Ангел, жаждущий крови. Криминальный детектив

Вячеслав Вячеславович Денисов

Анатолий Шавров, сын крупного мурманского бизнесмена, погибшего при весьма странных обстоятельствах, заподозрил в его смерти свою мачеху, экстравагантную и весьма привлекательную женщину. Он продумал гениальный план мщения и даже совершил ряд идеальных убийств, но в итоге всего лишь слепо выполнял чужую волю и был использован в качестве гуттаперчевой куклы. Да ещё бы ладно, окажись он под влиянием какого-либо мужчины, а то ведь…

Глава 2

Я не мог не обратить внимания на тот факт, что впервые увидев Маргариту, вопреки всем ожиданиям, следователь Филимонов был не только приятно удивлён, но и по-настоящему поражён её необычайной красотой и женским обаянием. Она вошла в его кабинет классической походкой, соблюдая идеальную линию движения, словно была готова пройти по подиуму, демонстрируя наряд современной моды. При этом её лёгкая воздушная походка не выглядела вульгарной и создавала ореол привлекательности. На её худенькие плечи был накинут стильный плащ молочного цвета с длинными рукавами и отложным воротником, полы которого были расстёгнуты, что позволяло постороннему взгляду обратить внимание на искусно подобранный брючный костюм деловой женщины. Валерий Яковлевич явно заблуждался, если приглядываясь ко мне, представлял её неуклюжей дряхлеющей тугодумкой, не только страдающей от подагры и целлюлита, но и от чрезмерных амбиций, вызванных напыщенным высокомерием. Вдова моего отца, полковника Шаврова, хоть и могла считаться дамой не первой молодости, тем ни менее, действительно была чертовски обворожительной особой, со стройной тонкой фигуркой и ровными соблазнительными ножками, способными достаточно крепко держаться на высоких шпильках. Озорным, почти бесовским блеском её лукавых аквамариновых глаз и обворожительной улыбкой, обнажившей красивые белые зубки, она не только сразу очаровала Филимонова, но и ввергла его в некоторое замешательство.

— Мы с вашим Анатолием немного побеседовали… — запинаясь почти на каждом слове, с трудом выговорил Валерий Яковлевич.

— Мы, Николай Второй, Император и Самодержец Всероссийский… — цинично подметила Маргарита.

— Я имел в виду себя и Толика… — поспешил оправдаться Филимонов.

— Если выражаться юридическим языком, то более правильным будет называть его Анатолием Владимировичем! — поправила она. — Насколько понимаю, здесь не кафе и у вас далеко не дружеская беседа…

— Вы конечно правы… Мы, разумеется, не друзья… Он пришёл… Вернее я вызвал…

Чем длиннее Валерий Яковлевич пытался выстроить свою речь, тем чаще путался в произношении слов и даже терял собственные мысли. Я же искоса смотрел на него, не переставая удивляться до какой степени могут отупеть серьёзные мужчины при виде хорошенькой женщины. Они, словно самцы богомола, стремятся к спариванию, совершенно не думая о том, что в конечном результате их избранницы оторвут им головы.

Так и не дождавшись официального приглашения, Маргарита всё той же непринуждённой походкой, прошла вдоль стены, почти не наступая на центральную часть паркета. Она демонстративно проигнорировала ряд пошарпанных стульев, предназначенных для посетителей, и плавно опустилась в свободное кожаное кресло, которое, практически, ничем не отличалось от того, которое принадлежало хозяину этого кабинета. Красивым жестом руки она поправила спадающий локон пышных каштановых волос, затем умело щёлкнула зажигалкой и, прикурив ароматную дамскую сигарету, неторопливо произнесла приятным бархатным голосом:

— Я несколько лет была замужем за его отцом, Владимиром Семёновичем Шавровым. Это были лучшие годы моей жизни! По крайней мере, моё семейное счастье длилось до тех пор, пока судьбе не стало угодным нас разлучить.

— В наших областных газетах, а так же по местному и даже по центральному телевидению, неоднократно объявляли о его трагической гибели, — пониженным тоном, произнёс Филимонов. — К сожалению, я не был лично знаком с Владимиром Семёновичем, но слышал о нём множество лесных отзывов и ни одного, которое бы хоть как-то могло опорочить его честное имя. Пользуясь, случаем, позвольте выразить вам искреннее соболезнование по поводу безвременной кончины вашего супруга…

— Спасибо вам за сочувствие! — поникшим голосом, поблагодарила Маргарита. — Добрейшей души был человек! Никому ни в чём не отказывал. Кому советом поможет, кому денег даст и при этом никакой расписки не потребует. Относился к людям с бескорыстной любовью. Непонятно, за какие грехи Господь его к себе призвал? А может, хорошие люди и на том свете необходимы…

— Кто знает, что там твориться? — отрешённо произнёс Валерий Яковлевич.

— Кто знает, тот ничего не расскажет!

— Наверное, там не так уж и плохо, если на протяжении ряда веков ни один человек оттуда не возвратился…

— Придёт время, и сами всё увидим!

— Что именно?

— Есть там потусторонняя жизнь или одна пустота, насквозь пропахшая холодной могильной сыростью… — философски подметила Маргарита.

Она мельком посмотрела на меня, но тут же перевела взгляд на Филимонова.

— Надеюсь, товарищ следователь, мой Анатолий не доставил вам слишком много хлопот? — как бы, между прочим, поинтересовалась Маргарита.

— Нет, что вы… — заискивающе ответил Валерий Яковлевич, — Напротив… Мы с ним очень плодотворно поработали. Правда, ему удалось скрыть от меня, что его мама такая изысканная, экстравагантная женщина…

— О-о-о! Не льстите, пожалуйста! В своё время я выглядела гораздо лучше. К тому же, я ему не родная мать, а всего лишь мачеха, — уточнила Маргарита. — Очень некрасивое слово, неприятное на слух, но тем ни менее это правда…

— Во всяком случае… — попытался возразить Филимонов. — Не те родители, которые произвели на свет…

— А те, которые воспитали… — с некоторой грустью, добавила Маргарита.

— Но разве это не так?

— Весьма банальная истина, но всё же содержащая некоторый здравый смысл.

— Почему вы говорите об этом с такой откровенной грустью?

— Сколько у меня было потрачено сил и нервов, ради того, чтобы его вырастить, выучить и направить на правильный жизненный путь…

Маргарита на мгновение задумалась. Она закинула ногу на ногу и печальным взглядом посмотрела на Филимонова. В отличие от меня, он даже не догадывался, что это был её излюбленный конёк, с помощью которого она непроизвольно вынуждала собеседника слушать её с повышенным вниманием и при этом полностью соглашаться с её мнением, совершенно позабыв о собственных взглядах явно противоречащих её мировоззрению.

— А что в результате? — продолжила Маргарита, проследив за тем, чтобы её пауза не была слишком затянутой. — Неизлечимая болезнь ребёнка, которому были посвящены лучшие годы моей жизни и моё пошатнувшееся здоровье…

— Вы очень прекрасно выглядите! — поспешно сказал Филимонов.

На его лице отразилось живейшее участие.

— Нет-нет, товарищ следователь. После того как я узнала, что Анатолий тяжело ранен и находится в госпитале…

Маргарита вздёрнула аккуратненьким носиком и быстро заморгала ресничками.

— Я как чувствовала.… Не хотела отпускать его в армию…

— А что, была такая возможность?

— Естественно! Мой покойный муж, а его отец, в то время служил при генеральном штабе. У него были большие связи…

— Но он категорически отказался похлопотать за родного сына, — то ли спрашивая, то ли констатируя вполне естественный факт, подметил Филимонов.

Этими словами он непроизвольно охарактеризовал моего отца как самого честного благородного человека. Впрочем, Валерий Яковлевич был не далёк от истины и если ошибался, то всего лишь не в значительной степени. В отличие от меня, мой родной папаша действительно имел понятие о долге, чести и совести. Он был убеждённым приверженцем коммунистической идеологии и не изменял своим строгим принципам. По крайней мере, так было до тех пор, пока на его плечах красовались офицерские погоны. Когда он начал заниматься бизнесом, причём весьма успешно, то вряд ли ему ни разу не пришлось поступиться этими принципами и не поступить вопреки собственной совести.

— Здесь, у вас в кабинете, Толечка мог наболтать что-нибудь лишнее, или наговорить всяких непристойностей. Так вы не обижайтесь, товарищ следователь. Убогонький он у меня… — нарушив ход моих мыслей, изрекла Маргарита.

Она негромко всхлипнула. На её аквамариновых глазах появились капельки прозрачных слезинок, но Маргарита не переставала смотреть на Филимонова взглядом дикой рыси осторожно выслеживающей глупого зайчонка.

— Что вы, никаких проблем… — поспешно налив в стакан кипячёной воды, возразил Филимонов. — Анатолий Владимирович, весьма задушевный человек.

— Анатолий Владимирович? — переспросила Маргарита. — Почему так официально…

Она сделала несколько глотков и, вернув стакан Филимонову, пристыжено пролепетала:

— Вы простите, что войдя в этот кабинет, я на вас сразу накинулась. Как-то нехорошо получилось, но постарайтесь правильно меня понять. Мой мальчик, серьёзно болен. Возвращаюсь домой и узнаю, что его в спешном порядке увезли в следственный отдел…

— Это вы меня простите, Маргарита Альбертовна! Моя оплошность, — повинился Валерий Яковлевич. — Конечно, сначала необходимо было поставить вас в известность…

— В другой раз, непременно так и сделайте! — демонстративно смахнув последние слезинки, сказала она. — У меня ведь, знаете ли, сердце не каменное. Иной раз, так защемит…

— Но я же рассчитывал уладить все вопросы в течение нескольких минут. Кто же знал, что понадобится так много времени…

— Наверняка бы успели уложиться в короткий срок, будь он нормальным здоровым человеком…

— Ну, зачем же вы, столь категорично? — смутился Филимонов. — Я не считаю вашего Анатолия таковым…

— Ах, перестаньте. Я же не ребёнок, а совершенно взрослая, здравомыслящая женщина. Дурак, он и есть дурак! — не обращая внимания на моё присутствие, произнесла Маргарита.

Она тут же перекрестилась и тихо прошептала:

— Прости Господи, душу мою грешную…

Валерий Яковлевич по-прежнему смотрел на неё вожделенным взглядом. Казалось, ещё минута и он будет готов броситься к её ногам и, целуя ручки, умолять о великом милосердии, с которым бы она могла отнестись к его трепетным чувствам, внезапно вспыхнувшим в его душе от неуёмной страсти.

— Прости Господи… — повторила Маргарита, продолжая изображать из себя святую мученицу.

Ещё раз перекрестившись, она вновь вынула из пачки тонкую дамскую сигарету и поспешно закурила.

— Вы зря его вызвали, — изрекла Маргарита, после пары глубоких затяжек. — Ни один суд не примет во внимание и не станет рассматривать его показания.

— Я знаю, — огорчённо произнёс Валерий Яковлевич. — Но ваш Анатолий единственный свидетель. Я пытался хоть что-то выяснить с его помощью.

— Вам это удалось?

— К сожалению…

Он широко развёл руками.

— Его отец в своё время командовал полком. Это Владимир Семёнович настоял, чтобы Толик стал военным офицером и ради карьерного роста служил в горячих точках современной России, — подавленным голосом произнесла Маргарита. — Я была против такого решения. Но ведь вы понимаете, товарищ следователь…

Она вопросительно посмотрела на Филимонова.

— Валерий Яковлевич! — наконец-то представился хозяин кабинета.

Я мысленно пришёл к выводу, что он вновь приобрёл способность соображать.

— Так вот что хотела сказать, Валерий Яковлевич…

Маргарита умилённо взглянула на него.

— Со стороны может показаться, что я очень сильная и уверенная в себе дама. А ведь на самом деле, я всего лишь слабая беззащитная женщина! — поникшим голосом, пояснила она. — После того, как мой мальчик был тяжело ранен, его отец ушёл в отставку и занялся бизнесом. Как вы уже знаете, он недавно погиб в автомобильной катастрофе. Ах, если бы не этот несчастный случай…

Я презрительно ухмыльнулся и неприязненно посмотрел на Маргариту. Филимонов мгновенно перехватил этот взгляд, но не придал ему особого значения.

— Я отлично вас понимаю, Маргарита Альбертовна, — сочувственно произнёс он. — Вам пришлось пережить столько горя… Столько выдержать…

— Нет! — возразила она. — Меня нельзя понять. Вы не знаете, что такое похоронить любимого мужа и остаться наедине с полумёртвым ребёнком.

Филимонов недоумённо взглянул на меня.

— Всё верно, Валерий Яковлевич, я имела в виду моего великовозрастного мальчика. И в тридцать, и в пятьдесят лет, ребёнок для любой матери остаётся маленьким беспомощным ребёнком…

Маргарита с горечью посмотрела в мою сторону, и тут же добавила:

— Если бы мой пасынок лишился рук или ног, он стал бы инвалидом, но это не помешало бы ему сохранить чувство человеческого достоинства. Потеряв всякую способность к адекватному мышлению, он практически лишился жизни.

— Но, позвольте… — попытался опровергнуть её высказывание Филимонов. — Я не могу с вами согласиться…

— Не обманывайте самого себя, Валерий Яковлевич! — глубоко вздохнув, произнесла Маргарита. — Вы прекрасно понимаете, что я абсолютно права. Любое, самое последнее ничтожество, может его безнаказанно обидеть…

— Мне кажется, вы весьма преуспевающая, состоятельная женщина. У вас наверняка есть возможность огородить Анатолия от недобрых людей и свести до минимума всякую угрожающую ему опасность.

— Когда-то мы жили в Германии, почти в самом центре Берлина. Некоторое время были в Нью-Йорке. Потом переехали в Эстонию, затем в Москву, а теперь прозябаем на Кольском полуострове, недалеко от Мурманска. Заметьте, даже не в областном городе, являющемся столицей Заполярья, а на его окраине…

Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Хотелось бы мне посмотреть на того кретина, который не согласился бы обменять городскую квартиру на наш шикарный коттедж, входящий в товарищество «Кольский Берег». Он находился буквально в шести километрах от Мурманска, на правом берегу реки Кола в границах муниципального образования посёлка «Молочный». Правда, с этим посёлком, жителей наших коттеджей соединял всего лишь подвесной пешеходный мост. Рядом с участками коттеджей протекала река Кола. На расстоянии ста метров находилось озеро Окунёво. Для того, чтобы добраться к нам автомобильным транспортом, необходимо было воспользоваться муниципальной дорогой общего пользования, называемой Кильдинским шоссе. Во всяком случае, моему отцу, уже в то время, строительство этого коттеджа общей площадью двести пятьдесят квадратных метров обошлось свыше семи миллионов рублей. Зато, до сих пор, это был отличный двухэтажный коттедж с участком в семнадцать соток, чья первоначальная себестоимость непроизвольно возросла в несколько раз.

— Мне известно, где вы живёте, — сказал Филимонов.

Он явно не вник в смысл её абсурдного высказывания. Маргарита же наоборот, сразу поняла допущенную оплошность и поэтому поспешила сменить тему разговора.

— Пока я жива, Анатолий имеет средства к достойному существованию, — размеренно проговорила она. — Но если, не дай бог, со мной что-нибудь случится, то он останется совершенно один. Всё, что нажито его отцом, мгновенно исчезнет. Толик будет вынужден скитаться по задворкам и в поисках пропитания рыться в мусорных баках. Ему придётся спать на грязных чердаках и в заброшенных подвалах…

— Не стоит так драматизировать! — снисходительно произнёс Филимонов.

Я вновь ухмыльнулся, но по-прежнему не проронил ни единого слова. Маргарита затушила сигарету и положила её на край пепельницы.

— Может, ещё немного водички? — непосредственно обратившись к ней, вежливо поинтересовался Валерий Яковлевич.

— Нет, спасибо… — приподнимаясь, поблагодарила она. — Если у вас больше нет к Анатолию вопросов, то мы лучше пойдём.

— Да, пожалуйста! — любезно ответил он. — Не смею вас больше задерживать…

Филимонов поспешно подал Маргарите руку и помог ей подняться с кресла.

— Я дам распоряжение дежурному офицеру, чтобы вас отвезли домой, — услужливо произнёс он. — Надеюсь, этим самым смогу хоть как-то компенсировать возникшие неудобства…

— Не нужно, — решительно отказалась Маргарита, преднамеренно окинув Валерия Яковлевича очаровательной улыбкой. — Внизу нас ожидает автомобиль с моим личным водителем. Видите ли, после гибели мужа я продолжаю заниматься его бизнесом…

— В таком случае, ещё раз прошу прощения, за то, что пришлось вас потревожить!

Валерий Яковлевич широко развёл руками. Мне было смешно наблюдать за тем, как он невольно разрывался между необходимостью попрощаться с Маргаритой и диким желанием задержать её в кабинете ещё на какое-то неопределённое время. Он явно был увлечён этой женщиной и, несомненно, испытывал к ней некоторые возвышенные чувства.

— Мой коллега, который первоначально вёл это запутанное дело, предупредил меня, что при всём желании не смогу добиться от Анатолия каких-либо существенных показаний, — не придумав ничего более существенного, продолжил Филимонов.

— Ничего страшного. Надеюсь, с вашим жизненным и профессиональным опытом, вы постепенно во всём прекрасно разберётесь, — сказала Маргарита.

Она мило улыбнулась, но, уже выходя из кабинета, вновь остановилась и вопросительно посмотрела на Валерия Яковлевича.

— Это правда, что после совершённого преступления Григорий Васильев решил покинуть наш бренный мир? — как бы, между прочим, поинтересовалась Маргарита.

— Во всяком случае, это одна из версий…

— Ах, какой ужас! — воскликнула она. — Гриша служил вместе с моим Анатолием. Это ведь он вытащил моего мальчика из вражеского обстрела.

— Даже так? — искренне удивился Филимонов.

— А вы думаете, почему мой Толечка так сильно к нему привязался?

— Тогда вообще непонятно, как Григорий Леонидович мог совершить такое зверское преступление? — задумчиво произнёс Валерий Яковлевич.

— Эти военные, весьма своеобразные люди! — рассудительно ответила Маргарита. — Они рискуют жизнью ради спасения друг друга и тут же хладнокровно убивают беззащитных женщин и детей. Проливать кровь — их основная специальность. Они больше ничего делать не могут, да и не умеют…

— Пожалуй, вы правы? — согласился Филимонов.

Прежде чем выйти из кабинета, Маргарита ещё раз посмотрела на него лукавым взглядом и подарила ему обворожительную улыбку.