столом. И Светлова ему не было жаль, вот нисколько. Чувствовалась в этом парне какая-то гнильца. Убей, чувствовалась.

— Я не знаю! — неожиданно Светлов всхлипнул.

Прижал к глазам большой и указательный пальцы правой руки. Вышло до противного театрально.

То, что переживает, а Светлов переживал, Максим такие вещи чуял за версту, — это плюс. А то, что выделывается сейчас перед ними, — минус. Пока в зачет журналисту ничего не пошло.

— Вы ее искали? — спросил он у Светлова, продолжающего тыкать пальцами себе в глаза.

— Да.

— Где искали?

— Везде! Обзвонил всех ее знакомых, друзей. Съездил даже! Ее никто не видел и не слышал неделю, — затараторил он, уронив руку на бедро и уставившись на Максима несчастными глазами.

Переживает. Тоже плюс.

— Родители?

— У нее нет родителей. Мы с ней воспитывались у родственников. Наши родители дружили и вместе угорели в бане, давно уже, — нехотя признался Светлов. — Но я и родственникам звонил. Она не появлялась там и не звонила им уже больше месяца.

Искал. Это тоже плюс.

— Понимаете, она и на работу не является! А это для нее… — Светлов развел руками, замотал головой. — Мы с ней так долго искали эту работу.

— Что, хорошая газета? — усомнился Назаров. Название ему ровным счетом ничего не говорило.

— Да так себе, — недовольно поморщился Светлов. — Но хоть что-то, понимаете, для таких, как мы. С чего-то надо начинать. Зарплата, конечно, не айс, еле сводили концы с концами. На жилье и питание скромно хватало, одежду давно не покупали.

«Сам-то какой нарядный», — неприязненно поморщился Назаров. А вслух произнес:

— Может, она сбежала к кому-то более удачливому, обеспеченному, устав от нищенского существования?

— Да вы что! — дернулся журналист Светлов всем телом, и крылья его аккуратного носа затрепетали. — Настя, она… Она не такая! Она порядочная. Правильная, умная!

— Да вы не расстраивайтесь так, товарищ, — сочувственно встрял Мишаня.

Ясно, узрел знакомые черты Карины в описании девицы. «Слюнтяй», — хмыкнул беззлобно Назаров.

— Мы сделаем все возможное, чтобы найти ее. Нам нужно точное описание, лучше фотография.

— Повремените, коллега, — мягко осадил рассопливившегося Мишаню Назаров. — Скажите, гражданин Светлов, почему она ушла из дома неделю назад?

— В смысле?

Плечи журналиста будто одеревенели. Взгляд на мгновение застыл и вдруг поплыл. Ага, вот оно.

— Неделю назад, если не ошибаюсь, вся страна отмечала Первомай. Отдыхала. Вы же не работали, правда? Вряд ли редакция со скудным бюджетом способна оплачивать своим сотрудникам работу в выходные и праздничные дни. Вы не работали неделю назад?

— Нет.

Одеревеневшие плечи журналиста вдруг со странным хрустом поникли, будто превратились в картонные.

— Вот. Вы были дома, отдыхали. И вдруг она вас оставила. С какой такой стати? Вы что, поругались? Подрались? Вы ее обидели, ударили, а? Отвечайте! — рявкнул Назаров так, что Мишаня на стуле обеспокоенно заерзал. — Вы били ее?

— Нет, я бы никогда не посмел. Ей и так в детстве доставалось от родителей. Разве я мог? — заныл Светлов. — Но вы правы, мы поскандалили, Настя рассердилась и ушла. Я крикнул ей вслед: «Куда?»

— А она что ответила?

— Сказала, что не мое дело. И чтобы я ее не искал. Я и не искал в выходные. А когда она не вышла на работу, не взяла расчет и не написала никакого заявления, тут уж…

Назаров закатил глаза, зевнул.

Все старо, как мир.

И не надо выдумывать, господа, что мир наш катится в пропасть. Он веками туда катится, как свидетельствуют историки, только все что-то остается на своих местах.

Все в нем, в этом давно и безуспешно летящем в бездну мире, поделено на богатых и бедных. Богатые презирают бедных. Бедные платят им ненавистью. Иногда убивают. И квалифицирует такие преступления Назаров как убийства, совершенные на почве неприязни либо из корыстных побуждений.

Бедные и богатые имеют обыкновение влюбляться и по этой причине тоже время от времени убивают. Такие преступления Назаров квалифицирует как убийства, совершенные из ревности. Можно, конечно, и неразделенную любовь сюда приплести, но это в сухом остатке приведет к той же формулировке: ревность.

Секс и деньги. Деньги и секс.

Все зло в мире вот уже какое столетие крутится вокруг этого.

— Сколько ее не было до вашего выхода на работу? Только точно.

— Три дня, — промямлил Светлов и принялся раскачиваться на стуле взад-вперед. — Я места себе не нахожу. Обзвонил все больницы, все морги, все отделения полиции. Никого похожего!

Что переживает — это, конечно, плюс. Но что поскандалил с ней, а это наверняка слышали соседи и могут подтвердить, — огромный минус.

По статистике девяносто процентов убийц в подобных случаях — близкие люди. Три дня не шевелился, не искал. Тело прятал? Следы заметал? Запросто. Потом накатило раскаяние, страх изжевал душу, коллеги вопросы стали задавать. Вот и явился в полицию, решив, что таким образом снимет с себя подозрение.

— О чем вы спорили, гражданин Светлов?

— Бытовые проблемы, — вздохнул тот протяжно. — Началось все с мелочи какой-то. Кажется, я не вымыл чашку.

Врет. Врет и не моргает. Придумывает на ходу. Не ждал таких вопросов.

— А дальше?

— Потом пошло-поехало. Взаимные упреки. Обиды старые вспомнились. Вы же знаете, как это бывает. — Он с надеждой посмотрел сначала на Назарова, потом на Мишу.

Назаров положил на стол руки ладонями вниз, посмотрел на безымянный палец правой руки. Там не было обручального кольца. Нет, он его не забыл в ванной на полочке, не снял умышленно. Такого кольца там никогда не было.

— Нет, не знаю, — ответил он, выждав паузу. — Я не женат. И с девушкой не вел совместное хозяйство. Поэтому не знаю и даже не догадываюсь, как можно серьезно поскандалить из-за невымытой чашки. Настолько серьезно, что девушка ушла от вас и неделю не дает о себе знать.

— Вы мне не верите? — ужаснулся Светлов.

Назаров промолчал, но глянул на журналиста так, что тот отпрянул.

— Вы считаете меня виновным в ее исчезновении? — ахнул он с благоговейным ужасом. — Как же вам… Как же вам не стыдно! Не придешь в полицию — плохо! Придешь — еще хуже! Лучше бы я частного детектива нанял, как советовали!

— Что же не наняли? — спросил Назаров, когда Светлов заткнулся, выдохнувшись.

— Денег нет. Там такие расценки. — Он жалко улыбнулся. — А у нас с Настей даже накоплений никаких не было. Скажите, вы поможете мне найти ее? Я не могу… Одна мысль, что она попала в беду из-за меня, с ума меня сводит. Я ни есть не могу, ни спать.

— Фото принесли?

Назаров требовательно вытянул вперед руку, шевельнул пальцами. Светлов вытащил из нагрудного кармана рубашки фотографию, вложил ему в ладонь. Назаров уставился на девичье лицо.

Милая, кроткая. Аккуратная стрижка, симпатичное личико, подкупающая улыбка. Кому она могла перейти дорогу? Чему стала нечаянным свидетелем? С ней случилась беда или она прячется?

— По телефону вы с ней связывались?

— Первые три дня нет, не звонил. Гордость. А потом она не отвечала, — пожаловался Светлов. — Я позвонил ей сразу, когда обнаружилось, что она не вышла на работу, а абонент недоступен.

— Она кому-то звонила в те три дня, пока вы гордились собой? — ухмыльнулся Назаров, не выпуская фото девушки из рук. — С кем-то связывалась?

— Да. Как оказалось, она разговаривала с нашим главным редактором. И еще с его помощником. О чем — не знаю, они не стали вдаваться в подробности. А мне статус не позволил расспрашивать.

— Слушайте, Светлов, а чем вообще вы с ней занимались в этой вашей газетенке? Какие темы вели вы и ваша девушка? — опередил Назарова Мишаня.

Светлов вдруг оживился. Даже соизволил в Мишкину сторону повернуться, пижон надутый. И взгляд его смягчился.

— Я веду светскую хронику. И мне моя тема нравится! — возмутился он в ответ на насмешливое фырканье Назарова. — Главный меня хвалит. Говорит, что рейтинг пошел вверх после моих публикаций. А месяц назад я осмелился опубликовать начало своего романа, так редакцию завалили письмами. Требуют продолжения!

«Смотри какой талантище, — скривился Назаров. — И романы писать горазд, и стрелки утюжить. А девушку вот удержать не смог, писака».

— А Настя чем занималась? Какую рубрику она вела?

Обычный же вопрос, а Светлов вдруг снова одеревенел. На его гладко выбритые щеки наползла бледность.

Так, начинается самое интересное.

— Чем она занималась в газете? — поторопил Назаров, устав ждать, когда тот оттает.

— Скандалы, интриги, расследования, — нехотя промямлил гость, опуская голову. — Она рылась в грязном белье, раздувала сплетни, иногда проверяла кое-какие сведения. Знаете, бывает, пресса запускает непроверенные данные. Народ гневался, угрожал.

— Вот! — поднял палец Мишаня. — С этого и надо было начинать, Иван Иванович. Вполне возможно, что…

— А что главный? — перебил друга Назаров и сделал сердитые глаза.

— А что главный? — Светлов снова погрустнел. — Он только руки потирал: продажи увеличились, ему прибыль. А что Настю однажды подкараулили у редакции и пинок под зад дали, его совершенно не волновало. Считал это издержками нашей профессии. А я Насте говорил! Просил переключиться на другую рубрику. Детская колонка пустует, кулинария опять же. Нет, ей подавай настоящие расследования. Тоже мне сыщица!

А ведь он ей завидует, сообразил Назаров. Завидует ее успеху. Тому, что она по грани ходит. Ходила.

— Вы помните, о ком она написала, заработав… — Он помялся, подбирая слова, потом сказал как есть: — Заработав пинок под зад?

— Точно не могу сказать, — журналист наморщил лоб, — дело давнее. Этот человек потом прощения попросил, даже цветы ей в редакцию принес.

— Ага, понятно. А в последнее время?

— Что? — Светлов снова как-то не так отреагировал на его вопрос. — Что в последнее время?

— Над чем она работала? Что готовила, какой материал?

— Я не знаю, — неумело соврал Светлов. — У Насти был творческий кризис. Она уже месяц ничего не сдавала в печать.

— А главный что?

— А что главный?

— Он ее за это ругал? Лишал премии?

Тут же Назаров подумал, что нет, не ругал Настю ее начальник, раз она в дни бродяжничества звонила не кому-нибудь, а именно главному редактору. Что-то она расследовала, разнюхивала, может, даже следила за кем-то. Потому и в печать ничего не шло. Какое-то серьезное дельце затевалось. А этот наутюженный журналист с узлом на галстуке вполне мог этого не знать. Оттого и злился, оттого и скандалил со своей девушкой. Вполне возможно, что жутко ревновал ее к успеху. А заодно и к главному редактору.

— Понятно, — шлепнул ладонями по столу Назаров и отодвинул фотографию в сторону, не дав журналисту возможности до нее дотянуться. — Заявление оставляйте. Объявим вашу Анастасию в розыск.

— Ой, спасибо вам! Спасибо! — Светлов поднялся и поправил брюки, оттянув их за стрелки от коленок. — Только на вас надежда.

— Непременно объявим вашу Настю в розыск, но после того, как поговорим с вашим руководством, — и Назаров ядовито улыбнулся.

— С руководством? — Парень снова побледнел до синевы. — А зачем с руководством? Разве непонятно, что с Настей беда?

— Ваша Настя может быть просто в служебной командировке, Иван, — вставил Мишаня.

Ай да молодец.

— В командировке? В какой командировке? — Гость попятился к двери.

— В той, о которой вы могли ничего не знать, гражданин Светлов.