Чёрный мёд. Ты выбираешь свое счастье

Гайя Азези

Книга откроет удивительный мир мусульманской культуры на стыке с культурой европейской. Главные герои – египетский бизнесмен Адам и Эмма, школьная учительница из Украины проходят свои испытания и ищут ответы на вопросы, которые актуальны для любого человека. В чем истинное счастье и залог процветания? Где заканчиваются границы личной свободы? Всегда ли цель оправдывает средства? Как среди тысяч узнать своего человека? Небанальный роман, в котором каждого читателя ждут свои открытия и инсайты.

Часть 10. Жизнь налаживается

Муж Эмму однозначно любил. Это чувствовалось во всем и всегда. Он мог постирать ее белье и любовно развесить его для сушки. Мог собрать ее рассыпанные помадки и аккуратно сложить в шкатулочку. Даже во время вспышки раздражения он обращался к ней не иначе как «Возлюбленная моя Эмма!». Пока он произносил такое обращение, раздражение не имело шансов вырасти в бомбу.

Конечно, он готовил деликатесы даже по утрам, когда собирался на работу. Для этого вставал на полчаса раньше. В течение дня обязательно раза два звонил и спрашивал, все ли в порядке, хорошо ли она была одета для дождя, как прошло чаепитие с подружками, что бы ей хотелось, чтобы он купил к ужину? Когда Эмма о чем-нибудь его просила, он записывал с свой блокнот и старался выполнить в срок.

Единственное, в чем был отказ, — в рождении детей.

Данила Викторович состоял если не в контрах, то весьма в отдаленных отношениях с родной сестрой Верой только из-за того, что у нее регулярно рождались дети, и их было четверо. Видимо, она выполняла план по деторождению и за себя, и за брата.

Архитектор не мог выносить маленьких детей более пяти минут, а маленькими он считал всех до восьми лет. Поэтому он не ездил в гости к сестре и не принимал ее у себя. В доме у родителей они не пересекались даже по праздникам. Сестра хранила обиды, хотя ее брат не мог изменить природу своего восприятия.

Чем ему не угодили дети? У него раскалывалась голова от их передвижений, манипуляций с предметами и всяких детских глупостей — от бесконечных вопросов до визга.

Почти также трудно он переносил вид и запах кормящих женщин. Запах грудного молока доводил его до рвотных рефлексов.

Он опасался, что непереносимость малышей может стать препятствием для их союза с Эммой, если та захочет снова пережить беременность и роды.

— У тебя ведь уже есть Влад? — начал Данила издалека. — Теперь он будет и у меня. Мне достаточно. А тебе?

— И мне достаточно, — совершенно искренне сказала Эмма, чем несказанно успокоила жениха.

И что удивило Эмму, так это отношение отчима к ее сыну — как если бы это был его родной ребенок. Временами ей казалось, что покойный Кирилл так не любил свою кровинушку, как Данила… Нет, конечно, покойный муж любил своего наследника, только сотни дней его алкомании, как термиты в крепком дереве, выели всю сердцевину этой любви.

— Ма, мы изобрели мятно-ореховый соус к помидорам! Данила Викторович сказал, что за такую вкуснятину можно мишленовскую звезду получить!

— Для начала можно получить премию «Счастливая Эмма», правда? — включился Данила, обращаясь к жене.

— В этом месяце это будут связанные мною шарфы и шапки! Не слишком ли это банально?

— Это очень тепло! — в один голос подтвердили мужчины.

— Ну, давайте же, проводите дегустацию своего соуса!

Владу разрешалось очень многое, даже валяться на диване рядом, забросив руку или ногу на Данилу Викторовича. И супруг явно наслаждался такой близостью. Он вовлек сына в занятия кулинарией, как вы уже поняли, и в проектирование. Иногда он поручал Владу проделывать определенные чертежные работы на компьютере в 3D-графике, и оба были в восторге от кооперации. Спустя много лет Влад станет промышленным дизайнером в мебельной промышленности. Эмма была убеждена, что этот талант был раскрыт именно Данилой.

Эмма удивлялась интуитивной мудрости своего мужа, ведь никаких институтов по психологии он не заканчивал. Но он сразу отмел концепт «Я — друг сыну», потому как отец или отчим не может опуститься до уровня ребенка, чтобы быть его другом или искусственно поднять его в иерархии в обход матери до своего уровня. Данила был убежден, что многие беды проистекают от ложного императива «дружить с детьми».

Дружба предполагает вводить друга в курс дел, а семейные отношения, наоборот, призваны хранить психику ребенка, который не должен нести ответственность за дела взрослых, включаясь в них. Дружба не предполагает семейной ответственности. Сегодня друг, а завтра развернулся вдруг и нет. В семьях так не должно быть. В семьях один платит за взращивание другого, и это не дружба, а иерархическая ответственность родителей за детей. Соответственно, дети должны знать свое место в иерархии, тогда их реже будет заносить туда, куда не надо. И, быть может, в свое время они смогут позаботиться о стареющих родителях.

Как-то, еще в первое полугодие совместной жизни, Влад постарался раздвинуть границы своих возможностей и залезть на территорию взрослых с заявлением: «Я такой же человек, у меня такие же права, и вы должны считаться с моим мнением!» Этот пассаж прозвучал после того, как он потребовал купить джинсы с заниженными талией и матней и зауженными до уродства штанинами, специально порванными на коленях. На что Данила Викторович отреагировал так:

— Влад! Ты будешь таким же человеком, когда вырастешь, женишься, обеспечишь свою семью всем необходимым и будешь в ответе за свою жену и ребенка. Тогда ты будешь решать, во что тебе одеваться».

— Значит, я пока недочеловек?

— Ты человек. Но пока — ребенок. Значит, на уровне согласования своих желаний с возможностями родителей. И пока ты — ребенок в семье, третий после меня и твоей мамы. Ты можешь рассчитывать, что мы выслушиваем тебя и соотнесем наши представления и возможности с твоим вежливым пожеланием или запросом.

— А если запрос покажется невежливым? — обмяк изначально агрессивно настроенный Влад.

— Мы с твоей мамой вправе игнорировать его.

— Так вы ущемляете мои права ребенка! Дети могут даже в суд подавать на родителей!

— Ага, и оплачивать адвоката и судебные издержки тоже!

Влад был явно сбит с курса нападения ново открывшимися обстоятельствами делопроизводства и не нашелся что ответить.

— Откуда этот бред в твоей голове появился? — не удержалась от вопроса Эмма.

— У нас в школе проходят занятия по правовой осведомленности детей.

— А занятий по выражению благодарности родителям за любовь и заботу у вас не проходят? — логично спросила мама. — А то не мешало бы ввести немецкую систему, когда в 18 лет мы попросим тебя на выход и вручим тебе счет по всем затратам на тебя к оплате…

— На выход куда? — изумился сын.

— Во взрослую самостоятельную жизнь, где ты — если пожелаешь — купишь себе ящик чипсов на ужин и драные джинсы, как у психически больных.

— Фух! Ну после еды у вас трудно переходить на чипсы…

— А на драные джинсы?

— Ну… Если они модные…

— Это джинсы прикрывать не попу, а промытые рекламой мозги… — заметил Данила Викторович.

— Влад, ты как ребенок — представитель нашей семьи. И нам не все равно, какой у тебя имидж и что ты вещаешь о семье, в том числе через одежду. Понимаешь? — продолжила дискуссию Эмма.

— Да, с родителями мне повезло! Это я уже понял!

— Иди сюда, любовь моя, — позвала раскрытыми объятиями Эмма.

Но перед тем как ринуться в мамины нежности, Влад посмотрел в глаза Даниле и произнес:

— Прости, Данила Викторович!

Отчим ответил:

— Знаешь, Влад! Сильный вирус нигилизма гуляет по планете. Вас учат тому, что ваша свобода должна реализовываться за счет отрицания правил и за счет свободы других. Ну, чтобы все и сейчас. И вы этому, конечно, верите.

— И?

— А секрет в том, что в своих семьях те, кто вас учат, поступают абсолютно по-другому. Они учат расти в иерархии, соблюдать правила и чтить тех, кто им дорогу протаптывает — старших, то есть.

— Я знаю, о ком ты. Мне еще папа рассказывал, что они кошерную еду едят, а других не вовлекают… Дескать, религия у них такая… Себя берегут, а других информировать не обязательно…

— Ну так ты ж теперь в курсе, что у евреев есть много чему поучиться?

— Ага. Есть. У нас половина школы — это дети с еврейскими фамилиями. Они и вправду как будто выведены методами селекции.

— Это как? — поинтересовался Данила Викторович.

— На пятнадцать толковых максимум два слабеньких. Но и эти слабенькие — как наши средненькие… На их фоне знаете, как надо грести, чтобы быть на уровне?

— Вот и греби! — напутствовала мама. — Ты можешь!

Через два года после женитьбы Данила Викторович оплатил учебу сына в частной школе-интернате в Швейцарии. На семейном совете был выбран Tasis, расположенный в миловидном городке Монтаньола на италоязычной части Швейцарии, неподалеку от Лугано. Эмме самой хотелось бы учиться в этой школе. Ученики пятидесяти национальностей со всего мира, обучение на английском, помимо всех обязательных предметов, включая уровень первого года в университетах, четыре иностранных языка, фотография, театр, живопись, архитектура. А еще теннис, конный спорт… Конечно, такое образование выстилало дорогу для прекрасного делового будущего ее ребенка, какую бы специальность он ни выбрал. Он даже мог ничего особенного и не выбирать, а начинать работать переводчиком в какой-нибудь солидной компании.

Зимой, в конце декабря, она летала на свидание с сыном, и они проводили каникулы вместе в Италии или соседних странах.

Летом он прилетал домой на два месяца, и они посещали родственников, далеких и близких, летали вместе с Данилой Викторовичем в страны, прохладные летом. Как-то Эмма подумала, что даже если бы она не полюбила Данилу, то могла бы в него влюбиться только за одно его отношение к ее сыну.

Каждый раз, провожая его на работу, Эмма смахивала невидимые пылинки и целовала туда, где сердце.

Она каждый день возбужденно ждала его возвращения. Ей нравились совместные ужины и всегда интересные беседы. У них не было скучных вечеров, даже если они просто смотрели кинофильм… А ночи… То, чего она так боялась — что никогда не будет счастлива без Кирилла, — оказалось ее больной фантазией. Любящие сердца всегда находят эйфорию в телах.

Эмма впервые в жизни могла не работать — муж оплачивал все семейные важности и сверх того. Захотела получить второе образование психолога и изучить итальянский язык — супруг ее поддержал.

Она стала студенткой и частной ученицей по языку.

Ту замечательную квартиру с зеленым перламутром и всеми вещами Данила Викторович продал одному американцу, который щедро заплатил. Это было их совместное решение. Как только Влад переехал в итальянскую Швейцарию, они уже не хотели жить на Русановке… Только один предмет она захотела забрать с собой — люстру с желтыми маками.

По проекту ее мужа был возведен одноэтажный дом среди сосен на юго-западной окраине Киева. Маленький дом, как по меркам Украины для известного человека, всего на сто пятьдесят метров жилой площади плюс патио. Достаточный для двоих дом. Конечно, с определенными новшествами и изысками.

Возле дома тек ручей, и муж изменил его русло так, чтобы он затекал в патио под стеклянной крышей и дальше, развернувшись, вытекал наружу и продолжал естественный путь. В патио, размером со стандартную трехкомнатную квартиру, «тротуары» и площадки были выложены палубной доской, а в промежутках насыпана галька из белого каррарского мрамора. Здесь рос узколистый клен, плакучая рябина и голубая елочка. На одной из стен был организован вертикальный сад из мхов, плющей, колеусов и очитков. Вдоль внутреннего русла ручья были высажены цикламены всех оттенков — от белых до сиреневых. На берегу ручья росли папирус и кувшинки. В ручье жили три рыбы коуи, которым точно нравился местный биоценоз. Температура в патио не поднималась выше 15 градусов. Данила Викторович трудно переносил жару летом, и это было его излюбленное место для отдыха, поэтому посиделки в патио всегда сопровождались набрасыванием пледов или шалей на плечи.

Еще до того как была завершена внутренняя отделка, Эмма открыла в себе талант декоратора. В каждом европейском городе, который они посещали, она первым делом разыскивала «сундучные» рынки (слово «блошиный» она концептуально вытравила из своего лексикона), магазины старых и винтажных вещей.

Помимо того, что она покупала предметы, которые, скорее всего, были выпущены малыми или ограниченными партиями, а то и существующие в единичном числе, ее тешила мысль, что она платила очень малую цену за особенные вещи.

Например, ее значимым приобретением во Флоренции стал ореховый стол, которому свыше ста лет и который такой необычной конструкции, что вызвал восхищение с первого взгляда. Его столешница увеличивалась в размере за счет накладных досок, как у буклета, с той разницей, что две накладные сверху доски были половинками большой столешницы.

Когда она узнала, что стол на двенадцать персон в безупречном состоянии стоит всего пятьсот пятьдесят евро, ее радость затрепетала флажком на флагштоке.

В торговой палатке на небольшой площади поблизости от Санта-Кроче она нашла два старинных окна и балконные двери. На оригинальной деревянной раме в почтенном возрасте около пятисот лет был закреплен ячеистый метал типа свинцовой проволоки, а ячейки в виде кружков были заполнены стеклянными выпуклыми линзами желтоватого цвета. Эмма в тот миг поняла, что это ее момент истины и зона обеда будет перестроена в абсолютно итальянскую. Она даже увидела, как ее любимая люстра с желтыми маками переезжает в эту итальянскую столовую.

И муж без колебаний поддержал ее видение. Оставалось только найти перевозчика, что оказалось делом несложным. В их отеле консьержем работала украинка. Она-то и поделилась, как легко и недорого переправить даже крупные предметы в Украину: еженедельно ездят курьеры на микроавтобусах. Два евро за килограмм или как договорятся, когда груз большой.

Конечно, когда Эмма дозвонилась до курьеров и договорилась о доставке своих предметов, она зарезервировала еще местечко для орехового бюро с инкрустацией.

Они въехали в дом, как только была завершена чистовая отделка и установлены приборы первой необходимости.

Эмме так нравилось наполнять собой этот дом, что вместе с нанятыми работниками она мыла его после ремонтных работ, а в спальню она вообще запретила входить кому бы то ни было из персонала. Возможно, кто-то посчитает ее суеверной, но Эмма была убеждена, что столь интимное пространство должно оставаться недосягаемым для чужих глаз и прикосновений.