Чёрный мёд. Ты выбираешь свое счастье

Гайя Азези

Книга откроет удивительный мир мусульманской культуры на стыке с культурой европейской. Главные герои – египетский бизнесмен Адам и Эмма, школьная учительница из Украины проходят свои испытания и ищут ответы на вопросы, которые актуальны для любого человека. В чем истинное счастье и залог процветания? Где заканчиваются границы личной свободы? Всегда ли цель оправдывает средства? Как среди тысяч узнать своего человека? Небанальный роман, в котором каждого читателя ждут свои открытия и инсайты.

Глава 6. Желанная свобода

Что случилось дальше? Пастельная комната так охраняла сон Эммы и Влада, что они спали крепко и не слышали, как хозяин осуществлял утренний туалет, завтракал и покидал квартиру. Проснувшись около половины восьмого утра, Эмма застала на кухне манную кашу с цукатами в сверкающей полированными боками кастрюльке, которая, как ни странно, сохраняла кашу горячей без укутывания. Кастрюлька была очень толстостенная с тяжелым дном — такие раньше Эмме не попадались.

Нарезанный черный и белый хлеб под вышитой салфеткой, сырная нарезка под стеклянным колпаком со шпажками, на которых кусочки груши «Ниши» и груши «Конференция» рассказали женщине, что этот мужчина, несмотря на свою занятость, умеет заботиться о тех, кого хочет порадовать.

На столе лежала записка: «Доброго утра и приятного аппетита Эмме Вадимовне и Владиславу! Спасибо, что вы почтили мой дом своим присутствием и наполнили его светом!»

«Совсем по-арабски приветствует», — удивилась Эмма.

Она в ответ оставила записку на кухонном столе: «Благодарю, Данила Викторович! Вы — особенный человек с нестандартно большим размером сердца! Желаю вам только счастья! Завтрак восхитителен и подкрепил здорово. И да! Подушка для колен оказалась открытием года!» Влад сделал свою приписку: «Уважаемый Данила Викторович, спасибо за теплый прием! У вас нет доспехов, но вы настоящий рыцарь!»

Эмма пораньше отправила сына в школу как есть — без портфеля, написала записку для директора и просила Влада занести в его кабинет. А сама отправилась по маршруту жилищно-эксплуатационная контора, или по-простому ЖЭК — русановское отделение полиции — дом.

За дверью квартиры был тишина. Когда слесарь вскрыл дверь, не повредив замка, и она вошла в сопровождении наряда полиции, в прихожей их встретили затхлый и вызывающий рвотный рефлекс запах. На полу — крошево из фанеры, пять валяющихся коллекционных ножей, разбитая керамическая копилка с несколькими десятками монет врассыпную.

Она увидела мужа, лежащего в неудобной позе в ванной. Его босые стопы находились в дверном проеме, а голова прижималась к кафелю, обрамлявшему ванну. По этому же кафелю были размазаны нечистоты и кровь. Правая рука была неестественно вывернута в плечевом суставе.

Женщина окаменела и не могла ступить ни шагу. Полисмен двинулся в ванную и заслонил собой ужасную картину.

«Мертв. Вызывайте криминалистов и скорую!» — это предназначалось коллегам.

«Гражданка, присядьте в комнате!» — это уже ей, и Эмма не замедлила выполнить распоряжение: зашла в детскую, села на стул, на спинке которого висела школьная форма ее сына. Комната поплыла кругами.

Эмма удивилась тому, что первой всколыхнувшейся эмоцией была радость. Да, не грусть, не боль, не отчаяние, не горе по ушедшему… Радость. Она теперь свободна!

— Вам не понять, — сказала она пытливо глядящему на нее капитану полиции и точно узревшему искры улыбки в ее глазах.

— Отчего же? Видать, нагоревались достаточно… С освобождением вас!

Тут Эмму прорвало, и она разрыдалась, как будто собрала рыдания за все годы мучений для одного момента. И каким бы он ни был, все же он человек, в которого она когда-то влюбилась, с которым она делила стол, постель, от которого родила сына. В голове не укладывалось, что то неуклюже распластавшееся тело, почти нагое, и есть все, что осталось от красавца и умницы Кирилла.

Капитан оказался удивительно образованным для рядового полисмена и обладал нестандартным умом, потому как слова его утешения прозвучали так:

— Эмма Вадимовна, бывает крайне важно очень вовремя кого-то потерять. Быть может, сейчас даже больше для вашего сына, чем для вас.

— Я сама, наверное, не смогла бы его бросить и уйти.

— Или не успели бы…

— Типун вам на язык, капитан!

— Типун — не типун. Я вам за жизнь говорю, — и, сменив тон на более официальный, продолжил: — Гражданка Любченко, мне нужно взять более подробные показания. И… у вас есть алиби на эту ночь?

— Да, — произнесла Эмма, неожиданно для всех собралась в комок и прекратила рыдать, достала из кармана куртки, которую так и не сняла, ключи от квартиры Данилы Викторовича, — вот мое алиби. Мне несказанно повезло!

Расследование показало, что смерть наступила от удара головой об ванну в состоянии критического опьянения около трех часов ночи. И если ли бы не случился этот роковой удар, то, вероятнее всего, отказала бы печень. Оказалось, что покойный Кирилл уже был болен циррозом. Алиби жены покойника и его сына подтвердил архитектор. Он же взялся помочь со всеми процедурами, связанными с похоронами, но сам на похоронах не присутствовал.

Он же нанял бригаду по генеральной уборке, чтобы Эмма с сыном не видели удручающую картину в съемной квартире и не притрагивались к… Ну сами понимаете, к чему.

Следующую ночь она провела в доме своих родителей, попросила приглядеть за сыном два дня, пока все траурное завершится.

Данила Викторович предложил Эмме с сыном переехать к нему. Но Эмма отвергла этот вариант категорически со словами: «В качестве кого?»

— Моей будущей жены, возможно, — с надеждой в голосе вымолвил архитектор.

— Вот когда мы определимся и заменим «возможно» на «точно», а «будущей» на «действительную», тогда я к вам перееду…

— Вы отличаетесь от многих женщин и по этому пункту, Эмма. Мои комплименты! Уважаю.

— Я рада, что вы понимаете меня. Так будет лучше для нас, если мы захотим построить что-то долговечное.

— Однозначно, Эмма. Вы согласны со мной видеться время от времени — как друзья?

— Вы полагаете, это возможно?

— Что именно?

— Дружба мужчины и женщины?

— Да. Как тропинка к большему.

— Или ни к чему…

— Дайте нам шанс!

— Я сейчас так раздавлена, что мне нечего дать, кроме боли…

— Это пройдет, Эмма, — Данила хотел обнять ее, но не осмелился.

— Но вы должны знать, Данила Викторович, что я испытываю к вам особые чувства. Прежде всего, они происходят из благодарности и понимания того, что мы так странно, но так своевременно встретились и вы поддержали меня, когда некому было это сделать. И все же для чего-то большего я должна быть уверена, что это не только благодарность… Дайте мне время.

— Я готов ждать. Я вам сказал это через несколько часов после нашего знакомства. Мне есть чем поделиться с вами. И самое важное, я хочу делиться с вами. Вы не наглая. Вы благодарная.

— Я жизнью побитая!

— Вы благодарная, как алмаз, который после огранки станет бриллиантом…

— Вы хотите попробовать себя в качестве огранщика?

— О да!

— Сегодня вы танк, который остановил трактор отчаяния… чтобы тот не раздавил меня своими гусеницами…

— Танк? Меня так еще никто не называл!

Эмма потянулась и поцеловала его в щеку, как маленькая девочка.