Ветер и крылья. Развязанные узлы

Галина Гончарова, 2023

Дороги Эвроны извилисты и запутаны. Находит свою любовь Мия Феретти. Но будет ли она счастлива? Взаимно ли ее чувство? Ведь кровь метаморфа еще не гарантия крепкого союза. Во исполнение древнего долга выходит замуж Адриенна. Счастье? Какое может быть счастье во дворце? Там, где интригуют все, где за каждым углом убийца, где приходится следить за каждым словом и жестом, чтобы не выдать себя. А корона давит на виски. И требует… А муж-король любит другую. Неспокойно и в самой Эвроне. Убийства людей, черные мессы, заговор… Напряжение нарастает. Дороги извилисты, но рано или поздно они приведут к цели своих подопечных. Дороги плетутся…

Глава 2

Мия

Город Умбрайя не огорчил и не порадовал. Так, видела Мия города и симпатичнее.

Тот же Альмонте, кстати. Но там проходит торговый путь, а здесь вообще захолустье — темное, нестриженое.

На главной площади лужа, в ней две хрюшки валяются, из окна мэрии выглянул какой-то чиновник и запустил в свинюх огрызком яблока. Те и не дернулись.

Судя по королевским размерам и лужи, и свинюх, для того чтобы они пошевелились, тех яблок надо бы пару ведер высыпать. Тогда — может быть.

Церковь?

Есть и она. Маленькая, обшарпанная, замызганная вся… Вот свинтусы! Это уже о местных жителях.

Мия крепко усвоила, что храм — лицо города. Есть три места, в которые надо обязательно заглянуть, чтобы определить, какая в городе власть. Первое — мэрия. Второе — церковь. Третье — рынок.

Первые два места сразу показывают, ворует местный чиновник умеренно — или вовсе уж оборзел на своем месте, сотрудничает ли он с храмом — или не особенно…

А на рынке…

О, на рынке вам столько новостей и подробностей отсыплют, только успевай поворачиваться!

Местный мэр явно воровал. Ну наглость же! Мог бы хоть площадь гравием засыпать! Ладно, мостить мостовую и сложно, и дорого, в Энурии вообще плохо с камнем. Здесь с лесом хорошо. И почвы песчаные. Ладно-ладно, если и гравия жалко, то хоть бы на деревянные мостовые расщедрился! Здесь-то это вообще рию стоит! За десяток сольди тебе столько леса навезут — выбирать не успеешь!

Следить придется, менять регулярно…

С другой стороны, или местные жители очень тихие и ленивые, или сама местность такая… вон, помост у виселицы грязью покрыт настолько, что сразу ясно: сюда года два никто не заходил. Никого не пороли, не вешали, дерево, сразу видно, подгнившее.

Мия пожала плечами, но в мэрию заходить ей не хотелось, да и незачем. А вот в храм…

Мия коснулась заскрипевших дверей.

М‑да, первое впечатление ее не обмануло. Скамейки давно бы пора обновить, да и покрасить, иконы — хоть ты заново рисуй, такие они все закопченные… перед ними мясо жарили, что ли? С чего они так потемнели?

И полы бы отмыть. Что, у них тут вода, тряпки и ведра в дефиците?

Куда мир катится!

Вот у Джакомо был друг, так он очень и очень гордился своей набожностью! Выражалась она в том, что мужчина лично, раз в декаду, мыл полы в храме. Ручками.

И никогда не забывал рассказать об этом всем окружающим!

Мия с таким трудом язык прикусывала, кто б знал! Так и тянуло поинтересоваться на тему гордыни, и вообще… может, есть в этом что-то лицемерное?

Вчера помыл полы в храме. Сегодня изменил супруге. Два раза. Завтра разорю конкурента, пусть повесится, гад… После знакомства с падре Ваккаро Мия была уверена, что настоящие верующие ТАК не думают. Но ведь полы-то он мыл?

А тут? Ни одного лицемера на весь город?

— Что ты забыл здесь, мальчик?

На скрип двери вышел местный священник. Мия вспомнила, что она путешествует сейчас в облике менестреля, сорвала шляпу и поклонилась. Достаточно низко.

— Благословите, отче…

Священник чуть расслабился. И благословил Мию вполне искренне, и улыбнулся…

Мия приглядывалась к парню. Нет, не могла она его назвать пастырем… вот как хотите! Молодой, нескладный, больше всего похожий на журавленка-переростка… и волосы растрепаны, и солидности пока не наел. Правда, добрый. Это видно. И улыбается хорошо, и вообще… сволочи с котами на руках к прихожанам не выходят. А у священника на руках сидел здоровущий черно-белый кот.

Еще и мурлыкал, когда ему грудку почесывали.

Это решило дело.

Мия улыбнулась мужчине.

— Отче, позвольте на храм пожертвовать? Немного, но авось на благие дела пойдет?

— Жертвуй, чадо, — согласился священник.

— Только просьба у меня будет малая…

— Слушаю тебя, чадо?

— Я бы и сам купил ему вкусненького, — Мия указала на кота, который потянулся и зевнул во всю здоровущую клыкастую пасть, — но не знал. Может, вы ему от моего имени рыбки купите?

В руки священника перешел приятно звякнувший мешочек. Мия туда уложила несколько серебряных дариев и пару десятков сольди.

Мужчина принял дар и покачал головой.

— Куплю, конечно. Но… ты ведь и сам небогат, чадо.

— Меня Мио зовут, отче.

— А меня можешь называть отец Адольфо…

— Спасибо. А почесать вашего красавца можно? Как его зовут?

— Мэр Мур. Это не мой, предыдущего священника, но отец Просперо его любил до безумия… как тут выкинуть…

— Никак, — согласилась Мия.

Кот предупреждающе прикусил ее за палец. Взгляд зеленых глаз был умным и всепонимающим.

«Ты — метаморф, — говорили кошачьи глаза. — Я это вижу, но пока не буду на тебя охотиться. Ты пришла с миром. Я потерплю, но недолго…»

Надолго Мие и не надо было.

Что-что, а разговаривать с людьми она умела. Лоренцо рядом с ней был несмышленышем, он-то сам учился, а Мию учили. Серьезно и целенаправленно.

Ремесло убийцы такое… не соберешь информацию — не поохотишься. А чтобы собрать — умей говорить с самыми разными людьми. Мия и разговаривала.

Через полчаса отец Адольфо Лупи сам принес ей церковные книги.

Мия уже знала о нем все, что могла и хотела. И о том, что он в городе совсем недавно, и что предыдущий священник, отец Просперо, долго болел, потом помер, вот… только кота оставил, теперь это кот отца Адольфо… дьявольское животное?

Вот еще!

Если кошка может на короля смотреть, то и на Бога — тоже! Он тварей живых создал, и кошка тоже Его творение! А кто говорит иначе — глупец! И его самого надо… того! В бочке со святой водой притопить, чтобы Дьявол из дурака вышел! Или хотя бы внутрь чуточку ума залилось, хоть через нос, хоть через уши.

Да, конечно, сложновато пока. Солидности никакой, паства не привыкла, кое-кто и хихикать прилаживается… это все преодолимо.

Мия кивала, поддакивала и потом уже, под конец, бросила пару слов, что ее предки тоже в этих краях жили. Вот, говорят, некая Эванджелина Бонфанти…

Слово за слово — и оказалась Мия с кучей книг. И листала их.

Медленно, вдумчиво, благодаря про себя священников с четким и разборчивым почерком.

Браки, рождения, смерти…

Ну-ка? Эванджелина Бонфанти?

Книг было много, невероятно много. Мия и не рассчитывала, что у нее что-то получится с первого раза. Дней в десять бы уложиться — уже неплохо. Мия и не расстроилась. Не повезло с первого раза? Ну так что же… она переживет! Она просто будет искать дальше и дальше…

И в Пратто съездит, поищет, и по дороге в каждый город заходить будет… Здесь храм один, и книги хранятся именно в нем…

А если в мэрию наведаться? Может, там что интересное попадется?

Мия подумала какое-то время, потом вышла из храма, потерла виски…

Голова реально гудела. Церковные книги хоть и пишутся красивым почерком, но за столько-то времени? И чернила повыцвели, и страницы кое-где мышами поедены… да и книги еще не все!

Когда к власти пришли Эрвлины, очень многие церковные книги времен Сибеллинов были изъяты. Здорово, правда? И историю пришлось писать заново…

Правильно.

Хочешь переделать людей в свиней — начни с их памяти. Убей врага! И, не знающие ни корней, ни прошлого, люди будут только радостно хрюкать на ведро помоев в кормушке. Это логично…

Год смерти?

Тоже нет. И вообще… ничего нет. Словно и не было здесь никаких Бонфанти.

— Чего ищешь-то, дочка?

Мия подняла глаза и даже недоуменно поглядела на пожилого мужчину: лет… сколько ж ему? Древность древняя, столько и не живут, наверное…

— Эм-м‑м… ньор…

— Какой я тебе ньор! Так и зови — дедушка Марио, — отмахнулся мужчина.

— Мио, — представилась Мия.

— Ишь ты… а в мое время девушки в мужских-то штанах и не ходили… тебе так надо, что ли?

Мия кивнула.

Да, надо, важно, серьезно…

— Ну ладно. Мио — так Мио. Ищешь-то кого, а?

— Бонфанти, — созналась Мия. — Эванджелину. Не слышали?

— А то как же… слышал. А для чего ищешь?

— Попросили узнать, — отрезала Мия.

— Хм, странно, что никто тебе не рассказал. Эва — она ж в нашем городке, считай, легенда… хотя кто тут что расскажет? Падре этот молод еще, а в мэрии и дела никому нет. Тут старики нужны…

Намек был понят, в пальцах Мии блеснул серебряный дарий.

Дед Марио сгреб его, уселся поудобнее на нагретое солнышком надгробие и кивнул Мие на соседнее.

— Ты присаживайся, история будет долгая…

Мия не возражала.

Долгая? Ну… послушаем, покушаем…

* * *

Семья Бонфанти жила неподалеку от Умбрайи достаточно долгое время.

Тихая и спокойная семья…

Ровно до того момента, как Лора Бонфанти выкинула с башни свою старшую дочь, схватила младенца и выпрыгнула за ней сама. В живых осталась только средняя — Эванджелина, которая где-то пряталась от матери.

Андреа Бонфанти от такой «радости» запил по-черному и в два года свел себя в могилу.

Мия подумала пару минут — и уточнила, сколько лет было старшей дочери.

Оказалось — двенадцать с хвостиком.

Что было дальше с Эванджелиной?

До двенадцати лет она жила с отцом, тихо и спокойно: он спивался, дочь пыталась привести его в чувство — ничего нового или интересного. А вот потом…

Когда Андреа умер, у девочки образовались аж три шикарные возможности.

Панель, церковь и свадьба. Правда, ни одна из них юную Эванджелину не устроила. Наверное, потому, что подвернулась четвертая. Через Умбрайю проезжала невесть какой волной занесенная сюда королева Маргарита Сибеллин.

Конечно, все сбежались посмотреть на королевский кортеж! Еще бы!

И тут случилось непредвиденное.

Кони взбесились, понесли, могли бы затоптать принца, который выпал у кормилицы… Эванджелина кинулась вперед и спасла юного тогда Лоренцо Сибеллина, рискуя собой. За что и была взята ко двору.

У Мии слов не осталось.

ПРАбабка?

А не прапрапра? Мать ничего не напутала, а?!

Помня эданну Фьору… она могла, и еще как! Это ж бабке за сто лет было, когда она ее навещала, не иначе!

За СТО лет?!

Та-ак… расспрашиваем дальше.

И Мия превратилась в слух.

Эванджелина домой не вернулась. Сама. А вот примерно через десять лет в ее дом… Своего-то поместья у Бонфанти не было, считай: Андреа все заложил и пропил, а девочка и выкупать не стала, кому ж такое захочется… память-то какая гадкая…

Так вот. В городской дом Бонфанти вернулась кормилица и сын Эванджелины. Паоло.

Мальчик жил там, рос, как самый обычный постреленок… Эванджелина иногда приезжала, вся в шелках, в бархатах… Она была доверенным лицом королевы Маргариты Сибеллин.

И его величество Лоренцо, говорят, ей доверял.

Говорили, да…

Прошло еще десять лет.

Мальчик вырос, женился… первой у него родилась дочь. Анна Бонфанти.

Бабка приехала, посмотрела на нее — и забрала. Почти ультимативно. Уж что она нашла в малышке, кто ее знает… но это, наверное, и спасло девчушку.

О том, что Бонфанти — сторонники Сибеллинов, знали все. И когда пришли Эрвлины…

Да, именно так.

Паоло Бонфанти с женой были показательно казнены, их имущество отторгнуто в казну… Дети? Нет, малышку забрала Эванджелина, а что с ней дальше было — кто ж знает? В Умбрайю она больше не возвращалась.

Разве что дом их сгорел.

Кстати — вместе с новыми жильцами, которые активно участвовали в казни старых.

И мэр померши…

И священник…

А больше никто ничего и не знал. Вообще…

Мия искренне поблагодарила старика золотым лорином. А сама уселась в дальнем углу кладбища и принялась размышлять.

Итак… получается, что у нее выпадает одно поколение.

Про Анну Бонфанти она ничего не знает.

Мать — Фьора, бабка — Паола, кстати говоря, а вот прабабка…

Про Эванджелину Мия знала. А про Анну — нет.

Но картина пока складывалась непротиворечивая. Во всяком случае, Мия понимала, что именно произошло.

Почему она лично не едет верхом, а идет пешком?

А потому… кто-то забыл, как на метаморфов реагируют животные?

Плохо. Особенно если себя не сдерживать… Несет их. То есть кони могли понести… при условии, что Эванджелина — метаморф.

А если она была метаморфом, то, надо полагать, и ее родные… нет, не мать. Тогда не было бы истерики, и прыжка из окна не было бы…

Допустим, несчастная Лора Бонфанти увидела то же, что некогда увидела Фьора Феретти. Просто — допустим. Если девочки начинают менять внешность, уронив первую кровь… понятно?

Вполне.

Плюс младенец. То есть после родов.

Воля бы Мии, она бы на каждую беременную и недавно родившую женщину, табличку вешала.

«Опасность! Осторожно!!!»

Смешно вам?

Если бы мужчины знали, как сильно действуют на женщин беременность и роды, они бы молчали — и отползали. Сами и БЫСТРО!

Между прочим, никто не удивляется, когда добрейшая сука, ощенившись, вдруг становится злее цепного пса, а злющая кошка, окотившись, приходит за лаской. А женщины — другие?

Говорить они, конечно, могут, но… далеко не всегда сами осознают, что с ними происходит. А тем не менее…

Беременность, роды… все это так бьет по мозгам (понятия «гормональный стресс» Мия просто не знала, а то бы зааплодировала), что неудивителен поступок Лоры.

Просто допустим.

Она недавно родила, и вдруг ее дочь начинает меняться. Из этого что следует?

Две вещи. Первая — что в ее роду ничего такого не было, иначе она бы знала или хоть как-то предполагала… была лучше подготовлена. Как сама Мия.

У Серены, кстати, ничего такого не проявилось и не проявится. И Мие казалось, что у Джулии — тоже. И это логично вписывалось в общую версию…

Если допустить, что старшая дочь Бонфанти была метаморфом, и средняя тоже… Вот старшая не уцелела.

Средняя пошла посмотреть на королеву… и от нее взбесились животные. Запросто! И взбесились, и понесли, и что хочешь… и спасти малыша она могла.

Мия помнила себя.

Она тоже была сильнее, умнее и быстрее сверстников. Так что…

Могла.

Дальше все было логично. У нее родился сын… от кого?

Да это как раз и не важно! Что не от Сибеллина — это точно, король был еще малышом в то время. Что там лет десять — ерунда!

Итак, у нее родился сын, жил здесь… Надо полагать, мать его содержала. А вот дара у него не было? Ни как у Лоренцо, ни как у нее?

Могло быть и такое.

Почему Паоло Бонфанти не жил при дворе? Да почему угодно!

К примеру, там было опасно из-за Эванджелины и ее службы королеве, там над ним издевались, потому что он незаконнорожденный, его нельзя было представить ко двору из-за его отца… Мия подозревала, что этого никогда точно не узнает. Вплоть до того, что ему просто не нравилось в столице. Это только то, что первое пришло в голову. А вариантов может быть уйма.

Тем не менее Паоло вырос, женился…

И мать приезжает к нему. И забирает внучку.

Почему?

Ответ прост.

Если Эванджелина что-то о себе знала… если могла почувствовать метаморфа… А вдруг?

Могла? Вполне! Мия уверена, что Джулия не будет метаморфом, а если Эванджелина ЗНАЛА, что Анна будет метаморфом?

Могла она захотеть изолировать, увезти малышку от отца и матери? Которой еще невесть что в голову ударит?

Вполне могла. А уж как она это обставила… сама Мия могла бы сказать, что малышка болеет и ее надо лечить, что малышку можно отвезти ко двору, если там у короля или принца есть дети…

Опять-таки, придумать можно многое.

А там и грянуло.

Война, убийство Лоренцо Сибеллина…

И вот сюда отлично вписывается то, что Эванджелина осталась жива. Мия тоже захотела бы отомстить. Так что…

Город цел?

Какая прабабка добрая была! Это что-то! Мия бы за свою семью… Стоит только вспомнить Джакомо и Серену. Джакомо был принесен в жертву без размышлений и терзаний, стоило ему только подумать о причинении вреда Серене Феретти.

Ну да ладно. Итак, идем дальше.

Анна.

Про Анну Мия ничего не знала. Но… допустим…

Просто допустим, что Анна родилась, она была… а времена тогда были сложные. Сибеллины ушли, Эрвлины пришли… Если бабка не старалась помочь последним Сибеллинам… Да Мия себе хвост бы отгрызла по самые уши, если это не так!

Или…

Или она ничего не могла сделать, потому что у нее на руках был маленький метаморф?

А ведь могло быть и такое. Если ОБЫЧНО начиналось все это с первой кровью… могло ли начаться раньше?

Да запросто!

И начаться раньше, и… А правда, что случилось с Анной Бонфанти?

У нее явно была дочь, Паола… Вне всякого сомнения, дочь, названная в честь своего отца. Несчастного Паоло Бонфанти. У Паолы Фьора, у Фьоры Мия… Ну, примерно сходится по годам. Особенно если Анна родила дочку не в пятнадцать, а позже… Лет в двадцать — двадцать пять…

Могло быть и такое.

Фьора, когда упоминала о бабушке, говорила, что она — младшая дочка. И бабушка родила ее поздно, чуть ли не в тридцать лет, — ей не везло с детьми.

Или не сходится? И Мия пропустила еще одно поколение?

Но где его искать? И как его найти?

Мия даже не представляла, как ответить на этот вопрос.

Бонфанти… что ж, надо искать дедушку Марио. Пусть подскажет еще кое-что…

* * *

К большому, даже громадному сожалению Мии, дедушка Марио ее сильно разочаровал.

Бонфанти были хоть и местными, но…

После того случая с несчастной Лорой… поместье свое они продали. А если у них что и было — семейные книги, Библия и прочее… — все было уничтожено. Тогда, при пожаре.

Мия только головой покачала.

Вот почему-то ей казалось, что она еще многое пропускает. И, может быть, не только несчастную Анну?

Кстати…

— А как фамилия Лоры? Той, что вышла замуж за Бонфанти?

— Диматтео. Лауренсия Диматтео.

— А они?..

— Живут неподалеку.

Мия хищно потерла руки.

«Диматтео, говорите? Эванджелина, говорите? Ну, я спокойнее, мне известность не нужна. А вот знания нужны. И я их получу».

* * *

Поместье Диматтео так живо напомнило Мие родное Феретти, что девушка аж глаза рукой потерла.

Вот один в один!

И крыша кое-где просела, и стены подновить не помешало бы, и хозяйственные постройки… м‑да.

Явно здесь живут братья по разуму ее отца, земля ему пухом. Дядя, при всем сволочизме, до такого никогда не скатился бы… у него и характер был, и стремление к комфорту и уюту…

А тут что?

Мия, недолго думая, перебрала струны лютни — и те рассыпались задорным говорком.

На звуки музыки из дверей выглянула кухарка и замахала на Мию полотенцем, которое небось еще Эванджелину помнило.

— А ну пошел, пошел отсюда!

— Красавица! — воззвала Мия, нещадно греша против истины (в кухарке не меньше семи пудов живого свиномяса было). — И не совестно тебе меня гнать? Я ж ничего и не прошу, разве что в тенечке передохнуть да водички попить!

— Ага-а… — Кухарка явно не собиралась доверять незнакомцу. — Сначала попить, потом пожрать, а потом и переспать! Знаем мы вас таких… а ну пошел!

Мия отметила краем глаза, что на втором этаже открылось окно — и решила пойти ва-банк. Кухарка ее все равно прогонит, а вот хозяева, может, и оставят?

— Ты б, красотка, на себя оборотилась! Или хотя бы вокруг себя! Какое переспать! Ты ж во сне повернешься, а меня потом и не отскребут…

— Ах ты… — Кухарка взвизгнула — и рванула на Мию, грозно потрясая половником.

Девушка могла бы сейчас скрутить эту клушу. Оглушить. Убить. Да что угодно бы сделала. Но вместо этого весело ударила по струнам — и принялась скакать по двору под задорную музыку. Увернулась раз, два, потом ловко свернула к колодцу, возле которого скучала себе грязная лужа. Кухарка следовала за Мией, подбадриваемая веселыми коленцами…

Мия-то увернулась.

А вот кухарка с размаху влетела в лужу, поскользнулась на влажной глине — и только чвякнуло.

Со второго этажа раздался хохот и аплодисменты.

— Эй, мальчишка!

— Мио, менестрель, к вашим услугам, благородный дан, — поклонилась Мия.

— А заходи, пожалуй что! Потешишь душеньку песней. Говоришь, тенек и водички?

— Раз уж сказал — больше и не попрошу. Но если благородные господа предложат, то и отказываться не буду, — блеснула глазами Мия.

Ответом ей был тот же самый смех — и девушка вошла в дом.

Кухарка злобно выругалась и попробовала вылезти из лужи самостоятельно. Ага, как же!

Кто не пробовал, лучше и не надо так экспериментировать. Особенно когда весишь ты ой-ой-ой сколько. Размокшая глина — штука скользкая, и держит отлично, и плывет под пальцами…

Примерно через десять минут из лужи выползла большая глинистая черепаха. Кухарка, к восторгу всех видевших это, перевернулась на четвереньки, окончательно угваздавшись, и так поползла на кухню.

Какими словами она при этом крыла бродягу-менестреля… Мухи дохли на подлете.

Мие очень повезло, что дан Диматтео пригласил ее за свой стол. Не то кухарка бы ей точно яда подсыпала.

* * *

Дан Диматтео оказался мужчиной в годах, лет пятидесяти. И ему было здесь откровенно скучно. Дочь он замуж выдал, сын сейчас служил в гвардии, а сам дан…

Понятно, кто-то и хозяйством заниматься должен, но в этой глуши…

Рехнешься ж со скуки!

А тут такое развлечение! И поговорить, и послушать, и музыка, и песни…

Так что время все провели с пользой. Все три следующих дня.

Хорошо было дану — его развлекали по первому требованию. Бродячий менестрель оказался и отличным рассказчиком, и прекрасным слушателем, так что Патрицио Диматтео получал двойное удовольствие. Такое редко бывает, обычно поговорить люди любят, а вот послушать уже нет. А тут…

Дан соловьем разливался. И Мия слушала.

А там…

Слово за слово, подходящая песня, подходящая история… и — вот оно! Поклевка!

— В нашем роду тоже интересная история была, лет сто тому назад, — рассказывал дан. — До сих пор понять не можем, что и как… Представляешь, баба родила, а потом старшую дочь с башни выкинула и сама за ней прыгнула.

— Бабы после родов с головой не дружат, — со знанием дела поведала Мия. — Хоть такие, хоть сякие, хоть благородные… уж простите, дан, сколько видел, все одно и то же. Куда нам, бедным мужикам, деться от их капризов?

Дан Диматтео кивнул.

— Так оно, так…

Саму историю Мия уже знала. А вот о продолжении…

— Так что ты думаешь? Бабская дурь — она по наследству передается…

— Разве?

— А то ж! Точно знаю… у той Лоры одна дочка уцелела… вот у нее внучка была. Анна…

— Анна? — изобразила интерес Мия.

Дан Диматтео только рукой махнул, мол, давние дела.

— Когда Сибеллины ушли… Ладно уж, сейчас и кости истлели, чего б не посплетничать?..

— Сейчас это уже история. И Филиппо Третий правит мудро, да хранит его Господь, — перекрестилась Мия со всем возможным уважением.

Дан Диматтео покивал головой.

Но рассказать семейную историю ему хотелось.

— Так вот… когда Паоло с женой убили, его мать забрала ребенка.

Мия подняла брови, но от вопроса «А разве это не раньше получилось?» воздержалась. Понятное дело, сто лет прошло. Вы себе представляете, сколько за это время воды утекло? Тут, что год-то назад случилось, иногда не раскопаешь, а сто лет?

Очевидцы умерли, а пересказ — он и есть пересказ… с чужих слов, художественный свист…

Могло быть и так, и этак…

С одной стороны, и Эванджелина могла почуять метаморфа.

С другой… разве нормальные родители свое дитя отдадут? Да кто ж его знает, как оно там было?

— Вроде как родителей убили, девчонку бабка спасла… в последний момент из рук убийцы вырвала — говорят, там кровь потоками лилась… Анна получилась помешанной. Что-то с ней крупно не в порядке было… Эва с ней возилась, как же, единственная кровиночка, другой уж не будет…

— А разве ее не?.. — удивилась Мия.

Дан Диматтео ухмыльнулся.

— Говорят же, темнее всего — под пламенем свечи. Все думали, Эванджелина уехала, а она осталась. Тут рядом есть монастырь. Вот она и попросила убежища… а когда девчонке то ли двенадцать стукнуло, то ли еще сколько, она тоже с башни выпрыгнула. В этом самом монастыре.

— И монастырь после этого не закрыли?

— Пощипали прилично, но не закрыли. Так и стоит… монастырь Святой Франчески…

Мия поблагодарила дана Диматтео. И честно отказалась от любой оплаты ее труда. Она дана развлекала, он ей новую ниточку дал.

Монастырь Святой Франчески, говорите?

Наведаемся, никуда он от нас не денется…

Спустя три дня Мия распрощалась с даном и направилась в монастырь.

Если Анна погибла, когда ей было двенадцать, — откуда взялась прабабка Мии?

Дана Эванджелина, вы свинья, а не метаморф! Вот! Совести у вас нет — никакой! Вы не могли рассказать Фьоре историю рода, чтобы Мия тут не моталась, как блоха на хвосте у бешеной собаки?

А с другой стороны…

Мия бы точно ничего не рассказала Фьоре Феретти. Так что…

Монастырь, говорите?

Ну… помолимся, сестрие…

Адриенна

Что удивительного, если молодая девушка хочет помолиться?

Даже не просто помолиться — провести ночь в храме?

Кардинал Санторо это очень одобрил (набожными управлять легче) и разрешил. И даже сказал:

— Может быть, дана СибЛевран, я составлю вам компанию в этом ночном бдении?

Адриенна, которая собиралась вовсе даже не бдеть и уж точно не в храме, качнула головой:

— Ваше высокопреосвященство, умоляю понять меня правильно и не обижаться. Потом — вполне возможно. Но здесь и сейчас мне надо побыть одной и подумать… прошу вас…

— Вы никогда не останетесь одна в храме, — мягко поправил ее кардинал. — Там всегда будет Господь. Рядом с вами…

Адриенна покивала и вечером пришла в храм. Служанку она оставила за дверями.

По приезде она сразу поинтересовалась Джованной, своей бывшей горничной. Но та сейчас не служила. Сидела дома беременная… Этот вопрос Адриенна еще обдумает. А пока…

Джованна — это потом, потом…

А вот Моргана…

Адриенна с трудом дождалась, пока за ней закроется тяжелая дверь и в замке повернется ключ.

Примерно до полуночи она тихо сидела на скамейке. Даже придремала чуток. А когда часы отзвонили полночь, встала.

Дорогу она не забыла. Нажала на плитку, коснулась глаза святого — и вступила на открывшуюся лестницу. Ей очень нужно было в подземелье.

Сейчас было уже не страшно. И даже спокойно как-то… уютно?

Да, наверное…

И вниз, вниз…

Та же округлая пещера, словно бы и не рукотворная, а сама собой возникшая в камне.

Тот же алтарь — острый, резкий, похожий своими гранями на наконечник стрелы… Адриенна приложила к нему ладонь — и снова потекла кровь.

В этот раз времени потребовалось меньше. Моргана появилась почти сразу… и она улыбалась.

— Правнучка…

— Прабабушка, — в тон ей ответила Адриенна. И улыбнулась в ответ.

— Я смотрю, кровь в тебе запела в полный голос? — Моргана одобрительно оглядывала внучку.

— Да… ты знаешь, что планирует для меня Филиппо?

— Не до конца. Расскажи сама, — попросила Моргана.

Вот уж чего Адриенне не было жалко — это рассказа. И как она жила, и что делала, и про отца, и про эданну Сусанну, и даже про зверя…

Вот про Леверранское чудовище Моргана слушала внимательнее всего. А потом даже ссутулилась как-то, вздохнула.

— Бедняга…

— Да?! — изумилась Адриенна, которая подозревала, что бедняга тут не оборотень, а те, кого он разорвал и сожрал.

— Да… что может быть печальнее одичавшего спутника?

— А подробнее можно? — попросила Адриенна.

— Конечно, — Моргана грустно улыбнулась. — Ты же не думаешь, что мы приходили в этот мир нагими и босыми? Наивными и беззащитными?

— Н‑нет?

— Нет. С нами были спутники.

— Это кто?

— Это… мы называли их тысячеликими. Они могли принимать любой облик, они могли быть и людьми, и животными, по своему выбору, мужчинами и женщинами, они были помощниками и защитниками.

— Не люди?

— Сложно сказать. Я ведь тоже не совсем человек, — развела руками Моргана. — Скажем так… люди, но немножко улучшенные с помощью нашей крови.

— Расскажешь? — Адриенна смотрела на прабабку, как ребенок, который слушает волшебную сказку.

Моргана не стала разочаровывать девушку.

— Представь себе, что рядом с тобой человек… не важно, мужчина или женщина. Важно другое. Это как продолжение тебя, твой друг, близкий человек, который всегда поймет, всегда подскажет, всегда защитит и поможет… вы как две части единого целого.

— Такое тоже бывает?

— Бывает. — Моргана смотрела грустно. — Мы делились кровью и были настроены друг на друга. Как родные…

— Как любимые?

Моргана качнула головой.

— В этом еще одна трагедия. Я объясню на конкретном примере. Я пришла сюда не одна. Со мной был мой тысячеликий — Фабрицио.

— Так…

— Он мог принимать любое обличье, он был привязан ко мне кровью, он готов был защищать меня от всего мира, носить на руках, любил до безумия… собственно, он погиб, защищая меня.

— А ты его не любила?

— Как друга, как брата… но не как мужчину. И в этом было главное горе. Вместе нам было невозможно, а порознь… Мы могли жить без них, а вот они без нас — уже нет.

— Почему?

— Они зависели от нашей крови. И без нее им грозило безумие. А если они пробовали заменить нашу кровь чьей-то человеческой… тогда происходило вот то, что ты видела. Вместо человека появлялся монстр.

— Волк?

— Видимо, разум приказал телу принять именно такую форму. Мог быть и дракон, и химера, и кто угодно… полуразумные и полубезумные. Страшные в своей одержимости кровью… нужной кровью.

— Моей?

— Не знаю. Может, и твоя могла бы помочь. Но ДО того, как это существо попробовало чужую кровь.

— Пара капель крови — и гибель? То есть девушка оцарапалась, парень поцеловал ее царапину, слизнул кровь — и все? — удивилась Адриенна. — Гибель?

Моргана покачала головой.

— Нет. Конечно, все не так просто. Опять на примере. Мой тысячеликий попробовал мою кровь, когда нам было по пятнадцать лет. ДО совершеннолетия. И его, и моего. Произошло запечатление, и чужая кровь на него больше не действовала. Хотя ведрами ее пить все равно не стоило бы.

— Так… — задумалась Адриенна. — А если после совершеннолетия?

— Для мужчин до двадцати пяти лет. Для женщин до зачатия и рождения ребенка. Как только женщина затяжелела — все. Кровь уже не подействует, запечатления не будет.

— И — безумие?

— Не обязательно. Живи спокойно, главное — не употребляй человеческую кровь. Вот и все… И можешь прожить долго и счастливо…

— Ага, — сообразила Адриенна. — а если попробовать чужую кровь ДО запечатления?

— Зависит от ее количества. Можно и сойти с ума, а можно и не сойти. Как повезет.

— Понятно. А в чем была трагедия?

— Тысячеликие любили нас, мы — их, но детей у нас быть не могло. Это… было невозможно. Наша кровь выжигала их, вот и все.

— Ох-х‑х, — сообразила Адриенна.

Брак?

Запросто. Но что страшнее? Обречь любимого человека на бесплодие — или себя на его (ее?) неверность? И так больно, и этак…

— Поняла? Кровь тянула нас друг к другу, но — и только. А дальше… дальше — пустота, — горько улыбнулась Моргана.

— И уйти больно, и остаться невыносимо.

— Именно. И еще… мы-то без тысячеликих выжить могли. А им позарез была нужна наша кровь. Так уж было задумано.

— Кем?

— Я тоже не все знала, — развела руками Моргана. — Я была еще девчонкой, для меня логично было, что так есть, и было, и будет… когда я ушла к вам, сюда. И мой Фабрицио вместе со мной. И… он погиб, а я осталась. И встретила свою любовь. Настоящую…

— Смертную, — вздохнула Адриенна.

— Лучше прожить сто лет вместе, чем тысячу лет, не зная счастья, — отрезала Моргана. — Ты уж мне поверь, я бы и дня из своих не отдала. Ни единого!

Выглядела она так, что Адриенна поверила.

И принялась рассказывать о том, о чем не хотела.

— Мия… ее зовут Мия Феретти…

Моргана внимательно слушала. А потом подвела итог:

— Да… ты права. Она той же крови. И этот ее брат… даже если запечатление проходило с кем-то другим — а такое вполне может быть, я ведь не единственная в этом мире, — их могло потянуть к тебе. Сколько уж лет прошло, сколько раз смешивалась кровь…

Адриенна кивнула.

— То есть я могу просто дать им потом свою кровь — и они будут защищены от безумия?

— Да.

— Но… совместных детей у нас с Лоренцо быть не может?

Моргана лукаво прищурилась.

— А вот тут — не знаю. Понимаешь, мы ведь видели все… Скажем, огонь и вода не могут существовать вместе. Но свеча-то может гореть в тумане?

Адриенна подумала и сообразила.

— Вы хотите сказать, что из-за разбавленной крови…

— Может быть и так, и этак. Не стану тебя обнадеживать, но вполне возможно, что на вас бы это не сработало. Жаль, проверить не получится.

— Но Лоренцо жив.

— А ты откуда это знаешь? Ну-ка, подробнее?

— Тебе бы, прабабушка, в дознаватели, — огрызнулась Адриенна. Но про свои сны рассказала. Хотя и задумалась о времени. Сколько она уже тут? Ее не хватятся?

— Все в порядке, — развеяла ее сомнения Моргана. — Еще и вторые петухи не пропели^[1].

Про сны Моргана выслушала внимательно. И подвела итог:

— Вполне возможно, что вы с Лоренцо Феретти запечатлели друг друга.

— Но… такого не могло быть!

— Неужели? А если подумать, по минутам вспомнить все ваши встречи, разобраться…

Адриенна побледнела. Потом покраснела.

Вспомнила, как на них напали в переулке. А ведь могло… могло тогда быть…

— Но…

— Да, скорее всего, у вас произошло запечатление. — Моргана читала по лицу правнучки, как по пергаменту. — Не переживай, это ни на что не повлияет.

— То есть… я его не люблю? А он меня?

Призрак только головой покачал. Вот ведь… дети!

— Почему ты сразу думаешь о самом плохом? Потянуло вас друг к другу, потому что кровь позвала — и кровь откликнулась. Но вы ведь не животные! Вы — люди. И я готова спорить, что ваши чувства возникли ДО запечатления.

Адриенна кивнула.

Да, и это тоже верно.

— Не думай о себе самой плохо. Допустим — просто допустим, — что Феретти позвала к тебе кровь. Но ты-то от нее не зависишь!

— А если бы я его кровь попробовала?

— А как иначе? Ты — ему, он — тебе… даже не сомневайся. Так и происходит. Но никакая магия не может повлиять на чувства.

— А приворот?

— Это не магия. — Моргана выглядела откровенно… брезгливой, вот сейчас плюнет. — Это грязь… она пачкает и того, кто делает, и того, с кем проделано… и на нас, кстати, не подействует.

— Хоть это хорошо. А вот что мне делать с его высочеством?

— То, что ты уже сделала, — даже не стала сомневаться Моргана. — Все правильно, все в порядке.

— В порядке?

— Ты изначально знала, что у него есть другая женщина. Что вас связала не любовь, а проклятие. Найди того, кто будет за это благодарен?

— Но мне-то тоже это не нравится! И не нужно…

Моргана качнула головой.

— Правильно. Только вот есть люди, которые твердо уверены, что власть искупает все. С их точки зрения, тебе незаслуженно повезло — ты же получаешь корону!

— Им бы такое везение!

Моргана прислушалась к чему-то.

— Пропели вторые петухи. Тебе пора уходить, девочка.

— Я могу вернуться?

— В любую минуту. Прошу — будь осторожнее. Двор — это корзина ядовитых змей. Очень злых и активных…

Адриенна горько усмехнулась. Вот в этом она и не сомневалась.

Попрощалась и отправилась прочь из зала.

Что ж.

Особой ясности Моргана не внесла, помочь она ничем не может. Но хотя бы про Феретти все ясно. Они… Хм, а как к этому отнесется Мия?

Адриенна уже закрыла за собой дверь и опустилась на колени. Пусть пока так…

Ей очень ярко представилось, как она рассказывает эту историю подруге. Мол, ты не совсем человек, это потому, что такие, как вы, должны стать охраной и защитой для таких, как я.

Здорово?

Даже замечательно.

Главное, чтобы у подруги в этот момент в руках ничего тяжелого не оказалось. А то получит ее будущее величество по умной головушке… раз десять. Или двадцать.

А что тут сделаешь?

Адриенна плюнула на все и принялась молиться. Все равно ничего хорошего в голову не лезло, а до утра о всякой гадости думать…

Ох, прабабушка… вроде и сердиться на тебя не за что. Но как же это… сложно! И как неудобно!

— Господи милосердный…

* * *

Именно такой Адриенну и увидел кардинал Санторо.

Да и его высочество, хоть и выглядел недовольным…

— Молится?

— Да.

Бледное лицо почти светилось в полумраке часовни, черное с серебром покрывало оттеняло черные же волосы, громадные синие глаза смотрели — куда?

— Что вы надеялись увидеть, ваше высочество?

Принц сморщился.

Что-что… да хоть что бы!

Его величество сегодня хорошенько проработал сына с песочком, напоминая, что это — единственный шанс. И нечего его так по-глупому упускать.

Принц все понимал. Кроме…

Вот как так получается? Вроде бы он с отцом согласен, и понимает все, и принимает, а потом… потом его словно бес какой под локоть толкает! И все начинается снова!

Подумать, что эданна Ческа знает его вдоль и поперек и ей-то как раз ссора между ним и невестой выгодна… ладно. Допустить он это мог!

Но она ж ничего такого не говорила!

Вот правда-правда… мысль о том, что умная женщина никогда и ничего не скажет напрямую, но всегда вложит в голову мужчине нужные мысли, к нему как раз и не приходила. Слишком уж много эданна Франческа вкладывала, для посторонних мыслей места и не оставалось…

— Не знаю. Она не казалась мне набожной.

— Может быть, вам к ней спуститься? Совместная молитва сближает…

Его высочество качнул головой.

— Нет. Пойду спать… спасибо, кардинал.

— Я был рад помочь, ваше высочество.

Кардинал Санторо отлично помнил, что на смену королю всегда приходит принц. И стелил соломку заранее, так что его высочество твердо был уверен: кардинал ему друг. Хороший.

Может, даже и настоящий.

Просто занудный он очень… ну что такое? На охоту не вытащишь, по бабам с ним не пойдешь, на пирушке ему сложно… сан не позволяет…

Но это ведь мелочи? Конечно! Настоящая дружба на такое внимания не обращает! И вот сегодня: стоило принцу только намекнуть, что хотелось бы посмотреть, как там его невеста молится, и кардинал тут же согласился провести его в часовню потайным ходом.

Адриенна серьезно рисковала. Если бы мужчины узрели пустую часовню, а потом и то, как она появляется из подземного хода…

Хотя — нет. Риск был в пределах допустимого. Моргана почуяла бы чужое присутствие, но лучше все равно до такого не допускать.

Принц ушел, а кардинал еще раз бросил взгляд на тонкую фигурку в полумраке.

— Она не набожна. Она божественна!

Может, принц и считал его своим другом. Но это ничуть не мешало кардиналу считать его высочество редкостным идиотом.

* * *

— Джованна!

Адриенна приветствовала свою бывшую служанку радостной улыбкой.

— Ваше выс… ой, то есть дана СибЛевран! — Джованна едва не оговорилась, но быстро закрыла рот рукой. Нельзя, пока — нельзя. Пока еще не состоялась помолвка…

Адриенна улыбнулась еще шире и обняла служанку.

— Как у тебя дела? Не хочешь вернуться ко мне?

— Ваше…

— Просто — дана Адриенна, как раньше, — попросила Адриенна.

— Хорошо. Дана Адриенна, я замуж вышла. Я теперь Джованна Кальци!

— Погоди-ка… Матео Кальци? Садовник?

— Да! — Джованна улыбалась так, что могла затмить солнышко. — Мы про черные розы поговорили, а потом слово за слово… он замечательный! Очень умный, добрый, заботливый… только его никто и никогда не слушал. А он цветы любит… они для него все как живые.

— Они просто живые, — кивнула Адриенна.

Сама она за цветами ухаживать не умела, да и не слишком любила, если честно. Вот животные — другой вопрос. Животные, люди… А с растениями ей было сложно.

— Вот! Вы тоже понимаете! — Джованна кивала. — Я бы и рада, но я сейчас… видите?

Она натянула ткань платья, и та отчетливо обрисовала маленький животик.

— Ой! Поздравляю! — обрадовалась Адриенна. — Когда надо ждать?

— К весне. Дана Адриенна, а вы в крестные пойдете?

— Если его величество не запретит прямым приказом, обязательно, — кивнула Адриенна. — И… наверное, ты права. Я была бы рада тебя видеть, но и ребенок, и… ты сама понимаешь. Мало что изменилось с прошлого раза. Его высочество по-прежнему любит эданну Ческу, а я… я — так.

Джованна сочувственно вздохнула.

Да, есть и такое у женщин. Когда они несчастны, они готовы загрызть весь мир вокруг себя. А когда счастливы… это ведь неправильно, что рядом останется кто-то несчастный! Не осчастливленный…

— Дана Адриенна, а если вам позвать мою подругу?

— Подругу?

— Ньора Розалия Меле, — назвала имя Джованна. — Вы не думайте, Роза — она хорошая. Она умненькая, серьезная, только очень занудная. Но вас это как раз и не смутит.

— Нет, не смутит, даже порадует.

Адриенне тоже свойственно было определенное занудство.

— Вот. В остальном она не предательница, не сподличает, не напакостит, всегда скажет, если кто-то или что-то…

Джованна отлично понимала, что именно важно для Адриенны.

А еще…

У ньориты Розалии был главный плюс. Ни семьи, ни детей, две сестры где-то в провинции, брат в море, сама Роза трудом и горбом выбивалась… ладно, еще дядя помог, он стражником был. Но дядя два года уж как помер…

Если кто-то решит шантажировать Розу, ему будет намного сложнее.

Джованна куда как более уязвима. У нее и Матео, и ребенок…

Адриенне она это излагать не стала, она и так получила от даны одобрение.

— Да, пожалуй… пусть придет.

— Дана Адриенна, а вам, наверное, как королеве, будет двор положен?

— Двор? — Адриенна об этом как-то не задумывалась. Но ведь и верно…

— Ну да… четыре телохранителя, трое слуг-мужчин, обязательно четыре дамы при опочивальне, двенадцать фрейлин.

— Зачем столько?

— Ну как же… следить за вашими нарядами, украшениями, одевать вас, причесывать, раздевать, помогать укладываться, прислуживать днем и ночью…

Адриенна застонала.

Джованна улыбнулась лукаво и весело…

— Дана Адриенна, да тут уже такие интриги разворачиваются! Кто на вас ставит, кто против… Но дочерей ко двору пристроить — это ж милое дело! Глядишь, они тут и мужей найдут, и повыгоднее, чем дома…

— Ы‑ы‑ы‑ы‑ы…

— Чего вы так пугаетесь? Не надо, не переживайте. Это же не они вам, а вы им нужны… поговорите с Розалией, кстати говоря.

— Кстати?

— Ну да. Если вы ее назначите старшей… фрейлины могут ей и не подчиняться, но это вам нужна будет еще камер-фрейлина — дана, строгая, серьезная…

— Джованна, ты меня убиваешь!

— Ну… Я полагаю, его величество вам даст хороший совет на эту тему, — в глазах Джованны плясали бесенята. — А я бы советовала вам обратить внимание на эданну Сабину Чиприани.

— И что в ней такого примечательного?

— Хотя бы то, что эданну Франческу она на дух не переносит.

— И все еще при дворе? — удивилась Адриенна.

— У нее муж был военным. Поди убери ее… у нее и пенсия есть, и характер соответствующий… может, муж ее и командовал полком, но жена точно командовала мужем.

— Я не муж, мной командовать не получится.

— Зато фрейлинами — за милую душу. Субординацию она тоже понимает, — подмигнула Джованна.

Адриенна потерла виски.

— Я… я подумаю. Если его величество предложит. Мы пока с ним об этом не говорили.

— А еще поговорите с даной о другом. Если это еще не определил его величество, то, возможно, она сумеет поторговать местами и выбить что-то полезное?

— К примеру?

— Откуда ж я знаю, что вам, дана, на пользу пойдет? — удивилась Джованна.

Адриенна застонала. Зная короля…

— Вот не сойти мне с этого места, его величество меня в это бросит, словно щенка. И посмотрит, выплыву я или потону.

— Так и что в этом страшного? — подбодрила Джованна. — Дана Адриенна, начинать-то с чего-то надо!

— А то как же, — кивнула Адриенна. — Например, с простого вопроса. Его величество с тобой уже поговорил — или потом поговорит?

Джованна даже не покраснела.

— Вот я точно знала, дана, что вы догадаетесь! Так и сказала его величеству!

— Так-таки и сказала?

— Да, — Джованна посмотрела Адриенне прямо в глаза. И девушка не уловила лжи. — Я сказала, что вы умная и не поверите во все подряд.

— А во что я должна поверить? В эту… эданну Чиприани?

— В том числе. Вы посмотрите на нее и поговорите с его величеством. Вдруг да понравится?

Адриенна только головой качнула.

— Ладно. Я и посмотрю, и поговорю… А если честно и по старому знакомству, ты мне ничего сказать не хочешь?

Джованна потерла лицо руками.

— Даже не знаю, дана. Вот честно… даже не будь у меня ребенка, я бы в эту свару не полезла. Эданна Ческа вам никогда не простит… сама она — пустоцвет, но власть любит, за нее вас рвать будет когтями и зубами. Постарайтесь поберечься, вас здесь никто жалеть не будет.

Адриенна это и сама преотлично знала.

— И насчет Розалии я тоже не врала. Она хорошая, просто зануда и невезучая. Приглядитесь, вдруг да понравится?

Адриенна только рукой махнула.

Ладно, поживем, посмотрим…

* * *

Сегодня его величество выглядел ничуть не лучше, чем вчера. Даже, может, еще и похуже. Мешки под глазами, хоть ты туда репу складывай, осунувшееся желтое лицо…

— Доброе утро, дана.

— Доброе утро, ваше величество.

— Судя по вашему лицу, Адриенна, вы не хотите сказать мне спасибо? — от души развлекался Филиппо Третий.

Адриенна вздохнула.

— Ваше величество, когда вот так, достаточно бесцеремонно лезут в твою жизнь… Это ведь все будут ваши люди! Ваши, не мои…

— Но у вас и нет пока своих людей, разве не так, Адриенна? Я знаю, кое-кто хотел поехать с вами, но вы оставили всех в СибЛевране.

Адриенна тряхнула головой.

— Да.

Это было чистой правдой. И хотели, и она была против — и причина была более чем уважительная.

— Вот и отлично. Это те люди, которым не нравится эданна Вилецци. Дальше объяснять?

— Не надо, — вздохнула Адриенна. — Я попробую найти с ними общий язык.

— Попробуйте, Адриенна. Это действительно необходимо. И идемте сейчас со мной…

— Куда?

— Куда вам и хотелось. В казначейство.

Адриенна кивнула еще раз.

— Дан Брунелли еще занимает свое место?

— И занимает его более чем по праву. Даже мой сын вряд ли его тронет. Бенвенуто — гений в том, что касается денег.

Адриенна кивнула.

Именно это она вчера и попросила у его величества.

Поучить ее управлять государством. Вот так, как он учил сына. Как будто ей тоже надо принимать дела…

Понятно, что так не получится.

Понятно, что реальной власти Адриенне никто не даст.

Но она сможет понимать, как и что происходит. А там, возможно, и что-то менять?

И не вредить, нет…

Это ведь и ее дело тоже! Не СибЛевран, но ее дети будут сидеть на троне Эрвлина. Найдите хоть одну нормальную мать, которая хочет своим детям плохого. Нет?

То-то же.

Есть, конечно, странные существа, которые и к своим детям безразличны, и кого угодно готовы принести в жертву своей выгоде… ну так это просто не матери. Утробы.

Выносили, выродили и из головы выкинули. О таких и думать не стоит — ни к чему.

А еще… это хоть какая-то иллюзия… страховки? Контроля?

Адриенна понимала, что будет практически полностью зависеть от супруга и его отношения. Но… но мало ли что? Мало ли как повернется жизнь?

Деньги, война, интриги… с двумя последними компонентами ей точно не справиться. Но хоть что-то она должна знать? Почему бы и не казначейство?

* * *

Дан Бенвенуто ничуточки не изменился с прошлого раза.

Такая же уютная и обаятельная булочка. Сидит себе в кабинете, улыбается… кабинет, ага. Да казначейство целое здание занимает, и не самое маленькое! И кабинет у дана соответствующий. И статусу, и, кстати, булочности. Все такое теплое, золотистое, песочное, уютное… Но сейчас Адриенна еще меньше была склонна к самообману.

Булочка, ага…

Укусишь — без зубов останешься. И без головы.

— Дан Брунелли. — Его величество улыбался самым добродушным образом. — Дана СибЛевран — моя будущая невестка.

— Ваше величество…

— Как будущая королева, она должна разбираться в финансовых вопросах.

— Ваше величество? — искренне удивился дан Брунелли.

Филиппо Третий махнул рукой.

— Венто, мы с тобой сколько уж друг друга знаем?

— Долго, государь.

— Вот… последний раз, когда сын пытался читать твои отчеты, он что сказал?

Дан Брунелли только вздохнул.

— Может, у Адриенны что и получится? Хозяйство она вела, с бумагами работать привыкла, с числами тоже ладит. Понимаю, где поместье, а где королевство, но умеешь командовать тремя — справишься и с сотней. Так что… пусть попробует.

— Как прикажете, ваше величество.

— И не обижайся, Венто. Я не вечный.

Дан Брунелли кивнул.

— Как будет удобно ее высочеству? Я могу называть так дану?

— Да. Помолвка уже была, о дате свадьбы будет объявлено со дня на день, — кивнул его величество. — Итак, дан?

Адриенна подумала несколько минут.

— Дан Брунелли, вам будет удобно, если я стану приходить в казначейство, скажем, к семи — восьми утра? И уходить около полудня? Понимаю, многое за этот срок не сделаешь, но хоть какое-то представление получить о происходящем?

— Давайте попробуем, ваше высочество. Сегодня…

— Вот сегодня и начните. А завтра у даны Адриенны все будет расписано чуть ли не по минутам, — кивнул его величество. — Завтра познакомитесь с эданной Чиприани, поговорите с ней насчет фрейлин, служанок…

— Да, ваше величество.

— Отлично. Оставляю вас с даном Брунелли.

* * *

Когда его величество ушел, Адриенна молча посмотрела на дана.

Тот, недолго думая, достал отчет за декаду. Такие они всегда составляли для его величества.

— Давайте начнем с этого, дана. Почитайте, посмотрите, что будет непонятно, а я объясню.

Адриенна кивнула.

Уселась с папкой на углу стола и углубилась в чтение.

Потом попросила грифель и принялась что-то отмечать.

Потом начала задавать вопросы.

Дан Брунелли, вообще-то, не любил женщин, которые лезли в его дела.

Еще меньше он любил женщин, которые воображали себя умными.

Но для даны СибЛевран он, кажется, сделает исключение. Глупых вопросов она не задавала, чисел не боялась, думать умела…

Может, и получится у нее что-то хорошее? Кто ж знает?

Посмотрим…

В столице

Нотариус выглядел так, как и положено выглядеть добропорядочному нотариусу. Не слишком высокий, сухощавый, в черном дублете и гауне и удивительно серьезный…

— Здравствуйте, ньор Лаццо.

— Добрый день, ньор Николози. Чем обязаны?

— Исключительно завещанием дана Феретти.

Фредо Лаццо помрачнел.

Да… это действительно было… сложно. Чего уж там.

Осознавать, что в твоей семье, под самым твоим носом… и вот такое?!

Тут спасибо хоть без сердечного приступа обошлось. А могло бы и с ним… Страшно это. Действительно страшно…

— Кого я должен собрать для оглашения завещания, ньор Николози?

— Вас, вашего сына, вашу супругу, дан Мию, Серену и Джулию Феретти. Катарину Феретти.

— Полагаю, вы знаете, что дана Мия Феретти…

— Да, я в курсе, ньор Лаццо. Поэтому хотел бы видеть остальных лиц, указанных в завещании.

Поскольку все лица сейчас были и жили в доме Лаццо, собрать их было несложно. И потребовалось-то каких-то полчаса.

Когда все пришли и расселись в гостиной, нотариус откашлялся и начал хорошо поставленным юридическим голосом.

— Я выражаю последнюю волю моего доверителя, дана Джакомо Феретти, изъявленную им в здравом уме и твердой памяти. Дата завещания…

Само завещание было очень и очень кратким.

Фредо Лаццо возвращались деньги, которые тот дал в приданое за Катариной.

Паскуале Лаццо — доля в деле.

Дане Мие Феретти завещалась коллекция оружия и пятьдесят тысяч лоринов.

Дане Серене Феретти и дане Джулии — кое-какая мебель, посуда и те же пятьдесят тысяч лоринов на каждую.

Остальное имущество, выраженное описью, при виде которой Фредо только присвистнул, отходило ньоре Катарине Феретти, удочеренной Джакомо Феретти. Девочка в одночасье стала одной из самых богатых невест столицы. Да и Джулия с Сереной… Поскольку убийца не может получить выгоду от убитого им человека, деньги, завещанные Мие, отходили пополам к ее сестрам. Коллекция оружия — к Лоренцо Феретти, буде он вернется. Также ему было завещано пятьдесят тысяч лоринов.

Джакомо больше верил Мие и ее чутью.

Сказала девушка, что ее брат жив? Ну, может, и правда жив. Подождем пока вычеркивать его из завещания. Это всегда успеется… Умереть Джакомо и вовсе даже не рассчитывал.

— Откуда у моего зятя такие деньги? — не выдержал Фредо.

Нотариус молча развел руками.

— Я не в курсе дела, ньор Лаццо.

Фредо только вздохнул.

Нотариуса он проводил честь по чести. И с родными разговаривал, и вида не показывал… и только оставшись наедине с супругой, решился дать волю чувствам.

— Ох, Мария…

Сгорбился, ссутулился и внезапно стал очень и очень старым. И жутко усталым.

— Все в порядке, Фредо. — Жена присела рядом, обняла мужа за плечи, прижалась покрепче. Это ведь важно иногда — просто быть рядом. Чтобы человек знал, что он не один…

— Не в порядке. Я ведь знал, что с Джакомо не все чисто. Знал… но закрывал на это глаза. Лишь бы меня оно не касалось.

— Я тоже знала, — созналась ему Мария. — Не удивляйся, родной, Феретти ведь на моих руках, считай, выросли. Я и Фьору знала, и малышей видела… я понимала, что со старшей девочкой что-то не так. Серьезно не так. Но Фьора… она умоляла меня в это не лезть. Я и не стала.

— Фьора что-то знала?

Мария потерла лицо руками.

— Сложно сказать. Фьора… ты ее не успел узнать. Она была именно такая, как и казалось. Легкая, беззаботная, избегающая малейших трудностей. На моей памяти она только один раз проявила твердость, даже жесткость. С Мией. Лично разговаривала с девочкой, уделяла ей больше времени, чем всем остальным детям, вместе взятым…

— Вот даже как.

— Да. И потом, когда Джакомо подружился с Мией, я не удивилась. И сама Мия… она знала, что делает, знала, на что идет…

— Она тебе что-то рассказывала?

— Нет. Просто сказала, что ради младших готова на все. И точно знаю, отдать нам Кати убедила Джакомо именно она.

— Даже так…

— Да, дорогой. Мия была под стать своему дяде. Жесткая, упрямая, очень сильная… внутренне сильная. Я никогда не поверю, что она утопилась, это глупости. Я вполне верю, что она отравила Джакомо и дана Бьяджи. Ты знаешь, какие слухи ходили о его женах?

— Знаю…

— Если скажешь, что это глупости, — стукну кувшином, — предупредила любящая жена. — Вот только посмей…

Фредо хмыкнул в ответ на это заявление.

— Не посмею. Все я понимаю…

— А раз понимаешь… Мия сделала все возможное, чтобы обезопасить и себя, и сестер, и нас всех. Я не знаю, когда она появится, но у меня она всегда найдет и защиту, и помощь. Это понятно?

— Более чем, дорогая супруга.

Мария кивнула и поднялась с дивана.

— Джакомо играл с огнем. Он считал, что может укротить пламя, — и сгорел. Я так не считаю. Я уверена, что Мия жива, что она здорова, что с ней все будет хорошо. А остальное… пусть будет так, как будет.

— И что ты собираешься делать?

— То, что положено. Воспитывать малышку Кати, вести дом, готовить Серену к роли супруги, ну и Джулию заодно, и подходящего жениха ей приглядывать… ждать Мию и Лоренцо. Я верю, что они вернутся рано или поздно.

— Не было бы слишком поздно.

— Не будет, — уверенно предрекла Мария. — Пойдем спать, супруг и повелитель. Я устала.

Фредо послушно поднялся с дивана, обнял жену за плечи.

— Я правильно на тебе женился.

— Конечно, правильно. Или есть сомнения?

— Никаких, — рассмеялся Фредо, чувствуя, как с его плеч падает тяжелый груз безысходности. Может быть, в его жизни не все так хорошо и падре его исповедь не одобрит. Но вот что все правильно…

Все очень и очень правильно. А остальное — переживем.

Примечания

1

Первые петухи поют около полуночи, вторые во втором часу ночи, третьи — в четыре часа утра (прим. авт.).