Любовь, Комсомол и Зима. Назад в СССР

Гала Артанже

Воспоминания героини о жизни в российском провинциальном городке в годы молодости в 70-х годах прошлого века: комсомольская юность, танцплощадки, зарождение дискотек, первая любовь с ответами на вопросы «химия любви», «любовь или страсть», «был ли секс в СССР».

НОЯБРЬ-ДЕКАБРЬ 1975

Пролетел ровно месяц после моего прибытия в Романовск Приволжский. Я вникла и втянулась в работу секретаря комсомольской организации комбината. За месяц по моей инициативе и силами комсомольского актива мы сколотили команду КВН, организовали концерт к дню Великой Октябрьской Революции и уже начали обдумывать программу для проведения новогоднего вечера с музыкой, песнями, танцами, ведь основной костяк работников комбината — это молодёжь.

Я уже обжилась в общежитии. Оно не было чисто женским, а делилось между М и Ж по этажам, так как дом был не типичной общагой, а состоял из отдельных благоустроенных квартир со своей кухней и совмещенными ванной (с душем) и туалетом. Квартира, в которой жила я, была двухкомнатной: кухня, изолированный зал, изолированная спальня, санузел. Я занимала спальню с видом из окна на овраг с небольшой рекой, за оврагом простиралась берёзовая роща. В зале проживали три девушки: Ирина из нашего же района, но из отдалённой деревни, и две приезжие по комсомольским путёвкам из Рязани и далёкого сибирского городка Канск — Таня и Люда.

На первом этаже одна двухкомнатная квартира была переделана под комнату отдыха: здесь были мини-библиотека, телевизор, столы со стульями, один диван и два кресла, в шкафу — несколько настольных игр, включая шахматы, шашки, домино. В другой однокомнатной квартире первого этажа находился штаб ДНД (добровольная народная дружина). Штаб был создан по моей инициативе. Дело в том, что в город на строительство второй очереди комбината, кроме ребят-строителей по комсомольским путёвкам, были направлены и судимые мужчины, заканчивающие свою «отсидку» на поселении, и часть из них была временно размещена и в нашем общежитии, пока для них ремонтировалось старое здание барачного типа. Конечно, их контролировала милиция, 3—4 раза в месяц они ходили отмечаться в городской участок милиции. Но за закрытыми дверями «своих» квартир они всё-таки умудрялись и распивать спиртные напитки, и курить, и шуметь в позднее время. Коменданту общежития поступало много жалоб. Вот тогда я и высказала идею открыть здесь дополнительный штаб ДНД и дать дружинникам право проверять их квартиры. Идею поддержал участковый милиционер, затем РОВД и горком комсомола. В доме стало спокойно…

Люблю тебя, Левобережье!

В выходные дни, чаще одна, но иногда и с Надей, я рвалась не в Москву и не в областной Центр, а на Левобережье Романовска Приволжского, переплывала на катере или пароме, пока в конце ноября не закрылась переправа из-за замерзания воды. Надя не понимала моего рвения приезжать туда ради того, чтобы просто побродить по так полюбившемуся мне Левобережью, и предпочитала в такие дни просто поваляться с книжкой или встретиться с подружками детства и юности в молодёжном кафе.

Я зарисовывала в альбом старинные здания, меня особенно тянуло к церквям и храмам (их было 5 на этой стороне городка), зарисовывала их вертикальные стены: православные церкви отличаются от католических вертикалью, что придаёт им воздушность и лёгкость по сравнению с массивностью каменных католических церковных сооружений. Я бы назвала этот стиль «эклектика», потому что церковные сооружения Романовска Приволжского объединили в себе сразу несколько направлений: и древнерусский, и московское барокко, и русское узорочье, и ампир, и даже готику за счёт большого количества пирамидальных башен, окон, шатров и колоколен.

Мне нравилось сидеть на скамейке на красивой набережной Левобережья и любоваться Волгой и проплывающими по ней большими кораблями и скоростными пассажирскими речными теплоходами «Ракета» и «Метеор» на подводных крыльях, любоваться великолепным Собором и даже деревянными серенькими покосившимися домиками, над которыми нависал этот величественный Собор, издали эти домики были миленькими и какими-то игрушечными, картинными, как у Кустодиева на его полотнах.

Конечно же, я часто ловила на себе любопытное взгляды жителей Левобережья. Вскоре я поняла, что население этой части города жило более обособленно: здесь не было приезжих, потому что не было никаких более-менее больших предприятий с рабочими местами, здесь не сносились старые постройки и не возводились многоэтажки, жители здесь были подлинными коренными романовчанами, здесь веками жили и их предки, в том числе и в этих купеческих домах, и эти прекрасные дома передавались по наследству, пока не свершилась революция. И даже после революции большая часть купечества и мещан остались в этих краях, их дома уплотнили на несколько семей, привлекая в город ремесленников и крестьянство из близлежащих деревень.

Более двух веков назад при царе Петре левобережцы занимались кораблестроительством, а правобережцы, в основном, рыболовством. На правобережье жила «челядь» (высказывание не моё, я услышала его позже от жителя левого берега), а на левобережье — «белая кость». На Левобережье все знали друг друга не только в лицо, но и всю биографию любого семейства.

Конечно же, я была чужаком. Я и выглядела не так, одевалась не так, не так говорила, может быть, даже улыбалась не так: люди здесь не приветствовали и не улыбались встречному незнакомцу, даже если повстречаешься на узкой тропинке лицом к лицу, просто пройдут мимо тебя как через стену, будто тебя вообще нет. А я ж приехала из Франции, а там, особенно в небольших городках и посёлках, принято приветствовать каждого если ни словом, то хотя бы улыбкой.

Но и негатива и неприязни в свой адрес я тоже не видела и не слышала. Да, парни, безусая молодёжь лет 17—19, частенько докучали, но больше с целью познакомиться, чем обидеть. Я не слонялась здесь по вечерам, а днём было безопасно. Днём любила посидеть и в парке возле библиотеки, просматривая какой-то свежий журнал или газету (чаще «Юность» и «Литературную газету»), взятых из читального зала библиотеки под обещание вернуть их к концу рабочего дня. Можно сказать, что я подружилась с заведующей библиотекой. Наталья всегда была рада моему визиту, чаще всего мы говорили с ней о прочитанных книгах или новых фильмах, иногда я приходила с конфетами или пряниками, приносила пластинки с записями западных групп, мы негромко включали музыку…

Несколько раз в поле моего зрения попадал высокий парень лет 23—25 на вид, приятной внешности, с пышной взлохмаченной шевелюрой волос и с взглядом с прищуром, он садился на скамейку на противоположной стороне аллеи, поодаль от меня, может быть метров за 8—10, курил и наблюдал за мной исподтишка. Меня же он вовсе не интересовал, мне хватало новых знакомств в коллективе комбината. Несмотря на малочисленность мужчин (если не учитывать строителей второй очереди комбината, с которыми я вообще не пересекалась в течение дня), мне хватало и мужского внимания, и девичьего любопытства, когда тебя буквально пожирают взглядом с ног до головы: во что одета, какой макияж, чем пахну… Я привыкла к взглядам, пересудам и уже не обращала на них никакого внимания, как бы пропуская их через свой персональный фильтр. Ну, наблюдает парень со скамейки, — ну и пусть наблюдает, мне от этого ни жарко и ни холодно.

Комсомольские будни

На комбинате я общалась чаще всех, кроме Нади, ещё и с секретаршей директора, с самим директором, с комсомольцами-активистами, с ребятами из узла связи (радиорубка + телетайп + телефонная станция, которая обслуживала и новостройки на правой части города), и с молодым физруком Владимиром, среднего роста накаченным блондином с серыми глазами. Физрук был играющим тренером мужской футбольной команды, а также отвечал за производственную физкультуру и все спортивные мероприятия комбината, зимой это были лыжные соревнования, а летом — футбол, лёгкая атлетика, плавание. Надо сказать, что спортивная жизнь комбината и города в целом была активной. Когда спортивная деятельность на какое-то время угасала, физрук неформально попадал в моё распоряжение. Вместе мы выпускали еженедельную стенгазету, подбирая, а часто и сочиняя, материал самостоятельно на злобу дня и недели (типа фельетона), я приклеивала фото или рисовала карикатуры на ватмане большого формата, разбивала его на колонки, а Владимир поставленной рукой чертёжника переписывал текст аккуратным шрифтом. Конечно же, такое общение сблизило нас, на обед в столовую комбината мы ходили вместе, и там к нам за столик присоединялась Надя. Так же после работы вместе шагали домой: я — в общежитие, Надя — к Капе, Владимир — тоже в старую часть Правобережья, он был коренным жителем. Автобусы развозили рабочих в близлежащие сёла, но город они не пересекали, поэтому мы месили грязь или снег пешочком.

Приближался декабрь. Комсомольский актив был полностью ответственный за проведение мероприятий по встрече Нового Года. В большом актовом зале намечалась вступительная торжественная часть, на которой выступят директор Царьков Сергей Петрович, председатель профкома, она же начальник отдела кадров, Анна Кузьминична, затем будут награждены денежными премиями победители соцсоревнований по каждому цеху, а также названы авторы лучших рацпредложений, загодя поданных на рассмотрение в Отделы Главного Технолога и Главного Инженера. Далее предстоял праздничный концерт, на котором будут задействованы наши доморощенные певцы, танцоры, чтецы и юмористы из только что созданной команды КВН. Да, конечно, всё это под разухабистую гармонь, слава богу, что гармонисты у нас в коллективе были. А вот после этого концерта, по моей инициативе, мы хотели бы провести танцевальный вечер для молодёжи. Я бы сказала — «проба пера», потому что таких вечеринок комбинат ещё не проводил. Живя столько лет в европейской культуре, я понимала как это важно на волне увлечения течениями западной эстрады слушать популярную музыку ни где-нибудь у кого-то в тесной квартире по радиоле, ловя западный эфир, или до хрипоты крутить чудом добытую грампластинку популярной группы, а иметь своё помещение, свою группу, играющую ритмичную танцевальную музыку, но не чужую, а свою — ЖИВУЮ музыку. И да — молодёжи нужны танцы, им необходим выброс энергии, и лучше, чтобы этот выброс был под контролем, то есть на комбинате, хотя бы раз в месяц.

Группы ВИА уже давно существовали в крупных городах России, пользовались популярностью и ездили с концертами по всей стране. Естественно, что я не хватала звёзд с неба и не думала, что удастся создать что-то невероятно крутое, нет, но самодеятельный коллектив — почему бы и не попробовать? После долгих дебатов с директором комбината, он в конце концов сдался и разрешил провести этот танцевальный вечер.

Поэтому пока планировалось пригласить на танцевальный вечер один из двух уже существующих в городе музыкальных коллективов: или из Дворца Культуры Правобережья, или из Клуба Левобережья. Владимир сказал, что у левобережных молодёжнее репертуар, больше практики, так как они играют каждые субботу и воскресенье на танцевальной площадке клуба, и репертуар у них именно ритмичный, танцевальный, а коллектив Правобережья чаще исполняет классический репертуар советских композиторов, их программа рассчитана на выездные концерты по деревенским клубам района, чаще на какие-то юбилейные даты, то есть они занимаются скорее концертной деятельностью, чем проведением музыкальных танцевальных вечеров.

Я решила, что мне надо самой посмотреть на левобережную группу в их действии. Клуб располагался всё у того же парка, напротив, на самой центральной улице Левобережья в длинном старинном здании на первом этаже. Первый этаж поделён на три части: слева — клуб, по центру — ресторан «Волна», справа — магазин «Конфетки-бараночки». На втором этаже — гостиница, которая, видимо, пустовала, поэтому музыка по вечерам никому не мешала.

Танцы-танцы — обжиманцы

В декабрьский субботний вечер, пешочком по льду Волги, мы с Надей вдвоём пришли в клуб. Владимир категорически отказался нас сопровождать, сказал, что между парнями двух берегов — негласная война, и лучше вечером на чужой территории не показываться.

«Да уж, — подумала я, — а Надя мне ещё советовала присмотреться к парню. Нет-нет, такие храбрые герои мне не нужны!»

При входе в клуб работала гардеробная для верхней одежды, здесь же можно переобуться в туфли, оставив сапоги в пакете или сумке, и купить у гардеробщицы входной билет за 20 копеек. Я увидела, как некоторые парни, чуть отвернувшись от гардеробщицы, по очереди выпивали из бутылки немного вина (для храбрости?) и прятали эту бутылку в сумку.

Я вспомнила мой первый вечер с Надей и мою первую порцию грузинского вина, когда почувствовала лёгкость и тепло после него. Но, тем не менее, пить из горла общей бутылки да ещё и в гардеробной, прячась от пожилой женщины, это — не комильфо, согласитесь… Кстати, надо поговорить с директором комбината, чтобы на молодёжной вечеринке работал буфет с пирожными, соками, минеральной водой и лёгкими алкогольными напитками: шампанским, пивом, вином, но в строго ограниченных дозах…

Мы вошли в зал. По периметру зала стояли стулья, скреплённые между собой в длинные секции — большой актовый зал был подготовлен под танцпол. Сцена возвышалась довольно высоко, на неё с двух сторон вели ступеньки. На сцене — длинноволосые музыканты, примерно от 20 до 25 лет, одетые кто во что горазд, и пухленькая солистка в серой юбке до колен и в невзрачной тесной вязанной кофточке с небрежно расстёгнутой парой пуговиц на груди. Ребята настраивали инструменты и микрофоны.

Танцевальный вечер открыт с 19 вечера до 22. Зал постепенно наполнялся: девушки были в большинстве, но и парней тоже было немало. Наконец заиграла музыка. Может быть ребята ещё только разогревались, но музыкальное исполнение было хуже, чем просто посредственное. Мне кажется что эти музыканты никогда не играли по нотам, а просто слушали грампластинки или записи магнитофона в лучшем случае (хотя откуда он у них здесь в это время) и играли на слух кто как мог: кто в лес, кто по дрова. А вот солистка Анна пела неплохо, мне понравился тембр её голоса, такого обволакивающего и, я бы сказала, ласкающего тебя. Но самой девушке и её манере держаться на сцене не хватало раскованности, внутренней энергетики. С таким голосом и никакого драйва! Полнейшая зажатость и закомплексованность.

Мы сидели с Надей на стульях, с левой стороны от сцены, в самом углу зала, потому что не собирались ни танцевать, ни привлекать к себе излишнее внимание. Через мельтешащие силуэты танцующих мой взгляд упал в правый угол зала — прямо напротив нас. Высоченный парень, ну просто баскетбольного роста, в стильном твидовом сером пиджаке и в джинсах, которых на тот момент в этом городке мало кто имел, громко смеялся в окружении нескольких девушек, буквально глаз с него не сводящих, закинувших свои головы кверху, чтобы видеть его лицо. Рядом с «баскетболистом», в этой же небольшой группе были ещё два молодых человека, одним из которых был тот мой нечаянный «воздыхатель» из парка, парень с пышной взлохмаченной шевелюрой и взглядом с прищуром. На фоне «баскетболиста» он уже не смотрелся таким высоким, каким казался мне раньше.

«Баскетболист» не только громко смеялся, но и громко разговаривал, а я не любила это в мужчинах: «шумный — неумный» — такой вывод в отношении мужского пола был сделан мною достаточно давно, ещё со старших классов школы.

«И какой же он гигант! Не дай Бог стоять с таким рядом, сразу разовьётся комплекс неполноценной карлицы», — подумалось мне.

Музыканты заиграли вальс, по звукам я уловила, что в глубине сцены включена грампластинка, и ребята всего лишь подыгрывают мелодию.

Парни не спешили приглашать девчат, и девчата разбились на пары друг с дружкой. Второй парень из свиты Баскетболиста, невысокий, светловолосый, в вязаном жилете поверх рубашки, направился в нашу сторону, подошёл ко мне и пригласил на танец.

«О боже, — подумала я, — ещё и танцевать придётся».

Не помню упоминала ли я, что в Москве, а затем и в Париже в школе изящных искусств, я занималась и бальными танцами тоже и даже была призёром конкурса, проводимого школой.

— Иди! — подтолкнула меня Надя, — хороший парень!

Он действительно был хорош в танце, легко подхватил меня и закружил по залу.

— Откуда такая Снежная Королева? Холодная как льдинка, расслабься, я не кусаюсь.

Танцующие расступились, и мы порхали по центру.

— Я — Анатолий, — представился парень, — студент авиационно-технологического института, приехал домой к родителям на выходные. Ты правобережная? Но что-то я и там таких не припоминаю.

— Нет, я приезжая, работаю на комбинате.

— Да ну?! Такая Королева и вдруг ткачиха?!

— На комбинате работают не только ткачихи, — с иронией ответила я.

— Бухгалтер?

— Ну можно сказать и так, что-то около этого.

Вальс закончился.

— Спасибо! — сказал Анатолий, подведя меня к скучающей Наде, сидящей на стуле и протирающей углом рубашки свои очки. Анатолий горделиво так, как орёл, расправив плечи, ушёл в свой правый угол к вожаку стаи, то бишь к Баскетболисту, который наблюдал за приближением Анатолия и вдруг заинтересованно уставился на Надю.

«Ну вот, — подумала я, — сейчас этот Великан пригласит её на танец и мне, хочешь или не хочешь, придётся стоять с ним рядом как Тарапунька и Штепсель».

— Надюшка, Солнце моё! — ещё издали воскликнул Баскетболист.

Он подошёл и приподнял Надю, закружив её, и очки слетели с её носа ещё раз.

— А-лёш-ка! — почти взвизгнула она, — сколько лет, сколько зим?! Где пропадал?

— Да во Флоте ж служил, отдавал долг Родине. А где твой Толик? Почему без него?

Они живо разговаривали, привлекая к себе внимание и не замечая никого вокруг себя.

— Так он тоже во Флоте, жду демобилизации. Вот-вот вернётся.

— Здорово! Обязательно надо собраться всем вместе, как в добрые молодые годы.

— Как в добрые годы уже не получится. Иришка твоя вернулась из Минска не одна, а с женихом, через неделю у них свадьба. А Люда уже ребёночка нянчит, не дождалась Ефима. Так что из нашего тройственного союза только я и Толик уцелели, тьфу-тьфу-тьфу!

— По-нят-но, — протяжно сказал Баскетболист и перевёл взгляд на меня.

И только в этот момент я открыто взглянула ему в лицо и… покраснела. Боже, как он красив! Ален Делон в лучшие свои годы! Темноволосый, голубоглазый, с прямым классическим носом, чувственными розовыми губами, очень лёгким намёком на аккуратные усики, придающими его лицу мужественность. Голливуд отдыхает со своими растиражированными «Джеймс Бондами»!

— Ааа, какая Колибри твоя подружка! Настоящая порхающая заморская птичка, видел-видел как летала по залу с Анатолием. Откуда к нам в провинцию залетела такая экзотика?

«О-о-о, как банально», — подумала я и почувствовала как внезапно дёрнулось веко на правом глазу.

— Знакомься, это Лина — моя двоюродная сестра, — ответила Надя.

— Рад знакомству. Я — Алексей, друг юности твоей сестры, в одной компании три года гуляли, за ручку ходили и целовались. Девчата к нам — на левый берег, а вечером мы их провожали домой на правый. Слава богу что все три подружки проживали в одном доме, да ещё и на Набережной, так что ноги от правобережной шпаны мы уносили быстро целёхонькими, — он засмеялся.

Говорил он абсолютно чисто, без местного диалекта и слов-паразитов, говорил складно да образно, но громко и быстро.

Я слушала как бы вполуха, не проявляя никакой особой заинтересованности к продолжению беседы. Пока шёл этот разговор, музыканты играли ритмичную музыку, играли лучше, чем предыдущий вальс: барабанщик был в ударе, и танцующие выписывали простенькие «па», переминаясь с ноги на ногу, как заводные роботы с одинаковыми, годами натренированными движениями. Наверное, здесь так танцевали и 10 лет назад.

Заиграли медленную музыку для парного танца. Ну, думаю, слава богу, сейчас этот Великан уйдёт с Надей подальше от меня. Но Алексей склонился ко мне:

— Разреши, Колибри?

Я, правда, пришла в замешательство: в танце до его плеч, может быть, я и дотянусь руками, но как же это нелепо, глупо и смешно будет выглядеть со стороны.

Танцевал он сносно, нет, на ноги мне не наступал, не сбивался с ритма, но, видимо, ему было нелегко управлять такой малышкой, как я. Я не поднимала голову, в лицо ему не смотрела, а смотрела в сторону сцены, надеясь, что музыканты вот-вот остановят музыку. Мы молчали. Куда и на кого смотрел он, я не знаю. Надя тоже танцевала, её пригласил студент Анатолий, они оживлённо разговаривали и смеялись.

Мой нечаянный поклонник из парка не станцевал ни разу, он сидел на стуле, на этот раз под сценой, по самому её центру, и поэтому пару раз наши взгляды пересекались, и в тот момент, мне казалось, парень смущался. На фоне Великана-Баскетболиста мой воздыхатель выглядел вполне так подходящим мне по росту, если б танцевать пригласил он, а не этот Баскетболист, я бы, может быть, даже и получила бы удовольствие от танца — всё-таки танцы были моей страстью. После танца мы вернулись в наш левый угол.

— А ты классно танцуешь, — сказал мне студент Анатолий, не подумав, что после своего совместного танца с Надей, ему следовало бы сказать это ей, — заранее приглашаю на следующий парный, а то ведь уведёт кто-нибудь.

— Вы часто здесь? — спросил Великан Алексей.

— Лично я — в первый раз, — ответила я, — а может быть и в последний.

— Почему? — заинтересовался он, — не понравилось? По-моему, атмосфера вполне себе приятная. Или контингент не тот?

— Да не солидно как-то в моём возрасте толкаться среди малолетних девочек и мальчиков.

— Малолетних?! — удивился Алексей, — младше 18 я здесь никого и не вижу. В основном, наш возраст от 18 до 23—25 лет. Скажи просто: уровень не тот, и я соглашусь. Музыкальной культуры не хватает. Скорее всего, здесь — просто клуб для общения в выходные вечера. Вот у вас на Правобережье во Дворце Культуры, наверное, контингент другой: много приезжих, а значит много новых лиц, каждый везёт из своего региона частичку своей культуры. Поэтому я удивлён, что ты здесь, а не там. Там у вас и пару себе легче найти. А здесь, Колибри, ловить некого, ну разве что меня, — засмеялся Алексей.

— А можно называть меня человеческим именем просто Линой? — спросила я, — я не ищу себе пару, и во Дворце ни разу не была, но, скорее всего, побываю. Дело не в поиске сердечного друга, я присматриваюсь к музыкантам, нам на комбинат нужен коллектив для проведения танцевального вечера. Поэтому я здесь.

— Понятно… муз работник! Вот ведь везёт мне на музыкантш! Иришка тоже в музыкальном училище училась.

— Ну, со мной облом, — отшутилась я, мол, понимай как хочешь: облом с моей профессией или облом с тем, что ему повезёт со мной.

— Я тоже первый раз здесь после дембеля. Вот, наверное, судьба подтолкнула появиться здесь именно сегодня, звёзды так сошлись — и мы пересеклись именно в этом клубе. Кстати, видел тебя и раньше один раз — в последний день работы переправы перед закрытием на зимний сезон. Я стоял на Набережной, ждал причала парома, матушка должна была вернуться из областного Центра, вечно гружённая сумками, хотел встретить. Начал спускаться по тропинке оврага и увидел тебя в красных брюках и синей меховой короткой курточке с капюшоном: как яркая райская птичка, явно заморская, выскочила с парома, как из клетки на волю, и быстро так взлетела по крутой деревянной лестнице наверх, я даже глазом не успел моргнуть, как ты испарилась из виду… Встретил маму, поднялись на Набережную, а я всё ещё искал взглядом, куда ж ты исчезла так быстро: но ни в парке, ни на центральной улице тебя не было. Так что извини за «Колибри» — это ассоциация, первые впечатления, именно такой увидел тебя — райской яркой птичкой, парящей над Волгой. Первые впечатления — самые верные, между прочим.

«Ого, какую речь толкнул Баскетболист, фантазия работает дай Бог каждому!» — подумала я.

Музыканты объявили заключительный танец — белое танго.

«Слава богу, — подумала я, — больше никаких пар».

В это время к Алексею буквально наспех подбежала (чтоб, не дай бог, его не увела другая, может быть даже и я) невысокая, но повыше меня, полненькая, с длинными тёмными распущенными волосами, большеглазая бойкая такая девушка:

— Можно тебя на танец? — произнесла она дежурную фразу и увела Алексея за руку, как бычка на привязи, в центр зала.

А к нам наконец-то решился подойти мой воздыхатель из парка:

— Девчонки, я — Валерий. Разрешите проводить вас домой через Волгу?

— Видится мне, что провожать будем гурьбой, как Три Мушкетёра, — услышала я громкий голос вернувшегося Алексея, — Финита ля комедия! Ну что, выдвигаемся?

— Подождите, я хочу поговорить с музыкантами, — ответила я.

Музыканты спустились в зал. Студент Анатолий подозвал руководителя Николая. Я объяснила цель моего сегодняшнего визита в клуб. Николай задумался и затем ответил, что не уверен достаточно ли хорош их репертуар для такого ответственного, можно сказать, официального, мероприятия. Пытаясь заинтересовать его, я рассказала, что у меня есть небольшая фонотека грампластинок зарубежных групп и лидирующих ВИА советской эстрады, и я могла бы принести их и отдать ему на прослушивание и, возможно, они смогут расширить свой репертуар, благодаря этим записям. Он явно заинтересовался: в то время достать грампластинку с популярной музыкой было крайне сложно, про зарубежную вообще лучше умолчать — даже в Москве днём с огнём не сыщешь, если только у фарцовщиков за большие деньги, а здесь тебе запросто так предлагают ценный винил, да ещё и бесплатно.

— Лады! Когда? — спросил он. Говор у него был местный.

— Да хоть завтра, времени на подготовку совсем немного осталось.

— Приходите! Я поговорю с ребятами, — с его диалектом это звучало «с рОбятами», — придёте заранее до открытия?

— Да, могу подойти к 6 вечера. Можем пластинки вместе послушать.

— Тогда лучше к 5, возможно?

— Договорились!

В гардеробной пожилая женщина подала моё длинное до икр драповое вишнёвое пальто с большим песцовым воротником почти до талии и с песцовыми отворотами на рукавах. Пальто мне сшил местный мастер верхней одежды Собачкин Егор Фёдорович. Ох, и измучила я его! Пальто было с отрезной линией по талии, и полочки пришивались к нижней части пальто не по прямой линии, а накладывались на «юбку» треугольниками, низ был скроен «полусолнцем». «Пальто боярыни», — сказал тогда мастер Егор Фёдорович, когда увидел мой эскиз. Ну, и нарядные декоративные деревянные крупные пуговицы — были вишенками на торте!

Алексей взял пальто из рук гардеробщицы и помог мне его надеть.

— Царица! Нет, ну правда какими ж такими судьбами в такой глуши этакий бриллиант чистой воды? День явно удался! — громогласно изрекал он.

— Алексей, Вы уж определитесь райская птица я или колибри, царица или же бриллиант. Перебор, Алексей! Переигрываете!

— Ничуть! Всё от души. Да Вы, — он снова перешёл на Вы, — посмотрите на моих друзей — они вообще дар речи потеряли, просто я из нас троих более эмоционален и красноречив.

— Ну, если мужчины могут из-за яркой тряпки, как быки на красное, возбудиться и потерять дар речи, то я не понимаю таких мужчин.

Ребята в самом деле все втроём пошли провожать нас по льду Волги. Лёд уже хорошо схватился, и не было никакой опасности провалиться в воду. Тропа была уже хорошо протоптана и обозначена опознавательными флажками. Алексей говорил без умолку, шутил, рассказывал байки… Да, было весело, путь показался втрое короче, чем раньше, но излишняя говорливость Алексея испортила моё первое впечатление о нём, как об изысканном Алене Делоне, да и брутального Джеймса Бонда я тоже в нём уже не видела.

Мы попрощались у подъезда дома Капы, так как на выходные я всегда приходила сюда.

— Ох, сколько лет я обтирал эти пороги, провожая Иришку! И надо ж было такому случиться, что судьба опять приведёт к этому дому номер 43, — со смешком сказал Алексей.

— Спасибо, что проводили, — сказала Надя, — лёгкого пути вам обратно.

— Встретимся завтра в клубе? — спросил её Алексей и повернулся ко мне, — сладких снов, моя Царица, пусть лето красное приснится, и роем бабочки в цветах, и поцелуи на устах.

Он склонился к моему лицу и, возможно, хотел поцеловать, я же резко отвернула голову и махнула рукой другим ребятам:

— До завтра! Спасибо за вечер!

Втихаря, на цыпочках, чтобы не разбудить Капу, мы прошмыгнули в спальню Нади.

Конец ознакомительного фрагмента.