Счастливое завтра

Вячеслав Дергачев

Каждый из Нас верит, что однажды наступит то самое «завтра», когда все станет по-другому. Когда больше не нужно будет притворяться, когда тебя поймут, простят и полюбят. В том самом «завтра» Нам не о чем жалеть, некогда грустить, нечего бояться.Весь мир – это игра, в которой нет правил, нет судей, нет проигравших и победивших. Это бессмысленная череда событий, ведущих к одному финалу.«Счастливое завтра» – это безрадостное сегодня, в котором не хочется просыпаться.

8

Старенький пикап марки Ford скользил по загородной дороге. Роберт сидел за рулем. Ехать было по меньшей мере минут сорок. Лоб горел, отдавая сильной болью по всему телу. Больше всего доставалось органам, находившимся рядом с эпицентром боли. Глаза реагировали на каждый яркий свет, нос был заложен, а в ушах стоял постоянный звон.

«Не лучшая идея садиться в таком состоянии за руль», — подумал Роберт.

На часах было 00:15. На дороге лишь изредка попадались машины. Натянув капюшон сильнее на глаза, водитель приоткрыл окно, давая прохладному ночному воздуху обдувать лицо. Пикап был в столь плачевном состоянии, что даже при закрытом окне на водителя дул непонятно откуда просачивающийся воздух.

«Наверное, зимой, это то еще удовольствие ездить на этой «развалине».

Роберт наклонил голову к окну, стал размышлять о том, чем еще можно унять эту боль. В куртке толстовки лежали выписанные доктором таблетки, которые помогали только первое время, а сейчас от них было столько же пользы, сколько от леденцов.

«Мог бы выписать что-то посерьезнее. Жалкий трус».

Роберт больше не пошел к врачу. «Костные образования» продолжали набухать. Боль не уходила. Два дня он не покидал свою комнату, сославшись на состояние здоровья, так что этим утром воскресную проповедь пришлось прочитать Нику. Диакон сильно переживал за священника и старался всеми силами ему помочь. Приносил ему еду, воду, а также лед, который Роберт прикладывал на лоб, чтобы хоть как-то облегчить боль. Но все же это слабо помогало. Когда диакон больше не мог смотреть на больное лицо Роберта, он ему предложил съездить в поселение «грачей», где, по его словам, он смог бы купить себе сильные обезболивающие, которые ему продадут без рецепта. Откуда такая информация была у старика, Роберт не стал разбираться. Он лишь переоделся и, взяв ключи от пикапа, отправился в путь.

В джинсах, кроссовках и старой потертой толстовке Роберт чувствовал себя комфортно. Ему было приятно хоть какое-то время походить в обычной человеческой одежде. Он словно оказался тем 9-летним мальчишкой, который не знает, что ему делать.

Дорога представляла собой небольшие прямые участки, за которыми следовали все новые и новые повороты. Разогнаться больше 50 километров было невозможно. Но Роберт никуда и не спешил. Ему нравилось огибать эти гигантские, дышащие прохладой леса. В темноте они выглядели чертовски пугающими. Почему-то именно сейчас Роберту захотелось оказаться там, в кромешной тьме, вдали от всего: от людей, от проблем, от боли, от Бога. Смотря, как дорога уходит в поворот, сбрасывая скорость и поворачивая руль, он думал о том, какая сейчас тишина и прохлада стоит в лесу. Как едва слышно шуршат огромные ели от легких порывов осеннего ветра. Роберт представил, как он лежит на холодной траве и сквозь огромные кроны деревьев смотрит на звезды. Корни деревьев обвивают его руки и ноги. С едва слышимым треском они утянут его под землю. Туда, где лишь одна тишина, где нет место для боли.

Он провел рукой по лбу, ощутив две больших шишки, которые ужасно зудели, но чесать их было невыносимой болью. Лишь слегка проведя по ним рукой, Роберт ощутил боль, такую сильную, что его правая рука с силой вцепилась в руль, а глаза инстинктивно зажмурились. Все тело пробил пот.

«Эта дрянь рвет меня изнутри!»

На часах было 00:47. Пикап медленно остановился у поселения «грачей». Роберт вышел из машины и медленно побрел к открытым настежь ржавым и кривым воротам. Он еще никогда не видел своими глазами поселения беженцев, лишь мельком в новостных репортажах. То, что показывали по телевизору, резко отличалось от того, что было на самом деле.

По телевизору это были большие поселения. Пять огромных улиц, более трехсот домов, которые представляли собой хорошо обустроенные жилища, со всеми коммуникациями для жизни. Улицы были асфальтированы и освещены. Рядом с каждым домом стоят мусорные баки, которые дважды в неделю забирают специальные машины.

«Прекрасные условия для жизни!» — улыбаясь, говорил корреспондент с экрана телевизора.

В действительности все обстояло куда проще. Две небольших улицы и, от силы, сотня домов. Никакого освещения, кроме металлических баков, в которых, воняя на всю округу, догорал мусор. Вместо асфальта просто гравий. Роберт вспомнил, как Джейн Саммерс читала список беженцев, живущих рядом с их городом.

«Три сотни человек находится у нас на попечительстве…» — звучал в голове ее мерзкий писклявый голос.

«Три сотни?! Да тут домов только на человек сто. Неужели здесь жили все эти люди?»

Роберт подошел к главным воротам, над которыми висел большой плакат с бывшим президентом Рупертом Гринном, который, широко улыбаясь, держал на руках маленького мальчика. В руках у беженца была пластмассовая машина, на двери которой был нарисован флаг США. Лозунг над плакатом гласил:

«Вместе к светлому будущему!»

Роберт посмотрел направо, где в миле от этого «городка» красовалась огромная свалка.

«Вот и сборы мусора, трижды на неделю. Отличные условия для существования. А мы еще свысока рассуждаем о том, что „грачи“ мешают нам жить».

— Тебе чего нужно, друг? — донесся голос со стороны будки для охранника, которая стояла рядом с воротами.

— Хотел кое-что купить. Но, видимо, продавцов тут уже не осталось?

Из будки вышел парень, на вид ему было лет восемнадцать. Он был одет в черные кеды, рваные на коленях джинсах, черную толстовку и красную бейсболку. В темноте Роберт не мог рассмотреть его лица.

— А что именно ты хотел купить? — спросил парень, делая глоток из наполовину пустой бутылки виски.

Роберт с опаской смотрел на парня. Но головная боль не давала бояться.

— Мне нужны таблетки. Обезболивающие. Сильные обезболивающие. Мне сказали, что здесь я могу это купить.

Парень отпил еще глоток виски и, ухмыльнувшись, спросил:

— Это вроде тех, что не продают без рецепта?

— Будь у меня рецепт, разве я приехал бы сюда?

— Ну да. Верно, — сказал парень и стал просто смотреть на священника.

Пауза стала затягиваться, поэтому Роберт спросил:

— Ну так что? Ты мне поможешь?

— Я? — удивленно спросил парень. — Нет, друг, прости. Я не драгдилер, лишь алкоголик. Если хочешь, я могу угостить тебя виски. Это самое мощное обезболивающие, что есть у меня.

— Нет, спасибо. Это обезболивающие я мог бы и сам купить. Только оно не помогает.

— Может, малыми дозами принимаешь? — ухмыляясь, спросил парень

Роберт пристально посмотрел на него, стараясь разглядеть лицо собеседника, но в темноте это было невозможно.

— А что? Все уже уехали?

— Да. Сегодня последние «грачи» уехали. Прямо как по заказу, началась осень, и «грачи» улетели, — смеясь, сказал парень. Его смех был каким-то вымученным, словно сыгранным бездарным актером. Он сделал пару медленных шагов к Роберту, словно проверяя, не испугается тот и не убежит ли от него. Священник продолжал стоять на месте. — Слушай, ты ведь сейчас обратно в город поедешь?

— Допустим.

— Будь другом, подкинь меня до города. А то я чувствую, что изрядно выпил, вряд ли сам доковыляю. А спать на улице… Перспектива весьма сомнительная. Конечно, не бесплатно.

— Мне не нужны деньги, — сухо ответил Роберт.

— Не волнуйся, у меня их нет, — ухмыляясь, сказал парень, он сделал еще пару шагов по направлению к священнику и оказался уже в трех шагах от него. Он снял кепку, так что было видно его весьма приятное смуглое лицо. Улыбаясь, он развел руки, в одной из которых была бутылка виски, словно говоря:

«Смотри, у меня ничего нет. Я славный малый. Со мной не будет проблем».

— Я немного приврал. Виски не самое сильное обезболивающие, что у меня есть. Как для меня, оно самое действенное, главное, выпить побольше. Но тебе, видимо, нужно что-то попроще. Так вот, у меня есть немного травки. До города ехать почти час, так что можем выкурить по сигарете. Он тоже неплохо снимает боль. Я уверяю.

Роберт пристально посмотрел на парня.

«Что я, собственно, теряю? Хуже уж точно не будет. Не зря же я ехал сюда».

— Идет, — и он протянул руку парню.

Тот немного отпрянул назад от неожиданности. Но потом он засверкал белоснежными зубами, словно светящимися в темноте, отчего Роберту даже пришлось отвести взгляд, чтобы унять боль в глазах.

— Я знал, я знал. По тебе сразу видно, что ты хороший мужик. Я как только тебя увидел, сразу сказал себе: Томми, этот парень тебя отвезет домой, — крепко сжав руку Роберту, говорил парень.

— Ну да, а что ж ты тогда подкрадывался ко мне, словно вор?

Когда юноша был рядом, ему наконец удалось увидеть его лицо. Даже под бейсболкой и кипой темных волос трудно было не заметить, что оно красивое. Смуглая кожа говорила о его связи с «грачами», но вытянутый овал, темные, узко посаженные глаза, высокий лоб и тонкие губы — все это придавало его лицу своеобразную красоту.

— Ну, знаешь, в последние время я тут такого насмотрелся, что лишний раз быть осторожным не повредит. Никогда не знаешь, что ждать от человека. Может, у тебя в толстовке пистолет или нож.

— Почему ты думаешь, что сейчас его там нет? — улыбаясь и пристально смотря на парня, спросил Роберт. Парень ему понравился.

— Ну, нет, — парень отмахнулся от него рукой. — Ты не такой. Это видно по твоим глазам, — и парень поднес свои два пальца к глазам, а потом повернул их к Роберту и сделал вид, что тычет ими ему в глаза. — Глаза — зеркало души.

Роберт лишь усмехнулся.

— Ладно, поехали уже.

— Как скажешь, только мне нужно еще мой велик забрать. Закину его в кузов?

— Давай.

Первые десять минут попутчики ехали молча. Тишину в кабине нарушала только вибрация на телефоне юноши, который лишь пробегал глазами по экрану и прятал телефон обратно в карман. На поворотах велосипед с лязганьем кидало по всему кузову. В этот момент Роберту представлялось, что какой-то маньяк сейчас стоит сзади, проводя своим тесаком по металлу, стараясь вызвать еще большей страх у своих жертв. Парень достал из рюкзака книгу. Открыв ее, он вынул небольшой полиэтиленовый пакет. Следующие пять минут он старательно пытался скрутить сигарету. Несколько раз он начинал снова, его руки тряслись. Когда Роберт посмотрел на него, он лишь пожал плечами и сказал:

— Да, я перебрал…

С третьего раза у него все же получилось и, сделав пару затяжек, передал его водителю. Держа его в руках сигарету, Роберт пристально посмотрел на нее и сделал глубокую затяжку. В горле сразу возникла едкая горечь. Горечь во рту маленького девятилетнего мальчика, который просто не знает, что ему делать дальше.

Роберт хотел по максимуму задержать дым, но организм был против и с кашлем выгнал его из легких. Кашель был настолько сильный, что из глаз выступили слезы. Попутчик взял у Роберта сигарету и, сделав затяжку, с улыбкой спросил:

— Первый раз?

— Нет, — ответил водитель, отхаркнув скользкую слизь из горла и выплюнув ее в окно. — Просто забыл, как это делается.

— Это как долго не ездить на велике: пару движений педалями — и тело само все вспомнит.

Роберт искоса посмотрел на парня. Может, это в нем говорил наркотик, или отступающая боль дала возможность здраво смотреть на вещи, но ему определенно стал нравиться этот юноша. Он затянулся еще раз, но уже не так сильно. Вкус был такой же мерзкий, но организм уже не отторгал дым.

Сигарета была выкурена. Оба пассажира молчали. Головная боль не ушла, но она стала какой-то другой. Словно где-то над городом сейчас взорвалась ядерная бомба, уничтожив всех людей. И сейчас, сидя за рулем, Роберт видел этот радиоактивный гриб, который через пару секунд сдерет с него кожу. Глядя на него, он знал, что вот она, боль, она рядом, через мгновение она будет здесь. Это он и испытывал, боль уже рядом, но пару мгновений без нее казались ему вечностью.

Телефон снова завибрировал. Юноша посмотрел на экран и нахмурил лоб. Он открыл сообщение и написал пару слов, потом стер и снова написал. Еще раз прочитав текст, он уже было нажал на кнопку отправить, но потом резко стер его и положил телефон в карман.

— Можешь позвонить. Я не буду подслушивать.

— Ничего, подождет до завтра, — сделав глоток из бутылки, парень откинул голову на сиденье. — Я знаю, кто ты, — тихо сказал он.

Роберт ничего не ответил. От травы у священника выступил пот по всему телу. Правой рукой он вытер его со лба, на удивление впервые не почувствовав боль.

— Ты отец Роберт. Священник в церкви. Отчим ходит туда. Он рассказывал о тебе.

— Надеюсь, только хорошее, — с опаской ответил водитель, но боль еще была радиоактивным грибом, который завис над городом. В машине его еще не было.

— Ну, то, что ты куришь травку, он мне точно не рассказывал, — смеясь, сказал парень. — Он рассказывал о твоей первой проповеди, полгода назад. Наделал же ты тогда шуму. «Возлюби врага своего»? Так, да? Ты правда говорил об этом с трибуны?

Роберт лишь пожал плечами.

— Смело. Знаешь, в то воскресенье отчим впервые вернулся из церкви с надеждой в глазах. Давно я его не видел таким. Он сказал мне тогда:

«Знаешь, сегодня я вдруг снова поверил, что существуют еще настоящие люди».

После он такого больше не говорил. Видимо, вас хватило только на один раз.

— А кто твой отчим?

— Дантист, Джереми Клок. Он каждое воскресенье бывает у вас в церкви.

— Да, я знаю. А почему я тебя не вижу в церкви?

— Ну, думаю, потому что я «грач», — улыбаясь сказал парень. — Так что, простите, что не прихожу.

— Да ничего. Томми, или Томас? Как мне к тебе обращаться.

— Мне все равно, как вам больше нравится.

— Расскажешь мне, Томас, что ты делал там, в городке беженцев?

— Ответ за ответ?

— Идет.

— Тогда я спрошу первый. Вам обезболивающие нужны, потому что у вас болят… эти штуки? — Роберт искоса посмотрел на парня, который указал пальцем на его лоб. — Вы всю дорогу их трете. Сложно не заметить.

Роберт лишь улыбнулся и утвердительно кивнул головой, но капюшон он все же натянул пониже.

— Да, не повезло. А что врачи говорят?

— Ничего. Твоя очередь отвечать.

Томас сделал глоток из бутылки и, глубоко вздохнув, сказал:

— Я прощался со своими родственниками и друзьями. Теперь я остался один.

— А в школе у тебя нет друзей? Или ты не ходишь в школу? По закону, ты имеешь на это полное право.

— Ходил.

— Почему ходил?

— Потому что я перевелся на домашнее обучение. Да, мой отчим гражданин США, но мать «грач». Хоть я и так называемый «полукровка», но в глазах людей я все такой же «гнусный беженец». Сейчас для нас не самое благоприятное время. Поэтому я решил не мозолить лишний раз людям глаза и просто доучиться дома.

Роберт понимал парня. Он имел полное право учиться в школе. Но что может быть хуже нападок со стороны сверстников и учителей?

«Смог бы он спокойно доучиться в школе? Думаю, нет», — решил священник.

— Наверное, мы скоро уедем. Знаете, сколько в нашем городе насчитывалось таких семей, как наша, еще пять лет назад? Больше пятидесяти. Тогда все холостяки захотели себе смуглянку в жены. Видимо, так было модно. И где они сейчас? В городе мы последние. Скоро и нас вытурят отсюда. Отчим старается делать вид, что все хорошо. Так же работает, ходит на все городские собрания, праздники, в церковь. Вот только без нас с матерью.

Парень отпил еще пару глотков из бутылки. Впереди медленно приближались огни города.

— Иногда я вижу ненависть в его глазах. Когда он напивается и орет на меня. Но разве я в чем-то виноват? — громко сказал парень. Он сильно сжал бутылку и тупым взглядом уставился в окно. — Хотя плевать, главное, что мать не трогает.

Машина медленно ехала по улицам. Роберт остановился у дома на самой окраине города.

— Спасибо, святой отец.

— Просто Роберт.

Телефон снова завибрировал. Юноша посмотрел на смс и сделался совсем хмурым. Он убрал телефон и каким-то странным взглядом посмотрел на священника.

— Роберт, можно тебя спросить?

— Конечно.

— Мой отчим каждое воскресенье ходит к тебе в церковь. Слушает тебя. Он носит крестик и ведет себя, как добропорядочный христианин. Но у нас дома нет ни одной, даже самой маленькой библии. Я ни разу не слышал, чтобы он молился. Каждый вечер он пьет и обвиняет меня и мать во всех грехах. Я не знаю, может, дело тут совсем не вере. Но ответь мне, — глаза юноши медленно наполнялись слезами, — ведь ты Священник, ты каждое воскресенье несешь слова твоего БОГА людям, которые выгнали моих братьев из страны, а тех, кого не выгнали — убили. Они разрушали мою родину и не дают мне почувствовать себя здесь человеком, хотя, как ты заметил, я имею на это полное право. Я не сужу вашу веру и не сужу тебя, я лишь хочу спросить. Не думаешь ли ты, что уже давно никто не играет, а ты до сих пор только читаешь правила игры, слепо считая, что это важно?

Не дождавшись ответа, парень вышел из машины и, достав велик, пошел в сторону темного дома, оставив священника одного, наедине со своими мыслями и радиоактивным облаком, которое наконец его накрыло.

В то время, как старый пикап заглох на заднем дворе церкви, Скарлетт смотрела на звезды сквозь листву. Рядом слышалась река. Девушка лежала и смотрела в небо и хотела лишь одного: услышать, как мать ставит горячую чашку на стол, и резкий запах шоколада ударяет ей в нос. Но сейчас она чувствовала лишь запах своей собственной крови.