Прасковья

Галина Васильевна Ергужина

История простых людей в непростое время, история о трогательной чистой любви, которую не сломали ни война, ни горе. Школа чистых мировоззрений и благородной гордости.

Глава 11

Мария с Фёдором жили теперь отдельно, в небольшом домике неподалёку от Екатерины Ивановны, а Екатерина Ивановна осталась жить с Василием, Анной, Александрой, Христиной, Григоркой и Прасковьей в одном доме.

Григорьевы заметили, что множество людей подвергались страшной репрессии. И хотя им простым людям было трудно понять, что это такое, всё же они чувствовали, что жизнь советских людей не настолько безопасна и спокойна. И хотя голод был всюду, среди голодных теперь встречались и довольно сытые, самодовольные лица. И что самое страшное, эти лица были наделены властью — сажать, убивать, обвинить и назвать «врагом народа».

В период 30-40-х годов большинство дел репрессированных рассматривали внесудебные органы «тройки» и «двойки». Этот период характеризуется чрезмерной суровостью применявшихся мер уголовного наказания, широко применялись такие меры, как объявление «врагом народа» с лишением гражданства, изгнанием из государства, лишением свободы, конфискацией имущества, расстрелом, арестом близких родственников.

Кто тогда из моих родственников понимал, что происходит вокруг? Они были люди второго сорта, как и многие, живущие в этой стране, уделом которых было строжайшее подчинение тотальному режиму советской власти. Жили в страхе, и молчали обо всём, чтобы им не думалось. И Екатерина Ивановна, узнав однажды, что Василий делает не малые успехи на фабрике, попросила сына не выделяться из толпы.

— Незаметнее надо быть, Вася, — приговаривала она, — людей садят в тюрьму невесть за что. Вчера он начальник, завтра враг народа. А ты у меня один кормилец, Васенька, пропадём мы без тебя.

И Василий сбавлял обороты: то не смог, то не получилось. Оставаться в тени в это время было не менее трудно, чем быть на глазах у всего народа, но у него это получалось. Ради своей семьи жил Василий.

Прасковья росла живой и любознательной девочкой, всё ей было интересно, ко всему она имела отношение. И Василия любила, как отца. Ждала его и, как видела в доме, сразу же тянула к нему ручонки, оттопырив тоненький мизинчик. Иной раз сядет Парася на колени Василию, да расскажет что-то, или споёт ему тихо на ушко что-то забавное. И тогда смеются они оба, крепко обнимая друг друга. Григорка стал тоже помогать по дому, маленький, хрупкий, но мужественный мальчишка терпеливо кормил младшую сестру, держа перед ней тарелки, и только после принимался за еду сам. Хрестя вытянулась, стала худой и сутулой, похожей на Александру. Она неохотно ходила в школу, и в свободное время рисовала на стене угольком невесть что, то ли животных, то ли людей и Екатерина Ивановна все смеялась:

— Кого ты рисуешь, Хрестя? Что за чёртики у тебя получаются?

Накануне войны Казахская ССР превратилась в развитую индустриально-аграрную республику, такой рывок был возможен благодаря политике ускоренных темпов развития добывающих отраслей промышленности. Строительство ряда металлургических комбинатов превратили цветную металлургию в ведущую отрасль промышленности Казахстана. Было покончено с зависимостью народного хозяйства страны от импорта цветных металлов.

К концу 1939 года Екатерина Ивановна стала бабушкой.

У Марии родилась дочь Нина, а в 1940 году вторая дочь Лида. И обе дочери Марии были очень разные меж собой. Нина была белёсой и слабенькой здоровьем, а вот Лида родилась прямо на славу и здоровьем крепкая и на внешность яркой. Лидия и Нина Фёдоровны Хозовы.

Анна то и дело после работы бежала к Марии, чтобы помочь с детьми и по хозяйству. Хотя Мария эту помощь воспринимала холодно и с отчуждением. Так и не простила Мария Нюрке гибели Настеньки, и ни в какую не хотела примириться с Нюрой. Но та не обращала внимания на злобу старшей сестры и так усердно возилась в заботе о детях её, что вскоре Мария смягчилась. Ведь обе малышки Марии души не чаяли в тёте Нюре.

Шестнадцатилетняя Александра начала встречаться с городским парнишкой восемнадцати лет, хитрым таким, шумливым, она его Женечкой звала. Влюблена была без памяти Александра, и повеселела, и наряжаться стала. А Екатерина Ивановна не подпускала Женечку даже близко к дому. Всё боялась, что он вор и мошенник, да упрекала дочь, мол, куда твои глаза смотрят, хулиган он, и счастья тебе с ним не будет. Но, как известно, бесполезны слова матери, если дочь уже потеряла голову. Потому Александра и не слушала мать. И вскоре, не смотря на уговоры Василия, Александра сбежала к Евгению.

Война застала семью Григорьевых в парке культуры и отдыха, куда большая часть семьи пошла на концерт Ивановской оперетты, которая приехала на гастроли в Алма-Ату. В треугольных громкоговорителях по радио начали сообщать о начале войны. Все они вместе с другими людьми замерли тогда перед громкоговорителем и растеряно переглядывались меж собой. А потом все вместе побежали к матери.

Екатерина Ивановна охнула, услышав новость и вцепилась в Васю своего:

— Не пойдёшь, Вася, — рыдала она, — слышишь меня, не пойдёшь!

И он не пошёл. Не ходил в военкомат, продолжал ходить на работу. А мать поглаживала его по спине и голове, когда он хмуро сидел за столом, да приговаривала:

— Не ходи на фронт, Васенька, как мы без тебя тут останемся? Хватает армии у нас, небось обойдутся без тебя.

А с осени 1941 года, когда Алма-Ату заполонили массы эвакуированных людей, Екатерина Ивановна носила им еды, хлеба, а кому и тряпками помогала. И всех их было жаль ей, всех она пыталась спасти от верного голода. Василий не протестовал, тихо помогал матери и в этом. Тогда Анна переехала к Марийке с Фёдором, там рядом она нашла себе работу и потихоньку в свободное время помогала сестре с детьми справляться.

Конец ознакомительного фрагмента.