Спорные истины «школьной» литературы

Г. Н. Яковлев, 2016

Книга известного московского учителя словесника, кавалера медали Пушкина, много лет проработавшего заведующим кафедрой русского языка и литературы Центра образования № 1811, состоит из литературно-критических эссе, посвященных произведениям «школьных» писателей и поэтов – Пушкина, Гоголя, Некрасова, Тургенева, Горького, Блока, Маяковского, Фадеева. Отличительная черта этих эссе – новые, оригинальные ответы на «давно отвеченные» вопросы. Убедительная аргументация автора ломает привычные догмы и представления, десятилетиями внедрявшиеся в сознание школьников. Попутно учитель-мастер делится опытом воспитания в учениках самостоятельного, нешаблонного мышления. Вошедшие в книгу эссе публиковались в журнале «Литература в школе», газете «Литература», «Учительской газете», «Литературной газете» и др. и вызвали живой отклик со стороны учителей и литературных критиков. В настоящем издании наиболее значимые публикации впервые собраны вместе и, при необходимости, доработаны. Для преподавателей средних учебных заведений, методистов, студентов педвузов, а также для всех неравнодушных к отечественной классической литературе.

Пушкин против «Голиафа Фиглярина»

О, сколько лиц бесстыдно бледных,

О, сколько лбов широко-медных,

Готовы от меня принять

Неизгладимую печать.

А. С. Пушкин

…Его Величество, будучи уверен в преданности Вашей, всегда расположен оказывать Вам милостивое свое покровительство.

Из письма шефа жандармов А. X. Бенкендорфа Ф. В. Булгарину

Жаркое лето тридцать первого года

Летом 1831 года Александр Сергеевич с прелестной Натали спасался от зноя на даче Китаевой в Царском Селе, недалеко от Лицея, и готовился отпраздновать девятнадцатилетие своей «мадонны». Но небо было безоблачным, может быть, только над Царским Селом, где поэт мечтал отдохнуть душой и телом «в уединении вдохновительном, вблизи столицы, в кругу милых воспоминаний» (письмо Плетневу от 26 марта 1831 года). Рядом, в Петербурге, — буйство холеры, в Польше — восстание, во Франции — антирусские выкрики и угрозы (не было бы войны!). Финансовые дела Пушкина расстроены. Долги, долги… Нет, от политики и от быта никуда не уйдешь. Великое и малое волнует, и всё, вероятно, достойно поэзии. Молодая жена аккуратно переписывает набело еще никому не известные строки:

И роди богатыря

Мне к исходу сентября…

И вдруг — проза. Стремительным пушкинским почерком многократно выведенная фамилия — Булгарин. Кто такой Булгарин? Почему даже здесь, на вожделенном отдыхе, в Царском Селе, Пушкин не может не думать об этом человеке!

Фаддей Венедиктович Булгарин — едва ли не самая одиозная фигура в истории русской литературы. Ловкий делец от журналистики, на бесчестную голову которого были обрушены десятки беспощадных эпиграмм лучшими поэтами, среди которых имена Пушкина, Баратынского, Лермонтова, Некрасова. Холуй, доносчик, брезгливо поощряемый державными хозяевами, презирающими его. Кто же он?

Выходец из польских дворян, Булгарин после раздела Полыни оказался подданным России. Служил сначала в русской армии, а в грозовом 1812 году — в армии Наполеона. В 1814 году во Франции взят в плен немцами и возвращен в Варшаву. В 1819 году появляется в Петербурге и, числясь «отставным французской службы капитаном», провозглашает себя литератором и русским патриотом, либералом (модно), старается расположить к себе Грибоедова, Рылеева, но в то же время еще до восстания 14 декабря подлаживается к правительству, а после разгрома восстания, страшно перепуганный, становится тайным агентом Третьего отделения и неустанно всю жизнь строчит доносы — на Пушкина, Вяземского, Погодина и многих других, вплоть до Некрасова, обвиняя их то в неблагонадежности («…чванится пред чернью вольнодумством» — о Пушкине), то в антипатриотизме, литературном аристократизме и проч. Он рьяно защищает основы политического строя и создает «массовую культуру»: выпускает один за другим низкопробные верноподданнические романы о Выжигиных, за которые получает в награду по бриллиантовому перстню от царя. Впрочем, не гнушается ничем: издает под своим именем книгу профессора Н. А. Иванова, служит в министерстве просвещения и в государственном коннозаводстве. Многие годы Булгарин вместе с Н. И. Гречем (также связанным с Третьим отделением) издавал единственную в России политическую и самую многотиражную газету «Северная пчела», журналы «Северный архив», «Сын отечества», оказывая влияние на идеологию и психологию тысяч читателей. «Фиглярин» благополучно дожил до 70 лет и умер в 1859 году в чине действительного статского советника (чин, которого удостаивались губернаторы России), нажив к тому времени громадный капитал.

Пушкин, естественно, был антиподом Булгарина и мешал ему своим существованием, своим образом мыслей, деятельностью, талантом, и журналист не стеснялся в выборе оружия против поэта и его единомышленников: пасквильные фельетоны («китайские анекдоты») и прямые доносы, порочащие намеки и оскорбления в печати — все шло в ход с благословения властей предержащих. «…Он продает свои сальные пасквили из-под порфиры императорской», — возмущался Пушкин (письмо П. А. Вяземскому от 1 июня 1831 года). Поэт не оставался в долгу: отвечал остроумными эпиграммами и разоблачительной статьей «О записках Видока», помещенной в «Литературной газете». Видок — французский сыщик, в прошлом палач, дезертир и уголовный преступник. Воспользовавшись сходством биографических черт Булгарина и Видока, Пушкин раскрыл сущность подлой натуры продажного журналиста, напомнил о его связи с Третьим отделением. Видоком и Фигляриным Пушкин называл Булгарина и в эпиграммах, ходивших по рукам. «Полицейский Фаддей», «сволочь нашей литературы», «шпионы-литераторы» — так именует он Булгарина и Греча в письмах. Нарастает страстное желание пригвоздить негодяев к позорному столбу. В мае 1830 года Пушкин пишет Плетневу: «Руки чешутся, хочется раздавить Булгарина… У меня есть презабавные материалы для романа: „Фаддей Выжигин“: Теперь некогда, а со временем можно будет написать это». И час настал. Есть повод для выступления. Пушкин держит в руках недавно вышедшие книги: новый роман Булгарина «Петр Иванович Выжигин» и три лубочных романа А. А. Орлова, пародирующие «Выжигиных» Булгарина.

Рождение Косичкина

Одновременным выходом в свет изделий Булгарина и Орлова воспользовался Н. Надеждин — умный издатель журнала «Телескоп». В № 9 своего журнала за 1831 год он, сравнив их, сделал задиристый вывод, что произведения Орлова лучше. Это серьезно задевало самолюбие Фаддея: Орлов был всеми признан базарным писакой, над ним смеялись. В защиту «журналами обиженного жестоко» сообщника немедленно выступил Греч («Сын отечества», № 27 за 1831 год). Куря фимиам Булгарину, Греч, между прочим, говоря о романе Загоскина «Рославлев», сделал ядовитую сноску: «…перед которым издатель „Телескопа“ растянулся плашмя, потряхивая косичкою». Не раз приходилось Надеждину слышать насмешки над его недворянским происхождением, над его «косичкой» (он был сыном дьякона, окончил семинарию и духовную академию). «…Потряхивая косичкою» — прочел Пушкин в журнале Греча и подумал, вероятно: «Что ж, вот и псевдоним». Впрочем, это моя версия.

И вскоре вместо издателя с «косичкой» на арену вышел Феофилакт Косичкин, продолжавший с несравненно большим успехом дело, начатое Надеждиным. Имя тоже было выбрано не случайно. Феофилакт — в переводе «Богом хранимый». Никому не ведомый автор, видимо, только с Божьей помощью надеялся одолеть столь коварного и опытного противника, как Булгарин. В то же время псевдоним в целом настраивал читателя на веселый лад благодаря несоответствию грозного и величественного по звучанию «Феофилакта» мелкому и простоватому «Косичкину». И это было своеобразной подготовкой читателя к осмеянию Фаддея. Имя неизвестного Ф. Косичкина позволяло Пушкину не только судить о книгах, которых, по его словам, «образованный класс читателей не читает», но и прямо и грубо называть вещи своими именами и даже, если надо, грозить кулаком. Конечно, роль Косичкина — пародийная. Пародирует же он литературные приемы, стиль высказываний и формы общения Булгарина и Греча.

«Блистательные солнца нашей словесности»

Первая статья Косичкина — «Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов» — появилась в журнале «Телескоп» № 13 в августе 1831 года. Автор с витиеватостью шекспировского Полония превозносит и Булгарина, и Греча, и, разумеется, Орлова, которого взялся защищать от нападок Греча. Он восторгается «взаимным уважением» издателей «Северной пчелы», «сходством душ и занятий гражданских (связь с Третьим отделением? — Г. Я.) и литературных». Но сладкая дымка фимиама все резче пронизывается лучом отнюдь не безобидной пушкинской иронии, сдобренной россыпью многозначительных намеков на известные факты. Так, Булгарину противопоставляются благородные писатели, «не переметчики, для коих ubi bene, ibi patria^[2], для коих все равно: бегать ли под орлом французским или русским слогом позорить все русское — были бы только сыты».

Косичкин бьет врага его же оружием, не пренебрегая принципом «сам съешь», по поводу которого Пушкин как-то заметил: «„Сам съешь“ есть ныне главная пружина нашей журнальной полемики». Вы обвиняете меня в отсутствии патриотизма — и то слащаво, то высокопарно разглагольствуете о «нашей родимой Москве», о «матушке Москве» и России? А сами-то, сами: «Не в первый раз заметили мы сию странную ненависть к Москве в издателях „Сына отечества“ и „Северной пчелы“. Больно для русского сердца слушать таковые отзывы о матушке Москве, о Москве белокаменной, о Москве, пострадавшей в 1812 году от всякого сброду». Это — Косичкин, и это — пародия. Нельзя заподозрить Пушкина в национализме; достаточно вспомнить эпиграмму на Булгарина: «Не то беда, что ты поляк…»

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Где хорошо, там и отечество (лат.).