Ветер и крылья. Развязанные узлы

Галина Гончарова, 2023

Дороги Эвроны извилисты и запутаны. Находит свою любовь Мия Феретти. Но будет ли она счастлива? Взаимно ли ее чувство? Ведь кровь метаморфа еще не гарантия крепкого союза. Во исполнение древнего долга выходит замуж Адриенна. Счастье? Какое может быть счастье во дворце? Там, где интригуют все, где за каждым углом убийца, где приходится следить за каждым словом и жестом, чтобы не выдать себя. А корона давит на виски. И требует… А муж-король любит другую. Неспокойно и в самой Эвроне. Убийства людей, черные мессы, заговор… Напряжение нарастает. Дороги извилисты, но рано или поздно они приведут к цели своих подопечных. Дороги плетутся…

Глава 3

Мия

В данный момент Мия не думала ни о дяде, ни о родственниках. Она стучалась в двери монастыря Святой Франчески.

Правда, уже в женском виде.

Было у нее подозрение, что мужчину сюда на ночлег не пустят. А ей-то не только на ночлег, ей бы еще и задержаться… так что…

Стучим.

И снова стучим…

Долго ждать не пришлось, к воротам вышла послушница.

— Здравствуйте…

— Добрый вечер. Не позволите ли переночевать в монастыре? Могу или заплатить, или отработать ночлег, — дружелюбно улыбалась Мия.

— Этот вопрос надо решать не со мной. Матушка настоятельница…

Мия вежливо подняла брови.

— Я могу с ней поговорить?

— Я не знаю… давайте я провожу вас к сестре Бьянке, а уж потом…

Мия кивнула и зашагала за послушницей. По дороге она расспрашивала девушку — чего зря время терять?

Кто такая сестра Бьянка?

Правая рука матушки настоятельницы. Та часто болеет, а монастырем руководить надо. Вот сестра Бьянка и занимается…

Как зовут матушку настоятельницу?

Мать Норма. Она уже давно болеет, ей лет семьдесят…

Библиотека?

Да, в монастыре есть и библиотека, там работает матушка Паола. Она одна из немногих грамотных монахинь… очень умная… ей около пятидесяти лет.

Мия расспрашивала бы и дальше, но дорога закончилась рядом с кругленькой монахиней, которая командовала в трапезной.

— Ровнее! Да что ж вы такие-то…

Мия хмыкнула про себя.

Если это — сестра Бьянка? Ох, что-то подсказывает Мие, что ей такой родни не надо. И даром не надо, и с доплатой не возьмет… Какая-то это уж очень родня… взгальная. Вздорная.

Монахини вроде как должны быть выше всех этих мирских забот, а эта вон как командует — генерал в рясе. Когда монахиня повернулась, Мия лишний раз уверилась в своей правоте.

Лицо у сестры Бьянки было такое, что девушка порадовалась своей предусмотрительности.

Мия, идя в монастырь, пригасила свою внешность. Изменила цвет волос с золотого на невнятно-темный, сделала себе курносый нос, усыпала лицо веснушками и родинками, добавила широкий, словно бы жабий, рот… Но не стала менять общие очертания, глаза и лоб — все равно при таком раскладе на них внимания уже не обращали.

И правильно.

Увидь такая, как эта Бьянка, настоящую Мию — из вредности б рогами уперлась. С места бы не сдвинули даже упряжкой…

Сама сестра была чуточку симпатичнее козы. Ну так, ненамного.

Коза все-таки грациозная, обаятельная, и цвет глаз у коз красивый, и характер есть… хотя тут тоже характера — лопатой не отгрести. А вот с обаянием сложно.

— Это кто такая? — в голосе сестры зазвучали такие козлячьи нотки, что Мия задавила желание пошарить по карманам.

А вдруг где морковка завалялась? Даже лицо у сестры Бьянки было вполне себе козлиным. Но шерсти и обаяния не хватало решительно.

— Мия Ферро, — представилась Мия. — Я иду к тетке, в Умбрайю. Если можно у вас передохнуть пару дней, я оплачу или отслужу. А то ногу сбила — сил нет…

— Ногу сбила?

Мия молча показала ногу, которую вытащила из деревянного башмака.

Да, пришлось пойти и на такие жертвы. И башмаки купить в ближайшей деревне… Изобразить язву было несложно. Мия вообще всю свою внешность меняла, что ей какая-то язвочка?

Ха! И снова — ха!

Монахиня сжалилась и кивнула.

— Не знаю уж, чем тут отработаешь, с такой-то ногой… если только сидя…

— Я могу заплатить. А чтобы не сидеть сложа руки — я грамотна, могу в библиотеке помочь, — спокойно отозвалась Мия. — Переписать что или еще как-то…

— Шесть сольди. Три дня. Келью отведем и будешь помогать в библиотеке, — отрезала сестра Бьянка.

Не то чтобы она стала лучше относиться к Мие, нет. Скорее, просто решила, что опасности гостья не представляет, пожалеть ее можно… ну и выгоду тоже получить — не лишнее.

Мия помялась, подумала — и вытащила из кармана сольди. Отсчитала шесть монет, протянула монахине.

— Возьмите, сестра.

Бьянка сунула монеты в карман рясы и чуточку смягчилась.

— Завтракать, обедать и ужинать вместе со всеми. Встаем с третьими петухами на молитву, потом завтрак, потом послушание. Где библиотека — тебе покажут.

— Да, сестра Бьянка.

Мия могла бы раскатать вредную бабу в блин. Потом закатать обратно, добавить начинку по вкусу и сожрать, но зачем? Вот просто — зачем?

Ей не самоутверждаться надо и не побеждать каждую вредную тетку, а добиться своей цели. И идти дальше. Так что…

Пусть живут.

* * *

Ужин в монастыре в основном состоял из молитв. Еще был черный хлеб (жевать который так же приятно, как и кусок глины) и тушеные овощи.

Кажется, прошлогодние.

Мия подумала, что три дня — это максимум. Потом она превратится в дракона и сожрет к чертям поросячьим местную кухарку. Или у кого там послушание на кухне?

Нельзя же так издеваться над продуктами!

Или это умерщвление плоти? Начинается с желудка?

Келья тоже была… кошмарной!

Темной, сырой, холодной, одеяло вообще — огрызок счастья, подушка не предусмотрена, деревянная скамья пытается притвориться кроватью… Одно утешение: на ней даже тюфяка нет.

То есть — нет насекомых.

Кусать некому, но спать все равно невозможно. Мия лишний раз порадовалась, что надела на себя несколько юбок и две безрукавки под низ — так проще, чем все время показывать нужную толщину. Завернулась в плащ так, что из капюшона даже носа не торчало, и крепко уснула.

Лавки там, не лавки…

Попробуй походи весь день! Тут и на гвоздях уснешь…

* * *

Утро ознаменовалось криком петуха, столь же бездарным завтраком из непроваренной овсяной крупы (оказывается, и так можно, чтобы с одного края подгорело, а с другого не сварилось — вот талант-то!) и молитвой.

В храме было так холодно, что Мия даже во всех своих одежках замерзла. А монахини?

Вот где жуть-то жуткая! Так годик-два поживешь — да и на встречу с Господом. От чахотки, от еще чего… тут в принципе, что ли, не топят?

Ладно, это Мию тоже не касалось.

А вот библиотека и матушка Паола…

Вот матушка Паола выглядела вполне приличным человеком. Достаточно добрая, спокойная, не сплетница, к большому сожалению Мии…

Она, недолго думая, проверила почерк и посадила Мию переписывать какую-то ерунду. Житие какой-то святой…

Может, раньше Мия и отнеслась бы к этому серьезнее. Но сейчас?

Она — не человек. А грехов на ней столько, что хорошо еще крыша монастыря на Мию не падает. И молнией ее не разразило.

А могло бы…

Так что не думаем о продуктивности, думаем о своем.

И Мия попробовала втянуть монахиню в разговор.

Это оказалось достаточно быстро и просто. Но…

О том, что интересовало девушку, матушка Паола не имела ни малейшего представления. Ни кто останавливался в монастыре, ни когда… Какие-то книги? Кто и что жертвовал на монастырь?

Да, безусловно, ведутся списки. Но это только у матушки-настоятельницы. У нее вообще много чего хранится, в ее состоянии одна радость и осталась — книжку почитать. Или побеседовать с кем… вряд ли, конечно, Мию к ней позовут. Где матушка, а где Мия…

Но вдруг?

Мия подумала, что не станет ждать милостей от природы, осторожно выяснила, где находятся покои настоятельницы, — и перевела разговор на пергамент и чернила.

Не знаешь ты чего-то?

И не знай, тебе так будет жить проще, а мне — спокойнее. И убивать не придется, лишний грех на душу брать.

Тем более что о случившемся в Умбрайе — о гибели семьи Бонфанти — монахиня точно ничего не знала. Мия спрашивала. Ну и пусть живет с миром.

Вечером Мия отдала ей свою работу и получила в качестве благодарности очередное благословение. Как следует померзла в храме. А в качестве ужина выдали рыбную похлебку. Единственная радость, что горячую. Но лучше б горячей воды просто дали — по консистенции похоже, а опасности отравиться вроде как нет. Как-то эта похлебка пахла… странновато.

Когда она отсюда выберется, она пойдет в трактир и нажрется. Мяса.

Много.

Что она — свинья, что ли? Да на таком рационе и свинья-то подохнет! Они хоть и всеядные, но не настолько! Тьфу!

* * *

Спрашивать благословения?

Просить отвести ее к настоятельнице?

Или еще какие-то глупости устраивать?

Мия о таком и не думала, и думать не собиралась. Ей надо?

Она пошла. Или — она пришла.

Правда, каким чудом мать Норма не скончалась, обнаружив рядом с собой постороннего человека… Это уже другой вопрос.

Она действительно была старой, эта женщина. Старой и больной. Лет семьдесят, не меньше…

Выпавшие зубы, побелевшие волосы…

Мия решила принять свой собственный облик и теперь смотрела холодными глазами на мать Норму.

— Доброй вам ночи.

— И тебе, дитя.

Когда тебе за семьдесят, начинаешь спокойнее относиться к жизни. Мало ли что может делать посторонний человек в твоей келье?

Может, у него важное дело?

Мия не стала тянуть.

— Скажите, мать Норма, знакомо ли вам имя — Эванджелина Бонфанти?

Как оказалось — знакомо. Да настолько, что настоятельница ахнула, подавилась слюной и чуть не отправилась на встречу со Всевышним. Преждевременно.

То есть Мия не возражала бы — пусть помирает, но сначала расскажет, что и как. А потом уж что захочет, то и делает.

Прокашлявшись, монахиня посмотрела на Мию серьезным взглядом.

— Пожалуйста, подойди поближе. Хочу тебя увидеть… ты на нее похожа?

— Не знаю, — честно ответила Мия.

— Это — твое настоящее лицо?

Мия подняла брови.

— Вы и об этом знаете?

— Знаю. Дана Бонфанти была моей подругой. Она похоронена на нашем кладбище.

Оп-па!

Вот могилу прабабки Мия встретить не рассчитывала. Но…

— Она точно умерла?

— Она умерла у меня на руках. И похоронена здесь, рядом с внучкой…

— Та-ак… — Мия почувствовала, что где-то здесь нелогичность. — Мать Норма, вы не могли бы рассказать мне все, что вы знаете о моей прабабке? Пожалуйста…

Монахиня кивнула, ничуть не удивляясь просьбе.

— Я знаю не так много. У нее была сложная и длинная жизнь… во многом благодаря ее крови. Так что вы, юная дана Бонфанти, можете жить долго, если вы такая же, как ваша прабабка.

Мия кивнула.

— Называйте меня Мия. Так будет проще.

— Хорошо, Мия. Что ж, начнем с начала. Вы знаете, что, когда вашей прабабке было десять лет…

Большую часть истории Мия знала. И о королеве, и о службе Эванджелины… Оказалось, что верны были два предположения Мии. Эванджелина, во‑первых, родила сына от женатого мужчины с весьма и весьма ревнивой супругой, а во‑вторых, мальчику было тяжело при дворе. И подстроить несчастный случай могли — супруга была ревнива, — и травить его начали, когда он стал понимать, что такое «ублюдок». Поэтому сына Эванджелина отвезла в свой родной город.

Там у нее была кормилица, там были надежные люди, которым она могла доверить малыша… и это оправдалось.

До смерти последнего Сибеллина.

В каком-то смысле были верны все версии… Эванджелина действительно забрала внучку у родителей. Не потому что почуяла в ней какую-то там кровь, нет. Просто малышка постоянно кашляла, и любящая бабушка решила отвезти ее на лето на воды. Вот и все.

Родители не возражали.

Когда Эванджелина узнала о случившемся и бросилась в Умбрайю — ей остались только угольки. Конечно, она отплатила за смерть сына и невестки, но разве это вернет любимых людей?

Увы…

Женщина осталась рядом с кучей могил. И… почему бы нет?

Деньги у нее были, было и желание отсидеться. И она попросту пришла в монастырь.

Там росла маленькая Анна, там спокойно жила Эванджелина.

Нет, способностей у малышки не было. Никаких. А вот желание посвятить себя Богу — появилось.

Для Эванджелины это было… ну, если и не крахом жизни… принять такое решение от ребенка она попросту не могла. Смирения не хватало. Или хотелось внуков… ладно. С учетом того, что Анна была внучкой, — правнуков.

Анна настаивала на своем, Эванджелина злилась… Договорились так: если в двадцать лет Анна еще будет хотеть пострига, Эванджелина обещала с этим смириться.

Не пришлось.

Монастырь, увы, не крепость. Нет, совсем не крепость…

И люди тут случаются разные, и всякое бывает… в том числе и бродячий менестрель, который попросту обольстил Анну Бонфанти. Что уж он пел, что говорил… крепость пала к его ногам.

Только вот… менестрели не заводят семей, за редчайшим исключением. Попел лето, да и ушел. А Анна поняла, что беременна. И кинулась к матери.

Тогда ей было как раз девятнадцать лет.

— Мне кажется или Эванджелина сама нашла того менестреля? — уточнила Мия.

Ну… она бы точно так поступила. Но собеседница глухо кашлянула, отрицая.

— Мы с Эванджелиной разговаривали. И она не врала мне… нет, она думала об этом, но в кои-то веки решила положиться на Бога. Она как раз болела, плохо себя чувствовала… ей было не до того.

Мия сомневалась. Но — вдруг?

— А что было дальше?

Мать Норма вздохнула.

— Анна Бонфанти похоронена на нашем кладбище. Она родила девочку, которую также пожелала назвать Анной, чтобы та заменила бабушке ее саму. И умерла от родильной горячки.

— Вот ведь…

Мия только головой покачала, сочувствуя Эванджелине.

Потерять сына, невестку, внучку… получить на руки младенца… и это, по прикидкам Мии, в возрасте, когда приличные люди уже гроб обживают…

А рассказ продолжался.

По словам матери настоятельницы, Эванджелина очень сильно винила себя в смерти Анны. Якобы она что-то не сделала для нее, не смогла, или… тут Эванджелина не вдавалась в подробности. Она попросту взяла маленькую Анну и ушла из монастыря, сказав, что второй раз такой ошибки не допустит. Хватит с нее!

Дальше?

Тогда еще мать Норма была просто послушницей. Постриг она приняла потом.

Мало кто знает, но в монастырях можно было и жить. Иногда — годами.

Трудник?

Это слово к Эванджелине было неприменимо. Она жила как гостья, платила за постой, делала что пожелает, могла не соблюдать посты и не ходить на службу. А Норма убирала в ее комнатах.

Послушница же?

Вот и слушайся…

Но даже в монастыре нужно с кем-то поговорить. Так и получилось, что Эванджелина начала откровенничать с юной Нормой. Слово за слово…

Да, она рассказала и про свои способности. И даже показала кое-что… она могла.

И меняться полностью, по желанию, и выглядеть и как мужчина, и как зверь…

Мия задумалась.

Волком, к примеру, она обернуться не пробовала. Хотя… и не хотелось, если честно. А вдруг обратно не получится? Страшновато…

Эванджелина говорила, что везде есть свои условия. Какие? Она не уточняла, говорила, что Норме ни к чему.

В монастырь она вернулась, когда выдала замуж праправнучку. Потом уезжала еще несколько раз. Куда?

Не рассказывала.

Мия полагала, что увидеть Анну, увидеть Фьору, понять, что ребенок НЕ метаморф… может, для чего-то еще…

Кто знает?

— Она ничего не оставляла?

— Она оставила мне на хранение семейную Библию Бонфанти. Остальные вещи она завещала монастырю.

Мия едва удержалась от удивленного бульканья. Че-го?!

Какая семейная Библия? Она должна была погибнуть в Умбрайе… вряд ли Эванджелина забрала ее с собой? Но…

— Я могу выкупить ее у вас.

— Ни к чему. Просто откройте стол и достаньте. Если бы вы не пришли, я передала бы ее следующей настоятельнице.

— Я пришла, — кивнула Мия. — Эта?

Библия легко легла в ее ладони. Бархатный переплет, скромные медные уголки, никаких украшений…

— Эта.

— Спасибо вам. Я могу завтра посетить их могилы?

— Можете, конечно. Я… я знаю, зла в Эванджелине не было. Она была достаточно злой, жизнь ее не слишком-то баловала, но она не была Злом. И радовалась бы, что ее род продолжен. Что ее способности воплотились в вас.

Мия тряхнула головой.

Она знала, как назовет свою дочь, если у нее когда-нибудь будут дети.

Хорошее имя — Эванджелина. Стойкое…

Настоящее.

* * *

С утра Мия посетила кладбище.

Положила цветы на могилы обеих Бонфанти. И от души пожелала Эванджелине и ее внучке спать спокойно. Пусть ничто не потревожит их сон.

Потом сделала пожертвование на благо монастыря и покинула его навсегда.

Библию она даже не открывала.

Потом.

Однозначно — потом.

Если уж она так примерно угадала, о чем думали ее предки… ну так позвольте и еще раз угадать.

Вы стары, больны, живете при монастыре, ваши таланты не воплотились в ваших детях, внуках и даже правнуках… скоро умирать.

Что бы захотела сделать сама Мия?

Да все просто.

Предупредить. Написать письмо. Оставить маячок для тех, кто будет искать… Эванджелина понимала, если ее способности проявятся в потомстве, кто-то обязательно начнет копать. Вот и вернулась именно сюда. Хотя могла бы выбрать по стране любой монастырь, но поди найди ее там!

Нет, она вернулась сюда вполне осознанно. Хотя вряд ли ей тут нравилось.

А если уж думать дальше…

Мия была уверена, что Библия — и есть зашифрованное послание потомкам. Но точно так же была уверена, что Эванджелина допускала все: и что книга попадет в чужие руки, и что руки могут быть злыми…

Вывод?

Можно не раздирать переплет и не искать письмо в корешке книги. Мия бы точно так не поступила, а Эванджелина точно не глупее прапраправнучки…

Если и есть что-то, это будет шифр. А на то, чтобы с ним разобраться, чтобы просто его найти, нужно будет время. Может, еще и кто-то поумнее Мии. Девушка не обольщалась — она не гений. Убить она может, а вот с шифрами раньше дела не имела.

Ну и ладно.

Разберемся потихоньку.

Сюда она приехала не зря, и историю семьи хоть чуточку, но узнала. А если расшифрует послание Эванджелины, может, и что-то новое узнает о себе.

Но это потом.

А пока — зеркала мастера Сальвадори.

Итак — в дорогу! Ее ждет городок Пратто и некая ньора Октавия Росса. Эх, вот что плохо… Бонфанти — фамилия редкая, да еще с таким именем. А Росса…

Искать загрызешься…

Ничего, Мия упорная. Она поищет. Она — найдет.

Адриенна

— Здравствуйте, эданна Чиприани.

Эданна с интересом осмотрела Адриенну. Качнула головой.

— Дана СибЛевран, здравствуйте. Но вы должны привыкать — не здороваться первой. С вашим статусом это просто не принято.

Адриенна пожала плечами.

— Полагаю, мало у кого хватит набраться наглости, чтобы сделать мне замечание.

Замечание попало в точку. Эданна Чиприани подняла ухоженную бровь.

— Хм… интересно. Когти есть, зубки есть, полагаю, эданну Вилецци ждет неприятный сюрприз?

— Даже не представляю, — развела руками Адриенна. — А кто эта дама?

И невинный взгляд больших голубых глаз.

Эданна Чиприани закашлялась, пытаясь скрыть смех.

Ну да… все и всё знают, но заявить ее высочеству в лицо, мол, это любовница вашего супруга? Ну-ну, эданна Чиприани посмотрела бы на этого героя. Недолго…

Эданне Сабине было около пятидесяти лет. Не слишком высокая, с округлыми пышными формами и доброй улыбкой, она на первый взгляд напоминала чью-то ласковую бабушку.

Ровно до момента открытия рта.

А вот потом…

Уничтожить парой слов она могла кого угодно. И характер у нее был далеко не ангельский. Эданну Франческу она, кстати, терпеть не могла. Есть такое у женщин, которые любят своих мужей. Вот почему-то… странный такой перегиб…

Да, они любят, они счастливы, они… они все равно терпеть не могут шлюх!

Потому что у каждой женщины есть братья, отцы, сыновья, наконец. Которые преотлично могут испортить себе жизнь. Кому-то повезло, а вот как остальным придется?

К тому же эданна Франческа была хитрой, наглой… и… ладно уж! Честно признаемся себе, что были у эданны Сабины и личные причины… пару раз дан Чиприани позволил себе восхититься эданной Франческой. И даже…

Мужчины!

Помните о технике безопасности и никогда, вот НИКОГДА не сравнивайте двух женщин. Или хотя бы делайте это в пользу той, которая находится сейчас рядом с вами. А то и пострадать можно.

Серьезно так…

Супруг эданны Сабины почти не пострадал, пару бриллиантовых браслетов и колье он бы и так жене купил, но…

Но как такое оставлять без внимания?!

Нельзя!

Эданна Сабина запомнила. И не простила.

Уж и супруга нет, а злость осталась. И укусить эданну Ческу она не откажется.

Адриенне она это не объясняла. Но и не нужно было. Чувствовала людей девушка и сама по себе неплохо. И понимала, что ей сейчас не лгут.

Да, хотят получить свою выгоду… Какую?

А, вот оно что!

Дочь эданны Сабины, Паола Чиприани, пока не замужем. И если дана Адриенна не возражает, то одна из фрейлин уже есть.

И вторая. Кузина Паолы, дана Бьянка Варнезе.

Адриенна пожала плечами и утвердила обеих. Почему бы нет?

А потом решила подойти к делу уже серьезно.

— Эданна, я прошу вас составить списки тех, кто желает стать моими фрейлинами. Это первое. Второе — кратко об их семьях.

— Что именно вас интересует?

— Кто будет пристраивать ко мне своих племянниц и дочек.

— Я и так вам скажу: все, — рассмеялась эданна. — Место же выгодное, а как королева умерла, так и фрейлин распустили.

Адриенна побарабанила пальцами по столешнице.

— Эданна, вы не понимаете. Мне не нужны конфликты, мне вполне хватит эданны Чески. Поэтому, чтобы не взять девочек из семей, которые, к примеру, связаны кровной местью… или, я знаю, у эданны Вилецци есть какие-то родственники…

— Поняла, — кивнула эданна. — Я соберу для вас сведения.

— Вот и отлично. Еще один критерий отбора — достаток.

Эданна не изменила выражение лица, но… неужели в смысле — что с кого получить? Странно…

— Должность фрейлины потребует расходов. Не хотелось бы разорять чьи-то семьи…

— Согласна. — Эданна Чиприани подумала еще и о том, что нищая фрейлина — легко продается. Это в сказках пишут и в песнях поют о гордых и чистых бесприданницах. А вот при дворе таких не водится. Не выживают они здесь.

При дворе его величества Филиппо Третьего покупаются и продаются все. Кое-кто добровольно, а кто-то и принудительно.

— Впрочем, я поговорю с его величеством. Может быть, мы сможем взять двух или трех девушек на благотворительных началах. К примеру, если их семьи бедны, но родители оказали большую услугу Короне. Одеть, дать должность, приданое, выдать замуж…

— Хорошая идея, дана СибЛевран.

— Дана Адриенна. Я приняла совет его величества, эданна Чиприани. И вы станете моей камер-фрейлиной, но я надеюсь, что вы меня не подведете.

— Да, ваше величество.

Адриенна посмотрела эданне прямо в глаза.

— Я — не прощу.

А вот это эданне было совершенно ясно. Она и сама прощать не умела…

— Мы найдем общий язык, дана Адриенна.

— Вот и отлично. Приступайте к составлению списков, эданна Чиприани. Считайте, что вы приняты официально, указ его величество подпишет сегодня же вечером. А мне сегодня надо еще поговорить со служанками.

* * *

Служанок Адриенна отобрала достаточно быстро.

Не стала сильно заморачиваться выбором, взяла тех, кого посоветовал его величество. Почему бы нет? Все равно за ней будут следить, все равно будут доносить о каждом ее шаге. Только вот эти — королю.

А другие кому?

Проверять это на себе Адриенна не хотела, поэтому и рисковать не стала.

Филиппо Третий оценил ее уступчивость и задал правильный вопрос, подписывая указы:

— Адриенна, возможно, вы сами кого-то хотите пригласить?

Адриенна вздохнула.

Мия Феретти…

Вот кого бы она пригласила и не задумалась. А больше подруг у нее не было.

— Нет, ваше величество. Но у меня есть серьезная просьба.

— Чего вы хотите, Адриенна? Что я могу сделать для вас?

— Так получилось, что я свела близкое знакомство с семьей Феретти…

— Феретти… да, я помню. Эта история на всю столицу прогремела. Что я могу сделать, Риен?

— Я принимаю участие в этой семье. И мне хотелось бы, чтобы девочки были устроены, — просто ответила Адриенна. — Не надо тащить их ко двору, им это будет не в радость, Серена и Джулия — тихие домашние малышки. Но возможно ли как-то помочь?..

Филиппо кивнул и улыбнулся.

— Это вполне возможно. Я помогу немного семье Лаццо и намекну, что их благосостояние напрямую зависит от хорошего отношения к девочкам.

— Благодарю вас, ваше величество.

— Это несложная просьба, Риен.

Адриенна только руками развела.

— Ваше величество, а что еще я могу попросить? Чувства не в нашей власти, разум… я надеюсь, что он возобладает у моего будущего супруга, но…

Но эданна Вилецци сделает все, чтобы ее любовник думал не головой, а головкой. Увы.

— Возобладает, — мрачно пообещал Филиппо.

Сына он еще с песочком проработает. Нет, ну что это такое!

Хороший ведь вырос человек, неглупый и в делах разбирается, но до чего ж он…

Слабовольный?

Нет.

К примеру, бойцовый пес — существо совершенно не слабовольное. Но хозяина эта зверушка себе выбирает один раз, на всю жизнь, и подчиняется ему безоговорочно.

Вот и его высочество… Выбрал.

Ругайся не ругайся, но… даже если порвать эту сворку… Адриенна его не сможет удержать. Его величество горько подумал, что надо было решать эту проблему раньше.

Жестко.

А сейчас…

Сейчас уже для всего поздно.

И потер бок, в котором под алым бархатом все сильнее и сильнее болела печень. И белки глаз желтеют, и кожа, и… поздно.

Для всего поздно.

Как же это… неправильно!

Лоренцо

— Пустынный Смерч!

Вот уж чего Лоренцо не хватало вишенкой на тортик, так это еще разбойников.

Да-да, под страшным и ужасным прозвищем «Пустынный Смерч» скрывался именно что разбойник.

Промышлял он на караванной тропе уже третий год, после себя оставлял только трупы, трупы и снова трупы, забирал все имущество несчастных и уходил.

Куда?

Неизвестно…

Ни куда, ни кто он, ни где у него гнездо…

Изловить негодяя пытались все беи. И Амирух-бей, и Фарран-бей, и Шарнах-бей…

Султан гневался, из столицы шли возмущенные письма, но пользы от них не было никакой. Негодяй уходил от любых облав, словно заколдованный.

А может, и правда… того?

Кто ж его знает, авось и поворожила какая ведьма…

Энцо слушал и морщился. Вот ведь…

Он домой едет! Его дома ждут!

И тут какой-то разбойник? Да… просто — ГР-Р‑Р‑Р‑Р‑Р‑Р‑Р!!!

Если бы Пустынный Смерч видел выражение лица Лоренцо Феретти, он бы решительно передумал не то что нападать на караван — вообще в этом году из дома выходить. Но — увы.

И не видел, и не передумал…

— Будем надеяться, обойдется. — Зеки-фрай тоже оценил выражение лица Ангела и успокаивающе похлопывал его по руке. — Не злись… да, такое бывает. Везде есть эти негодяи…

Лоренцо это не слишком утешало.

— Нам до гор осталось всего ничего. Дней десять, может, двенадцать. Но эта сволочь регулярно здесь нападает…

— Может, нам повезет и он не нападет. Не обязательно ж сейчас. И Фарран-бей со своими людьми недавно здесь проезжал…

Лоренцо только вздохнул:

— Может, и повезет. А может, и нет…

Разговор вообще начался с рассказа трактирщика о последних «подвигах» подонка. Если можно назвать таковым словом издевательства и убийства беззащитных и ни в чем не повинных людей. Кого сразу убили, кого разорвали лошадьми, кого… тех, кто сопротивляется, могли вообще закопать в песок и так оставить — чтобы одна голова наружу. Мучительная смерть…

Смысл был все равно один: бросайте оружие и сдавайтесь! Тогда — может быть — вас не станут мучить перед смертью. Или вообще в рабы продадут. Это если очень, очень повезет.

Лоренцо такие рассуждения заранее не нравились. Вот еще не хватало! А потому…

— Кольчуга у нас есть. В ней я и поеду. И оружие не забуду. Раз уж предупредили. А ты… если что, бери мальчишек, бери Динч — и прячьтесь под телегой. Понял?

— Да.

— Чтобы вас стрелами не достали, да и оттуда не достали сразу. Пока я буду порядок наводить.

Зеки-фрай помолчал пару минут.

— Справишься?

— Смотря сколько их будет. Не всех положу, так хотя бы уполовиню, — пожал плечами Лоренцо. Помнил он, как подействовал на пиратов. Да и свои подвиги на арене — тоже.

Зеки-фрай серьезно кивнул. Благо они сидели в дальнем углу, никто их не слышал, да и кому они нужны — нищеброды? Идут с караваном, вот и пускай идут, вреда не будет — и ладно. Не купцы, не богачи, не беи… просто обычные люди. Все медяк прибудет…

— Я не спрашивал после арены. Но… что с тобой было и чем я смогу тебе помочь?

Энцо не стал таиться и озвучил версию, которую придумал давно. Еще с Мией.

— У нас в роду были вирканги. Знаешь о таких?

— Берсеркеры, — сообразил Зеки-фрай. Он и сам о чем-то таком догадывался, но ведь когда тебе подтверждают, оно куда как лучше звучит? Правда?

— Они самые. Как следует контролировать я это не могу, оно само… когда есть смертельная опасность. Потом уйдет, а я упаду, как на арене. Полутрупом.

— Понял, — сообразил Зеки-фрай.

А чего тут непонятного? Лечить, кормить, поить вином с медом… дело совершенно житейское.

Правда, берсеркеры — существа весьма редкие. Но вот ведь встретился же!

Значит, надо его использовать. Благо Лоренцо на их стороне.

— А…

— Что ты еще хочешь узнать?

— У тебя кто-то… отец, дед…

— Нет. Это по материнской линии пришло, — качнул головой Лоренцо. — Поэтому учить меня было некому. Сам что смог, то и нашел, как получилось, так и выучился.

— Вот оно что… только при смертельной опасности?

— Да.

Впервые за столько времени Зеки-фрай засомневался.

Динч ему вдруг стало… жалко? Да, можно и так сказать. Одно дело — обычный человек. Другое… вот такое.

Вряд ли Динч справится с берсеркером. На арене был один такой… Зеки-фрай знал и на что он способен, и каков он в обычной жизни.

Полубезумный…

И мужчина говорил, что берсеркеры этим заканчивают — ВСЕГДА!

Лоренцо Феретти на него не похож, но там же разница в возрасте чуть не вдвое?!

Впрочем, свои мысли Зеки-фрай оставил при себе. И горячо помолился, чтобы разбойник им не встретился. Обойдутся они без такого счастья…

* * *

То ли молился Зеки-фрай не так, то ли не там…

Пустынный Смерч свои появления обставлял весьма и весьма торжественно.

Караван шел.

На бархан выехал мужчина во всем черном. Свистнула стрела, ударила у ног идущего первым… перья тоже выкрашены черным.

Знак остановиться.

Остановиться, сложить оружие, встать на колени, подставить горло…

Или…

На барханах медленно вырастали такие же черные фигуры с луками. У всех замотаны лица, все на черных конях…

— Ну! — рыкнул Лоренцо.

Зеки-фрай схватил сына и нырнул под телегу. Второго мальчишку точно так же схватила Динч. Кажется, еще и собой прикрыла, Лоренцо уже этого толком не видел.

Ты хочешь красивых жестов?

Их есть у меня…

Чем всегда гордится любая шайка — это удалью атамана. Всегда… где бы дело ни происходило, хоть в лесу, хоть в пустыне, атаман должен принимать вызовы.

Или…

Или он перестанет быть атаманом.

Лоренцо Феретти стукнул коня пятками — совсем легонько. Конь у него, даром что низкорослый и лохматый, был еще и потрясающе умным. Какие шпоры? Какие хлысты?

Он сам все преотлично понял.

А еще, когда конек хотел, разгоняться он мог — всем на удивление. Никто и ахнуть не успел, как Лоренцо оказался рядом с ведущим каравана, поднял стрелу — и переломил пополам. Причем показательно.

На глазах у всех.

А потом спрыгнул с коня, сделал несколько шагов вперед и выразительно поманил атамана к себе.

Мол, имел я тебя в виду!

Выходи, если не струсишь!

Переоценивать «благородство» подонков, у которых его отродясь не водилось, тоже не стоило. В красивых романах атаман выехал бы один на один, был бы побежден, наказан, может, еще бы раскаялся и стал служить добру. Серена и Джулия над такими книжонками слезами уливались.

Лоренцо тоже иногда пролистывал, чтобы уснуть побыстрее…

С холма раздался свист, и на Лоренцо устремились сразу… сколько?

Ага, пятеро разбойников.

Наивные…

После арены они Лоренцо были… ну, если и не на один зуб, то и серьезных проблем не вызвали бы. Да, пятеро. Но в том-то и суть, что одновременно на человека может напасть трое… ладно, максимум четверо конных. Так что пятый…

Ан нет!

Пятый чуть позади… и это как раз их хозяин. Вон и золотые бляхи на сабле, и плащ с золотой отделкой…

И ведь никто в шайке ему не возражает.

А что это значит?

Впрочем, об этом Лоренцо уже не думал. Он действовал.

Неблагородно? А плевать! Но первая же лошадь получила в морду жменю крошеного в кармане нюхательного табака с перцем. Заржала, шарахнулась — и Энцо тут же полоснул ее по боку мечом.

Конскую шкуру прорезать легче. А вот когда конь падает…

Тут уже проблемы у всадника. Чтобы не придавило, да и грянуться можно неслабо… Энцо бы его добил, но не успел — налетели еще двое. И вот тут ему уже пришлось крутиться и уворачиваться.

Скользнуть под брюхо одной лошади, ударить кинжалом, увернуться от копья, добавить коротким мечом, к которому привык…

Стрела бьет совсем рядом… Кто у нас там такой меткий? В азарте боя Энцо ее и не заметил сразу… а проскочил-то как удачно! Аккурат до первого спешенного, которого и чиркнул по горлу мечом. Едва достал, самым кончиком, но этого хватило.

Кто не видел, как бьет фонтан крови из перерезанных артерий… Выглядит это откровенно страшно. Разбойники остановились, буквально на секунду, но Лоренцо этого хватило.

Конец ознакомительного фрагмента.