Любовь, Комсомол и Зима. Назад в СССР

Гала Артанже

Воспоминания героини о жизни в российском провинциальном городке в годы молодости в 70-х годах прошлого века: комсомольская юность, танцплощадки, зарождение дискотек, первая любовь с ответами на вопросы «химия любви», «любовь или страсть», «был ли секс в СССР».

Романовск Приволжский, РСФСР. Осень 1975

Через год я уже была в провинциальном российском городке Романовск Приволжский, родине моей матери, в котором до сих пор жили её братья и сёстры и мои кузены и кузины. Здесь возводилась вторая очередь огромного текстильного комбината. Основная часть комплекса уже была завершена, и уже в полную мощь работали льнопрядильный, ткацкий и красильный цеха. Возведение комбината было объявлено Всесоюзной ударной комсомольской стройкой, и мне не стоило особых усилий получить сюда комсомольскую путёвку с гарантией трудоустройства и обеспечения места проживания.

Конечно, родители были в шоке, всячески отговаривали меня от столь опрометчивого решения покинуть их самих и, главное, такую распрекрасную Францию, и уехать не в родную матушку-Москву, а к чёрту на кулички в этот богом забытый «Зажопинск», как называла городок моя мать. Но, зная мой упрямый и решительный характер, им ничего не оставалось делать как смириться и вызвать на телефонные переговоры старшую сестру моей матери. Так что родственники меня ждали, и я не свалилась им как снег на голову.

Забегая вперёд, скажу, что я не стала обузой для родных: администрация комбината предоставила мне комнату в только что построенном общежитии в 5-этажном доме со всеми удобствами. Три таких высотных дома стали основой зарождения новой современной части провинциального городка. Новую улицу с тремя этими высотками (высотки — по меркам городка), современным Дворцом Культуры, детским садиком, парикмахерской, новыми продовольственным и промтоварным магазинами, кафе, так и назвали Молодёжная, потому что сюда стекается не только молодёжь из близлежащих посёлков, но и со всей РСФСР и, вот, даже такие, как я, из Франции. Комбинат стал не только градообразующим предприятием Романовска Приволжского, но и фундаментом зарождения нового современного города.

Одна из частей Романовска Приволжского, которая на правом берегу Волги, по народному названию Правобережье, произвела на меня впечатление неоднозначное. С одной стороны, я никогда в жизни не видела таких разбитых дорог без тротуаров для пешеходов, хотя какие могут быть там тротуары, когда вся эта дорога в ухабах и есть этот пресловутый «тротуар», потому что никакого личного и общественного транспорта я вообще не видела, а грузовые машины и прочая техника ездят объездными дорогами, ведущими к комбинату. Нет-нет, мальчишек-велосипедистов на дорогах я, конечно, видела, и пару раз резвые мотоциклисты спугнули меня клаксонами (извините меня за мой французский).

Никогда в жизни я не видела таких неказистых деревянных домишек, мокрых и серых от дождя; разглядывая их, я всё удивлялась почему их деревянную основу не покроют лаком или хотя бы не покрасят ставни и наличники на окнах… Избушки на курьих ножках, того и гляди из двери выскочит Баба Яга в лохмотьях.

Никогда в жизни я не видела на прилавках продовольственных магазинов такого скудного ассортимента, столь однообразно и безвкусно одетых женщин и девушек (про мужчин вообще умолчу); никогда не слышала такого количества нецензурных слов, которые буквально рекой лились в разговорах весьма разновозрастных людей, но здесь надо уточнить, что в основном от парней и мужчин, независимо от того, на какую тему они говорили…

С другой стороны, город расположился на двух берегах «глубокой и полноводной матушки Волги», на крутых её берегах, на семи холмах, и на каждом холму возвышается величественные собор, храм или церковь, возведённые в разные временные рамки эпох Руси и России. Формально городок основан в конце 13 века, так что у него богатейшая история, и это не могло не вызывать мой восторг и даже поклонение ушедшим эпохам. Я не проявляла интереса к религии, но, естественно, посещала католические соборы в Париже, больше из-за интереса к истории и архитектуре, как турист, но никогда не была в православных храмах в Москве: в то время я была школьницей, пионеркой и комсомолкой, и увлечение религией никогда не поощрялось и могло бы подвергнуться наказанию «свыше», особенно если ты — председатель школьного совета пионерской дружины или комсорг первичной организации. Но кто мог мне запретить сейчас посетить величественный собор? Никто!

И я ощутила мой полнейший восторг благолепием домов Божьих! Для меня это было Открытием новой Вселенной и Праздником. Я восхищалась стилю и узорам церковного зодчества, перезвоном колоколов, Воскресным богослужением, на которое спешили чистенько одетые тётушки и бабушки…

А для местного населения, особенно для среднего и молодого поколения, всё это — просто обыденность, мне кажется, что люди уже не замечали ни величия, ни красоты, для них это — изначальная данность, часть их повседневной жизни, такая же привычная, как школа для детворы, или закопчённый от топки углём банно-прачечный комбинат, расположившийся по соседству с главным собором города или продовольственный магазин с устаревшим названием «лабаз» через дорогу от него. Роскошь и убогость рядом «в одном флаконе».

А ещё весьма романтичной чертой этого городка были пассажирский катерок и грузовой паром, переправляющие людей и автомобили с одного берега Волги на другой, так как моста через Волгу, соединяющего Правобережье с Левобережьем города, не было. Вид на оба берега с палубы катера просто потрясающий: обе набережные города располагаются довольно высоко по отношению к руслу реки, и взору открываются зелёные холмы со старинными деревянными ступеньками, ведущими от обеих пристаней вверх к набережным. Старикам, конечно, подняться по этим ступенькам нелегко, но, благо дело, есть дорога для автомобилей, она с более пологим подъёмом, потому что расположена в овраге между двумя холмами, и на дороге есть и тропа для пешеходов.

Городок небольшой, чуть больше семнадцати тысяч жителей с учётом прибывшей на комсомольскую стройку молодёжи, поселившейся в общежитиях. В первые два дня после моего приезда — это были выходные — я обошла Правобережье буквально вдоль и поперёк. Левый же берег я ещё не посещала, оставила это для следующих выходных. А в понедельник мне предстояло явиться в отдел кадров и встретиться там с главными инженером и технологом для решения моего вопроса по трудоустройству.

Самопрезентация — без неё ну никак!

Прежде чем начать мой рассказ как меня встретили тётушки-дядюшки и вся родня в лице кузенов-кузин и маленьких внучатых племянников (кажется именно так называются дети моих кузин и кузенов), мне пора рассказать немного о себе, вернее — о своём «имаж экстерн», то есть что я из себя представляю чисто внешне, какова «внешняя обёртка» моего Я.

Моё имя — Ангелина, я с детства его не терплю, поэтому в семье и школе я была просто Гелей, а после окончания школы взяла последнюю часть своего имени — Лина, так всем и представлялась с тех пор. На день приезда в Романовск Приволжский мне 21 год. По тем временам, а особенно для провинции, «ох и засиделась же я в девках». Высшее образование по специальности химика-технолога я получила заочно, но параллельно училась и в Париже, так как проживала здесь с 16-летнего возраста с родителями в связи с их работой. К 16 годам я уже успела закончить среднюю школу в Москве, перескочив с первого класса в третий. В Париже училась в школе изящных искусств «Beaux-Arts de Paris», специализировалась в декоративно прикладном искусстве и творчестве и здесь же занималась бальными танцами. С детства я увлекалась творчеством и рукоделием: рисованием, лепкой, вязанием, шитьём кукол, плетением макраме, и именно всё это побудило меня поступить в эту Парижскую школу.

Ну а теперь о внешней оболочке. Рост 160 см вместе с французской кепкой, без кепки на сантиметр меньше. Вес 45 кг с той же кепкой, то есть с натяжкой. Довольно длинные светлые волосы, зелёные глаза, пухлые губы с модной в то время яркой помадой на них, худые длинные ноги. Ну что ещё о себе сказать? Прямой нос, довольно широкие скулы.

Я б не сказала, что внешность типично русская или славянская: в Париже, из-за моего акцента во французском языке, меня часто принимали за шведку или немку на худой конец. И вот представьте себе такую пигалицу с довольно ярким макияжем — накрашенные густые «махровые», благодаря французской туши, ресницы, растушёванные светло-зелёные тени на веках — в дорогущей короткой твидовой юбке, в белом свитере крупной вязки, в итальянских чёрных лаковых сапогах-чулках до колен — это было броско и ярко даже для Москвы с Парижем, но «девушки из высшего общества» нашей Парижской школы искусств были склонны к такому образу. Но я надела на себя эту вторую кожу только год назад, этот мой новый образ стал моей защитной реакцией: я больше не милая трепетная наивная девочка, дурочка-малышка с широко распахнутыми глазами, а яркая, дерзкая, самоуверенная, гордая и… неотразимая. Год назад такую роль я себе придумала и решила, что, если мне не суждено стать актрисой на сцене или в кино, то я справлюсь с этой ролью в своей реальной жизни. Да, мой образ был протестом, но удивительно то, что постепенно я приняла его, и он стал моей новой кожей, моим естеством.

Вот такая девушка приехала в маленький провинциальный городок России начать здесь свою новую взрослую жизнь.

Родные люди

Обе тётушки, Капиталина и Василиса, с дядюшкой Аркадием встретили меня на железнодорожном вокзале областного центра, куда я приехала на электропоезде из Москвы. Они радостно махали руками, заметив меня в окне тормозящей электрички. Пока тётушки по очереди обнимали и целовали меня троекратно в щёки, дядюшка подхватил мои чемоданы. Эта искренне тёплая встреча растрогала меня, за всю свою жизнь я не могла вспомнить ни одного поцелуя от мамы… Я помнила как она целовала и обнимала мою младшую сестрёнку, но таких ласк по отношению ко мне никогда не было. Я чувствовала безразличие матери, хотя всячески старалась заслужить её доброе слово. Я прекрасно училась в школе, была активисткой, но моя мама не посетила в школе ни одного родительского собрания, на них всегда ходил отец и возвращался всегда довольный и гордый моими успехами.

А здесь, в этом чужом для меня городке, две практически незнакомые мне женщины, простенькие тётушки тискают меня по очереди, обнимают, плачут, прижимают к груди… Да, это было эмоциональным потрясением — искренние и тёплые русские люди, такие душевные, как будто знали меня всю жизнь.

Старшая тётушка Василиса (Васеня) замужем за дядюшкой Аркадием, у них взрослый женатый сын, старше меня на 4 года, и дочь-подросток Оля. Они живут в собственном доме с садиком в посёлке Заречный, в 15 км от Романовска Приволжского. Недавно Володя получил от посёлка двухкомнатную квартиру в новостройке, как специалист-механизатор, у него двое детишек-погодков.

А у дядюшки Аркадия сложная судьба. Он воевал, попал в плен, затем в марте 1944 года был освобождён из плена советскими войсками, но в дальнейшем его осудили за якобы дезертирство или предательство (в семье не любят обсуждать это в деталях), отсидел, затем был сослан в эти края на поселение поднимать строительство, встретил тётю Васеню, а в 1956 году получил полную реабилитацию.

Посёлок Заречный довольно большой и активный: своя большая птицефабрика, обеспечивающая курятиной и яйцами не только весь район, но и область, агрохимическое предприятие по производству удобрений и конный завод, занимающийся разведением лошадей местной породы. Жизнь бьёт ключом! И центр посёлка выглядит гораздо современней и благоустроеннее, чем старая часть городка Романовск Приволжский, несмотря на то, что он является районным центром.

Тётушка Васеня последние 20 лет проработала оператором в почтовом отделении посёлка, обслуживала и телетайп, и телеграф, и сортировку корреспонденции, а сейчас вышла на заслуженный отдых заниматься внуками и домашним хозяйством. Она хотела, чтобы я и поселилась у них, мол, и работу по специальности мне найдут легко, ну хотя бы в том же агрохимическом предприятии, да и комната Володи освободилась, и я могла бы проживать с ними как угодно долго.

Оленька, 15-летняя дочь, поздний ребёнок, кровинушка любимая, пухленькая розовощёкая девочка-хохотушка, физически развитая не по годам, дружит с пареньком Андреем, который буквально целыми днями пропадает у них в доме, но «зато на глазах у родителей», как сказала тётушка, «от греха подальше». Милое семейство! Такое впечатление, что тётя, как та курица-наседка, готова растопырить свои крылья и всех цыплят собрать поближе к себе, всех обласкать, согреть и защитить.

Про таких говорят «душа нараспашку». И я опять невольно сравнила её с моей мамой… неужели они родные сёстры? Такая разница, однако…

Вторая тётушка, Капиталина (Капа), жила в самом городке Романовск Приволжский, на Правобережье, на старой улочке недалеко от главного Собора, в двухэтажном старинном мещанском доме с двумя подъездами, поделёнными на шесть коммунальных квартир с общими кухней и туалетами на каждый подъезд и этаж. Она никогда не была замужем, её парень погиб в самые первые дни Великой Отечественной войны, и она осталась до конца жизни верна памяти о нём, верна своей первой и единственной любви. Но она воспитывала свою племянницу Надю с её трёхлетнего возраста — дочку младшего брата, который где-то скитался по стране, бросив жену и дочь-малышку в Романовске Приволжском. Ну а мать девочки впоследствии встретила другого мужчину и оставила Надю тёте Капе, хотя иногда и навещала их.

Добавлю про Капу, мы с Надей называли её именно так, без всяких «тёть», она всю жизнь проработала на одном месте на старой льняной мануфактуре сначала ткачихой, потом мастером, именно на основе этой мануфактуры и продолжает возводиться большой текстильный комбинат, но старое здание было сохранено как музей прядения и ткачества, и Капа работала в этом музее заведующей…

Первые дни я провела в квартире Капы. Надя была в командировке в Москве, там проводился слёт комсомольского актива рабочей молодёжи, она представляла комсомольскую организацию комбината, хотя и не была освобождённым от основной деятельности комсоргом, а была его правой рукой, и в воскресенье вечером она должна была вернуться.

Перед её возвращением я уже перезнакомилась со всей роднёй, поняла основной контингент жителей городка, сменила короткую твидовую юбку на брюки клёш от бедра, хотя вопрос остаётся открытым: что же на самом деле шокировало романовцев больше — короткая юбка или брюки-паруса, во всяком случае ни на ком больше я не видела таких брюк. Тем не менее Капа сказала, что лучше подметать пыльные улицы этими «моряцкими» штанами, чем доводить до инфаркта бабушек и дедушек голыми коленками, особенно в районе Собора, где старички дружненько сидят на скамейках и обсуждают всё, что движется.

Говоря о контингенте Романовска Приволжского и в целом района, надо не забыть упомянуть и местечковый особый диалект с протяжным певучим «оооо», так говорят и все мои тётушки-дядюшки, их дети и внуки. С первых слов сразу можно понять человек местный или приезжий. Такого диалекта я ожидала и от Нади.

Она вернулась поздно, уставшая, промокшая под дождём, с двумя большими сумками (их называли здесь «котомки»), набитыми колбасой, мясными наборами для супа, сыром, банками кофе и парой бутылок красного грузинского вина. В те времена, в местах, отдалённых от Москвы и Ленинграда, такие продукты были дефицитом. Лично мне было трудно это понять. А здесь соседи по очереди раз в неделю ездили на закупки в Москву за 300 километров от городка. Продукты делились поквартирно, слава богу, что все жители этого дома знали друг друга всю жизнь и никаких недоразумений между ними не было, могли выручить друг друга и «пятёрочкой» до получки или пенсии. Такой своеобразный кооператив. Неудивительно что все соседи знали друг о друге всю подноготную, ничего не утаишь и никуда не спрячешься.

— Ты глянь-то, Фискина дочь пошла, ну вылитая-то Анфиска, така же худа да горделива! — как-то услышала я в свой адрес, проходя по нашей же улице, но достаточно вдалеке от дома Капы. Тётка в какой-то кургузой серой куртёнке, с белым платочком на голове, по-старушечьи подвязанном на подбородке, даже и не пыталась понизить голос, зная что я услышу, вспоминала мою мать, а заодно и меня, тихим «добрым» словом.

Вернёмся к Наде. С порога её встретила Капа, обняв и взяв обе сумки, отстранилась, чтобы представить меня. Я стояла и смущённо улыбнулась, когда наши глаза встретились.

— Ну привет, француженка, так вот ты какой цветочек аленький! — она не обняла меня, но взяла за обе руки и улыбнулась, — будем знакомы, сестричка! Спать нам сегодня придётся вместе в одной кровати, слава богу она широкая, так что давай знакомиться поближе и потеснее, прежде чем разделить наше ложе.

У неё был абсолютно нормальный говор — не окающий волжский и не акающий московский, а чистая правильная речь, на которой говорят дикторы радио и телевидения.

Пожелав Капе спокойной ночи, мы прошли в комнату Нади, она достала из буфета бутылку вина и два хрустальных бокала (хрусталь в те времена был обязательным атрибутом и показателем достатка).

Я не пила спиртное вообще, никогда и ни капли, если не считать слабоалкогольный горячий глинтвейн на Рождественских ярмарках. И из принципа, да и желания никогда не было. Но в такой обстановке решила не упрямиться, а хотя бы чисто символически поддержать компанию и пригубила терпкий напиток.

— Завтра на комбинат идём вместе, смена начинается в 7.30, но начальство и инженерно-технический состав работают с 9.00. Тебе предстоит со многими встретиться, походить по комбинату. Не спеши с выбором — вакантных мест много, а ты у нас девушка образованная, из МАсквы да из ПарЫжу, да ещё и с челобитной до Царя батюшки нашего Царькова Сергея Петровича — аж из тридевять земель поклон ему шлют.

Честно, я не могла понять она шутит так добродушно или иронизирует, маскируя свой сарказм. «Ох, не проста сестрица-то наша!», — подумалось мне.

Наде 23 года. Не замужем. Ждёт парня из службы на Морском Флоте. Закончила технический вуз в Ленинграде (так вот откуда её чистая фонетика). После окончания вуза распределилась работать в родные края. Работает на комбинате в отделе главного технолога, инженер в сфере внедряемой и используемой техники и аппаратуры.

Ну вот, себя любимую всю описала с ног до головы, а о Наде ни слова. Она чуть выше и чуть потяжелее меня — буквально на пару сантиметров и на пару килограммов, и вся эта пара килограммов удачно и счастливо распределилась в области груди — рыжеволосая, сероглазая, носит очки в красивой оправе. Чертами лица мы скорее похожи, по крайней мере в дальнейшем нас постоянно будут сравнивать как сестриц.

Надя сощурила глаза, ухмыльнулась и высоко подняла бокал, глядя на вино и блики хрусталя через свет люстры.

— Завтра наденешь мою чёрную юбку, в талии резинку утянем. А после встречи с начальством, смотаешься за Волгу на катере, он регулярно ходит; там хорошее ателье на Набережной, мать моей подруги закройщицей работает, закажи себе пару юбок хотя бы до колена; а в промтоварах купи себе резиновые сапоги — через две недели здесь будет грязь непролазная, все дороги в кашу превратятся — утонешь в своих модных «лодочках-чулочках».

«Да уж, старшая сестричка включила нотки командира октябрятской звёздочки», — подумала я и улыбнулась.

— А откуда ты знаешь содержимое моего гардероба? — нарочито наивно спросила я, — мы ж только что встретились.

— Папаша твой заботливый вызывал на переговоры накануне твоего приезда и попросил проследить за «дресс-кодом», как он выразился, мол беда с этим кодом — надо выручать, чтоб не было мучительно больно за такую непутёвую дочь. Пожаловался, что ты хиппуешь. Хотя такого слова у нас здесь и не употребляют, но я прониклась. Вот! Лично я — за свободу в любом виде — носи что хочешь, самовыражайся как хочешь, но… для первого знакомства с начальством всё же надень мою юбку, а дальше жизнь покажет бить или не бить, — она засмеялась и добавила, — не обижайся! Я обещала ответственно подойти к твоему «рандеву» (папашино выражение), а там дальше — делай как знаешь.

Я ещё раз пригубила вино, оно нагрелось в бокале и приобрело более приятный вкус. Надя приободрила меня взглядом, жестом показала «пей, пей!» Я почувствовала как тепло растекается по моим венам и затем по всему телу. Ах, вот оно это состояние, ради которого люди пьют вино. Тепло, легко! Запросто могу лечь в чужую кровать к кузине, хотя днём эта мысль напрягала меня, и я успокаивала себя тем, что это временно и ненадолго.

Утром зазвенел будильник. Капа побежала на кухню ставить чайник и готовить бутерброды. Надя накручивала волосы на термобигуди. Я умылась (душа в доме нет) и начала накладывать макияж — свою вторую защитную кожу. Удивительно, но Надю мой боевой раскрас не шокировал.

Добил её флакон духов «Opium», каплю которых я растёрла на своём запястье, Надя просто потеряла дар речи, переключив все свои пять чувств на одно — обоняние. Я открыла свой чемодан и достала запечатанную коробочку духов CHANEL.

— Это тебе! Надо было подарить вчера, но всё как-то не по плану пошло, да сегодня и повод получше — вон как кстати пришлись! Держи! Знаю, что все девушки и женщины СССР мечтают о Шанель, думаю и тебе аромат понравится.

Надя просто потеряла дар речи, четыре других чувства к ней ещё не вернулись, она смотрела на коробочку как завороженная. Командир октябрятской звёздочки испарился из неё полностью, пожалуй, в данный момент она была как под гипнозом.

— Один-один, — сказала я и легонько щёлкнула пальцами перед её носом, — просыпайся, «зачарована околдована, словно в оковы закована, драгоценная моя женщина».

— О, ты тоже почитываешь Заболоцкого? — удивилась она.

Я кивнула, и мы засмеялись. Сорок минут пешочком до комбината пролетели незаметно. Мы болтали без умолку обо всём на свете: и как нам жилось в детстве, и как училось, и про первые наши любови, закончившиеся неудачно для нас обеих, и мы успокоили себя тем, что любовь поэтому и называется первой, потому что за ней должна быть ну хотя бы ещё одна. Во всяком случае Надя ждала возвращения из Флота своего любимого парня, который в заморских краях уже и парчу белую прикупил ей на свадебное платье.

Первые суматошные дни

Подробно описывать все события первого дня моего пребывания на комбинате я не буду. На первый раз это было знакомство с руководством от начальника отдела кадров до директора. Встретили меня, можно сказать, с распростёртыми объятиями, в глазах руководства читался искренний интерес и любопытство. Мне не пришлось рассказывать кто я и откуда и почему здесь, все были уже в курсе, скорее всего благодаря предприимчивости моих родителей, а может быть и местный беспроводной «телефон» тоже успешно сработал.

Наиважнейшей персоной в этой цепочке начальства был довольно моложавый на вид (по крайней мере по меркам Франции для такой высокой должности), лет 35—38, главный технолог Пузиков Андрей Петрович, так как именно ему предстояло провести экскурсию по производственным цехам и ввести меня в курс процесса производства. Он потратил на это полтора часа, а потом пригласил по селектору Надю и попросил её показать мне красильный цех, так как сам он, из-за своей аллергии к красителям, приобретённой на комбинате, старается надолго в цеху не задерживаться.

Директор же, Царьков Сергей Петрович, лет 45—50, медлительно (а может внимательно?) изучал мои дипломы и французские сертификаты, мне показалось что он просто по-актёрски выдерживал паузу, затем спросил:

— А сами то Вы, Ангелина Витальевна, какое направление считаете более предпочтительным для себя? — говор у него был московский, — химик-технолог и художник-декоратор — довольно разнополюсные направления.

— Ну почему же разнополюсные? — искренне удивилась я, — разве отбеливание и колорирование тканей, а также изобретение и изготовление синтетических и искусственных волокон не являются химическими процессами? Я понимаю что Вы, как директор, отвечаете за весь механизм работы комбината от строительства зданий до выгрузки готового товара, и не обязаны знать каждый маленький винтик-шпунтик этого огромного организма, но без химических технологий не может быть никаких тканей, а я, как раз таки, и училась в высшей школе изящных искусств на художника-декоратора, в том числе и по тканям тоже… Я понимаю, что на русский язык диплом и сертификаты не переведены, но Вы же сами озвучили мои специальности, а значит — были в курсе.

У меня невольно дернулось веко правого глаза (иногда со мной такое стало случаться в последний год) от такой моей бравады и напористости, а директор, видимо, принял это за подмигивание, и по-доброму рассмеялся. Он поднял обе руки вверх и сказал:

— Всё! Сдаюсь! Один ноль в вашу пользу! Идите в отдел кадров за направлением в общежитие, пока выделим Вам изолированную комнату в двухкомнатной благоустроенной квартире, а как сдадим очередную пятиэтажку, получите отдельную квартиру как молодой специалист. Остальное Вам расскажут в отделе кадров. Приятно было познакомиться с представителем передовой советской молодёжи, «с комсомолкой, спортсменкой, да ещё и красавицей», — перешёл он на шутливый тон. Директор явно был в хорошем настроение, хотя, возможно, это его обычная манера общения, поживём — увидим.

Начальник отдела кадров, Анна Кузьминична, лет пятидесяти, с гладко зачесанными волосами с сединой на висках, встретила меня дружелюбно, можно сказать по-матерински, предложила мне чай со словами:

— И не вздумайте отказываться-то, я знаю что Вы уже три часа без передыха по комбинату бегаете-то, вон бледненькая-то какая, нанюхалась этих кислот и щелочей всяких в красилке-то, — ворковала она местным говором, добавляя «то» почти после каждого слова.

Я и не отказалась. Чай был душистый, на травках, да ещё и с пряниками, которых я сто лет не ела. Анна Кузьминична объяснила мне, что сначала я должна пойти в общежитие с направлением от отдела кадров, выбрать комнату, затем со справкой от коменданта и моим паспортом пойти в паспортный отдел РОВД на прописку, затем пройти медицинский осмотр в районной поликлинике, затем сам переезд в общежитие и только после этого появиться на комбинате для подбора подходящего мне вакантного места.

— В общем-то, дочка, погуляй по городу дня три — четыре, осмотрись, а то начнёшь работать-то, и некогда гулять-то будет, — вполне так естественно Анна Кузьминична перешла на «ты».

Скромно пообедав (весьма скромно) в столовой комбината вместе с Надей и с её двумя коллегами по отделу главного технолога, я пешком ушла в город решать свои «легализационные» дела с документами и бумагами, а в 16.00 на катере «Обь» перебралась на Левобережье Волги заказать себе несколько вещей «а-ля дресс-код» в пошивочном ателье «Тюльпан».

Забегая вперёд, скажу что Левобережье отличается от старой части Правобережья статусом старинных построек. В основном это большие добротные купеческие дома, во всяком случае на центральных улицах Левобережья; а также здесь есть много и других сохранённых старинных, исторически ценных строений, таких как Банк России, дом бывшего нотариуса, «Ресторанъ Волга», коммерческая артель, пожарная каланча, старые каменные торговые ряды. Атмосфера 19 и начала 20-ых веков.

Вид с левого берега на набережную правого был не менее великолепен, чем с правого на левый; величественный Собор просматривался во всей красе, такой большой и могучий для такого маленького провинциального городка. Просто Седьмое Чудо света!

Ателье расположилось рядом с парком в двухэтажном деревянном здании, которое тоже раньше было домом какого-то купца. В приёмном вестибюле на стенах висели вертикальные высокие зеркала и образцы тканей. Поразительно, но в городе, основное взрослое население которого работает на комбинате по выпуску тканей, такой скудный их выбор. Я разглядывала и щупала ткани, в ожидании пока кто-нибудь выйдет на мой звонок в дверь. Наконец-то со второго этажа спустилась женщина-закройщица или же портниха.

— Ну что, выбрали ткань, Ангелина?

Конечно же, моё имя уже долетело до второго берега Волги прежде, чем сюда добралась я. Хотя чего же удивляться — это же мама приятельницы Нади.

— Это весь ваш ассортимент? — спросила я.

— Да, выбор у нас небольшой, но заказчицы обычно приходят со своими тканями.

— А где они их покупают?

— Да кто где, в областном центре или в Москве.

— А в славном городе Романовск Приволжский, имеющем масштабный комбинат по выпуску тканей, приобрести свою же продукцию, значит, нельзя? — усмехнулась я.

— Ну, — засмущалась женщина, — в магазине то точно нет, но с рук-то можно найти, фабричные иногда продают лоскуты, им выдают отрезы под зарплату. Поспрашивать?

— Поспрашивайте. А если я принесу свои широкие брюки, сможете перекроить их на детали юбки? Впрочем, лучше я сама распорю, отпарю и перекрою на детали, сошьёте юбку за пару дней?

— Сами раскроите? А зачем тогда я нужна? — обиженно спросила женщина.

— Хороший вопрос. Дело в том, что я сама и скроила бы, и сшила бы, но у меня нет швейной машинки и неизвестно когда будет, а юбка нужна сейчас. Конечно, можно было бы и на руках сшить неспеша, но там непростой крой, и по шву нужна отделочная строчка. Так сможете выполнить мой заказ за два дня, если я детали юбки завтра принесу? Если нужна оплата за срочность, то я оплачу.

— Ну а что не смочь то? Сама и сошью. Могу и за день… да и дочка за вас словечко молвила.

Я поняла, что женщина оценила моё предложение оплатить по срочному тарифу.

— Спасибо! Если не удастся прикупить швейную машину, то я ещё не раз к вам загляну.

Я вышла из ателье, глубоко вздохнула свежий воздух с лёгким дуновением тёплого ветерка, пошуршала носком сапожка опавшие с деревьев жёлтые листья и направилась в сторону парка, на выходе из которого, наискосок, находился магазин «Промтовары», где мне необходимо было купить резиновые сапоги.

Парк — это звучало гордо, скорее — сквер с естественным ландшафтом: никаких декоративных посадок, небольшая детская игровая площадка, летняя танцплощадка для молодёжи, фонтанчик, скамейки вдоль центральной дорожки, на спинках которых нацарапаны имена, видимо, влюблённые послания подростков, и пара статуй рабочего и крестьянки, каждый из персонажей расположился в отдельности сам по себе, но с молотом и серпом. Весьма оригинальная «композиция»!

Магазин располагался в угловом здании, центральный вход которого был под углом, как корма корабля. Здание можно было назвать архитектурным объектом: колонны по бокам центрального входа, навесной небольшой балкон над дверью, а к самой двери вели высокие ступеньки с резными деревянными поручнями по бокам, тоже исцарапанные местной молодёжью.

Моему взору предстал скудный выбор как верхней одежды, так и обуви, просто не за что глазу зацепиться. Неужели кто-то покупал эти вещи? Ну, может быть женщины 50+, для молодёжи же в ассортименте не было абсолютно ничего. Резиновые сапоги «унисекс» (уверена, что в то время это слово в городке никто из местного населения не знал) моего размера были, но такие страшнючие с широченным голенищем, куда я могла бы впихнуть обе мои ноги вместе с широкими брючинами… Я не сдержала смешок, представив себе эту картину. Эх, пока не вышла на работу, придётся завтра съездить в областной центр за сапогами, да и ткани посмотреть, хорошо, что до центра ходил маршрутный автобус каждый час, да и расстояние в 35 км не пугало.

Я опять шла через парк в сторону пристани, шурша листвой, ни одной живой души не встретив. Издали увидела библиотеку — двухэтажный деревянный старинный дом казался лёгким и воздушным, так как почти всё дерево было украшено резьбой и обжигом. Я подошла поближе рассмотреть эту резьбу в деталях — удивительно какая сложная работа: и сквозная, и глухая (рельефная), и скульптурная, а какие уникальные элементы и узоры! Не дом, а образец прикладного искусства. Если в Левобережье есть ещё такие дома, то хотя бы ради любования ими я буду сюда приходить.

Я вошла внутрь, зазвенел колокольчик.

Услышав звон колокольчика, со второго этажа спустилась молодая статная темноволосая кареглазая женщина, она улыбнулась, и от милой улыбки озарилось всё её лицо. «Какая же красавица», — подумала я.

Мы поздоровались, говор у неё был без протяжного «окания», но всё равно изредка проскакивала местечковая манера построения фраз.

— Хотите записаться в библиотеку? Добро пожаловать! У нас хороший выбор книг и большая подборка журналов и газет.

— Да, хочу записаться и взять пару книг, но у меня паспорт сдан на прописку, справка из отдела кадров Вас устроит?

— Да, разумеется. На комбинат приехали? Вы — первая из приезжих, кто заглянул к нам в библиотеку. Сейчас молодёжь мало читает, в основном — дети и люди в возрасте. Вас что интересует конкретно, какая литература?

— Для начала я бы посмотрела зарубежную, можно?

— Разумеется, проходите в зал направо.

Я нашла на стенде роман Джорджа Элиота «МиддлМарч». На самом деле автором романа была женщина Мари Энн Эванс, но она решила взять себе мужской псевдоним, так как женщине на писательском поприще было сложнее пробиться. Про этот роман в нашей группе парижской школы искусств был жаркий спор, но я так и не удосужилась его прочесть, потому что в тот момент готовилась к сессии московского института. Меня удивило что роман был переведён на русский язык, и я всего за пару минут нашла книгу на пыльной полке библиотеки маленького провинциального городка. Да, книга была невостребованной — в конвертике, приклеенном на внутреннюю сторону обложки, на специальном листке учёта не было ни одной фамилии. Ещё минут 15 я осматривала полки, не нашла «Сагу о Форсайтах» Голсуорси, которую не дочитала во Франции, и спросила библиотекаря имеется ли у них этот роман.

Она заглянула в картотеку и сказала, что книга на руках, я попросила поставить меня на очередь, она оформила заявку.

После этого мы познакомились. Она представилась Натальей Леонидовной, но сказала, что просто «Наталья» ей привычнее слышать. Я назвалась Линой. Наталья пригласила выпить чай из самовара, я не отказалась, но мелькнула мысль: «Они что ли всех приглашают на чай?» Позже Надя сказала мне, что это просто жест вежливости и не обязательно соглашаться. «Надо запомнить», — подумала я.

Чай был великолепен, разлит традиционно по-русски в чашечки на блюдечке, да с сушками-баранками в плетёной корзинке. И я подумала, что в следующий раз приду в библиотеку со своими угощениями.

На Правобережье я вернулась уже под вечер. Так пролетел мой первый будний, хотя и нерабочий, день. Оказывается я устала и от беготни туда-сюда, и от общения с новыми незнакомыми людьми.

После ужина, приготовленного Капой, мы обсудили все мои события и встречи. Надя посокрушалась что я не нашла ни ткани, ни сапог и сказала:

— Не вздумай резать свои брюки! Если завтра едешь в центр области, то зачем резать хорошую вещь? Походишь пару дней и в моей юбке, а в ателье вернёшься с купленной тканью.

Пожалуй, она права, брюки мне пригодятся на холодную зиму. Надя пролистала выбранный мною роман и попросила не возвращать его в библиотеку после прочтения, так как тоже хочет его почитать.

— А кто сегодня работал, Татьяна или Наталья? — спросила она, — хотя могу сама догадаться: Наталья! Татьяна до обеда работает в городе, а затем едет в сельскую библиотеку. Наталья же — заведующая, работает полный день, она в Москве училась на «библиотечном и архивном деле», мы знакомы шапочно.

Я поняла, что все коренные жители так или иначе знают друг друга, даже с противоположного берега Волги, которая разделяет не только сам город на две части, но и людей на тесные и «шапочные» знакомства.

Утром я проснулась на час раньше, чем Надя, так как поликлиника начинает работать с 8 утра, и мне хотелось побыстрее завершить медицинский осмотр, чтобы успеть до обеда побывать в областном центре. Вся процедура осмотра была формальной, заняла не более 30 минут, за это время листок-бегунок подписали терапевт, стоматолог и лор. Минут за 10 я дошла до автостанции, купила билет на междугородний рейсовый автобус, который по утрам курсировал через 40 минут, а днём реже — через каждые полтора часа. Романовск Приволжский удобненько расположился между двумя крупными городами, прямо по центру маршрута, и поэтому жители провинциального городка не были отрезаны от «большой Земли»: направо пойдёшь — культуру найдешь, налево пойдешь — престижные технические вузы найдёшь (авиационный и мореходное училище).

Начал моросить дождик. Я была без зонта, а вместо куртки — толстый белый свитер, который, конечно же, от дождя не спасал. Я села на скамью под козырёк остановки, посмотрела на часы: ровно 9.00, по расписанию автобус должен подойти через 10 минут. Я задумалась как удобнее построить план на день, чтобы был наилучший коэффициент отдачи.

На мокром асфальте заскрипели тормоза, и я увидела резко затормозившую «Волгу» (ГАЗ-21), дверца со стороны пассажира открылась, и из автомобиля вышел директор комбината Царьков Сергей Петрович.

— Утро доброе, Ангелина! В Центр? Садитесь в машину, я еду туда же в областной исполком.

Я засмущалась. «Удобно ли?» — мелькнула мысль.

— Садитесь, садитесь! Похоже, что дождь усиливается, и автобус может существенно задержаться: асфальт мокрый, и по правилам безопасности скорость пассажирских автомобилей резко снижается. Он открыл переднюю дверцу и указал жестом, а сам сел на заднее сидение.

— Это мой водитель, Николай Николаевич Николаев — у нас здесь масло всегда масляное, — засмеялся директор, — у него Николаи в семье даже не в трёх, а в четырёх поколениях.

«Какой балагур!» — подумалось мне.

Николай быстро, но с любопытством взглянул на меня и произнёс:

— Бонжур! Шерше ля Фам! Это все мои познания французского языка, так что пардоньте…

— Пардоньте, уж, его силь ву пле («пожалуйста»), — добавил директор, — парень по-своему хотел произвести впечатление.

Я улыбнулась, оказывается даже водитель директора немного в курсе моей биографии, но… хотя… может быть директор только что, увидев меня на остановке, сказал Николаю: «подберём-ка нашу новоявленную француженку». Уже поняв какой шутник директор комбината, «наверное именно так всё и было», — решила я.

В областном центре они высадили меня возле универмага. Сергей Петрович сказал, что, если у меня дела только часа на два, они смогут меня подобрать здесь же. Я поблагодарила за предложение и ответила, что вернусь автобусом, так хочу погулять по городу. Дождя, слава всевышнему, здесь не было.

Не буду описывать все похождения по магазинам. Резиновые сапоги, женская модель чешской фабрики Бати, с невысоким трапециевидным каблучком и даже с замочком молнией на голенище, после увиденного ранее «унисекса», произвели на меня более чем просто приятное впечатление. Да и цена на них была довольно высокая, наверное, именно поэтому они были в свободном доступе. С тканями было сложнее — впустую обошла несколько магазинов, пока в одном из них продавец, измерив меня оценивающим взглядом, не посоветовала мне специализированный магазин «Ткани». Здесь я приобрела шерсть и плотное хлопково-льняное полотно «а-ля джинса» на две юбки, шёлк и хлопок на две блузки и одну рубашку, и драп густого вишнёвого цвета на зимнее пальто, пошив которого мне предстояло заказать, так как тёплой зимней одежды в моём гардеробе не было вообще, кроме коротенькой курточки из искусственного меха и демисезонного лёгкого полупальто. В магазине, торгующем бижутерией, я увидела оригинальные деревянные крупные пуговицы с ручным обжигом узоров на них, я представила как покрою их вишнёвой краской и заново затонирую обжиг, будут чудеснейшие пуговицы для зимнего пальто. «Я художник — я так вижу!»

Вернувшись в Романовск Приволжский, я ещё успела попасть на Левобережье, за полчаса до закрытия ателье.

Закройщица тётя Зоя, я узнала её имя от Нади, встретила меня широкой улыбкой, на этот раз она была в рабочем халате с карманами, на которые были наколоты несколько десятков иголок с разноцветными шляпками-шариками (ими скалывались ткани на модели или манекене) и с измерительной мягкой лентой, висящей на шее.

— Никаких раскроенных деталей я Вам не принесла, так что не буду отбирать ваш хлеб, но эскизы моделей сейчас набросаю, если Вы дадите мне свой рабочий блокнот и карандаш.

Я ловко одним размахом карандаша нарисовала эскиз юбки: от талии и до середины бедра заложены и отстрочены складки, от середины бедра складки «стекают» в свободном падении. Пояс широкий, с внутренней флизелиновой вкладкой для придания жёсткости, прилегает вплотную, сзади на поясе и ниже его — втачной замочек, спрятанный под накладной шов. Тётя Зоя изумленно смотрела на эскиз:

— Да я таких качественных рисунков и в журналах не видела! А длину юбки какую пустим?

— Длина на два пальца ниже колена. Это первая юбка, она приоритетная. Со второй можно не спешить.

Я нарисовала эскиз юбки-шестиклинки, все клинья скроены по косой, с неравномерным расширением трапецией, сшиваются швами наружу, затем края оверложиваются, загибаются внутрь и пристрачиваются декоративным (запошивочным) швом отделочной ниткой, как обрабатывается, например, планка на карманах джинс. Готовую юбку я собираюсь выбелить в специальном растворе, скрутить в жгут и выварить в красителях для придания эффекта «варёнки».

Тётя Зоя слушала меня раскрыв рот.

— Ох, дочка, тебе легче-то машинку швейную купить, чем носить-то нам такие заказы. Пока я шью твою 6-клинку, можно три других заказа выполнить, — тётя Зоя незаметно перешла на ты, как и начальник отдела кадров Анна Кузьминична в день нашей первой встречи.

— Я понимаю, что у вас спущенные сверху расценки, но я же уже предлагала взять работу, как надомница, это же не запрещено? Я заплачу сколько вы посчитает необходимым.

— Хорошо, лады. 6-клинку я оформлю сейчас в работу ателье, а юбку в складку возьму домой, коле она спешная.

— Отлично. Если дела пойдут так, то ждите меня с заказом блузок и пальто. Мастер верхней одежды у вас в ателье есть?

— У нас замечательный мастер-закройщик и швей в одном лице, Собачкин Егор Фёдорович, к нему очередь загодя, записать-то?

— Буду благодарна.

— Ну и ладненько, дочка, давай замерю тебя.

Она вздохнула:

— Что ж ты, дочка, худюща така? Кожа да кости. Рожать-то как будешь с таким весом?

— Были бы кости, а мясо нарастёт к тому времени, — отмахнулась я.

— Ну дай бог, дай бог! Не кормила тебя матушка в ПарЫжах, вон наши то девки — кровь с молоком.

— Да-да, — поддакнула я, — на ваших вечных макаронах да супчике на рыбных тефтелях из баночки жестяной, не только кровь будет с молоком, но и молоко с кровью у ваших кормящих мамочек от недостатка витаминов и протеина, продуктов у вас шаром покати хоть здесь, хоть в области — с Москвы тяжеленные сумки везёте, надрываетесь.

Не знаю почему меня так прорвало, неужели так задела фраза про «кости и кожу», и я обрушила своё возмущение на женщину, которая всего лишь пожалела меня? Ну нет, вроде как своим весом я вполне удовлетворена.

— Извините, тётя Зоя, это я так по-свойски, наверное, за мамку свою, которая не кормила, заступилась неумело.

Возвращаясь из ателье, я опять приостановилась у здания библиотеки, подняла голову и рассматривала широкий карниз над окном. Эх, в следующий раз надо прийти с альбомом и карандашами и зарисовать эти узоры.

Быть или не быть? Кем быть?

Итак, со всей бумажной волокитой перед зачислением на работу я справилась за два дня, осталось только заселиться в общежитие; но ещё несколько дней я поживу с Капой и Надей, тем более, что они настаивали на этом, а в субботу обещали помочь мне с переездом — с чемоданами, сумками и с обустройством на новом месте.

В среду ровно в девять я была в кабинете начальника отдела кадров.

— Утречко доброе, Ангелина Витальевна, — Анна Кузьминична опять перешла на «Вы», — Сергей Петрович просил его подождать, будет минут через десять.

Я сняла с себя летнее джинсовое пальто, приталенное, удлинённое, в отличие от тех коротких плащей и пальто, которые носила здешняя молодёжь. Меня удивлял этот их местечковый стиль — длинная юбка, но сверху — короткое пальто, которое выглядело кургузым в этом случае, и юбка бесформенно сбивалось под ним при каждом шаге.

— Чай будете? — спросила Анна Кузьминична.

— Нет, спасибо! — поспешно ответила я, вспомнив реплику Нади по поводу знака вежливости.

Из коридора послышался громкий голос директора:

— А я говорю нет у меня таких средств, все они давно рассчитаны и распределены, обратитесь в горисполком, у них должны быть специальные фонды.

Дверь открылась, и Сергей Петрович вошёл в кабинет один, оставив своего собеседника за дверью.

— Доброе утро всем! Итак, Анна Кузьминична, что там у нас с подходящими вакансиями?

Анна Кузьминична подготовилась, выписав себе информацию:

— Инженер-технолог в отдел Пузикова, кстати, там же работает и сестра Ангелины. Химик-технолог в красильный цех. Заведующий химической лабораторией. Мастер ткацкого производства — Ольга Николаевна уходит в декрет через пару недель. Диктор узла связи. Секретарь Комсомольской организации — Георгий Сергеевич дорабатывает последние дни перед переводом в обком комсомола. Это всё по ИТР-вакансиям.

Директор забарабанил пальцами руки по столу:

— Так-так… Ангелина Витальевна, ну что скажете?

— Мастер ткацкого производства — это мне интересно. Можно поподробнее об обязанностях и заработной плате?

— Видите ли, Ангелина Витальевна, мастер — это профессия для специалиста с профтехучилищем или текстильным техникумом в лучшем случае, плюс стаж работы в производстве, я бы сказал, что мастер — это рабочий высшей квалификации, должность не для человека с высшим специализированным образованием. Вот начальник цеха или заместитель — это соответствует вашему образованию, но обе эти должности у нас заняты, да и молоды Вы для таких должностей. Химик-технолог — Вам бы подошла должность, а там дальше года через два-три можно говорить и о карьерном росте до начальника цеха. Так что в отдел главного технолога поближе к сестре — это лучший и самый адаптированный для Вас вариант на данный момент из всего вышеперечисленного, кроме одного ещё пунктика, если не боитесь трудностей… Кстати, а в горкоме комсомола Вы ещё не были?

— А разве я должна была там быть? — удивилась я, — на комбинате же есть своя комсомольская организация и, думаю, несколько небольших первичных в каждом отдельном цехе? На комсомольский учёт надо же вставать здесь по месту работы, а не прыгать через голову, насколько я понимаю.

— Вот в этом Вы вся, Ангелина Витальевна, 2—0 в Вашу пользу. Но дело в том, что секретаря комсомольской организации нашего комбината переводят на повышение в обком, и горком комсомола ищет ему достойную замену, должность освобождённая.

— А разве секретаря назначают, а не выбирают? Разве комсорг — невыборная должность по принципу демократического централизма снизу доверху? Я, конечно, не сильна в этой иерархии власти, но в школьные годы была комсоргом школы и устав на тот момент отлично знала. Конечно, с такой масштабной организацией свыше 500 человек я никогда не сталкивалась.

— Должность секретаря комсомола у нас на комбинате освобождённая, а значит человек получает зарплату, которую ему выплачивает лично комбинат, поэтому руководству комбината, как и горкому комсомола, совсем небезразлично кто займёт это место. Да, должность выборная, но кандидата на эту должность выдвигает отнюдь не общее комсомольское собрание со всеми членами организации, а только заседание комитета или бюро. Ну а заседание комитета — это комсорги цехов и отделов, максимум семь человек. Естественно, комитет подотчетен секретарю комсомольской организации комбината, а он в свою очередь — горкому ВЛКСМ. Ваша кандидатура уже обсуждалась в эти последние дни у нас в кулуарах — мы же получили вашу характеристику и соответствующее рекомендательное письмо. Вы — правильная, политически грамотная, образованная, с широким кругозором, имеете опыт комсомольской работы, умеете отстаивать свое мнение. Другой такой кандидатуры у нас просто нет.

— Позвольте не согласиться. Есть у вас на комбинате подходящая кандидатура: и политически грамотная, и образованная, и с широким кругозором, и с опытом комсомольской работы побольше, чем у меня — Трепова Надежда Борисовна, инженер-технолог из отдела Пузикова Андрея Петровича.

— Ангелина Витальевна, что Вы делаете со мной, пожалейте мои седины, 3—0 в вашу пользу. Именно её мы и готовили к этой должности, именно по этой причине и на конференцию в Москву была послана именно она. Да, Трепова рассматривалась как самая лучшая кандидатура до тех пор, пока у меня в кабинете не появились Вы, Ангелина Витальевна. Внутренний стержень у Вас крепче, культура шире, Вы — разносторонняя, умеете отстоять своё мнение, притягиваете людей к себе своей внутренней энергетикой. Вам по силам всколыхнуть тихое болото, повести молодёжь за собой. Соглашайтесь! Ну не ляжет к душе — подадите на самоотвод, насильно мил не будешь.

— Ох, сколько дифирамбов, Сергей Петрович! Держу пари, что половина из них была написана в том рекомендательном письме — видимо отец мой очень постарался. Не знаю, смогу ли я. Это всё совершенно другая сфера, к которой я не готовилась, Сергей Петрович!

— «Нам бы только ночь простоять да день продержаться», помните у Гайдара? Так что утро вечера мудренее. Пойдёмте в кабинет комсорга, познакомлю, он в курсе всего и более подробно расскажет о всех тонкостях. Кстати, наши кабинеты рядом через дверь, так что есть перспектива быть соседями по палате номер 6, — опять побалагурил директор.

Кажется, я начинаю привыкать к его манере общения.

Мы поднялись на второй этаж. Директор открыл дверь кабинета комсорга и пропустил меня вперёд:

— Ну что, Георгий Сергеевич, вот пришли ставить на комсомольский учёт нового члена нашей молодёжной организации — Ожегова Ангелина Витальевна.

После представления моей личности директор оставил нас вдвоём.

— Очень рад, входите. Чай или кофе?

— Чай с удовольствием, — ответила я и покраснела, вспомнив пояснение Нади.

— С лимоном?

— Спасибо, но просто чай, если есть, то зелёный.

— Ангелина, я людей насквозь вижу. Нам Вас сам Бог прислал.

— А чем не устроила Надежда Борисовна? — по-прежнему не могла успокоиться я, — она бы была на своём месте, а так, получается, что я чужое занять собираюсь.

— Надежда — она наш казначей, прекрасный безотказный исполнитель, может организовать какое-то мероприятие типа субботника или спортивного соревнования, но она — не лидер и не инициатор каких-то идей, начинаний и перемен. Но была и по-прежнему может быть хорошим помощником и даже правой рукой. И потом, думаю, для Вас не секрет, у неё в биографии есть тёмное пятно. Хотя дети за отцов и не в ответе, тем не менее её отец судимый и числится где-то в бегах, в горкоме не утвердили бы кандидатуру Треповой, несмотря на то что сама Надежда Борисовна — прекрасный человек и достойный комсомолец.

— Да уж, насели вы на меня с двух сторон. Неожиданный поворот. Не знаю, смогу ли, оправдаю ли ваше доверие, моё ли это.

— Завтра вместе пойдём в горком, после горкома возьму Вас с собой в областной центр, с завтрашнего дня там проводится семинар для только что избранных комсоргов — я тоже веду несколько занятий, послушаете лекции, поизучаете устав, ряд документов — то есть теоретически подкуётесь, я лично возьму над Вами шефство. Ну не Боги же горшки обжигают! А с вашими способностями и кругозором вообще сомневаться не стоит.

— Хорошо, посмотрим, как пройдёт встреча в горкоме, а то, может быть, «чёрное пятно» из биографии Надежды Борисовны Треповой отражается и на моей биографии, — иронизировала я, — мы ведь родственницы.

— Вот видите, Ангелина, в карман за словом Вы не полезете, и это важно! — засмеялся комсорг, — а пока я вынужден оставить Вас в этом кабинете. Вот здесь — папка со всеми материалами и отчётами по комсомольским собраниям, заседаниям комитета и бюро, в общем — о всей деятельности в текущем году. Вон там на полке шкафа — альбомы с фотографиями о всех наших проведённых мероприятиях, агитбригадах, соревнованиях, приёмах новых членов в наши ряды. Располагайтесь, изучайте. Я вернусь из области часа через три и затем познакомлю Вас с нашим активом, пройдёмся по отделам и цехам к комсоргам первичных ячеек, конечно, сегодня не всех застанем на рабочих местах — некоторые цеха работают в две смены.

Вечером, как обычно, мы с Надей и Капой обсуждали события дня. Я переживала как Надя отнесётся к неожиданному предложению директора и комсорга. Но, или она умела скрывать свои эмоции и не показала никаких признаков расстройства по этому поводу, хотя, наверное, предполагала что займёт место комсорга, ведь не зря именно её посылали на конференцию в Москву, или в самом деле была так рада за меня. Дело в том, что я ещё не «раскусила» свою двоюродную сестру до конца, она не была девушкой с душой нараспашку, отнюдь не простушка, не «легко читаемая книга», а скорее по жанру — «запутанный детектив», который часто ведёт тебя по ложному следу.

— Вот это да! — воскликнула она, — лучшего для тебя даже и представить было невозможно. Хороший старт, сестричка!

— А ты? — напрямик спросила я, — разве ты не рассчитывала на эту должность?

— Я?! Да никогда! Мне не по зубам. А вот ты сможешь. А на мою помощь всегда можешь рассчитывать. Меня устраивает моя работа, да и звёзд с неба я не хватаю. На ближайшее время у меня в планах создание семьи: вот-вот Толик вернётся из Флота, и мы поженимся. Мне деток уже пора иметь, то есть не успеешь оглянуться — и в декрет. Да и какая активность с детками? Нет-нет, не моё это!

— Ну хорошо, если обиды не держишь. Завтра после горкома мы с Георгием едем на семинар в областной центр, так что придётся всю неделю туда-сюда мотаться.

— Это же классно! Большой город посмотришь, если время будет. Может вечером в театр сходишь, он у нас не хуже московского, вернёшься последним автобусом. В Романовске-то гулять особо негде и смотреть нечего: ску-ко-та! У молодёжи только танцплощадки как развлечение — потопчутся под музыку да разборки и драки устраивают после танцев, без алкоголя ни одно подобное мероприятие не обходится. Ну а Центр — есть центр, хорошо, что не в тридевятом царстве находится, легко и быстро добраться.