Счастливое завтра

Вячеслав Дергачев

Каждый из Нас верит, что однажды наступит то самое «завтра», когда все станет по-другому. Когда больше не нужно будет притворяться, когда тебя поймут, простят и полюбят. В том самом «завтра» Нам не о чем жалеть, некогда грустить, нечего бояться.Весь мир – это игра, в которой нет правил, нет судей, нет проигравших и победивших. Это бессмысленная череда событий, ведущих к одному финалу.«Счастливое завтра» – это безрадостное сегодня, в котором не хочется просыпаться.

5

Священник церкви Святого Николая не спал всю ночь. Отец Роберт лежал в кровати и глотал таблетки аспирина одну за одной, пытаясь унять головную боль. Но ничего не помогало. Лоб горел огнем, и казалось, лишь гильотина могла ему сейчас помочь.

В 7:00 зазвонил будильник. Роберт отключил его и, встав с кровати, стал надевать рясу. Комната была небольших размеров. В ней вмешалась кровать, тумбочка, шкаф для вещей и большое кожаное кресло.

В дверь постучали. В слегка приоткрытое пространство просунулась седая голова Ника.

— Ты уже встал, Роберт? — спросил хриплым голосом Ник.

Диаконом Ник был на протяжении всей своей жизни. Три поколения священников сменилось, а он все также неустанно продолжал нести свою службу. Во многих вещах он был просто незаменим. Он знал всех и вся, отлично заботился о церкви и следил за садом. Этот добрый и заботливый старичок, небольшого роста, с длинными седыми волосами, изящно переходившими в длинную бороду, не стеснялся говорить все, что думает.

— Да, все в порядке. Я уже одет, — сказал Роберт, потирая горящий от боли лоб.

Вместе с Робертом они смотрелись, как внук с дедушкой. Роберту было всего двадцать семь лет. Самый молодой священник из когда-либо служивших в церкви Святого Николая. Высокого роста, почти в два раза больше диакона, с красиво уложенными русыми волосами, слегка вытянутым, но приятным лицом — таков был облик Роберта. Портрет дополняли пухлые губы и ямочки на щеках и подбородке. Надо честно сказать: многие женщины стали с большим энтузиазмом ходить в церковь, после того как там начал служить Роберт.

— Я тут это… Принес, — и диакон передал ему два листа, исписанных аккуратным каллиграфическим почерком.

Роберт взял листы и, посмотрев на них одним глазом, бросил на стол.

— Сегодня больше, чем обычно, — сухо заметил священник.

— Видимо, ОНА ждет не дождется принятия закона, поэтому и написала целых два листа своих помоев, — Ник стал убирать раскиданные по комнате вещи и дребезжать, как старый радиоприемник, который тихо играет в углу. В целом его давно пора выключить, но все уже настолько свыклись с этим шумом, что просто перестали обращать на него внимание. — Старая карга, дождалась своего дня. Скоро все «грачи» уедут. А куда они едут, ты видел, Роберт?

— Нет, — Роберт, закрыв глаза, сидел в кресле и не мог ни о чем думать, как о боли в голове.

— А я тебе скажу. В ад. Да простит меня Господь. Ничего не осталось от их страны. Одни руины. На северном полюсе проще начать жить с нуля, чем там. Вчера вечером в новостях показывали. Ужас! Обвели их вокруг пальца, и дело с концом. Вот так.

Ник пристально посмотрел на Роберта.

— Ты что такой смурной сегодня? Стряслось чего?

— Голова болит, — морщась, ответил Роберт.

— Так выпей аспирина… Тебе принести?

— Спасибо, не надо. Я и так целую упаковку за ночь съел. Скажи лучше, где сейчас ОНА?

— Известно дело. В церкви уже трется. ОНА же сегодня выступать будет. Речь говорить. Совсем уже обнаглела, сволочь. Да простит меня Господь. Сейчас своим языком будет трещать, а потом… — злостно сказал Ник. — Ладно, пойду пока порядок наведу, а то еще будут потом говорить, что я в церкви ничего не делаю. Сколько живу, никогда такого не было. Никогда.

А чего такого, он так и не сказал. Роберт лишь утвердительно покачал головой, смотря, как Ник закрывает за собой дверь, продолжая о чем-то бубнить себе под нос.

Роберт взял со стола два листа проповеди, написанной Джейн Саммерс, и быстро пробежался по ней глазами. Ничего интересного. Как всегда, ничего конкретно. Обо всем и ни о чем.

Каждый раз, когда Роберт читал рукописи Джейн, он мысленно возвращался в тот самый день, когда ему в первый и последний раз разрешили прочитал написанную ИМ проповедь.

Впервые в жизни Роберт взобрался на амвон в качестве священника. Он до сих пор помнит, как сильно билось его сердце. Трясущимися руками он разложил листки проповеди, над которой он корпел всю ночь. Он смотрел на пляшущие буквы и все никак не мог начать — буквы продолжали свой танец у него перед глазами.

«Боялся. В тот момент я боялся».

Роберт стоял и держал свою первую в жизни проповедь. Он посмотрел на забитые народом церковные скамейки. Больше сотни совершенно незнакомых глаз были прикованы сейчас к нему.

— «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.

Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас». (Мф. 5:1) — дрожащим голосом произнес Роберт.

— Такими словами начинается Нагорная проповедь, Заповеди блаженства Отца нашего Иисуса Христа.

В наше непростое время каждый верующий должен еще раз обратиться к посланию от Матфея — Святое Благословение. Поскольку это послание и есть суть всего земного и божественного. Все мы сыновья единого Бога нашего, и нет, и не может быть делений среди людей на верующих и неверующих. Поскольку существуют лишь те, кто уже пришел к Богу, и те, кто лишь идет. Нет и не может быть деления людей на друзей и врагов. Поскольку враг — это лишь образ, созданный в головах людей, а зачастую и вовсе заложенный кем-то другим. И в наше время это видно, как никогда.

Я хочу рассказать вам одну историю. Мы являемся жителя огромной страны, именуемой Соединенные Штаты Америки. Когда первый евангельский миссионер посетил Северную Америку, населенную в то время еще краснокожими индейцами, он увидел страну, охваченную смутами и раздорами. Сдирать кожу с головы врага считалось особенной доблестью у краснокожих. Одним из выдающихся героев был индеец по имени Маскепетон. Когда миссионер говорил ему и другим вождям этих племен об Иисусе Христе, они внимательно его слушали. Но когда он сказал им, что они должны научиться жить в мире между собою и прощать своих врагов, они с презрением отвергли его учение и заявили, что оно годно лишь для старых людей. Вот дословное выражение Маскепетона:

«Я не приму христианства до тех пор, пока у моих врагов останется хоть один человеческий череп для скальпирования и хоть одна лошадь для похищения!»

Но этот жестокий язычник в конце концов все-таки уверовал в Христа. Он снова услышал евангельскую проповедь на следующие слова Спасителя:

«Отче, прости им, ибо не знают, что делают».

Целую ночь после этого не смыкал он своих глаз, все раздумывая над этими словами и над тем, что добавил к ним миссионер:

«Если ты желаешь, чтобы Господь простил тебя, то ты сам должен простить тому, кто сделал тебе особенно много зла».

Душа этого индейца пробуждалась. В ней происходила внутренняя борьба, закончившаяся тем, что на следующее же утро он пошел прямо к своему злейшему врагу, убившего его сына, и примирился с ним. С тех пор он стал смиренным, любящим христианином.

Сейчас в нашей стране происходит похожая ситуация. Мы с вами имели возможность приютить у себя бедных людей, на чьей земле проливается кровь, кровь сынов Божиих. Сейчас им как никогда важна наша с вами поддержка. Я уверен, что вся ненависть, которая льется в их адрес, вызвана тем, что люди просто забыли, что они люди. Подверженные ложной агитации, они забыли, что нет врагов, а есть только друзья. Не будьте лицемерами.

«Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: „дай, я выну сучок из глаза твоего“, а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего». (Мф. 7:1)

Сейчас во власти людей вершить чужие судьбы. Тысячи человек уже подверглись смертной казни, и еще столько же ждут ее. Но спросите себя, имеет ли право человек забирать жизнь у другого? Может ли он забрать то, что даровал ему Бог? Нет. Только Бог имеет права дать и забрать. Человек может только принять его дар и жить, зная, что рано или поздно ему придется его отдать.

«Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся.

Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас. Да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?

Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный». (Мф. 5:38)

Я хочу, чтобы сейчас каждый обратился к Богу. Ведь у него есть все ответы на все вопросы. Но получить их может не каждый, а лишь тот, кто умеет слышать и слушать. Так услышьте меня, братья. Не идите по той дороге, которая вымощена не вами и не для вас, ведь куда она вас приведет, вам не ведомо. Не делайте того, о чем потом будете жалеть. Лишь Бог укажет вам путь, по которому стоит идти.

Роберт помнит эту тишину. Зловещая тишина в церкви. Звук его бьющегося сердца был слышен у самых последних рядов. После проповеди была запланирована молитва. Но люди были в таком ступоре, что никто не смел пошевелиться. Поэтому, собрав свои листки, священник просто удалился.

Потом были звонки. Их было много. Весь вечер его телефон разрывался от них. Упреки и угрозы — вот что он слышал за свою проповедь. В тот вечер Роберт думал, что это была его первая и последняя проповедь. Ему звонили вышестоящие священники, звонил губернатор города. Все сыпали в него камнями.

— Святой отец, вы, видимо, не понимаете, какая ситуация сейчас в стране. Церковь неразрывно связана с государством и должна находиться на его стороне в решении тех или иных вопросов. Сейчас и так много волнений среди людей, а ваши проповеди не вносят в них спокойствия, а наоборот, только усугубляют положение. Люди идут к Богу за утешением, а не для того, чтобы услышать… — грубый голос губернатора города звучал в телефонной трубке. Роберт лишь думал о том, что для снятия его с должности священника тратится слишком много слов. Мужчина на другом конце провода перевел дыхание и продолжил уже спокойным голосом. — С вашим, так сказать, начальством, мы вопрос урегулировали. Мы решили не принимать кардинальных мер. Вы, так сказать, человек новый, неопытный. Вам нужен хороший наставник, который знает обстановку в городе и пользуется заслуженным авторитетом как среди населения, так и у меня. Так что я принял решение, что впредь за вами будет присматривать судья нашего города, многоуважаемая Джейн Саммерс.

«Мерзкая Джейн. Самовоздвигнутая королева города. Она не захотела меня убирать. Куда лучше публично стукнуть меня по носу на глазах всего города и дать понять, что все под контролем».

С тех пор Роберт больше не писал проповеди. Их с утра пораньше привозила на своей машине Джейн. Она передавала их диакону Нику, который любезно приносил их священнику. Диакон все понимал. Он знал, что Роберт стал лишь куклой в руках Джейн Саммерс. Но он его не винил. За все то время, что Ник был диаконом в церкви святого Николая, Роберт был первым, кто хоть всего один раз, но все же попытался сделать что-то вопреки всем.

Итак, все стало на свои места. Вот только сколько бы себя Роберт ни спрашивал, но он так и не мог ответить, зачем вообще он написал эту проповедь?

Роберт вышел из комнаты и, пройдя по узкому коридору, оказался в большом церковном зале. В огромные витражи попадал яркий свет, красиво играя разноцветной мозаикой на деревянных скамьях. Роберт остановился и посмотрел на самый большой витраж, который был над алтарем. Николай Чудотворец. С митрой на голове и библией в руках, этот Святой грустно смотрел на Роберта, словно осуждая. Его взгляд приковывал к себе. Сколько раз священник смотрел в глаза этому святому, столько же раз старался ответить на вопрос:

«За что осуждает его Николай, или это только ему кажется?»

Рядом с первым рядом скамеек раздался шум. Джейн Саммерс, не щадя старый деревянный пол, со скрипом тащила небольшую трибуну на середину комнаты. Обычно с неё она зачитывала свои обращения к жителям города.

— Старая карга, как ей еще наглости не хватило засесть на ваш амвон, — проходя мимо Роберта, сказал диакон.

— Думаю, это всего лишь вопрос времени, — улыбаясь, сказал священник, на что Ник расплылся в улыбке и покачал головой.

Диакон подошел к Джейн, взялся за трибуну и, приподнимая один край за другим, аккуратно начал двигать ее на середину комнаты.

— Спасибо, голубчик, — улыбаясь сказала Джейн. — Что бы я без тебя делала?

— Известно, что, ехала бы в магазин за новыми досками и лаком. Ведь каждый год я пол лакирую, и хоть кто-то бы отнесся по-человечески. А оно мне надо? За свои деньги, между прочим, поддерживаю здесь порядок. Когда умру, что тут будет? — тихо бурчал Ник, двигая трибуну.

Заметив Роберта, Джейн оставила диакона и мелкими шажками пошла к нему навстречу.

— Доброе утро, Святой Отец, — улыбаясь сказала она.

— Доброе утро, мисс Саммерс.

— Какой день. Какой день. Вот и дождалась. Вот, даже написала небольшую речь, вы не возражаете, если я украду у вас немного времени и выступлю. Хочу поделиться радостью с гражданами, с началом нового этапа в нашей жизни, — говоря это, Джейн пристально смотрела Роберту в глаза, откровенно пылая ненавистью. После того случая с проповедью он был записан в ее личный список врагов.

— Я с удовольствием послушаю вас, мисс Саммерс, — спокойно ответил мужчина.

— Должна признаться, меня переполняют эмоции от того, что теперь я больше не увижу «грачей» на улицах нашего города, — сказала Джейн.

Роберт усталыми глазами смотрел на нее, решив, что он уже исчерпал запас слов для мисс Саммерс, поэтому просто улыбчиво молчал.

«Вот и правильно, лучше молчи, мальчик, лучше молчи», — усмехнувшись, подумала женщина.

— Я тут еще программки распечатала. Пойду встану на входе, хочу раздать их всем желающим.

Священник лишь одобрительно кивнул головой.

Женщина пошла к входу в церковь встречать первых прихожан. Роберт стоял и смотрел ей вслед. Головная боль смешиваясь с язвительной желчью Джейн — образовывалось омерзительное отвращение ко всему происходящему.

— Змея, — проходя мимо, пробурчал диакон Ник.

Спустя час все скамейки были забыты самыми прилежными гражданами города. Отсчитывая в голове минуты, прихожане угрюмо сидели, с нетерпением ожидая, когда будет выполнен еженедельный «священный» обряд и их отпустят на праздник. Мужчины с отвращением оттягивали давившие им шею галстуки. Невыспавшиеся дети, не стесняясь, открывали свои рты, демонстрируя свои уже выпавшие молочные зубы, в вернее сказать, их отсутствие и безразличие ко всему происходящему. Лишь женщины старались доказать свою вовлеченность и скрыть страх, который испытывали к мисс Саммерс. В свою очередь, Джейн уже пробегала по сидевшей публике, ловя глаза каждой женщины и заставляя чувствовать холодок, ползущий по спине.

Среди всех этих людей было и семейство Смит. Мальчики, слишком возбужденные перед началом игрового сезона, помышляли лишь о том, чтобы поскорее надеть спортивный костюм и, схватив биту, как следует отбить кожаный мяч и нестись по стадиону, вздымая пыль и слыша аплодисменты восхищенных зрителей. Билл и Колин ерзали на деревянных скамейках и делились давившими их эмоциями. Кейт несколько раз старалась их унять, но ничего не помогало. Усталость томила ее. Сейчас Кейт хотелось лишь одного, чтобы поскорее закончился этот день. Она посмотрела на трибуну и поймала на себе суровый взгляд Джейн, который на контрасте с ее милой улыбкой действовал на нее угнетающе. Холодный пот выступил у нее на спине. Кейт не знала, почему она так же, как и все, испытывала страх, глядя на эту женщину.

«Из-за нее ты теперь спокойно выходишь из дома в халате и теряешь сон из-за черничных пирогов. Она сделала тебя своей куклой, как и всех вокруг».

Кейт ткнула локтем мужа в живот и сказала:

— Мы сейчас в церкви, а не на стадионе. Угомони мальчишек. Это неприлично.

Сэм, потирая бок, удивленно смотрит на пылающие гневом глаза жены. Через несколько секунд он что-то сказал на ухо мальчикам, и они стали шелковыми.

Рядом с родителями сидела Скарлетт. Кейт краем глаза посмотрела на дочь, которая задумчиво смотрела в телефон.

Ровно в 8:00 утра Джейн Саммерс, натянув на лицо самую миловидную в ее арсенале улыбку, обвела публику взглядом и, по привычке постучав кулачком по трибуне, начала свою речь.

— Дорогие мои друзья, сегодня начало нового дня. Начало новой эпохи в нашей стране. Сегодня мы станем с вами свидетелями истории, о которой будут читать в учебниках наши дети и внуки…