Последний дракон. Первый шаг в бесконечность

Всеволод Всеволодович Протопопов, 2019

В империи Повелителей драконов родился наследник, который предсказан, как роковой ребёнок. Его спасают Верховный жрец и его ученик. А теперь представь, читатель, что этот роковой ребёнок – ты. И вдруг понимаешь, что ты вовсе не то, что каждый день видишь в зеркале. Что ты и есть тот роковой ребёнок и только от тебя зависит, быть ли Мирозданию или не быть. Продолжение приключений малыша Кувая.

Глава 3. Песнь любви дракона

В голове стихи и проза, на душе покой и тишь.

Бесконечная дорога, на которой ты стоишь.

Горы горизонт сломали, ветер за собой зовёт,

И сцепившеся руками, отправляемся в полёт.

Наш полёт по кромке ветра, опрокинет горизонт,

И раскроется над нами космоса бескрайний зонт.

Звёздный ветер пожелает наши руки расцепить,

И предложит бесконечность нам из вечности испить.

Мы хлебнём с тобой разочек — закружится голова,

И отыщем по дороге позабытые слова.

Время вдруг в спираль свернётся — ты попробуй, разверни.

И смешаются созвездий бесконечные огни.

Небосклон подобен книге — постарайся прочитать.

Только буквы в этой книге нам вовек не сосчитать.

Вдруг распустятся над нами в небе звёздные цветы,

И поймёшь, что в этом мире существуешь только ты.

Только так и не иначе сможешь этот путь пройти,

В одиночку, право слово, нам до неба не дойти.

И идти нам бесконечно, чтоб в руке была рука,

И расступятся пред нами и невзгоды, и века.

Звёзды падают на меня или я падаю в скопление звёзд, разве поймёшь когда летишь, пьяный от счастья, да и не хочется ничего понимать. Пусть всё будет, как будет и никак иначе. Ветер свистит в ушах, причём свист этот постоянно меняется от тихого, на грани слышимости, до пронзительного визга, переходящего в грозный рёв. Если начать прислушиваться, то в этих звуках ветра можно почувствовать какую-то странную мелодию, в которой сплетаются в невообразимый клубок радость, что бушует во мне и страх перед новой, такой долгожданной, но всё же пугающей меня ответственностью. Я торопился изо всех сил, хотя какой-то острой необходимости торопиться, в общем-то, не было. Всё это так, но я не мог не спешить и поэтому гнал себя вперёд, не жалея крыльев.

Впервые за последние три года я покинул Сегурию, что бы выполнить просьбу Учителя, который в это время залечивал раны в усадьбе своего и моего друга Джона Мильтона, после очередной своей экспедиции. С ним были, помимо Джона, Марк и Яргуст. Все они сразу же после моей свадьбы покинули Сегурию и с тех пор, а это уже три года, о них не было ни слуху, ни духу. Я уже начал волноваться за друзей, которые отправились в опасное путешествие без меня.

Помню наш разговор, когда мы прощались в Сегурии на холме, где обычно открывался проход. Провожать отряд в дорогу собиралась, наверное, половина населения вотчины, но Странник наотрез отказался от провожатых, заявив, что их провожу только я. Перед нами сиял открытый проход, который, как маленький осколок сошедшей с неба радуги, светился перед нами, приглашая вступить в него. При виде открывшегося прохода, в душе моей проснулась дремавшая до поры жажда приключений и властно позвала меня в дорогу, однако любовь моя к Ниннэль оказалась не менее властной и после недолгой борьбы жажда приключений сдалась и, как побитая собака спряталась где-то в глубинах моей души.

— Мы уходим готовить вотчину для Обсерватории, нужно же где-то поселить твоих родителей, когда с империей Повелителей драконов будет на время покончено, как-никак, а династия не должна прерываться, — с лёгкой грустью заговорил Учитель. — Сколько продлится наш поход — не знаю, но думаю, что никак не меньше трёх лет. Каких-то особых приключений или трудностей я не ожидаю, поэтому мы тебя и не берём с собой. Смотри, сынок, что бы к нашему возвращению я смог подержать на руках твоего сына или дочку, так что не теряй времени даром, потом, судя по всему, его у всех нас может и вовсе не быть. Возьми амулет вызова. Если понадобится я вызову тебя через него.

Сказав это, Учитель, надел мне на шею амулет, крепко обнял меня, затем, забросив за спину свою походную котомку, и поправив оружие, он, не оглядываясь, шагнул в проход и исчез в радужном сиянии прохода.

После Странника ко мне подошёл Джон. Он тепло улыбнулся и, посоветовав мне не унывать, обнял меня и, взяв свои вещи, пошёл вслед за своим другом и учителем.

Марк, мой старший ангел-хранитель, вынесший в своё время меня из охваченной мятежом столицы, ласково взлохматил рукой мои волосы, после чего по-отечески тепло обнял меня и, так, не проронив и слова, молча ушёл в проход.

В отличие от Джона и Марка, Яргуст, ещё один мой друг и хранитель, задержался для разговора со мной, тем более, что теперь мы стали с ним родственниками, всё же дядя моей жены.

— Жду от тебя внука, Кувай, — сказал он в своей привычной для него суровой манере. — Береги Ниннэль и не переживай, что мы уходим без тебя, твоё время ещё впереди.

Он обнял меня и шагнул в проход, который стал медленно гаснуть и вскоре совсем погас — проход закрылся.

Я летел проходом между мирами, и только ветер напевал мне в уши свою мелодию, которая вовсе не мешала мне предаваться воспоминаниям.

Сегодня рано утором дал о себе знать амулет Странника, который представлял собой обычный, невзрачного вида камень, весящий на простом кожаным шнурке. Я только что встал и как раз отправился умываться, когда камень на моей груди вдруг раскалился до такой степени, что я от неожиданности чуть не вскрикнул. Быстро сняв с шеи амулет и зажав его в ладони правой руки, я настроился на ментальную связь. Контакт произошёл почти мгновенно, перед моим внутренним взором возникла небольшая плохо освещённая комната. В комнате на большой кровати лежал Учитель. Вид его напугал меня. Выглядел он таким больным, о каких говорят — краше в гроб кладут. Голова его была забинтована, глаза лихорадочно блестели, нос заострился, он весь как бы высох. Было видно, что ему здорово досталось.

— Здравствуй, Кувай, мальчик мой, — тихим голосом заговорил Учитель, было видно, что говорить ему очень тяжело. — Ты мне нужен. Мы находимся в имении Джона Мильтон-Хаусе. Дело оказалось несколько сложней, чем я ожидал. Я допустил ошибку и поплатился за это, хорошо хоть, что никто не погиб. Как сможешь быстрее приходи, время пока терпит, но всё же поспеши… —

Связь с ним оборвалась, видимо он потерял сознание. Я был до крайности удручён тем, что мои друзья пострадали и одновременно рад, что все живы. Больше всего меня поразило состояние Учителя. В моих глазах он был настолько силён, что временами казалось, будто он вовсе неуязвим. Уж, если ему так плохо, представляю, с чем они там столкнулись.

Не смотря на то, что мои друзья были ранены, наверняка ранены тяжело, меня всё равно охватила радость, ведь долгие три года от них не было ни слуха, ни духа, и я был рад от того, что пусть раненые, но всё же живые друзья мои всё-таки дали о себе знать.

Отправиться в путь, для меня было пара пустяков, лишь одно вызывало у меня некоторое напряжение. Жена моя Ниннэль со дня на день должна была родить второго ребёнка, как я надеялся дочку, и оставить её в это время мне было как-то страшновато. За маленького Матвея, которому шёл уже второй год, я был спокоен. Он уже ходил и начинал говорить, поэтому в окружении нянек и бабушек, которых у него было целых пять, находился в полной безопасности. А вот, как оставить жену, у которой со дня на день должны начаться роды, я просто не знал.

Проблему разрешила сама Ниннэль. Увидав, что я чем-то озабочен, она быстро, как умела только она, выведала у меня всё. Узнав, что произошло, она с достоинством истинной драконицы заявила мне, что она не кисейная барышня, а жена наследника Повелителей драконов и сама дракон. Что она вполне может родить и без меня, тем более что в этом деле от меня мало толка, а мой долг — мчаться на выручку друзьям и о ней не беспокоиться. Она ласково прижалась ко мне и поцеловала.

— Лети, мой милый, лети не жалея крыльев, — прошептала она мне на ухо. — Когда вернёшься, я встречу тебя с сыном и дочкой. Не бойся за меня, со мной всё будет хорошо, выполняй свой долг. Перед дорогой хорошо поешь. Перед уходом зайди попрощаться.

Она ещё раз поцеловала меня и ушла в свои покои, где по большей части находилась со времени, когда у неё стал заметен живот. Она хорошо знала и тщательно соблюдала древний обычай, по которому беременная женщина, как можно реже показывалась на глаза посторонних людей, поэтому она почти все время оставалась в своих покоях, никого из мужчин, кроме меня, туда не допуская.

Я же быстро собрался, тем более, что идти я решил налегке, не беря с собой даже походной котомки. Из оружия я взял только длинный кинжал, когда двигаться надо быстро, основная надежда на Искусство, а не на оружие, которое только мешает скорости передвижения. Одевшись, я плотно поел и пошёл попрощаться с женой и сыном. Ниннэль ласково обняла меня, поцеловала и, попросив меня быть осторожным, пожелала доброго пути и скорейшего возвращения.

Перед тем как уйти, я зашёл к Азару, где в это время как раз находился Ляргус. Рассказав им в общих чертах о сообщении Странника и попросив их присмотреть за семьёй, я быстрым шагом, почти бегом направился к холму, откуда обычно уходили во внешний мир. Сколько раз уходил и возвращался я этим путём, пожалуй, и не вспомнишь.

Оказавшись в мире империи Повелителей драконов, я сразу же обратился в дракона и взлетел на вершину горы, удивительно напоминающая своими очертаниями на рукотворную пирамиду. Оказавшись на её вершине, я незамедлительно стал открывать проход, но проход не простой, а специально разработанный мной для экстренных случаев.

Помню в мой первый выход с Азаром, Яргустом и Марком я чуть не погиб, когда мы летели сквозь миры, тоннелем открытым Азаром, для того, что бы успеть во время попасть в Трактир-на-перекрёстке. Тогда я, что бы успеть за Азаром почти, полностью истратил свои жизненные силы, и только усилия моих друзей, поделившихся со мной своей жизненной силой, спасли тогда меня.

Повзрослев, я задался мыслью разработать способ быстрого перемещения между мирами, более безопасный, чем те, которые существовали до этого времени. Довольно долго я делал расчёты и, наконец, мне удалось создать более-менее приемлемый способ для быстрого и безопасного перемещения по Мирозданию. Вот теперь мне представился случай испытать мою разработку.

Принцип её заключался в общих чертах в том, что для открытия прохода выбирается точка, желательно, что бы она находилась на высоте господствующей над окружающей местностью. Проход открывается не в другой мир, а на границу миров, иначе говоря, в междумирье по которому можно двигаться с огромной скоростью, расходуя минимум сил.

На моё счастье, я знал пространственно-временные координаты родного мира Джона Мильтона (в своё время Учитель учил нас вычислять траекторию движения из этого мира в какой-нибудь конкретный мир). Я запомнил координаты мира Джона и даже родного мира Странника. Поэтому без особых хлопот рассчитал траекторию прямо до усадьбы Джона.

Примерно через полчаса, открытый проход засиял всеми цветами радуги. Не мешкая, я шагнул в проход, на ходу обращаясь в дракона. И вот теперь летел не жалея крыльев и только свист ветра и бешеная пляска звёзд сопровождали мой полёт.

Сколько времени я был в пути, не знаю, время здесь вообще ведёт себя подобно пьяному человеку — никогда не знаешь, какой финт оно выкинет в этот раз. Наконец, я почувствовал, что достиг своей цели и начал тормозить. Вот тут-то началось. Было такое ощущение, словно я попал в руки какого-то великана, который решил поиграть со мной, как с игрушкой. Меня то сжимало, то растягивало, то швыряло из стороны в сторону. Время от времени мне делалось так жарко, что казалось ещё чуть-чуть, и я превращусь в горсть пепла, а иногда я буквально превращался в ледяную сосульку. Самым страшным было то, что мне лишь с большим трудом удавалось сохранять образ дракона. Почему-то какая-то неодолимая сила стремилась вернуть мне человеческий облик, и лишь с помощью крайнего напряжения воли мне удавалось сохранять мой драконий облик.

Меня буквально выкинуло среди каких-то пологих холмов поросших низкорослым цветущим кустарником. Как я позже узнал от Джона, это был вереск. Я с трудом сумел затормозить перед самой землёй и не приземлился, а скорее плюхнулся на землю подобно разжиревшему домашнему гусаку. Тьфу, какой позор для дракона! Хорошо ещё, что никто не видел, а то стыда не оберёшься. Да, способ конечно, хорош, но вот его окончание требует очень тщательно корректировки.

Я принял свой человеческий облик и устало растянулся на земле, восстанавливая силы. Какое-то время я просто отдыхал, наслаждаясь тёплой погодой и чудесным ароматом, который источал цветущий кустарник. Передохнув, я настроился на Учителя, что бы определить, куда мне идти. Оказалось, что он где-то совсем рядом, возможно даже в том доме, который я заметил, ещё кувыркаясь в воздухе.

Передохнув, я встал и пошёл в сторону, где я заметил большой дом. Пройдя метров двести, я вышел на хорошо утоптанную тропинку и бодро зашагал по ней, благо она вела в нужном мне направлении. Примерно через полчаса, я вышел на вершину невысокого холма, с которого открылся красивый вид на всю округу. Прямо передо мной расстилался луг, покрытый изумрудно-зелёной травой, на котором паслась большая отара овец. Чуть дальше раскинулись огороженные изгородью поля, на которых колосились какие-то злаки. Между пастбищем и полями располагалась довольно крупная усадьба — большой каменный дом, крытый черепицей, сложенный из тёмного кирпича, окружённый хозяйственными постройками, который весь зарос высокими раскидистыми, явно очень старыми деревьями. От усадьбы, пересекая, поля была проложена хорошо наезженная дорога, которая бежала куда-то за горизонт. Сомнений не было — это родовая усадьба Джона Мильтона Мильтон-Хаус, где меня ждут мои раненые друзья.

Я прибавил шагу, и спустя полчаса уже звонил в закрытые ворота усадьбы. Сначала никто не отзывался, затем отварилась калитка и какой-то старик, судя по всему привратник, довольно неприветливо спросил, что мне нужно.

— Это усадьба Мильтон-Хаус? — со всей возможной вежливостью спросил я.

— Да, сэр, это действительно Мильтон-Хаус, вы совершенно правы, по крайней мере, он носит это имя уже последние лет сто, — с достоинством ответил привратник, с брезгливым выражением на лице, которое говорило о том, что хозяину этого лица ужасно надоели все люди, и только его врождённая вежливость и чувство долга не позволяют послать меня подальше. — С кем имею честь говорить?

— Кувай, законный наследник престола империи Повелителей драконов, — представился я полным титулом.

— Так, что же вы, сэр, сразу не сказали, что это вы? — ворчливо сказал привратник. — Мне приказано, что как только вы появитесь, сразу же проводить к хозяину.

Он широко открыл калитку и пригласил меня войти. Как только я вошёл, он закрыл калитку, задвинул засов и, пригласив меня следовать за ним, пошёл к дому. Я последовал за ним, на ходу оглядывая сад, который был перед домом. Сразу было видно, что здесь хороший садовник — сад был отменно ухожен. Привратник позвонил во входную дверь, которая почти сразу же открылась.

На пороге стоял и улыбался Джон, собственной персоной. Вид у него был, мягко сказать, не очень. На голове его была марлевая повязка, левую руку, по видимому сломанную, он держал у груди на привязи. Сразу было видно, что ему здорово досталось, однако вида он не подавал, а на его, пусть бледном, лице радостная улыбка смешалась с удивлением, видимо он никак не ожидал увидеть меня здесь так быстро.

Я аккуратно обнял его. Душа моя была переполнена радостью встречи с другом, с которым столько вместе пережито.

— Как там Учитель, Марк и Яргуст? — спросил я Джона, когда объятия наши, наконец, разомкнулись.

— Уже лучше, чем было, — ответил Джон. — Заходи ка в дом. Что стоять на пороге? Заходи и сам всё увидишь.

Он широко открыл входную дверь, пропуская меня вперёд. Я вошёл и оказался в довольно просторном холле обставленным без излишней роскоши, но с большим вкусом. Из холла на второй этаж вела широкая дубовая лестница. В холле, не смотря на тёплую погоду, жарко горел камин. Возле камина, кутаясь в шерстяные пледы, все в бинтах, сидели Марк и Яргуст.

Марк сильно осунулся, черты лица его заострились, а в глазах появился какой-то незнакомый блеск. Сразу было видно, что та переделка, в которую угодили мои друзья, многое в нём изменила, проявив вовне скрытое в нём до поры. Видимо эта пора пришла. Что касается Яргуста, я его смог узнать только, исходя из его роста. Кроме того Учителя я видел при ментальным контакте и знал, что лицо его не пострадало, а тут передо мной сидела мумия вся в бинтах. Видны были только глаза и рот. В отличие от Джона, у Яргуста была сломана правая рука, кроме того у него была сломана правая нога.

Увидев меня, Марк изобразил на своём лице такое изумление, что заподозрить его в лицемерии было просто невозможно. У него буквально отвалилась челюсть, и он какое-то время сидел с открытым ртом.

— Кувай, дружище, откуда ты здесь? — придя в себя, спросил Марк.

— Как это откуда? — теперь уже удивился я. — Учитель вызвал меня по ментальной связи и я, поспешил к вам.

— Этого не может быть, — заявил Марк. — Связь произошла не более часа назад. Я могу это утверждать, потому что лично при этом присутствовал, за какой-то час ты никак не мог добраться сюда.

— Я не знаю, сколько времени прошло с момента связи, но я здесь настоящий, а никакой-то там фантом, — возмутился я. — Просто я воспользовался новым способом быстрого перемещения, но я не знал, что при этом перемещение настолько быстро. А ты, что, посчитал меня за шпиона Серой империи? Создаётся впечатление, что мне здесь не рады. Если так, я могу удалиться, только повидаю Учителя.

— Ну, что ты, Кувай, — замахал здоровой рукой Марк. — Мы, конечно, рады тебе, и никто тебя не считает шпионом. Просто ты появился, как снег на голову. Как только появится возможность, обязательно поделишься с нами своим новым способом.

— Обязательно, только сначала доведу его до ума, а то он на выходе даёт сбой, — со смехом сказал я. — Теперь же я хочу повидаться с Учителем.

— Нет ничего проще, — ответил мне Джон. — Если ты не против, я тебя провожу. И вовсе не на правах хозяина, вовсе нет. Просто я во всей нашей компании самый подвижный.

Джон всегда отличался чувством юмора и мог шутить по любому поводу. Я не стал спрашивать о самочувствии друзей, но вовсе не из-за моей чёрствости. Просто все они были личностями, причём сильными личностями, поэтому спрашивать их о самочувствии считалось дурным тоном. Если захотят, сами расскажут, самое главное, что все они живы, а остальное приложится.

В сопровождении Джона я поднялся на второй этаж и, пройдя по коридору, вошёл в комнату, которую я видел при сеансе связи с Учителем.

Оказалось, что Учитель не спит. Он почувствовал меня в тот момент, когда я, кувыркаясь, влетел в этот мир и теперь с нетерпением ждал моего прихода. Он уже не лежал, а сидел на кровати. Увидев меня, он улыбнулся так, как умел только он и, встав на ноги, шагнул ко мне. Я, видя его слабость, поспешил на встречу и мы крепко обнялись, причём я делал это осторожно, опасаясь нанести вред раненому, он же обнял меня так же крепко как всегда, словно был вовсе не ранен.

— Ну, ка, сынок, потрудись ответить, как тебе удалось так быстро очутиться здесь? — со своей привычной, несколько ворчливой интонацией, спросил Странник. — Что ты там ещё изобрёл? Ну, не томи, рассказывай.

Когда Учитель говорил так, ему невозможно было отказать, хотя, впрочем, отказать ему в чём-либо было практически невозможно, и когда он говорил по-другому. Я в общих чертах рассказал ему принцип скоростного перемещения по мирам, который его очень заинтересовал. Он даже дал несколько очень дельных советов, как снизить неприятности, которые я пережил на входе в этот мир.

— Ты, я вижу, времени даром не терял, — судя по всему, переходя к главному разговору, заговорил Учитель. — Расскажи, что у тебя на семейном фронте.

Я рассказал Учителю о том, что у меня теперь сын Матвей, который уже ходит и начал говорить, а Ниннэль ожидает второго ребёнка. Мы думаем, что будет дочь.

— Я же говорю, что ты времени даром не терял, — с улыбкой сказал Странник. — Тем более, дела обстоят так, что времени для спокойной семейной жизни почти не осталось. Пойми, мой мальчик, я ведь тебя вызвал вовсе не для того, что бы ты нас лечил, с этим мы бы справились и сами. Дело в том, что Серая империя показала зубы, и теперь всё зависит, кто успеет — они, нанести свой удар по империи Повелителей драконов, считай по Обсерватории, или мы будем полностью готовы к переносу Обсерватории.

Он замолчал, углубившись в свои мысли. Я же спокойно ждал продолжения, внутренне готовый ко всему.

— Мы приготовили пространство, куда будет перемещена Обсерватория, — стал рассказывать Странник. — За основу был взят один из миров, граничащих с Серой империи, полностью лишённый этой империей жизни. Говоря проще, от мира осталось только пустое пространство. Конечно, весь этот мир нам был без надобности, поэтому я решил ограничиться небольшим фрагментом, изолировав его от остального пространства мира, иными словами, создать вотчину наподобие Сегурии. После того, как я и Джон показали силу серым всадникам, они словно исчезли, по крайней мере, пока мы искали подходящий мир вблизи границ Серой империи, мы не встретили ни одного их отряда. Вот этот-то и сослужило нам дурную службу, мы расслабились, и производили свою работу, почти не таясь, словно никакой Серой империи не было вообще. Серые оказались хитрей. Они очень осторожно, никак себя не проявляя, всё время наблюдали за нами. Мало того, они ещё готовили по нам сокрушительный удар, незаметно подтянув серых всадников и собрав множество магов. Мы же, ничего не подозревая работали в будущей вотчине. Дел оказалось очень много, поэтому мы провозились практически три года, и, наконец, всё закончив, вышли из вотчины. Осталось только заклятьем запечатать вход, что бы никто, кроме Обсерватории, не смог туда проникнуть.

Он сделал паузу, что бы передохнуть и дать мне время усвоить услышанное. Дальше мне всё было ясно. На месте серых я бы тоже устроил засаду у входа, потому что при переходе любой становится очень уязвимым.

— Не буду вдаваться в подробности, — продолжил свой рассказ Странник. — У выхода нас ждали. Удар был молниеносный, хорошо ещё, что все вы прошли неплохую подготовку, иначе всем нам настал бы конец. Спасла нас в очередной раз Древняя сила и если бы я по выходу не был бы занят наложением заклятия на вход в вотчину, последствия удара были бы легче. Нас спас Яргуст, который вышел из вотчины первым и сразу же обратился в дракона. Когда серые ударили, он принял основной удар на себя и тем самым смягчил последствия для всех остальных. На наше счастье драконы очень устойчивы к магическим ударам, поэтому Яргуст выжил, хотя, что бы привести его в сознание, стоило всем нам огромного труда. Я, на счастье успел запечатать вотчину и, теряя сознание, нанести сокрушительный ответный удар, который буквально испепелил наших врагов, по крайней мере, они нам больше не докучали. После этого было уже не интересно. С большим трудом мы вернули к жизни нашего героического дракона, в результате чего, я потерял сознание и пришёл в себя уже здесь в Мильтон-Хаузе. Джон и Марк, как наименее пострадавшие, притащили нас сюда, потому что до Сегурии им было нас не дотащить. Сам удивляюсь, как это им удалось. Ну, вот вроде и всё о наших приключениях.

Прежде, чем перейти к изложении цели моего вызова, он сделал паузу, что бы собраться с силами. Я видел, насколько он слаб, и как тяжело ему говорить, поэтому терпеливо ждал, когда он сможет продолжить разговор.

— Теперь, Кувай, слушай меня внимательно, — наконец продолжил разговор Учитель. — Слушай и запоминай, речь пойдёт о твоей задаче, которую ты должен будешь выполнить и ради чего я призвал тебя сюда. Сейчас я передам тебе запирающее вотчину заклятие, которое ты должен будешь передать напрямую Обсерватории. Хорошенько запомни — только непосредственно самой Обсерватории и никак иначе. Как только Обсерватория получит ключи от вотчины, всё будет готово к переносу и в случае реального нападения Серой империи, тебе останется только включить заклятие переноса и Обсерватория станет недосягаема для серых. Поэтому, как только покушаешь и отдохнёшь, если это необходимо, не медля отправляйся в столицу, и будет неплохо, если ты воспользуешься своим новым способом. В любом случае, нужно успеть опередить серых, хотя получив хорошую трёпку, они вряд ли прямо сейчас нападут на империю Повелителей драконов. Однако расслабляться никак нельзя, это наказуемо, как ты уже убедился на нашем примере. Вот, кажется и всё, что я хотел тебе сказать. За нас не беспокойся, как только Яргусту станет лучше, мы отправимся в Сегурию, тем более у меня есть серьёзный разговор к Ляргусу и Азару. Отправляйся, сынок, я верь в тебя.

Он с усилием обнял меня и тяжело опустился на кровать, он был полностью вымотан. Пока мы с Учителем разговаривали, Джон распорядился об обеде и, спустившись в холл, я обнаружил там богато накрытый стол, за котором меня ожидали Джон и Марк. Яргуст же так и сидел на том же месте, где я его впервые увидел. При виде меня, он приветливо кивнул — вот и всё, что он сейчас мог.

Я обед решил совместить с отдыхом, поэтому застолье затянулось часа на два. После обеда я попрощался с друзьями и покинул Мильтон-Хаус, с твёрдым намереньем когда-нибудь, при более благоприятных условиях, побывать здесь.

1

Ночь перед свадьбой я провёл как в бреду. После мальчишника, я направился в свою комнату с твёрдым намереньем хорошо выспаться, но не тут-то было. Когда я шёл к себе, глаза мои прямо слипались — так хотелось спать, а стоило лечь в постель и они широко раскрылись, да так, что я никак не мог заставить их закрыться. Поэтому, помаявшись примерно час, я отказался от мысли уснуть и решил просто поваляться в постели, хотя бы для того, что бы отдохнуло тело, если уж голова отдыхать не желает.

Как-то незаметно для самого себя, я начал анализировать своё душевное состояние, которое в тот момент представляла собой какой-то винегрет из различных, порой прямо противоположных чувств, которые, при обычных условиях, одновременно присутствовать в одном человеке просто не могут. Это меня так заинтересовало, что я занялся настоящим психоанализом, хотя всегда к этому относился скептически. И так, что же со мной происходит? Недавно мы вернулись из столицы империи Повелителей драконов, где мне удалось встретиться с отцом, которого я никогда до этого не видел. Кроме того, Учителю удалось раскрыть грандиозный заговор Серой империи против нашего мира. Всё это, конечно, вызывало во мне определённые чувства, но они не шли ни в какое сравнение с той лавиной чувств и переживаний, что обрушила на меня любовь к Ниннэль. Они, эти чувства, захватили меня, подобно бешеному течению горной реки и поволокли куда-то, куда известно только самой реке. Меня швыряло из стороны в сторону, переворачивало через голову, кружило на месте и лишь для того, что бы спустя мгновение, потащить дальше. Я всегда считал себя волевым человеком и никогда не позволял кому-либо манипулировать мной, а тут, стоит увидеть Ниннэль, и я превращаюсь в некое безвольное существо, готовое за один только ласковый взгляд или улыбку, сделать, что угодно, лишь бы возлюбленная моя была мной довольна.

Я провёл всю свою сознательную жизнь среди мужчин, которые, если когда-то и любили, то по этому поводу никогда не распространялись, поэтому опыта, как вести себя, когда влюблён, я не имел совершенно. Я прекрасно понимал, что со стороны моё поведение было, мягко сказать, не очень разумно, а проще я вёл себя как законченный идиот, что очень меня напрягало. По этому поводу я даже пытался разговаривать с моими друзьями, но они отнеслись к этому крайне несерьёзно и только смеялись. Некоторую ясность внёс только Учитель, сказав, что все влюблённые чаще всего ведут себя, как дураки и подобно остальным, весело рассмеялся. Отсмеявшись, он сказал, что когда человек влюбляется, он действительно на какое-то время теряет возможность адекватно воспринимать реальность. Если это чувство настоящее, то такое состояние скоро проходит и остаётся только одно желание — как можно чаще видеть предмет своего обожания, просто смотреть на него, слушать его голос исполнять его желания. Позже, если эта любовь завершается браком, эти чувства сменяются более глубокими и при этом более спокойными, в общем, женишься — сам узнаешь.

Вспомнив слова Учителя, я определил состояние моих чувств, как вторую стадию по классификации Учителя. Хотел ли я, что бы нынешние мои чувства сменились на более спокойные? Не знаю. С одной стороны я уже изрядно устал от этого буйства чувств, а с другой стороны мне было жалко с ними расставаться.

И так, я выделил две группы чувств, имеющие разные источники или причины своего происхождения. Первая группа, в которой присутствовала радость, того, что наконец-то я понял истинное положение дел связанных напрямую с моим рождением и тем самым с моей судьбой. К этой радости примешивалась злость и желание отомстить Серой империи за мою, во многом исковерканную судьбу. К этому чувству примыкало, несколько гася горечь злости, жалость или скорее сожаление по поводу того, что я с самого рождения не знал материнской любви, не знал отца, и плюс ко всему всю свою сознательную жизнь почитал их злодеями.

Нет, пожалуйста, не подумайте, что я считал себя в чём-то ущемлённым или обиженным. Вовсе нет. Наоборот, я считал себя вполне успешным счастливым человеком, в отличие от очень многих, хорошо знающим то, что я хочу и способным достигать своей цели. Жизнь моя, полная интереснейших, порой опасных приключений была, настолько захватывающе интересна, настолько мне нравилась, что мои взаимоотношения с родителями отступали куда-то на последнее место. Кроме того, лишённый с самого рождения родительской любви, я вовсе не испытывал в ней недостатка. Родительскую любовь мне с успехом заменила любовь тех, кто был со мной с моего первого вздоха в этом мире. Кто, зачастую с риском для собственной жизни, спасал меня, вынося из объятой мятежом столицы, кому хватило и до сих пор хватает терпения выносить мой нелёгкий нрав и терпеливо учить всему, что в будущем поможет мне исполнить свою судьбу. Так что обделённым я себя никак не считал.

Вторую группу чувств, самую обширную, где господствовали крайности, представляли чувства либо порождённые, либо так или иначе связанные с моей любовью. В этой группе обитали такие персонажи, как абсолютное обожание, и дикая ревность, всё сжигающая страсть и какая-то, совершенно не свойственная мне нерешительность. Все они пребывали в постоянном движении, внося в моё внутреннее состояние подлинный хаос.

Разделив свои чувства на две группы, я вдруг с удивлением обнаружил, что осталась ещё одна, пусть не такая многочисленная, как две предыдущие, группа, чувства в которой, как-то неприкаянно сбились в кучку, не зная к какой группе им примкнуть. Мне стало жалко их, поэтому я создал для них отдельную, третью группу, в которую вошли чувство долга, чувство неизбежности, чувство разлуки и, ещё только зарождающиеся чувства понимания правоты всего, что со мной происходит и чувство прощения всех за тот вред, который они нанесли мне. Не знаю почему, но я твёрдо знал, что придёт время, и эта третья группа моих чувств будет главенствовать в душе моей, потеснив на второй план даже чувство любви, которое к тому времени станет по-настоящему взрослым и великодушно уступит своё первенство, но никогда не оставит меня.

Я так увлёкся разборкой с собственными чувствами, что даже не заметил, как уснул. Я увидел Ниннэль, но не нынешнюю юною девушку, почти девочку, а вполне взрослую молодую женщину, которая стояла на холме и махала мне рукой, явно прощаясь. Рядом с ней стояли мальчик лет пяти и девочка лет трёх, не более, а на руках она держала ещё одного ребёнка мальчика, которому не было ещё и года. Это зрелище моей семьи, провожающей меня в какой-то поход, подобно фотографии отпечатался в моей памяти, и поселило в душе моей, не скажу, что новое, но до этого времени мало востребованное мной, чувство моей нужности. Отныне я буду жить с твёрдой уверенностью в то, что, куда бы ни бросала меня судьба моя, что бы со мной не случилось, я буду знать и помнить, что где-то безмерно далеко, и в пространстве, и во времени есть четыре души, ближе и роднее которых у меня нет, и вряд ли когда будет. Я так же свято верил, что где бы я ни был, я буду знать, что я нужен этим четверым вовсе не за то, что я могу им что-нибудь дать, а просто потому, что я просто живу вот такой, какой есть.

Я повернулся спиной к семье и шагнул в проход, что ярко сиял передо мной всеми цветами радуги и куда уже скрылись мои товарищи. В этот момент меня разбудили.

Разбудил меня, причём довольно бесцеремонно, мой друг Минг, разодетый, как говориться, в пух и прах. Происходило это так. Сначала, ещё находясь во сне, я услышал дикое рычание и посчитал, что на моих друзей по ту сторону прохода совершено нападение. Я хотел рвануться к ним, но тонкая ткань реальности сна уже начинала расползаться, возвращая меня к реальности бодрствования.

Просыпаясь, я не спешил сразу же открывать глаза, стараясь продлить те чудесные чувства, что подарил мне чудесный сон. Теперь я уже был твёрдо уверен, что Ниннэль подарит мне, по крайней мере, троих детей, и это знание вызывало во мне смешанное чувство умиления и гордости. К этим чувствам добавилась радость, когда возвращающееся ко мне сознание бодрствования, напомнило, что сегодня моя свадьба с Ниннэль. Ну, как тут не постараешься продлить удовольствие? Вот я и старался, лёжа с закрытыми глазами и делая вид, что всё происходящее в комнате меня ни в коей мере не касается, хотя, конечно, прекрасно зная своего друга, понимал, что долго мне не продержаться.

— Ты посмотри на этого лентяя, — кому-то говорил демон, голос которого спутать с кем-либо было просто невозможно. — А ещё дракон. Сегодня у него свадьба, все сбились с ног, готовя торжество, а он знай себе, дрыхнет и, судя по всему, если его не разбудить, Ниннэль так и останется в девках.

Он снова дико зарычал, что означает у демонов, как вы, наверное, помните, весёлый смех.

— Надо полагать, друг Минг, он вчера несколько перебрал водочки и теперь, что бы прийти в приличное состояние, ему просто необходимо выпить рюмочку, — услышал я голос, который явно принадлежал Джону. — Я специально прихватил с собой бутылочку, что бы привести его в норму.

— Вот-вот, подлечим его, а заодно и сами подлечимся, — согласился с Джоном демон.

Я услышал звук разливаемой по стаканам жидкости и понял, что отвертеться больше не получится, а то здесь прямо сейчас начнётся самая настоящая пьянка, в которой Джон и Минг были большие специалисты. Я всегда поражался, как много они могли выпить, сохраняя при этом ясность ума и твёрдость походки.

Пришлось открыть глаза. Я прекрасно понимал, что сегодня день моей свадьбы, а значит всё, что будет сегодня происходить, будет являться частью свадебного обряда, в том числе и вот эта намечающаяся утренняя пьянка моих друзей.

В обряд бракосочетания входило много обычаев, в том числе и такой, при котором ближайшие друзья жениха всячески отговаривают его от женитьбы, рассказывая, как хороша свободная жизнь холостяка, соблазняют его выпивкой, предлагают познакомить его с другими девушками, которые, по словам друзей, гораздо лучше избранницы жениха. Смысл этого обряда заключался в том, что бы проверить твёрдость намерений жениха. Я знал, что такие же испытания сейчас проходит и Ниннэль, однако был абсолютно уверен в ней. Надеюсь, что и она так же уверена во мне.

Первым моим желанием было — изгнать выпивох из комнаты и приступить к утренним процедурам, но не тут-то было. Согласно обычаю, грубость со стороны жениха считалась недопустимой, а вот искусителям разрешалось многое и они с удовольствием этим пользовались. Когда я наотрез отказался пить с ними, а жениху и невесте за весь день не полагалось ни есть, ни пить ничего кроме воды, они начали смеяться, каждый на свой манер, подняв при этом невообразимый шум.

На шум, как осы на мёд, в комнату мою буквально ввалились Яргуст и Марк, которые с энтузиазмом подключились к веселью Джона и Минга. В комнате стало тесно, так что одеваться мне пришлось под градом насмешек, многие из которых заставили бы покраснеть даже каменную статую. Кое-как одевшись и приведя себя в порядок, я отправился к Учителю в надежде, что он уже проснулся, пожелав веселящимся друзьям поберечь силы для свадебного застолья. На это они мне дружно спели цитату из песни, которую, подвыпив, любил петь Учитель и которую все мы выучили наизусть — «…нас на бабу променял…».

Спустившись на первый этаж, я осторожно постучал в дверь комнаты, в который обитал Странник в промежутках между походами. Мне хотелось с ним поговорить, пока свадебная кутерьма не захватила всех нас, тогда уж ни о каком серьёзном разговоре и речи не будет. Поговорить я хотел по поводу одного моего сомнения, или, если уж быть до конца честным, страха, который, подобно отравленной стрелы, поразил меня в тот момент, когда я хотел выпроводить из комнаты друзей. Суть этого страха сводилась к тому, что я вдруг испугался — имею ли я право связывать мою судьбу, которая, если сказать честно, впереди была, мягко сказать, нелёгкая. Не совершу ли я подлость, втянув ту, которую я люблю в орбиту моей судьбы?

На моё счастье Учитель уже проснулся. На мой осторожный стук из-за двери раздалось ворчливое — входи. Я толкнул дверь и вошёл в комнату. Учитель сидел за столом и что-то писал. При моём появлении, он отложил рукопись, повернулся ко мне и улыбнулся.

— Доброе утро, сынок, — поздоровался он. — Какая нужда привела тебя ко мне в столь ранний час? Да, ты не стой у двери, проходи, присаживайся.

Я тоже поздоровался с ним и, подойдя к столу, занял предложенный Учителем стул. На какое-то время я задумался над вопросом, как мне лучше сформулировать цель моего посещения. Подумать было о чём — Учитель очень не любил вопросов, которые спрашивающий не мог правильно сформулировать. Видя мои затруднения, Учитель пришёл мне на помощь.

— Ну, мой мальчик, говори, что тебя так взволновало в такой важный для тебя день? — с улыбкой, но в тоже время очень серьёзно спросил Странник. — Неужели тебя взволновал вопрос — имеешь ли ты право, в связи с твоей предстоящей судьбой, связывать свою жизнь с Ниннэль?

Он словно читал мои мысли (с него станется), настолько точно он сформулировал мой вопрос. Во мне словно прорвало какую-то сдерживающую чувства плотину и они, подобно горной лавины обрушились на Странника, грозя его погрести под собой. Но не тут-то было — Учитель был крепким орешком, и погребсти его под чем-либо было, ой как не просто. Когда я выложил перед Странником все свои сомнения, и, что греха таить, страхи, он очень серьёзно меня выслушал, затем на пару минут задумался и заговорил. Голос его, в котором явственно слышалась грусть по давно прошедшему, был тих, но в нём было столько силы и уверенности, что не услышать его было просто невозможно.

— Кувай, мальчик мой, — заговорил Учитель. — Ты вырос настоящим мужчиной и человеком, иначе ты не задал бы мне своего вопроса. Умение взять на себя ответственность не только за себя, но и за других, причём ответственность реальную, а отнюдь не формальную является главным показателем состоятельности мужчины и человека. Я рад за тебя, за то, что, не смотря на свою молодость, ты уже состоялся, как мужчина, способный взять на себя ответственность за судьбу доверившейся тебе женщины, будущих детей. Ты мужчина, который готов встать на защиту не только себя и своих близких, но и всего Мироздания, что суждено тебе судьбой, а если так случиться, пожертвовать ради этого своей жизнью.

Он замолчал, видимо собираясь с мыслями. Я же находился в каком-то странном раздвоенном состоянии. С одной стороны, мне была лестна оценка, которую мне дал Учитель, а с другой, я ощущал какое-то стеснение, словно похвала, которая прозвучала в оценке меня, была незаслуженно мной присвоена. Я её определил, как некий аванс, данный мне Учителем на будущее.

— Как тебе поступить? Тебе и только тебе это решать, — продолжил Странник. — Но, прежде, чем решать, ты должен знать, что твоя любовь, это великий дар, данный тебе Творцом, как некая компенсация за ту великую и страшную судьбу, что ждёт тебя, мой мальчик. Ещё ты должен знать, что ты не оставлен один на один со своей судьбой, которую в одиночку никто не сможет вынести, столь велика её тяжесть и так много от её реализации зависит. Поэтому ты с самого рождения окружён людьми, которые любят тебя, каждый из которых готов взять, и берёт на себя свою часть груза, лежащего на твоих плечах по мере своих сил. Ты посмотри — твои родители, Азар и Ляргус, Яргуст, Джон и Марк, Минг, Грымз и Беннет, старина Глюд, ну и я, в меру своих сил, каждый по-своему помогает нести тебе твою ношу. Добавь к этому ещё множество совершенно незнакомых тебе людей, демонов и других существ, о которых ты даже никогда и не слышал, да и, скорее всего, никогда и не услышишь. Вот и получается, что твоя судьба — это общая судьба Мироздания, просто ты выбран тем знаменосцем, который несёт своё знамя на острие атаки и, пожалуй, больше других рискует погибнуть.

Он опять замолчал, давая мне время осознать услышанное, а осознать было что. Учитель заставил меня взглянуть на судьбу мою с совершенно непривычной для меня стороны. Если раньше я считал себя, избранником судьбы, чуть ли ни миссией, то теперь увидел себя рядовым огромной армии, противостоящей наступлению Серой империи, правда рядовым, которому вручено знамя и приказано идти впереди. И эта привилегия, цена которой возможность погибнуть первым, единственное, что отличает меня от других.

— Ты, я гляжу, кое-что понял, — с грустью сказал Учитель. — А раз так, какое право ты имеешь отказать той, что готова подставить, и уже подставила своё плечо под общий груз, который ты присвоил себе? Я ответил на твой вопрос, а дальше решай сам. Впрочем, мы с тобой заговорились. Сейчас ко мне придут, да и тебе пора одеваться. Ты ещё не передумал жениться? — закончил он со смехом наш разговор.

Когда я встал, что бы уйти, он остановил меня, сказав, что одеваться для свадебного обряда я буду здесь. Я удивился, но расспрашивать его не стал, а лишь, пожав плечами, уселся на свой стул.

Некоторое время мы посидели молча. Вдруг раздался стук в дверь, и Учитель предложил стучавшему войти. Дверь открылась, и на пороге оказался Крон, собственной персоной. Он принёс с собой какой-то объёмистый сверток, который он, войдя в комнату, аккуратно положил на стол, заблаговременно освобождённый Странником.

Мы тепло поздоровались. Крон после нашей последней встречи практически не изменился, если не считать, что он был одет в роскошный камзол и при парадной шпаге, это никак не вязалось с его привычным для меня обликом толи воина, толи бандита.

— Ты, я вижу, уже оделся для обряда бракосочетания, — сказал Учитель, обращаясь к Крону. — Прекрасно. Значит и нам пора.

Он встал, и, подойдя ко мне, протянул какой-то свёрток.

— Иди к себе и переоденься в это. Потом опять приходи сюда, — сказал он мне. — Долго там не задерживайся.

Я не стал задавать никаких вопросов. Зачем? Я целиком доверял учителю и привык не задавать лишних вопросов, если знал, что скоро и так сам всё узнаю.

Быстро пройдя в свою комнату, я обнаружил, что весёлая компания уже покинула её. Поэтому я не стал тратить время. Развернув свёрток, который мне подал Странник, я обнаружил в нём холщёвую рубаху без ворота, сшитые из того же материала штаны. К ним прилагались брюки, сшитые из кожи грубой выделки и куртка из того же материала, такие обычно надевают под доспехи. Я быстро оделся, вся одежда оказалась пошита точно на меня, и отправился в комнату Учителя.

В комнате я застал целую компанию. Пока я переодевался, к Учителю и Крону присоединились Ляргус и Азар, все они мирно о чём-то беседовали, потягивая вино. Увидев меня, они оживились и наперебой стали предлагать мне выпить и хорошенько ещё раз подумать, стоит ли мне жениться и тем самым потерять свою свободу.

Я твёрдо отказался, как от предложения выпить, так и от предложения отказаться от женитьбы, прекрасно понимая, что всё это всего лишь часть свадебного обряда. Видя моё упорство, они выпили ещё по одной и Ляргус, встав, торжественно произнёс:

— Дорогой наш Кувай, — с чувством говорил старый жрец. — Нам четверым судьбой предназначено было наблюдать и принимать самое непосредственное участие в твоей жизни. Ты рос на наших глазах, и каждый из нас внёс свою лепту в то, что бы ты мог стать тем, чем ты стал. Сегодня ты окончательно становишься взрослым, ибо мужчина только тогда становится по-настоящему взрослым, когда способен взять на себя ответственность за свою будущую семью. Позволь нам совершить обряд одевания тебя, для свершения брачного обряда.

Я был несколько ошарашен. Сказать по правде, я не очень-то хорошо знал обряды и обычаи, связанные со свадьбой, поэтому лишь в очередной раз пожал плечами и согласился с тем, что бы меня одели. Чем-то это напоминало мне обряд признания меня наследником престола Повелителей драконов.

Крон не спеша распаковывал свёрток, который он принёс с собой. В свёртке оказались парадные доспехи, которые буквально сияли позолотой. Я удивился — откуда такая роскошь, но очень скоро я всё узнал.

— Эти доспехи дарит тебе по случаю мой Повелитель и твой отец. Он от всей души поздравляет тебя и считает, что девушка из рода Белого облака является достойной для того, что бы породниться с родом Повелителей драконов. Род Белого облака является одним из древнейших и благороднейших родов империи, ничем не уступает роду Повелителей драконов. Он желает тебе и твоей будущей жене любви и много детишек. Так же он приказал мне выразить своё сожаление, что не сможет лично присутствовать на вашей свадьбе, — торжественно объяснил причину появления доспехов Крон.

Я мысленно поблагодарил отца за то, что он с огромным риском всё же смог послать мне весточку в виде такого роскошного подарка. Я вообще-то никогда не носил доспехов, да и к оружию, после долгого общения с Азаром и Странником, я теперь относился прохладно, однако, помимо того, что доспехи были подарком отца, они действительно были великолепны. Покрытые тонкой гравировкой и достаточно толстым слоем червонного золота, они представляли собой настоящее произведение искусства.

Пока я занимался своими мыслями, Крон и Азар довольно ловко, видимо у них уже был определённый опыт, облачили меня в доспехи. Я сразу почувствовал, всю их тяжесть, к которой я совершенно не был привычным, в отличие, например, от Яргуста, который так любил носить доспехи, что, пожалуй, был способен в них даже спать.

Одевание доспехов заняло никак не меньше двадцати минут, которые мне показались целой вечностью. Завершил моё одевание парадный меч на расшитой золотой нитью перевязи и шлем в форме головы дракона, украшенный роскошным плюмажем из перьев какой-то экзотической птицы. Шлем я держал на сгибе правой руки. Сделав несколько шагов по комнате, я понял, что, хотя и с трудом, но ходить в таком наряде я всё-таки могу, а вот танцевать, это вряд ли.

— Потерпи, Кувай, — ободрил меня Ляргус. — В этом наряде ты будешь только на обряде венчания, а на свадебный обед наденешь, что-нибудь полегче.

Надев на меня кучу позолоченного железа, пусть даже такого красивого, но всё же железа, старейшины, впив по бокалу вина и отпуская в мой адрес достаточно двусмысленные шуточки, они отправились одевать праздничные одежды. Я остался стоять, как статуя, потому что сесть на стул я решительно не мог — не было опыта, а экспериментировать как-то не хотелось — не хватало ещё упасть. Ушибиться я, конечно, не боялся — трудно ушибиться в доспехах, а вот если меня застанут валяющимся на полу, подобно перевёрнутой черепахе, было бы, на мой взгляд, верхом позора. Я представил, как будут смеяться вернувшиеся старейшины и, что бы ни доставить им такой возможности, предпочёл дожидаться их стоя.

Они вернулись примерно через полчаса разодетые в пух и прах, так, что их с первого взгляда было трудно узнать. Азар облачился в свою парадную одежду красного цвета. На груди его висел амулет — знак владетеля вотчины. Ляргус поверх праздничной одежды надел плащ и знак Верховного жреца империи — ему предстояло провести обряд заключения брачного союза. Странник, не мудрствуя лукаво, надел ту же одежду, в которой был на моей коронации в качестве наследника престола. Крон, одетый в богато расшитый камзол тёмно синего цвета, при парадной шпаге, выглядел как истинный царедворец. Он так сильно отличался от привычного для меня жителя подземелий, что встреть я его где-нибудь на улице — нипочём бы не узнал. Как потом оказалось, он происходил из очень древней, но обедневшей семьи и носил титул графа.

Войдя в комнату и застав меня стоящим подобно статуи рыцаря, вся компания разразилась громким смехом, который время от времени прерывался насмешливыми репликами в мой адрес. Реплики сводились к тому, что я совершенно никудышный жених, если торчу как столб и боюсь посидеть с ними. Каждая реплика сопровождалась новыми взрывами смеха.

Я держался из последних сил, что бы ни поддаться на подначки и не попытаться сесть. Ещё не хватает свалиться у них на глазах. Тогда они своими насмешками меня со свету сживут. Нет, этой радости я им не доставлю, не дождутся.

Пришли Джон, Марк и с ними в неимоверно пышном наряде, пришёл Минг, который был моим дружкой на свадьбе. Увидев меня в доспехах, все трое сначала на минуту остолбенели, затем дружно захохотали, причём, рычание Минга было столь громким, что вполне могло поднять от вечного сна небольшое сельское кладбище. Отсмеявшись, они наперебой стали изгаляться по поводу моего наряда, моего глупого выражения лица, да мало ли ещё к чему, они способны были докопаться. К ним присоединились и старейшины. Они испытывали моё терпение около часа, я же терпеливо всё это сносил, памятуя, что всё это старинный свадебный обряд.

Когда-то, когда я ещё был ребёнком, я спросил у дедушки Азара, почему люди так упорно следуют различным обычаям и обрядам, хотя зачастую в них нет, на мой взгляд, никакого смысла? На это дед, на минуту задумавшись, ответил так, что я запомнил, как мне кажется, на всю жизнь.

— Запомни, сынок, — с печалью в голосе стал отвечать на мой вопрос дед. — Обычаи любого народа появились в глубокой древности, когда наши предки только стали ощущать себя народом. Их было мало, а вокруг окружали враждебные племена и зачастую, что бы выжить, приходилось совершать определённые действия, которые сейчас, когда мы живём в совершенно других условиях, нам кажется, что в обычаях предков нет смысла. Но это только при поверхностном взгляде на старинные обычаи. Не будешь же ты считать, что наши предки придумали все эти обычаи просто так, от нечего делать. Или не думаешь ли ты, что наши предки, как бы это помягче сказать, были не совсем разумны? Запомни, сынок, что уважение к себе начинается с уважения к предкам и вообще к старшим. И ещё, пренебрежительное отношение к наследию предков, говорит о неуважении к самому себе. Уважение к предкам нас всех объединяет в единый народ, помимо языка и крови, почтение к предкам, которое заключается, в том числе, и в соблюдении старинных обычаев и обрядов. Как только начнёшь не соблюдать обычаи, потеряешь единство со своим народом и незаметно станешь отщепенцем без рода и племени, а значит, обретёшь себя на одиночество и бесславную гибель.

Слова деда глубоко запали в мою душу, и это помогало мне выдержать насмешки, зачастую достаточно неприятные, друзей. Знание того, что это всего лишь обряд, придавало мне силы всё это выдерживать. Кроме того, сейчас мне стал понятен смысл этого обычая, как и обряда одевания жениха — это всё является своеобразной проверкой твёрдости намерений жениха и невесты. Действительно, если чувства между ними достаточно сильны, они выдержат любые испытания и, значит, достойны друг друга. Вот и я хотел быть достойным моей Ниннэль, лишь было её немного жалко — она сейчас проходила те же испытания, что и я.

Наконец, подошло время совершения бракосочетания, и мои друзья сразу же стали серьёзными. Всё, испытание окончено и, судя по всему, я его выдержал. Минг взял меня за локоть правой руки, а Марк левой и мы медленно пошли к выходу во двор терема Азара. Ляргус, Азар, Странник и Джон следовали за нами.

Во дворе уже всё было готово к торжеству. Парусиновые навесы украшали гирлянды цветов, столы накрыты, гости собрались. Как только мы вышли на крыльцо, грянула музыка. От крыльца была расстелена белая полотняная дорожка, которая вела к невысокому дощатому помосту, так же покрытому полотном. На этом помосте и будет совершён Ляргусом, как Верховным жрецом империи Повелителей драконов, обряд бракосочетания. Белое полотно символизировало чистоту помыслов, вступающих в брак. Поэтому на полотно могли вступить только я, Ниннэль и Ляргус. На восток от помоста пролегла ещё одна полотняная дорожка, приготовленная для невесты.

Я вступил на полотно, и осторожно ступая, что бы, не дай Бог, не оступиться, направился к помосту, где уже находился Ляргус в своём жреческом одеянии. Вдоль дорожек и вокруг помоста стояла одетая в праздничные одежды толпа людей. Кажется, здесь собралось всё население Сегурии, от мала до велика. Все кричали, поздравляя меня и Ниннэль, бросали под ноги цветы, смеялись. Я шагал сквозь коридор из людей как автомат, тупо переставляя ноги, и вдруг поймал себя на том, что абсолютно ничего не чувствую. Ну, совсем ничего — ни радости, ни волнений, словно это не меня сейчас ожидает свадебная церемония, а кого-то другого, струсившего и не явившегося на собственную свадьбу. У меня же появилось ощущение, что я наблюдаю за всем, происходящим, как бы со стороны. Словно это не я иду сейчас по полотну дорожки, а кто-то другой, совершенно не знакомый мне человек. Поэтому я и не испытываю сейчас никаких чувств.

Это состояние, к счастью, длилось всего какое-то мгновение. Вскоре ко мне опять вернулась возможность испытывать чувства, однако вот это мгновение бесчувствия я почему-то запомнил. К этому времени я подошёл к помосту и поднялся на него. Ляргус показал мне место, где я должен был стоять в ожидании невесты. Я занял своё место и стал смотреть на дорожку, на которой должна была появиться Ниннэль.

Вот тут-то целая лавина чувств обрушилась на меня, грозя похоронить под собой. Тон в этой лавине задавала любовь, которая буквально обжигала мне душу, да так яростно, что временами мне казалось, что ещё немного, ну, самую малость, и тело моё охватит огонь, который невозможно будет потушить. В нём, в этом огне, сгорит моё тело, оставив после себя лишь горстку пепла. Да, что там тело, в пламени любви сгорит душа моя, а пепел сгоревшей души моей разнесут по Мирозданию ветра времени.

К счастью, яростный огонь любви несколько охлаждал ветерок страха; страха за великую ответственность, которую я беру на себя; страха за судьбу Ниннэль, чья судьба отныне будет связана с моей, отнюдь не простой судьбой. Внешне борьба любви и страха выражалось в том, что меня бросало то в жар, то в холод, а проще говоря, я самым постыдным образом трусил — сумею ли я сохранить мою возлюбленную от тех ударов, что неминуемо рано или поздно ожидают меня.

Тут на дорожке показалась Ниннэль в пышном платье небесно-голубого цвета, с ног до головы закутанная в полупрозрачную вуаль, и все страхи мои сгинули, словно не бывало, а любовь притушила свой жар, сменив его на приятное тепло. Лица Ниннэль, скрытого вуалью, я не видел, однако и так знал, что оно прекрасно. Да разве может быть не красивой влюблённая женщина? Я всей душой потянулся к ней и ощутил встречное движение. В какой-то момент наши души коснулись друг друга и произошёл взрыв, который слил нас в единое целое — из двух душ, моей и Ниннэль образовалась единая душа, которая навсегда соединила меня с моей возлюбленной. Я сразу же понял, что это и был момент истинного брака, а всё остальное лишь формальность, просто обряд.

Ниннэль поднялась на помост и встала так, что Ляргус оказался между нами — так требовал обряд. Я стоял справа от жреца, а Ниннэль соответственно слева. Жрец взял мою левую руку и, взяв правую руку невесты, вложил её в мою. При этом я ощутил заметный толчок силы — обряд начался.

В общих чертах я имел представление о свадебном обряде, бывая от случая к случаю на чужих свадьбах, но сам его, конечно, никогда не переживал. Сейчас же, стоя на свадебном помосте и держа в своей руке горячую, слегка подрагивающую руку Ниннэль, я испытывал какое-то, в общем, мне не свойственное волнение, словно стоял на пороге тёмной комнаты, где меня ожидало нечто такое, и никак не мог переступить порог. Нет, это не был страх, скорее наоборот, меня влекло туда, но что-то удерживало на месте. Было ясно только одно — в обряде вовсю использовалось Искусство, причём Искусство самой высокой марки.

— Судя по тому, как вы оба выдержали предварительные испытания, — торжественно заговорил старый жрец. — Теперь я, с вашего согласия, разумеется, приступлю непосредственно к вашему бракосочетанию. Согласны ли абсолютно добровольно связать себя узами брака?

Я и Ниннэль практически одновременно подтвердили своё согласие, причём голос мой в этот момент предательски дрогнул.

— Принимая во внимание ваше единодушное согласие, вступить в брак, я должен вас предупредить, что непосредственно венчание произойдёт не здесь, а в храме Творца, куда я вас сейчас и провожу, — ещё более торжественно произнёс Ляргус, после чего я почувствовал мощный импульс силы и ощутил, что меня и Ниннэль куда — то потащило, причём с огромной скоростью.

Какое-то время мы летели в абсолютной темноте и, если бы не рука Ниннэль, я бы считал, что лечу один. Я переживал, как перенесёт полёт Ниннэль, ведь для неё такой полёт был в новинку. За себя я был спокоен — мне ещё ни такие полёты приходилось совершать. Моя подруга держалась хорошо, только чуть крепче сжала мою ладонь.

Сколько времени мы так летели, не знаю. Может всего лишь миг, а может целую вечность, да это и не важно. Важно лишь то, что рука Ниннэль крепко держит мою руку, важно, что моя душа и, надеюсь, что и душа моей любимой, испытывают подлинное ликование, важно, что мы вместе. Так лететь — рука в руке, я готов был всю жизнь, но полёт скоро закончился.

Впереди вспыхнул свет, который хотя и был очень ярким, всё же не ослеплял. Мы на полной скорости влетели в этот свет и остановились. Я огляделся и увидел, что мы находимся в каком-то замкнутом пространстве, заполненном светящимся всеми цветами радуги туманом, который чем-то мне напомнил тот жёлтый туман, чуть не погубивший нас в Запределье. Однако этот радужный туман коренным образом отличался от жёлтого своим характером. От жёлтого тумана исходила явная угроза жизни, а от радужного исходила такая любовь, что я почувствовал себя вновь совсем маленьким ребёнком, что я даже заплакал. Рядом со мной всхлипывала Ниннэль, видимо испытывая сходные с моими чувства. Эти слёзы вымыли из моей души остатки, страха, сомнений, обид, от чего в душе моей ярко вспыхнул и с каждым вздохом разгорался огонь веры. Веры в себя, веры в свою любовь, веры, что я смогу преодолеть все препятствия, что приготовила мне судьба. И в этот миг я понял, что окончательно стал взрослым, что детство прошло, что всё, что я делал до этого, было лишь подготовкой к чему-то очень важному и неимоверно трудному, которое должен буду я совершить, дабы стать тем, кем должен стать. Стоило мне только осознать это, как зазвучал Голос, в котором было столько силы, сколько я бы никогда не смог бы себе представить, но сила эта не вызвала во мне даже тени страха, наоборот, любовь во мне стала только сильней.

— Поздравляю вас, дети мои, — произнёс Голос. — С этого момента и до конца времён вы муж и жена. Я знаю, что вместе вы сможете одолеть даже такую судьбу, что выпала на твою долю, Кувай. Обнимите друг друга и идите с миром.

Я обнял Ниннэль, а он обняла меня. Вуаль с её головы куда-то пропала и её роскошные волосы, собранные в высокую причёску переливались всеми цветами радуги, а глаза светились каким-то неземным светом. Не могу сказать наверняка, было ли это действительно так или это была игра радужного тумана, да это и неважно, а важно лишь то, что в этот миг я был счастлив и запомнил его навсегда. Только наши объятья сомкнулись, как мы очутились на свадебном помосте, и множество людей подняли страшный шум, приветствуя нас.

Мы с Ниннэль спустились с помоста и нас тут же окружили с поздравлениями друзья и знакомые. Первым поздравил меня Минг, который с ужасающей физиономией, что выражало у него верх радости, подошёл ко мне, собираясь произнести поздравительную речь, но в последний момент, видимо передумав, ничего не стал говорить, а просто обнял меня своими ручищами так, что не будь я в доспехах — моему телу пришлось бы плохо. Хорошенько потискав меня, он, наконец, посчитал, что поздравил меня достаточно и разжал объятия. Поздравив меня, он повернулся к Ниннэль с намереньем поздравить и её; я, честно сказать, испугался, что если он с таким же пылом начнёт поздравлять мою жену, то гарантировать её здоровье вряд ли кто сможет. Я уже хотел прийти на помощь возлюбленной, однако этого не понадобилось — с Ниннэль Минг был очень галантен и не позволил себе ничего лишнего. Сложилось впечатление, что демон её побаивается. Много позже, хорошо познакомившись с характером демонов, я узнал, что демонам вообще свойственно рыцарское отношение к слабому полу, неважно демоница это или человеческая женщина. Минг окончательно смутил мою молодую жену, тем, что опустившись на одно колено, он очень осторожно поцеловал её руку.

Следом за Мингом стали подходить друзья, знакомые и даже совершенно незнакомые люди и демоны. Следует сказать, что на свадьбу прибыла целая делегация демонов, возглавляли которую Глюд, Грымз и старый Беннет, который хотя и был человеком, но так долго жил среди демонов, что, наверное, стал считать себя одним из них. Каждый из демонов взял за правило поцеловать руку моей жене, так что к тому моменту, когда все демоны завершили свои поздравления, Ниннэль была красная как варёный рак от смущения.

Марк и Джон тепло поздравили нас и пожелали много детишек, чем окончательно смутили Ниннэль. После них подошёл Яргуст, крепко обнял меня, а Ниннэль просто поднял на руки и расцеловал в обе щёки, всё же он был её дядей.

Ляргус и Азар тепло поздравили нас и пожелали пользоваться каждой минутой пока мы вместе.

Лучше всех поздравил нас Учитель. Он подошёл к нам сразу же после Ляргуса и Азара с какой-то хитрой улыбкой, словно задумал сделать нам соблазнительное предложение. Моё предположение оказалось верным.

— Вот что, дети мои, — задумчиво сказал Странник после того, как произнёс дежурные поздравления. — Я так думаю, что вам нет смысла терять время, присутствуя на собственной свадьбе. Какой вам интерес сидеть и наблюдать, как куча народа будет, есть и пить, а вам этого нельзя? Постарайтесь потихоньку сбежать, что бы побыть наедине друг с другом. Ляргус прав, у вас не так много времени, что бы тратить его на пустое.

— Как же мы сбежим с собственной свадьбы? — спросила Ниннэль. — Ведь этим мы можем обидеть гостей.

— Ну, об этом не беспокойтесь, — с улыбкой сказал Учитель. — Тут главное знать, когда и как уйти. Дождитесь, когда прозвучат первые три тоста. Уверяю вас, что после третьего тоста большинство гостей даже не заметят вашего отсутствия. А вот, когда объявят танец молодожёнов и наступит лучшее время для вашего ухода. Рекомендую во время танца вам обоим обратиться и эффектно так улететь. Это, уверяю вас, так подействует на гостей, что он вам простят ваше бегство. Только не забудьте вернуться послезавтра с утра, потому что послезавтра я, Джон, Марк и Яргуст покидаем Сегурию не менее, чем года на три. Надеюсь, что вы нас проводите.

Он улыбнулся и направился к остальным гостям. После него подходило с поздравлениями множество людей, многих из которых я даже не знал, но они, как оказалось, меня знали и хотели нас поздравить. Я узнал, что у меня теперь множество родственников со стороны жены, и, как не странно, даже Азар теперь стал моим родственником, хотя я и так считал его за деда. Сказать по правде, я страшно устал от всей этой процедуры поздравлений, и предложение Странника, сбежать с собственной свадьбы не казалась мне теперь такой уж странной, как вначале.

Наконец, поздравления закончились, и я отправился к себе снимать доспехи, которые, надо признаться, мне изрядно надоели, оставив молодую жену на попечение Минга. Демон очень ответственно отнёсся к моему поручению и сразу же стал рассказывать Ниннэль какую-то забавную, на его взгляд, историю. Уходя к себе, я слышал, как смеётся Ниннэль и громко рычит демон — видимо история и вправду оказалась смешной.

Переодевшись, я поспешил обратно, затратив на переодевание минут пятнадцать или что-то около того. Мою жену я застал в окружении грозно рычащих демонов и громко смеющихся Джона, Марка и Яргуста, причём последний смеялся так, что по щекам его текли слёзы. Сквозь эту какофонию с трудом пробивался звонкий смех Ниннэль. Да, демоны были мастерами рассказывать весёлые истории, которые могли заставить смеяться даже мёртвого.

Ко времени моего прихода все стали занимать места за столами. Для молодожёнов был отведён отдельный стол, который помимо меня и Ниннэль вместил Минга, как дружка с моей стороны, подружку Ниннэль, которую звали Лорген, а так же всю нашу компанию: Ляргуса, Азара, Яргуста, Крона, Марка и Странника со своим неизменным спутником и другом Джоном.

Я, как новоиспечённый муж, должен был произнести первый тост, в котором отблагодарить всех присутствующих за то, что все они пришли сюда, что бы вмести со мной, отпраздновать день моей свадьбы. Как я уже говорил, нам с Ниннэль на свадебном обеде не полагалось ни есть, ни пить, поэтому я встал для произнесения своего тоста с пустым бокалом, что было для меня очень непривычно.

— Дорогие друзья, — сказал я. — Я вам очень благодарен за то, что все вы пришли поздравить нас. Я прекрасно понимаю, что всем, что имею, я обязан вам. Это ваша забота и помощь помогли мне стать тем, кем я стал. Это благодаря вам и вашим заботам встретил я здесь в Сегурии свою любовь. Предлагаю всем выпить за всех здесь присутствующих, выпить и снова налить.

Все дружно поддержали мой тост. За столами началось обычное оживление, когда множество народа, собравшееся хорошенько выпить, закусить и повеселиться. Одни мы с Ниннэль были сторонними наблюдателями этого праздника. Сказать честно, я уже порядком устал. Теперь я воочию убедился в правильности выражения, которое как-то услышал от одного из знакомых. Он сказал примерно так: « В любом случае лучше гулять на чужой свадьбе, чем на своей».

Какое-то время гостям было не до нас, поэтому я шепнул на ухо Ниннэль, что бы она была готова к нашему танцу. Она улыбнулась в ответ и сказала, что готова следовать за мной не только на танец, но и, если придётся, хоть на край света. Я улыбнулся в ответ — она всё правильно поняла.

Азар, как глава Сегурии, произнёс тост за молодых, то есть за меня и Ниннэль. Шум за столами усилился. Спустя некоторое время, встал я с пустым бокалом и произнёс тост за родителей моей невесты, теперь уже жены. Тост, как впрочем, и все остальные тосты, был принят с энтузиазмом. Шум за столами превратился в сплошной гул. Все уже изрядно выпили и утолили голод и теперь пожелали развлечений. Азар, как главный распорядитель праздника, объявил танец молодожёнов.

Я встал, подал руку Ниннэль, которая в этот момент была так красива, что у меня даже слегка закружилась голова, и мы прошли на площадку, предназначенную для танцев. За столами установилась полная тишина, все внимательно наблюдали за нами. Я сильно волновался, так как танцор из меня никудышный. Яргуст целых две недели учил меня танцевать, благо в военной академии, где ему пришлось учиться, танцы были обязательным предметом. В конце концов, он махнул на меня рукой и заявил, что скорее безногого инвалида можно научить танцевать, чем меня, однако для свадебного танца сойдёт. Он пообещал, что предупредит Ниннэль, и она постарается вести меня в танце, так что бы моя неуклюжесть не очень бросалась в глаза. Вот на это-то я в глубине души и рассчитывал.

Когда мы вышли на площадку, гости дружно начали аплодировать, приветствуя нас. Пока гости выражали свои чувства в аплодисментах, я смотрел на мою жену, которая в свою очередь не сводила с меня своих удивительных глаз. Её, слегка раскосые глаза, цвета морской воды в солнечный день, слегка мерцали каким-то нездешним светом. Они притягивали мой взгляд подобно магниту; они манили и волновали, как волнует каждого настоящего мужчину тайна, которую хранит в себе каждая женщина. Эта тайна смотрела сейчас на меня с обожанием, и от этого взгляда мне хотелось забыть обо всём на свете, лишь бы она вот так на меня смотрела. За один такой взгляд можно было отдать всё, своротить горы, выступить в одиночку против полчища врагов, да мало ли, что ещё способен совершить влюблённый мужчина, ради одного такого взгляда.

Заиграла музыка, сначала совсем тихо, буквально на грани слышимости, словно чего-то боялась, но затем, видимо преодолев собственную робость, всё громче и уверенней.

— Рискнём? — спросил я Ниннэль, не отрывая своего взгляда от её глаз.

— Рискнём, — одними глазами ответила моя любимая.

Я осторожно взял Ниннэль за руку, левой обнял за талию. Она сделала то же самое, и мы начали наш танец, который символизировал образование новой семьи — гарантии продолжения рода человеческого. Музыка набрала силу и повела нас за собой куда-то туда, куда звали глаза Ниннэль, куда иногда уводит каждого из нас скрытая внутри нас сущность, та самая, которая не от мира сего.

Я уже говорил, что танцор я плохой, но Ниннэль настолько чувствовала музыку и так незаметно вела меня в танце, что поначалу я даже подумал, что сам танцую. Сам не заметил, как втянулся в танец, как пропало напряжение от собственной неуверенности. Произошло самое обыкновенное чудо — мне понравилось танцевать. Сказал бы кто мне раньше, что мне понравится танцевать, ни за что бы, ни поверил. Вырастая в чисто мужском окружении, если не считать Марту, которая до трёх лет заменяла мне мать, я относился к танцам с неким презрением, считая их недостойным занятием для мужчины. Сейчас же мне просто нравилось танцевать, видимо любовь, действительно, способна творить чудеса.

Музыка звучала всё настойчивее. Темп танца нарастал, а мы с Ниннэль всё кружили и кружили в танце, словно совершали какой-то древний ритуал, смысл которого давным давно утерян. Однако совершить его просто необходимо, ведь без этого не сможет произойти что-то важное, причём настолько важное, что от него зависит судьба не только моя и Ниннэль, но и ещё множества людей, да и не только людей.

В какой-то момент у меня появилось сильнейшее желание обернуться драконом и улететь отсюда вместе со своей возлюбленной, оставив друзей пировать без нас. Ниннэль или почувствовала моё желание, или у неё тоже возникло желание обратиться в дракона, не знаю, только она выразительно глянула на меня. В ответ я слегка кивнул и, не прерывая танца, начал обращение. Вместе со мной начала обращение и Ниннэль. Не прошло и минуты, а на площадке для танцев танцевали два дракона. Вернее один дракон цвета червонного золота и драконица, чья чешуя переливалась всеми цветами радуги.

Музыка на мгновение затихла, что бы тут же вновь грянуть во всю силу. Гости вскочили со своих мест и с изумлением и восторгом смотрели на нас, лишь Странник громко смеялся и махал в нашу сторону рукой, предлагая скорее улетать, что мы и поспешили сделать. Взмахнув крыльями, мы поднялись в воздух под восторженные крики зрителей. Кружась в танце, который продолжался уже в воздухе, мы поднимались всё выше и выше, пока дома Сегурии не исчезли из виду. Музыка на такую высоту, конечно, не доносилась, но продолжала звучать в наших ушах так, как будто мы продолжали танцевать на земле. Мелодия постепенно менялась и незаметно превратилась в мелодию, что звучала для нас в храме Творца. Подхваченные этой мелодией, мы поднимались всё выше и выше. Я с беспокойством посмотрел на жену, не устала ли она, ведь её опыт полётов был ещё слишком мал, и увидел в её глазах восторг.

— Не волнуйся, дорогой, — прозвучал во мне нежный голос моей возлюбленной. — Дядя Яргуст хорошо научил меня летать, а с тобой я вообще готова лететь хоть на край света.

Успокоившись на её счёт, я опять полностью погрузился в музыку и танец; если Ниннэль учил летать Яргуст, а когда-то он учил летать и меня, то за неё можно быть спокойным.

Музыка звучала всё громче и громче и вскоре достигла такой мощи, что буквально захватила нас, лишив возможности сопротивляться, да сопротивляться-то совсем и не хотелось. Мы с любимой просто доверились и полностью отдались этой силе, которая подхватила нас и понесла в какую-то неимоверную даль, причём, как я понял, даль не только пространства, но и времени. Мы давно покинули Сегурию, причём, для Ниннэль это был первый в её жизни выход за пределы Сегурии, где она родилась, и жила до этого времени. Нас окружали сначала звёзды, которые сверкали вокруг нас подобно россыпи великолепных бриллиантов, потом мимо нас стали проплывать целые миры, подобно мыльным пузырям, переливаясь всеми цветами радуги.

Все эти видения вызывали в душе моей такой восторг, такое ощущение счастья, которое я раньше даже не мог себе представить. Музыка стала затихать и незаметно превратилась в общий фон, где-то на грани слышимости, зато стала слышна музыка каждого проплывающего мимо нас мира. Чем-то схожая с общим фоном, каждая из мелодий этих миров отличалась своими индивидуальными особенностями. Музыка одних миров вселяла в нас бурную радость, да такую, что мы начинали смеяться и смеялись до слёз. Мелодии других миров заставляли нас впадать в задумчивую грусть; музыка третьих вызывала в нас чувство жалости, причём жалости до слёз. Иногда попадались миры, чья музыка вызывала в нас отвращение и гнев. Эти миры, в отличие от большинства других, не сверкали разноцветием радуги, а были какими-то невзрачно серыми, словно крысы в вольере с павлинами.

— Что это, Кувай? — спросила испуганно Ниннэль. — Откуда эта мерзость? —

— Это миры, захваченные Серой империей, — серьёзно ответил я. — Именно с ней и ведём мы непримиримую войну, что бы наш с тобой мир не превратился в эту серую мерзость.

— Их надо остановить, во что бы то ни стало, — с дрожью в голосе сказала Ниннэль. — Я тоже хочу участвовать в этой борьбе. Ты должен научить меня всему, что знаешь и умеешь сам.

Её заявление стало для меня полной неожиданностью, и в первый момент я даже опешил. Я всегда считал Ниннэль слишком женственной, а потому хрупкой и никак не мог представить её отважной воительницей, сражающейся наравне с мужчинами. Как же я заблуждался! Лицо моей молодой жены раскраснелось, глаза буквально сияли, и она в этот момент была так хороша, что я залюбовался ей. Что же, придётся научить Ниннэль Искусству, хотя бы в минимальном объёме, тем более, что приближаются очень тревожные времена, так что боевые навыки могут очень пригодиться.

Наш то ли танец, то ли полёт продолжался, когда, совершенно неожиданно мелодия, что сопровождала нас всю дорогу, сначала зазвучала громче, а потом внезапно замолчала. Полёт тоже резко затормозился, и нас повлекло куда-то в сторону. Стало ясно, что наш танец-полёт подошёл к завершению, и мы, похоже, достигли какой-то неизвестной нам пока цели. Перед нами ярко засветился открытый проход, куда мы, не мешкая, и влетели.

Мир, в котором мы оказались, поражал какой-то первозданной чистотой и яркостью красок. По привычке, пройдя проход, я проверил мир на вопрос какой-либо опасности, но ничего не обнаружил, так что можно было расслабиться. Ниннэль, впервые попавшая в другой мир, выглядела немного растерянной, но даже следа испуга я у неё, сколько ни вглядывался, не обнаружил. Да, Ниннэль была настоящей драконицей до мозга костей.

Однако пройдя метров сто от прохода, который уже закрылся, я увидел такое, что полностью позабыл обо всём на свете, и, что греха таить, на какое-то время позабыл даже о Ниннэль. Мы оказались на краю неширокой долины, одна половина которой была ослепительно белой, а другая абсолютно чёрной. С двух сторон долину ограничивали горы геометрически правильной формы, так же как и долина, с одной стороны белые, а с другой чёрные. Над всей этой чёрно-белой красотой раскачивался золотой шар, подвешенный на золотой нити, уходящей куда-то в бесконечность. Это был маятник, который монотонно раскачивался из стороны в сторону. Мне сразу же вспомнились рассказы о Вселенском маятнике.

Движения маятника буквально завораживали, и мы с Ниннэль, уставшие от свадебной суеты, как-то незаметно уснули. Во сне я увидел себя парящим в образе дракона над какой-то унылой местностью. Во мне бушевала ярость, которую я даже не пытался сдерживать, что было странно. Обычно, сколько себя знаю, я не даю воли гневу, а уж тем более, ярости. Во сне же, ярость буквально кипела во мне, время от времени выплёскиваясь наружу в виде потоков ослепительно-белого пламени. Там, куда попадала струя моего огня, горело всё. Горели орды серых всадников, горела серая трава, горела сама земля, пропитанная злобой и страданиями.

Ярость моя затухает, словно вместе с потоками огня, покидает меня, оставляя в сердце моём пустоту. Вот почему я не люблю гневаться; после вспышек гнева чувствуешь себя опустошённым, словно сам себя обокрал. Это чувство очень навязчиво, оно не даёт мне наслаждаться жизнью, радоваться каждому мгновению собственного бытия, а, проще говоря, ворует жизнь мою.

Как только ярость моя потухает, я чувствую полное опустошение, и на меня наваливается страшная усталость, такая, когда ты не в состоянии даже пошевелиться, а желание лишь одно — упасть на землю и, ни о чём не думая, пустыми глазами глядеть в небо.

Я, почти не шевеля крыльями, опускаюсь на вершину самого высокого из группы холмов, что возвышаются над унылой серой равниной. Моя посадка происходит примерно метрах в тридцати от группы людей, что находятся здесь. Сразу же обращаюсь в человека и, с трудом переставляя ноги, направляюсь к друзьям, что призывно машут мне руками.

Мне душно, пот заливает глаза. Я хочу вытереть пот и вдруг обнаруживаю, что на мне глухой шлем, а сам я в доспехах. Удивляюсь во сне — я же никогда не любил доспехов! Снимаю шлем, который изрядно помят и даже слегка оплавлен. Похоже, мне прилично досталось, хотя собственно боя я почему-то не помню. Снимаю и засовываю за пояс латную перчатку и ладонью смахиваю пот со лба. Лоб начинает щипать, словно в открытую рану насыпали соли. Гляжу на ладонь и обнаруживаю, что она в крови. Значит, я ранен. Умом я констатирую факт ранения, но сознание моё смотрит на это, как-то совершенно отрешённо, словно меня это не касается.

Тяжело переставляя закованные в латы ноги, я приближаюсь к друзьям, которые, как и я все в доспехах. Значит, идёт война, услужливо подсказывает мне память; вот только, убей меня, с кем мы воюем, что это за война, я не помню. Наконец, сквозь пелену, что застилает глаза, различаю усталые, чем-то встревоженные дорогие мне лица друзей. Здесь люди и демоны, среди которых я замечаю Марка, Джона и Азара, единственного без доспехов. Почему-то среди них я не вижу Учителя и Яргуста, отчего в сердце моём шевельнулась ледяная игла страха за них. Из этой группы вырывается невысокий, хорошо сложенный, по меркам демонов, конечно, демон с обнажённой головой и спешит мне на встречу. С радостью узнаю в бегущем моего друга Минга.

Несколько драконов тяжело опускаются чуть в стороне от места моей посадки. Двое из них поддерживают с двух сторон крупного дракона цвета воронёной стали. У него серьёзно повреждено крыло; приземлившись, он обратился в Яргуста, с ног до головы покрытого кровью, так что сразу, не разберёшь, кровь ли это врагов или его собственная. Мне его жаль, но как-то отстранённо, потому что я где-то внутри был уверен, что с ним будет всё хорошо. Гораздо больше меня волновала судьба одного очень некрупного дракона радужной окраски.

Вернее это не дракон, а сумасшедшая драконица, способная, сломя голову, совершенно безрассудно кинуться в самую гущу боя. Почему-то я был уверен, что именно так она и сделала, и теперь, не видя своей Ниннэль, моё сердце ледяным кинжалом пробил страх за неё. Раньше я даже представить не мог, что можно так за кого-то бояться.

Подбежал Минг и обнял меня.

— Мы победили, — с радостью сказал Минг. — Слышишь, мы победили.

— Что с Ниннэль? — спросил я, никак не реагируя на слова Минга о какой-то нашей победе. — Она жива?

— Жива, жива твоя Ниннэль, правда, тяжело ранена, — быстро ответил демон. — Страннику удалось её вытащить. Он и сейчас с ней.

Слова демона подействовали на меня, как бальзам на раны. Страх мой прошёл, и вместо него навалилась страшная слабость. Ноги мои подкосились, я потерял сознание и проснулся.

Проснулся я прекрасно отдохнувшим и абсолютно спокойным, с какой-то твёрдой уверенности, что всё в моей совместной с Ниннэль жизни будет хорошо. Передо мной всё так же лежала удивительная чёрно-белая долина, всё так же совершал свои неторопливые колебания Вселенский маятник — гарант равновесия в Мироздании. Всматриваясь в эти колебания, я вдруг отчётливо понял характер этого, безусловно, разумного чуда, созданного Творцом одновременно с самим Мирозданием. Главной заботой маятника было поддержание вселенского равновесия между образующими последнее Силами, не отдавая предпочтения ни одной из них. Маятник не был ни злым, ни добрым, не был он так же и равнодушным, просто он твёрдо знал, что если какая-нибудь Сила начнёт преобладать в Мироздании, то всем будет плохо. При этом маятник отнюдь не был сторонним наблюдателем, лишь фиксирующим нарушения равновесия. Вовсе нет. Он с помощью приданных ему изначально сил стремился воздействовать на нарушителя с целью восстановления равновесия. Судьба сложилась так, что все мы являемся орудиями маятника, которые оказались им, востребованы для устранения нарушения вселенского равновесия, вызванного агрессией Серой империи. Ну, что же, не знаю как другие, а я свой выбор сделал.

Рядом со мной сладко спала моя молодая жена. Я осторожно накрыл её своим плащом, но будить не стал — пусть отдыхает. За этот день ей столько пришлось пережить, что лишний час сна не помешает. Сам же просто сидел, наблюдая за монотонными движениями маятника. Зрелище было завораживающее, оно никак не могло надоесть. Казалось, что вот так можно просидеть целую вечность, глядя на маятник и ни о чём не думая.

Вот я и сидел, глядя на маятник, и вдруг мне показалось, что в чёрно-белой долине началось какое-то движение. Сначала я посчитал, что мне просто показалось, но затем, приглядевшись, отчётливо увидел, что действительно со стороны маятника ко мне приближаются две человеческие фигуры, одна закутанная в белое, а вторая — в чёрное. Откуда они здесь взялись — я понятия не имел, но они всё-таки приближались. Никакой угрозы с их стороны я не ощущал, поэтому спокойно ждал, когда они подойдут ко мне.

Прошло совсем немного времени, и идущих ко мне уже можно было рассмотреть. Это оказались две женские фигуры, одетые в одинаковые плащи с капюшонами, различающиеся лишь цветом.

Когда они подошли, я из уважения встал и вежливо поздоровался с ними. Женщина в белом, откинула капюшон, и так же вежливо и очень тепло поздоровался со мной. Это была симпатичная женщина средних лет, с несколько усталым лицом. От неё веяло силищей, но силища эта была какая-то тёплая, родная что ли.

Женщина в чёрном поздоровалась сухо, я бы сказал с иронией, после чего откинула капюшон. Она внешне оказалась точной копией женщины в белом, только от неё веяло холодом, а лицо было абсолютно спокойным, словно маска.

— Не стоит со мной здороваться, Кувай, — с иронией сказала женщина в чёрном. — Не делай такое удивлённое лицо, словно ты встречаешься со мной и моей сестрой впервые.

Этими словами она очень меня озадачила. Я начал судорожно вспоминать, где я мог видеть этих женщин, но ничего вспомнить не смог.

— Да, учитель твой попонятливее будет, нечета тебе, — заявила чёрная и звонко засмеялась. — Ну, ладно, со мной ты встречался всего дважды, да и в то время тебе было не до знакомств, а вот сестрицу то мою ты должен хорошо знать, чай не первый год на белом свете живёшь.

Я опять напряг память, но всё равно ничего не вспомнил.

— Прошу вас, милостивые госпожи, не счесть меня за невежду, но, хоть убейте меня, никак не припомню, где и когда я с вами мог видеться, — очень аккуратно сказал я. — Если вам не будет в тягость рассказать мне о наших встречах, будьте так любезны, просветите меня тёмного.

Мои слова вызвали приступ смеха уже у обеих женщин. Они минут пять так звонко и заразительно смеялись, что возникшее при встрече напряжение куда-то исчезло, и я присоединился к моим гостьям. Отсмеявшись, я предложил женщинам присесть, только нужно немного отойти в сторону, что бы ни разбудить жену.

Моё предложение вызвало новый взрыв смех у женщин, причины которого я понять никак не мог.

— Ты, что уморить нас решил? — спросила чёрная, отсмеявшись. — На счёт жены, не беспокойся. Ниннэль будет спать, пока мы с тобой разговариваем. Ты уж мне поверь.

Она снова засмеялась, но теперь смеялась она не долго, наверно не больше минуты. Затем, она резко перешла от веселья к крайней серьёзности. Женщины присели прямо на землю, после чего присел и я.

— Кувай, — обратилась ко мне женщина в чёрном. — Нам с тобой предстоит очень серьёзный и долгий разговор. Прежде чем перейти к нему, мы с сестрой хотим поздравить тебя с твоей женитьбой. Мы рады, что ты встретил свою любовь и надеюсь, да что там надеюсь, я просто знаю, что вы оба будете счастливы. Мы приготовили вам наши подарки, но получите вы их в своё время. Теперь, что бы ни быть невежливыми, я бы хотела представиться и представить мою сестру. У меня множество имён, но вам, людям я больше всего известна под именем Смерть. Ну а сестру мою, как ты, наверное, уже догадался, зовут Жизнь, и уж с ней-то ты хорошо знаком, хотя никогда не видел. Со мной же ты встречался дважды, и дважды, уступая твоему учителю Страннику, а больше следуя твоей удивительной судьбе, я возвращала тебя Жизни.

Наконец-то до меня дошло с кем мне пришлось повстречаться здесь, возле Вселенского маятника. Вот же тупица, ругал я сам себя, когда услышал, кто со мной говорит. Ведь ясно же, что здесь вряд ли встретишь простую женщину. Самое удивительное, что разговаривая со Смертью я не испытывал страха, словно разговаривать с одной из самых загадочных Сил Мироздания для меня было делом привычным.

— Огромное спасибо вам за поздравления и заботу, — ответил я на слова Смерти. — Я очень тронут вашей заботой. Почему бы нам не разбудить Ниннэль, она бы смогла лично отблагодарить вас?

Смерть переглянулась с сестрой, и они обе снова засмеялись. Я был удивлён и немного раздосадован этим смехом, не понимая его причины, однако Смерть тут же объяснила причину смеха.

— Ты как это себе представляешь, если тебя разбудить и представить меня, дескать, познакомься — это смерть? — с иронией сказала Смерть. — Что бы ты почувствовал и как бы себя повёл? А что можно сказать о юной девушке, и стоит ли её так пугать?

Слова Смерти, не смотря на всю её иронию, были очень разумны, причём настолько разумны, что мне даже стало немного стыдно за мою досаду на смех сестёр. Смерть, которая свободно читала мои мысли (ещё бы она не читала меня, как открытую книгу), опять рассмеялась. Я вообще заметил, что Смерть любит посмеяться.

— А если говорить серьёзно, — продолжила говорить Смерть. — Ниннэль ещё рановато напрямую разговаривать с нами.

Я не стал возражать; уж кому-кому, а Смерти виднее. Пока Смерть объясняла мне, что и как, Жизнь расстелила прямо на земле белую скатерть, на которую ловко расставила разные вкусные на вид кушанья, большой кувшин с каким-то напитком и две, явно золотые стопки. На мой вопросительный взгляд, она с улыбкой сказала:

— Ниннэль проснётся голодной, вот и будет, чем утолить голод и жажду. Тебе тоже не мешает подкрепиться.

В этом была сама суть Жизни, для которой заботиться о своих детях и есть смысл собственного существования. Жизнь, видимо прочитав мои мысли, вновь мне тепло улыбнулась.

— Теперь перейдём к главному, — став вдруг очень серьёзной, сказала Смерть. — Сейчас я опишу состояние дел на настоящее время, а затем кое-что поведаю тебе из ближайшего будущего. Надеюсь, ты понимаешь, что этот разговор должен остаться между нами?

Я с готовностью пообещал ей, что буду немым, как могила. Я хотел ей малость польстить, но видимо это мне не удалось, потому что Смерть как-то странно на меня взглянула и саркастически хмыкнула.

— Ну, у тебя и клятвы, Кувай, — с нескрываемой издевкой сказала Смерть. — Даже мне стало не посебе. Кстати, запомни, мой мальчик, могилы очень даже разговаривают, нужно только уметь разговорить. Что же касается твоей лести, так она получилась неудачной, а кроме того, уж поверь мне, тебе это не идёт.

После её слов мне стало так стыдно, что если бы в этот момент под моими ногами разверзлась бы земля, это было бы для меня облегчением. Видя мои страдания, сёстры опять звонко засмеялись, причём так безобидно, что спустя минуту, и я присоединился к ним. Отсмеявшись, Смерть опять стала серьёзной.

— Слушай меня и не перебивай, а всё, что услышишь, постарайся запомнить. Возможно, это поможет тебе в твоей тяжёлой судьбе, — с лёгкой грустью в голосе заговорила Смерть.

Я буквально застыл, слушая Смерть, тем более, что она говорила такие вещи, что если бы они даже и не касались бы меня, и то слушать их спокойно было бы трудно, а тут всё это касалось непосредственно меня. Я почувствовал, что какая-то сила подхватила меня и куда-то понесла. Где я оказался я и понятия не имел, однако ясно понимал, что место, куда перенесла меня Смерть, явно не принадлежит нашему Мирозданию.

Сколько продолжался рассказ Смерти, не скажу. Лично для меня он, как мне показалось, длился целую вечность, а на самом деле, возможно, всего пять минут, не знаю. Пока продолжался рассказ, я позабыл обо всём, даже о том, что буквально в двух шагах от меня, мирно спала моя молодая жена, забыл даже, что рассказывает мне мою судьбу ни кто-нибудь, а сама Смерть.

Наконец Смерть закончила говорить о том, о чём она хотела мне сказать, и я словно очнулся. Удивлённо осмотревшись, я увидел, что всё так же нахожусь возле Вселенского маятника, который, как всегда мерно раскачивался. Всё так же мирно посапывала во сне Ниннэль, на земле была расстелена скатерть, заставленная всякими вкусностями, только я уже был не тот, что был до встречи у Вселенского маятника.

— Ну, вот и всё, что я хотела сказать, — всё с той же грустью стала прощаться моя собеседница. — Настало время нам расставаться, однако помни, что моя сестра всегда с тобой, ну, а я всегда рядом.

Произнеся это, Смерть медленно растаяла в воздухе. Жизнь же не произнесла ни слова, а только тепло мне улыбнулась и тоже исчезла.

2

После ухода Странника и Джона, я испытывал какое-то странное, совершенно незнакомое мне чувство, которое мне, хотя особо не досаждало, однако было неприятно. Дела, которые тогда навалились на меня, никак не позволяли разобраться в этом чувстве. Однако, как только выдалось относительно свободное время, а это произошло уже далеко за полночь, я закрылся в своём кабинете, уселся в своё любимое кресло у пылающего очага (ночь выдалась холодной, а мне последнее время что-то нездоровилось), взял в руку кубок с подогретым вином с пряностями и погрузился в себя, время от времени отпивая из кубка божественный напиток. Я любил вот так посидеть, когда время за полночь, когда в доме все угомонились, а из звуков только треск дров в очаге. Тогда я освобождаю себя от повседневных забот и наконец-то могу побыть наедине с самим собой — в дневной суете это почти невозможно.

Я закрываю глаза и начинаю вспоминать. Почему-то сразу вспомнилась первая встреча со Странником, о котором я слышал раньше от Ляргуса. Они с Джоном тогда хотели предупредить нас о том, что за нами гонится целая свора серых всадников.

Вспоминается первое впечатление, которое этот человек, пришедший из непредставимой дали пространства и времени, произвёл на меня, вызвав во мне подлинное потрясение. Я увидел в нём спящую глубоким сном Древнюю силу, но не это вызвало потрясение; люди, обладающие в той или иной мере Древней силой, встречаются довольно часто. Дело было в том, что этот человек обладал таким объёмом Древней силы, что я даже испугался. Сколько я живу на белом свете, а живу я, следует сказать, довольно давно, мне не приходилось встречать кого-либо, обладающего такой силищей. Я попытался представить себе, что может произойти, случись этой силе одномоментно высвободиться и мне стало очень непосебе.

Помимо наличия огромного объёма Древней силы, меня поразило то, что Странник, даже не подозревая о присутствии в нём такого богатства, сумел самостоятельно стать ходящим — по — мирам, да ещё умудрился не погибнуть при этом. Скорее всего, сама эта сила хранила его и ненавязчиво подталкивала к хождению по мирам.

Я сделал большой глоток и стал вспоминать подробнее, что я почувствовал тогда, глядя на это чудо во плоти, которым и был Странник. Первым, что пришло мне в голову после того, как я обнаружил в нём Древнюю силу, был страх — вдруг эта сила повернётся против нас? Я быстро подавил страх, но его сменила несколько эгоистичная мысль — этого человека надо склонить на нашу сторону, что бы использовать его силу в наших целях, тем более, что он и сам уже сталкивался с серыми всадниками и имел о них представление. Теперь я понимал, что в этом была моя ошибка — Странник оказался не тем человеком, которым можно манипулировать, хотя при первой встрече с нами он безоговорочно доверял нам.

Я принял решение помочь Страннику пробудить в себе Древнюю силу, но прекрасно понимая, что её пробуждение будет достаточно опасным для того места, где это будет происходить, я решил отправить его в дальнее и опасное путешествие. Зачем это было нужно? Я прекрасно знал, что лучше всего раскрывается сила, скрытая в человеке, в моменты смертельной опасности для этого человека и пусть это произойдёт подальше отсюда.

Ляргус, узнав о моих намереньях, как-то странно на меня посмотрел, потом надолго замолчал, а после посоветовал мне отправить со Странником и Джоном Кувая. Иначе, как сказал он, Странник может расценить твой поступок, как желание от него избавиться. Кроме того, не забывай, что Джон спас мне жизнь, и я не хочу быть в отношении него неблагодарным. Короче, если ты не отпустишь с ними Кувая, я устрою всё так, что они никуда не пойдут. Я хорошо знал своего учителя, потому прекрасно понимал, что он непременно сделает то, что говорит.

Тогда, захваченный идеей сделать из Странника надёжного союзника в наших делах, я не придал значения тому, что Ляргус довольно холодно отнёсся к моей идее, вернее даже не к самой идее, а скорее к методам, которыми я хотел достигнуть реализации, данной идеи.

Теперь, анализируя прошлое, я понимаю, что тогда мной владела гордыня. Ещё бы, после создания собственной вотчины, я был настолько самостоятельным, что не терпел кого-либо обладающего большими возможностями, чем я. Исключением, пожалуй, был только мой Учитель Ляргус. А тут мне встретился человек, который был настолько сильнее меня, что мне в пору было податься к нему в ученики. На моё счастье, тогда он ещё не осознавал себя, и я решил этим воспользоваться. Тогда мне казалось, что я поступаю совершенно правильно, используя Странника вслепую.

Оказалось, что Ляргус, как всегда, оказался прав, настояв на том, что бы отправить со Странником и Джоном Кувая. Тем самым он показывал Страннику, что мы не собираемся интриговать в его отношении, поэтому доверяем ему даже Кувая — самое дорогое, что у нас есть. Добавьте к этому небывалое оживление серых всадников, о которых мы тогда почти ничего не знали, если не считать нескольких мелких стычек, при которых наши драконы легко расправились с немногочисленными преследователями. Однако это ещё ни о чём не говорило — драконы просто оказались невосприимчивы к странной магии серых.

Ни когда не забуду, как Странник, Джон и Кувай ушли в земли демонов, где, как назло, началась война и пропали на несколько лет. Так я узнал, как трудно ждать тех, кого любишь, особенно если путь их не лёгкая прогулка, а смертельно опасное предприятие. Я понял, что зачастую легче самому рисковать головой, чем ждать возвращения друзей.

А как я обрадовался и одновременно испугался, когда Странник, наконец, вышел на связь, ибо человек, которого я увидел по ментальной связи, был очень мало похож на того молодого энергичного человека, который уходил в земли демонов. Я увидел глубокого старика, который, по крайней мере, был не моложе Ляргуса, а уж Ляргус-то был старейшим из всех знакомых мне людей, за исключением разве что трактирщика из Трактира-на-перекрёстке, но о нём разговор особый.

Когда я, вместе с Яргустом и Марком, встретил наших путешественников на пороге Сегурии, то увидел двух человек в крайней степени усталости, которые, еле переставляя ноги, несли на носилках тяжелораненого Кувая. Голова Странника, заросшая длинной бородой, была перевязана грязной тряпкой, испачканной запёкшейся кровью. Ранен был и Джон, но больше всего меня напугало состояние Кувая, который неподвижно лежал на импровизированных носилках. Вид у него был такой, словно он находился на самом краю жизни. Однако, внимательно осмотрев его, я вздохнул с облегчением, мальчишка был очень аккуратно заштопан (я бы так не смог), хотя раны его были, на первый взгляд, несовместимы с жизнью.

Увидев нас, Странник и Джон осторожно опустили на землю свою ношу и с вымученными улыбками вконец измученных людей посмотрели на нас. Мы обнялись, и вот тогда я ощутил Древнюю силу, пробудившуюся в Страннике. Ощущение, скажу я вам, не из приятных.

Вспоминается, как, едва переступив границу Сегурии, Странник потерял сознание, видимо последние силы оставили его. Тогда я был абсолютно счастлив, что все вернулись, пусть и побитые, но всё же живые. Тогда моя гордыня под натиском огромной любви к друзьям, отступила и спряталась где-то в глубинах моего естества.

Позже произошёл крайне неприятный для меня разговор, в котором Странник прямо обвинил меня и Ляргуса в том, что мы использовали его в слепую и тем самым подвергли его жизнь и жизнь его учеников смертельной опасности. Что я мог ему ответить? Он был кругом прав и, если бы он тогда порвал бы с нами отношения, был бы полностью прав. На моё счастье, Странник оказался человеком великодушным. Он принял наши с Ляргусом извинения, после чего поведал о появлении в пределах нашего мира какой-то новой очень могучей и пока что непонятной силы, которая чуть было, не погубила их.

Вести, принесённые Странником из Запределья, не обрадовали ни меня, ни Ляргуса. Было от чего огорчиться. Мы только-только стали понимать, что собой представляют серые, только стала проясняться общая картина, что такое Серая империя, которая засылает к нам своих агентов, готовя вторжение, как тут новая напасть. Внутреннее чутьё подсказывало, что привычный для нас ход вещей близится к своему завершению, что скоро наш привычный мир или рухнет, или изменится до неузнаваемости, погребя под своими обломками многих из нас. Сердце моё тоскливо сжалось от нехорошего предчувствия, и как-то сразу я ощутил свой возраст, который раньше я просто не замечал. Нет, я не боялся смерти, прекрасно понимая её неизбежность, а какой смысл бояться неизбежности? Просто в роковые минуты начинаешь чувствовать, что ты уже давно живёшь на этом свете и, при всех его недостатках, этот мир тебе чертовски нравиться, и ты вдруг понимаешь, что готов на всё, лишь бы он сохранился таким, как есть и после моего ухода. Особенно же душа моя болела о собственной, сотворённой, можно сказать, «своими руками», вотчине, которую я назвал Сегурия. Когда ты, сначала своим воображением, создаёшь новый мир, испытываешь ни с чем несравнимые чувства, которые, стоит только начать творить, захватывают тебя полностью и уже не отпускают до самого конца творения.

О, это сладкое опьянение творчеством! Ничто не способно с тобой сравниться. Творчество — ты высшая ступень наслаждения и одновременно высшая степень страдания. Если оно захватывает человека, значит, человек этот созрел для того, что бы стать истинным творцом. Тогда, друг мой, бесполезны любые попытки отказаться от того, что является, по сути, самой сущностью человеческой натуры; бесполезны любые попытки избежать этой стези, ибо творчество, это, отнюдь, не простое увлечение или хобби, а собственно оно составляет и определяет саму жизнь человека, это, если хотите, его судьба.

Сначала ты создаёшь мысленную модель своего будущего творения, и это самый трудоёмкий этап творчества. Создаваемая мыслеформа должна содержать в себе гигантский объём информации. Только при соблюдении этого условия, возможно, создать что-либо по-настоящему живое, а значит реальное. Представьте себе, что вы день за днём, год за годом носите в себе эту модель будущего мира (ведь вотчину можно рассматривать, как мир в миниатюре), постоянно насыщая её всё новым содержанием, до тех пор, пока она ни начнёт жить в вашем сознании абсолютно самостоятельно. В этот момент куда-то пропадают муки творчества, все эти сомнения, страхи, неуверенность в своих возможностях. На смену им приходит невообразимое чувство всеобъемлющей радости. Радости от того, что у тебя, не смотря на все трудности и сомнения, получилось нечто такое, что полностью оправдывает твою жизнь, все её радости и огорчения. Что бы это понять в полной мере, необходимо стать творцом. До сих пор во всех деталях помню то счастливое время, когда я творил Сегурию, в которую вложил всего себя. Небо, горы и поля, озёра и море, леса и степи Сегурии, несут в себе отражение моей личности, моих мыслей, моих переживаний.

А какой неописуемый восторг охватывает тебя, когда по твоему слову начинает проявляться новый мир, мир, выношенный и выстраданный тобой, и ты видишь, как постепенно твои мысли начинают обретать реальные формы. Ты рожаешь мир, как мать рожает долгожданного ребёнка, и вместе с радостью творения рождается страх за судьбу твоего детища, страх во много раз сильнее даже инстинкта самосохранения. Этот страх сильно повлиял на мои решения в борьбе с Серой империей, в которой я избрал чисто оборонительную позицию, не смотря на все мерзости, что творили серые в завоёванных ими мирах. Возможно именно знание того, что может случиться, если мы не устоим в борьбе с Серой империей, усилило мой страх за судьбу Сегурии, а отсюда страх спровоцировать серых на агрессию, хотя в глубине души я прекрасно понимал, что агрессия рано или поздно случиться, это вопрос времени.

Всё это оказало решающую роль на мою позицию в совещании, когда Странник, рассказав о своём виденье ситуации с Серой империей, предложил сделать вылазку в один из миров, подвергнувшихся вторжению серых всадников. Целью этой вылазки Странник считал разведку боем, что бы определить сильные и слабые стороны противника, а так же по возможности нанести устрашающий удар по врагу, что бы выиграть время, которое, по какому-то глобальному плану Странника нам необходимо, как воздух. Я, опасаясь, что эта вылазка может спровоцировать агрессию Серой империи, был категорически против, о чём прямо и заявил. Меня, после недолгих колебаний поддержал Ляргус, зато Кувай, Яргуст и Марк сочли мои слова чуть ли ни как проявление трусости, хотя в открытую об этом никто, конечно, не сказал.

Странник, видя, как складывается ситуация, повел себя очень дипломатично. Заявив, что он вовсе не стремится внести раскол между нами, поэтому он, не отказываясь от своего намеренья, возьмёт с собой только Джона Мильтона. Когда остальные его ученики стали возмущаться, он заявил, что их усилия потребуются позже. Спорить с ним было бесполезно, запретить его поход я, при всём желании, не мог, поэтому пришлось смириться и, скрепя сердце, проводить его на другой день в дорогу.

Они ушли, вроде всё было правильно, но душа моя испытывала чувство вины перед этими людьми, словно я их предал. Сколько я ни пытался заглушить это чувство, приводя различные весомые, на первый взгляд, аргументы, обладающие «железной» логикой, чувство вины не отпускало. Это чувство вины, вкупе со страхом, что Странник может разбудить лихо, которое всеми своими силами обрушится на мою страну, защитить которую в данный момент мы ещё не можем. Всё это вызвало в моей душе такой раздрай, что я все то время, пока Странник с Джоном отсутствовали, не мог ни спать, ни есть, лишь пил вино, однако достичь опьянения, что бы отключиться, так и не смог.

Сидя бессонными ночами с неизменным бокалом красного вина, я постоянно находился в тонких структурах реальности, слушая, что происходит в окружающих мирах, пытаясь понять, что делает в это время Странник. Сначала всё было тихо, не считая мелких возмущений эфира, которые, как правило, возникают при движении через миры ходящих-по-мирам. Я уже было начал надеяться, что Странник отказался от своей затеи, но не тут-то было. Стоило только мне расслабиться, как я уловил мощный толчок силы, причём силы не простой, а Древней. Сомнений не было, это начал действовать Странник. Всё, теперь обратного пути нет. Теперь или реализуется замысел Странника, и мы получим передышку, или в скором времени следует ожидать нападения Серой империи. Толчки силы повторялись насколько раз, затем прекратились. Было непонятно, победил ли Странник или они с Джоном погибли; узнать это можно будет только в том случае, если они вернуться целыми и невредимыми, или снова себя как-то проявят. В то, что они погибли, я не верил; не такой человек Странник, что бы так просто погибнуть, да и Джон — парень не промах. Однако эфир молчал, словно после бури, вызванной Древней силой, установился полный штиль, даже шум, производимый ходящими-по-мирам, затих, словно все они одновременно застыли на месте.

Послушав какое-то время затихший эфир, я решил проверить наблюдающие заклятия, которые я установил в своё время в некоторых мирах, подвергнувшихся в разной мере агрессии Серой империи. Тут меня ожидала приятная неожиданность — в этих мирах, как показали заклятия, начался вывод войск империи, причём вывод этот был больше похож на эвакуацию.

Меня охватила радость пополам с восхищением. Замысел Странника блестяще осуществился, что вызвало во мне искреннее восхищение этим человеком. Он в очередной раз победил, заставив всех нас, считаться с ним. Я в тот момент, когда первая радость и восхищение несколько утихли, ощутил себя сторонним наблюдателем, словно меня лишили участия в деле, которое я долгие годы готовил, а в последний момент меня взяли и вежливо так отстранили от его реализации. Это было обидно, но самое обидное было то, что обижаться-то было не на кого, разве, что на себя самого. Ведь это я сам проявил нерешительность в тот момент, когда следовало действовать. Так что, пережив несколько неприятных минут, я справился с обидой и продолжил наблюдать за эфиром, который всё так же хранил гробовое молчание.

Вот так я и сидел в своём кабинете, слушал тишину и не спеша пил вино. Время близилось к утру, когда эфир вновь ожил. Я уловил несколько всплесков Древней силы, по мощности значительно более слабых, чем первые удары, но всё равно впечатляющие. Меня вновь охватила радость, теперь чистая, без всякой обиды.

Странник и Джон вернулись накануне помолвки Кувая. Они были усталые, но при этом буквально светились радостью одержанной победы. Ещё бы не радоваться, когда одержана первая, по настоящему крупная победа над Серой империей, которая позволит нам выиграть так необходимое время, а самое главное, эта победа показала, что серых всадников можно бить, главное бить их на расстоянии, на котором не действуют их подавляющие волю заклятия.

Не успели отгулять помолвку Кувая, как вновь пришлось собираться в дорогу. На этот раз Куваю необходимо было посетить империю Повелителей драконов, что бы постараться добиться аудиенции у Повелителя; это предписано было его судьбой при достижении им двадцати пяти летнего возраста.

В связи с этой вылазкой, у меня со Странником возник небольшой конфликт. Когда он узнал, что Кувай должен посетить столицу и встретиться с отцом, то заявил, что это ему очень не нравится, и он постарается сделать всё, что бы избежать этой встречи. Пришлось Ляргусу объяснить, что эта встреча с отцом, предписана Куваю, как необходимый этап его судьбы. Расчёты Ляргуса, которому, в своё время, из множества возможных вариантов судьбы малыша Кувая пришлось выбирать наилучшую, включали в себя и эту предстоящую встречу. Мы довольно долго разбирались в вычислениях, представленных старым жрецом и, в конце концов, пришли к выводу, что этот вариант судьбы на самом деле является наилучшим. Следовательно, встреча Кувая с Повелителем драконов неизбежна. Вот тут-то и возникло противоречие между мной и Странником, который заявил, что мне нельзя сопровождать Кувая, потому что я являюсь слишком известной фигурой в империи и, к тому же объявлен врагом Повелителей. Стоит лишь мне появиться в столице и меня тут же схватят, а заодно и Кувая.

Слова Странника вначале вызвали у меня возмущение, но успокоившись, я согласился, что он прав. На мой вопрос, кто же будет сопровождать Кувая, Странник предложил свою кандидатуру. Я и Ляргус признали, что лучшей кандидатуры для сопровождения Кувая не найти. На другой день Кувай в сопровождении Странника, Джона и Марка, покинули Сегурию, направляясь в столицу. Из всей четвёрки, только Марк знал столицу, остальные шли туда впервые, даже Кувай, который, хотя и родился там, но покинул столицу в возрасте менее суток от роду.

Мы с Ляргусом постоянно наблюдали за передвижением путешественников, благо в пределах нашего мира это было не трудно. Эти наблюдения заставили нас изрядно поволноваться и поломать голову по поводу странных событий, сопровождающих наших путешественников.

Первой странностью было то, что группа Странника остановилась где-то в предгорьях гор, которые окружали столицу. Что заставило их отклониться от маршрута и застрять в лесной глуши, ни я, ни Ляргус не могли понять. Было ощущение, что Странник чего-то выжидает. Какое-то время мы со старым жрецом ломали голову над тем, что заставило наших путников остановиться там, где они остановились, но тут произошла новая странность, которая надолго поставила нас в тупик.

Произошло это буквально на второй день после того, как наши путники остановили своё движение. Утром от группы отделился один человек, судя по наличию Древней силы, это был Странник, который немного отойдя от места, где оставалась вся группа, открыл проход и, развив немыслимую для нас скорость, быстро стал перемещаться к какой-то, только ему известной, цели. Он двигался так быстро, что мы очень быстро его потеряли.

После этого нам осталось только ждать. Там, где остановились наши друзья, целый месяц ничего не происходило; и весь этот месяц я и Ляргус жили как на иголках, не понимая, что происходит. Я даже одно время хотел сам отправиться к Куваю, но Ляргус посоветовал мне набраться терпения и ждать, как чего-то ожидают наши друзья. Я с ним согласился, потому что внутренне понимал, что мой вояж туда ни чего хорошего не даст, а, скорее всего, может помешать Куваю и его друзьям.

Примерно через месяц вернулся к друзьям Странник, который пришёл так неожиданно, что мы не смогли засечь момент его вхождения в наш мир, а, спустя ещё примерно двое суток, наш маленький отряд во главе со Странником наконец-то тронулись в путь к столице империи Повелителей драконов.

Однако странности их путешествия на этом не кончились. Вместо того, что бы, как было договорено заранее, проникнуть в столицу незаметно, наши друзья открыто проехали через ворота. Мало того, они почему-то проследовали прямо в старый дворец Повелителей, где, как мы знали, в то время жили сыновья Повелителей — братья Кувая. Они, что там, совсем потеряли осторожность? Я был напуган тем, что Странник прямо ведёт своих спутников в лапы Повелителей, которые наверняка уже знают об обряде признания Кувая законным наследником престола Повелителей драконов. Естественно, что это не могло понравиться Повелителям, которые, в первую очередь постараются захватить и уничтожить Кувая, а с ним и остальных. Правда, я сомневался, что наши друзья, особенно Странник, будут лёгкой добычей Повелителей, но всё же….

Меня несколько успокоил Ляргус, который посоветовал мне набраться терпения и ждать, мол, Странник знает, что делает. У меня особого выбора не было, поэтому я внял совету старого жреца и стал наблюдать за тем, что будет дальше.

Это самое дальше не заставило себя долго ждать. Поздно вечером, скорее даже ночью, так как время было уже за полночь, произошёл выброс Древней силы, после чего наши друзья разделились. Странник с кем-то, кто это был мы так и не поняли, вырвался из дворца и быстро скрылся где-то в переулках столицы. Двое других стали перемещаться в подвал дворца, и, как мы поняли, перемещение это было отнюдь не по их воле. Скорее всего, двоих наших схватили и потащили в подземную тюрьму. Сначала я очень испугался за Кувая, но потом, трезво поразмыслив, успокоился, решив, что раз Странник на свободе, то не всё ещё потеряно. Вряд ли Кувая сразу попытаются убить; скорее всего, его заточат в какой-нибудь подземной тюрьме, что бы побольше разузнать, что делается в Сегурии, которая в империи уже давно считается гнездом заговорщиков и предателей. Раз так, то Странник его освободит. Зная, как Странник относится к своим ученикам, я ни минуту не сомневался, что он скорее сотрёт с лица земли столицу вместе с её жителями, чем позволит нанести вред своим ученикам, а особенно Куваю. Поэтому я набрался терпения и стал наблюдать, как будут развеваться события дальше.

Примерно дня три о Страннике и его учениках не было ни слуха, ни духа. Я и Ляргус просто не находили себе места, не понимая, что случилось с нашими друзьями. Мы чувствовали, что они всё ещё живы, но определить где они и что с ними не было никакой возможности, словно их накрыли каким-то абсолютно непроницаемым для любых воздействий куполом. Ляргус попытался определить, что это за купол. Он создал очень сложное заклятие, с помощью которого пытался определить природу необычного явления, захватившего наших друзей. Когда заклятие было готово, нам осталось только ждать результата.

Ждать пришлось недолго. Мы сидели у меня в кабинете, не спеша пили вино и, внутренне сконцентрировавшись, ожидали результата работы заклятия. Вдруг свечи в высоком канделябре, стоявшем на столе, разом погасли, а над столом возникло неяркое свечение зеленовато-голубого оттенка. В этом свечении медленно стал проявляться образ горы, на плоской вершине которой, возвышалась гигантская пирамида, увенчанная яростно сверкающим шаром. Всё встало на свои места, хотя легче от этого не стало.

Видение длилось не более минуты, но и этого хватило, что бы понять, кто или что вмешалось в судьбу наших путешественников, хотя это понимание ни столько не внесло ясность в судьбу Странника и его спутников, сколько породило множество новых вопросов, ответов на которые у нас не было. На наших друзей обратила внимание самая загадочная сила нашего мира, о которой никто из нас практически ничего не знал, хот она всегда была на виду. На наших друзей обратила внимание Обсерватория.

Когда образ Обсерватории растаял в воздухе, свечи загорелись сами собой, осветив наши удивлённые лица. Для того, что бы было понятно, следует несколько слов сказать о том, что такое Обсерватория. Внешняя форма Обсерватории известна практически всем жителям столицы, а так же каждому, кто хоть раз посетил столицу империи Повелителей драконов. Однако никто, даже Мастера Искусства, понятия не имеет, что это такое, для чего предназначена и какие функции осуществляет. Она была здесь задолго до того, как наши далёкие предки основали здесь столицу будущей империи и многие считают, что она возникла одновременно с возникновением нашего мира. Так что кто её создал и для каких целей, можно было только догадываться. Прямому изучению она не поддавалась, никакие наши заклятия на неё не действовали, а все попытки проникнуть в тайну Обсерватории, получали мягкий, но непреклонный отпор. Беда в том, что все наши попытки узнать хоть что-то об этом феномене возможны были только дистанционно, так как прямо подойти к Обсерватории не было никакой возможности. Дело в том, что территория, на которой стояла Обсерватория, в радиусе, примерно метров триста, была окружена мощным силовым полем, преодолеть которое не мог ни один человек. Хотя тут дела обстояли не совсем так. При Обсерватории существовал некий сходный с монашеским, орден. Члены его носили длинные чёрные плащи с капюшонами, скрывающие лицо, отороченные по краю серебряным орнаментом. Орден был малочисленным и хорошо умел хранить свои тайны, так что за тысячелетия существования империи Повелителей драконов ни сами Повелители, ни многочисленные имперские жрецы, самых разных религий, ничего толком о том, чему служит Обсерватория, и чем занимаются жрецы таинственного ордена, так и не узнали. В конце концов, решили, что Обсерватория является очень сложным механизмом, поглощающим и перераспределяющим силу. Это определение, хотя ничего не объясняло, зато всех устраивало.

Не скажу, что древние Повелители не стремились разгадать тайну Обсерватории, ещё как старались. По приданию, первый Повелитель, столкнулся со жрецами Обсерватории, которые помогли ему тогда справиться с врагами. Он заключил тогда с орденом Обсерватории договор, по которому земля вокруг Обсерватории на вечные времена передаётся ордену, а империя обязуется, ни при каких условиях не вмешивается в дела ордена. Насколько я знаю, этот договор до сих пор хранится в имперском казначействе. Несколько раз Повелители пытались пересмотреть этот договор, но безуспешно. Все попытки кончились плачевно для империи. Последняя из них была предпринята лет триста назад. Тогдашний Повелитель начал настоящую осаду Обсерватории, по всем правилам военного искусства. Кончилось это всё массовой гибелью гвардейцев и внезапной смертью Повелителя. С тех пор договор соблюдается неукоснительно. Обсерватория, в свою очередь никогда не вмешивалась в дела империи, и вот неожиданно проявила интерес к нашим друзьям, и не просто проявила, а похоже спасла их и укрыла у себя.

— Надо же, — с удивлением в голосе сказал Ляргус. — Похоже, наши усилия по противостоянию Серой империи совпали с целями Обсерватории, и она решила взять под свою защиту наших друзей. Видимо серые, в случае захвата нашего мира, могут как-то помешать Обсерватории, и она считает нас союзниками. В любом случае, наши путешественники сейчас в безопасности.

Я целиком был согласен со старым жрецом. Потянулось время ожидания, когда просто ничего не происходило. Где-то дня через три мы с Ляргусом облегчённо вздохнули — наши друзья наконец-то объявились, да ещё как. Эфир буквально взорвался серией явно щадящих ударов, настолько они были слабы, однако по этим ударам мы без труда опознали почерк наших пропавших друзей. Странник со своими учениками, вырвался из города, причём вырвался незаметно для противника, скорее всего их кто-то вывел из города, а теперь со всей возможной быстротой спешил в Сегурию. Мы без труда опознали очень расчётливые удары Марка; сходные с ними, но более чёткие, удары Джона (они с Марком были очень близки и поэтому техники их тоже были похожи); ни с чем нельзя было спутать несколько хаотичные, но точные удары Кувая, по которым можно было определить, что он в это время находится в образе дракона. Особенно выделялась манера Странника, который, судя по всему, ни как не хотел нанести серьёзный ущерб преследователям, нанося очень выверенные аккуратные удары, рассчитанные скорее на то, что бы испугать, а ни как не убить.

Мы с Ляргусом вздохнули с облегчением, все были живы, и судя по всему здоровы. Скоро мы будем их встречать, устроим праздник, но в первую очередь выслушаем их рассказ обо всём, что с ними произошло. Самое главное, что они возвращаются, выполнив то, что должны были сделать.

Мы с Ляргусом выпили за то, что бы наши друзья скорее вернулись домой, и я отправился, на правах хозяина, распорядиться подготовить праздничный вечер. После этого, захватив с собой Яргуста, мы отправились на встречу возвращающихся друзей.

Вечером, когда все удачно вернулись домой, мы сидели за столом, ели вкуснейшую еду, запивая её вином, и разговаривали о том, что уже было и том, что ещё только будет. В этот раз в застолье принимали участие, помимо Странника и его учеников, Ляргус и Яргуст, ну и конечно я. Когда все утолили голод и жажду, наступило время серьёзного разговора обо всём, с чем столкнулись Странник и его ученики, как пережил встречу с собственным отцом Кувай и что всем нам придётся сделать за ближайшие годы.

Я слушал рассказ Странника о том, что пришлось пережить в столице, насколько глубоко пустила корни в столице серая немощь, и вдруг поймал себя на мысли, что с тех пор, когда принёс в Сегурию маленького Кувая, я сильно изменился. Поневоле став домоседом, я незаметно для себя превратился в очень осторожного, практически трусливого старика, склонного к обидчивости и мнительности. Эта мысль мне очень не понравилась, и я хотел просто отмахнуться от неё, но не тут-то было, она вцепилась в меня, словно пёс в сахарную косточку и ни за что не хотела отпустить меня, а только злобно огрызалась, показывая то, насколько низко я пал. Я понял, что так просто эта мысль меня не оставит, смирился и стал, по своему обычаю анализировать положение вещей.

Анализ показал, что для ходящих-по-мирам крайне вредна оседлая жизнь. Дело в том, что нахождение в постоянном движении, когда на тебя обрушивается лавина впечатлений, не позволяет страхам, а вместе с ними и греховным чувствам и мыслям захватить тебя, им для этого просто нет места. Однако, стоит ходящему-по-мирам на более-менее длительный срок задержаться на одном месте, как тут же он подвергается агрессии страха. У него портится характер; он становится слишком осторожным, мнительным; ему начинает казаться, что на его авторитет кто-то покушается. Вот к таким неутешительным выводам пришёл я, слушая рассказ Странника и анализируя своё поведение в последние годы.

Неужели я стал стариком? Всё во мне противилось этому. Ещё бы, ведь стариком я себя никогда не ощущал, да и возрастом был намного моложе того же Странник, не говоря уж о Ляргусе. Нет, мне просто нужна хорошая встряска и я опять стану прежним, решил я для себя и переключил своё внимание на рассказ Странника, который в это время рассказывал о глубоко засекреченном плане Повелителей по противостоянию Серой империи.

Тут у меня произошёл всплеск обидчивости, который я тут же постарался задавить в самом зародыше. Это произошло, когда мне стало ясно, что Ляргус с самого начала был в курсе этого плана. Обиду вызвало, что мой старый Учитель не посчитал нужным посветить в этот план меня, а предпочёл использовать в тёмную. Я тут же постарался взять себя в руки, включив сознание, которое тут же пришло на помощь, напомнив мне о том, как я использовал в своё время Странника. Мне тут же стало стыдно, зато обида на Ляргуса прошла практически мгновенно. Я прекрасно понял, что Ляргус не имел права посвящать в тайну Повелителей никого, даже меня, так что обижаться не на что.

Дальше, когда Странник стал рассказывать о посещении Обсерватории, я весь превратился в слух. Ещё бы, Страннику удалось то, что до сих пор не удавалось никому из Повелителей на протяжении многих тысячелетий. Теперь, благодаря вылазке Странника с учениками, мы знаем об Обсерватории несравненно больше, чем за всё предыдущее время. Всё, что рассказал Странник, а я всё же думаю, что он рассказал далеко не всё, что знал, было настолько интересно, что я слушал рассказ, затаив дыхание, боясь пропустить хотя бы слово.

То, что Странник, закончив свой рассказ, рассказал далеко не всё, было понятно. Все мы, в той или иной мере что-нибудь недоговариваем — каждый имеет право на личные тайны, однако у меня после его рассказа осталось небольшое разочарование, словно тебя подразнили чем-то ужасно интересным, но так и не дали. Например, он ни словом не обмолвился о том, что с ним было при прохождении испытания в Обсерватории, и куда он ходил, пока ученики его ожидали возможности попасть в столицу. Но, тут уж ничего не поделаешь, пока сам не захочет, не расскажет.

Однако всё, что рассказал Странник до этого, оказалось всего лишь цветочками, ягодки появились, чуть позже, когда он чуть-чуть приоткрыл перед нами свой план борьбы с серой империей. Слушая его спокойный уверенный голос, я совершенно забыл, что Странник утаил от нас часть информации, столь грандиозен был этот план.

Даже то, что он открыл нам его, правда в самых общих чертах, говорило о том, что он нам вполне доверяет. Сначала он повторил своё убеждение, что для борьбы с Серой империей привычные для нас методы борьбы неприемлемы. Её серое воинство почти не имеет страха смерти; судя по всему, на них наложено какое-то заклятье, притупляющее инстинкт самосохранения, поэтому прямые стычки с ними малоэффективны. Это враг, который способен на время отступить, но не способен сдаться. Их командиры, не задумываясь, гонят на убой всё новые и новые полчища своих воинов, совершенно не считаясь с потерями, поэтому, если начнётся большая война, а тогда нам поневоле придётся в неё вмешаться, мы либо проиграем, либо должны уничтожить всё население Серой империи.

Не надо думать, что те, кто управляет Серой империей злобные тупицы; нет, они отнюдь не глупые люди и не тупые маньяки, которые творят зло ради любви к злу. Судя по тем командирам армии вторжения, с кем мне с Джоном удалось пообщаться, это вполне здравомыслящие люди, которые очень ясно представляют свои цели. Мы же пока не имеем представления, чего они хотят, в чём цель их экспансии. Мы пока имеем только самые общие представления о нашем противнике, поэтому в ближайшее время воевать нам с ними не следует.

С этими словами Странника я был полностью согласен, лишь одно его предложение вызвало некоторые сомнения. Его слова о возможной победе над Серой империей через поголовное истребление её населения, вызвали в душе какой-то, совсем не свойственный мне гуманизм. Этого ещё не хватало, раз они враги пускай либо сдаются, либо пусть погибают. Однако проклятый гуманизм во мне вовсе не собирался сдаваться без боя. Он начал навязчиво теребить мою совесть, которая стала пробуждать во мне сомнения, примерно такого плана: врагов надо уничтожать, а разве можно убивать женщин и детей, которые ни в чём не виноваты? Совесть заставила меня воспользоваться паузой, которую сделал Странник, что бы задать вопрос, которому я постарался придать нейтральную форму. Он звучал примерно так: Ты, что реально полагаешь, что мы способны уничтожить всё население Серой империи?

Странник с каким-то удивлением посмотрел на меня, затем с минуту помолчал и, наконец, заговорил. То, что он сказал, заставило меня посмотреть на себя с определённой долей стыда. Я вдруг увидел, насколько я изменился за эти годы моего сидения в вотчине. Да, домоседство дурно влияет на ходящих-по-мирам. Во что я превратился? Никогда прежде я не был жесток, а тем более кровожаден, а тут позволил себе допустить мысль о поголовном уничтожения населения огромной империи. Я вдруг увидел себя со стороны, и то, что я увидел, мне крайне не понравилось. Я увидел какого-то мелочного злобного старика, готового для достижения собственных целей, пусть даже самых, что ни наесть благородных, погубить целый мир. Мне стало ужасно стыдно от того, каким я стал. Нет, так не годится. Надо что-то делать.

Обычно человек, переживший стыд, испытывает некое неудобство, общаясь с человеком, который вольно или невольно пробудил у него это чувство. В моём случае было всё совсем наоборот. Вместо стеснения, которое, что греха таить, всё же сначала посетило меня, однако очень быстро сменилось чувством благодарности к Страннику, который сумел ненавязчиво показать мне, во что я превратился. Вслед за благодарностью пришло чувство освобождения, словно я долго находился в закрытом помещении и вдруг вышел наружу. Я понял, что с этого момента ещё один барьер между мной и Странником рухнул; мы ещё на один шаг стали ближе друг другу.

Странник ответил на мой вопрос, хотя я был уже не рад, что задал его, достаточно развёрнуто. Первое, что он сказал, было его удивление по поводу моего вопроса. Сказать по правде, я на его месте был бы так же удивлён, задай он мне такой вопрос.

— Говоря о возможности поголовного уничтожения населения Серой империи, я имел в виду именно возможность, которая при нынешней расстановке сил, вполне реальна, — заговорил Странник. — У меня даже мысли не возникало проверить этот тезис на практике. Поэтому мне даже странно, что ты, уважаемый Азар всерьёз задал мне этот вопрос. Я, конечно, понимаю, что агрессия Серой империи напрямую угрожает твоей вотчине, поэтому ты вправе допустить даже такой вариант исхода будущей войны. Поэтому я постараюсь, как можно убедительней ответить на твой вопрос. У моего тезиса об уничтожении населения серой империи существует две стороны. Первая отвечает на вопрос — можем ли мы полностью уничтожить население Серой империи? Если говорить честно, конечно можем, но при этом, скорее всего, погибнем и сами, или, в лучшем случае, понесём такой урон, что это будет победа хуже поражения. Что бы это было предельно ясно, расскажу вам в общих чертах расстановку сил на данный момент. Дело в том, что безудержное расширение Серой империи, её бесконечная экспансия, нарушают равновесие Мироздания, что, естественно, не может радовать Вселенские силы, стоящие на страже этого равновесия. Поэтому в нашем противостоянии с серыми, Вселенские силы на нашей стороне, но до тех пор, пока наше противостояние не будет, в свою очередь, нарушать равновесия мироздания. Так вот, если мы нанесём удар такой силы, что бы уничтожить Серую империю физически, то тем самым нарушим вселенское равновесие. Вот тогда Вселенские силы обернуться против нас, а это, скажу я вам более чем серьёзно. Но это хотя и серьёзная, но отнюдь не единственная причина не делать этого. Например, мы понятия не имеем, какими людскими ресурсами обладает Серая империя, её реальные цели, её магию, её возможности. Короче, мы практически ничего о нашем противнике не знаем, а поэтому о нанесении сокрушительного удара по нему не может быть и речи. Но самое главное, это то, что я ни за что не стану участвовать в поголовном уничтожении подданных Серой империи. Вся моя натура противиться этому. Я согласен сражаться с вооружённым врагом, хотя и это не доставляет мне удовольствия. Когда мы с Джоном увидели степь, до горизонта покрытую обгорелыми трупами серых всадников, меня чуть не вырвало.

Помню, как ответив на мой вопрос, Странник надолго замолчал. Лицо его при этом словно закаменело, превратившись в странную маску, за которой, как я тогда понял, скрывался очень ранимый, с огромной любящей душой, много переживший, усталый человек.

Спустя какое-то время, Странник продолжил свой монолог. Теперь он в общих чертах рассказал о разработанной им долговременной стратегии борьбы с Серой империей. Было видно, что всё, о чём он говорил, было плодом долгих размышлений и личных наблюдений Странника, чья Древняя память начала пробуждаться, наделяя его колоссальным опытом.

Весь стратегический план борьбы с нашим врагом, предложенный Странником он разделил на две части. Первая часть этого плана, я назвал её подготовительной. В ней было учтено всё, что нам необходимо было сделать, что бы встретить войну с Серой империей полностью подготовленными. Главной задачей подготовки к войне, по словам Странника, с которыми я полностью согласен, было спасти как можно больше подданных империи Повелителей драконов, когда империя неминуемо рухнет.

То, что империя Повелителей драконов обречена, не сомневался никто — уж больно глубоко в ней пустила корни серая немочь. Окончательное её падение было лишь вопросом времени. Вот за это время и шла теперь борьба. Ради того, что бы выиграть время, сделали свою вылазку Странник и Джон; ради этого вели свою невидимою внешне войну Повелители драконов, ради этого вели свою борьбу сотни, а может и тысячи, людей, демонов, ангелов и других разумных существ этой части мироздания. Все они, способные почувствовать, что великое равновесие мироздания опасно нарушено, осознанно или нет, встали за то, что бы препятствовать этому. Нет, они вовсе не были знакомыми между собой; зачастую они даже не подозревали, что они не одни противостоят этому вселенскому злу. Просто что-то в них не принимало, не могло принять существующий порядок вещей. Просто они не могли жить, как все; просто им было тесно в своих мирах и они, так или иначе, вырывались из плена обыденной реальности, где рано или поздно сталкивались с серой мерзостью, расползающейся по мирозданию. Большинство из них никогда не знали, что где-то в бесконечных просторах пространства и времени существует империя Повелителей драконов, мало ли в мироздании самых разных империй. Однако, ведя бесконечную борьбу со злом, которое в их мирах может иметь форму бесконечно далёкую от формы Серой империи и её всадников, они поневоле становились нашими союзниками. Странник полагал, что именно в империи завязался основной узел борьбы, что именно здесь будет сделан первый шаг к окончательному разгрому Серой империи.

В этом вопросе я был целиком согласен со Странником, только никак не мог понять, в чём его замысел. Я по прежнему не представлял себе другого способа противостояния Серой империи, кроме прямого военного столкновения.

Далее Странник стал более подробно говорить о том, что всем нам предстояло сделать в ближайшие лет пять; примерно такой срок относительно спокойной жизни он предполагал, правда заранее предупредил, что этот срок может оказаться значительно короче. Как пойдут дела, туманно заявил он. Однако, так или иначе, особо расслабиться нам не получится — работы, как говориться, выше крыши.

То, что он стал говорить дальше, о предстоящей всем нам работе заставило всех слушать затаив дыхание. Было от чего затаить дыхание, уж больно невероятные вещи рассказывал Странник. Даже мне, мастеру Высокого искусства, вотчиннику, они казались просто фантастикой. Если бы о таких вещах говорил бы не Странник, а кто-нибудь другой, ни за что бы, ни поверил, а тут сидел, как мальчишка, только что, не раскрыв рот, и слушал, боясь пропустить хоть слово. Речь же шла о грандиозном замысле, ни много ни мало, о переносе Обсерватории из нашего мира в специально созданную для неё вотчину, которую ещё нужно было создать. Я, как человек собаку съевший в Высоком искусстве, прекрасно понимал, какие трудности предстоит преодолеть для реализации этой воистину грандиозной задачи, задуманной Странником. Не смотря на это, я, почему-то сразу поверил, что замысел Странника будет с успехом реализован, причём самым наилучшим образом. Мало того, я не просто поверил ему, а стал самым горячим сторонником всех его действий. Былое недопонимание между нами после этого разговора растаяло как туман под лучами утреннего солнца.

Странник говорил о том, что Обсерватория, в случае прямой для неё опасности, способна самостоятельно переместиться в другой мир, но это может повлечь за собой гибель нашего мира, а никому из нас этого бы не хотелось. Кроме того, не гарантировало, что спустя какое-то время серые не найдут дорогу и в тот мир, куда переместится Обсерватория. Если же создать вотчину и переместить в неё Обсерваторию, то туда без её разрешения не будет доступа никому, а запланированный Странником переход будет происходить в щадящем режиме с наименьшими разрушениями в нашем мире.

Идея мне понравилась, но возникли сомнения в том, хватит ли нам времени для детальной подготовки задуманного. Я прекрасно помню, сколько трудов и времени потребовалось мне для создания вотчины, а уж о предстоящих трудностях при перемещении такого объекта, как Обсерватория, я мог только догадываться. Своими сомнениями я поделился со Странником, на что он ответил настолько убедительно, что мои сомнения отпали сами собой.

Понимаешь, Азар, ответил на мои сомнения Странник, дело в том, что вся подготовительная работа к перемещению Обсерватории уже сделана учениками. Это они создали заклятие перемещения. Особенно в этом деле отличился Кувай, хотя, впрочем, по другому и быть не могло, ведь именно ему предстоит в будущем запустить это заклятие. Каждый из учеников создал свою часть этого великого заклятия, что зачтено как успешно сданный экзамен по теоретической магии. Мне осталось только сбалансировать это заклятие, да насытить его силой. Тут мне на помощь пришла сама Обсерватория, которая щедро поделилась своей силой. Так что подготовительная, самая трудоёмкая часть работы, уже сделана, остались только кое-какие детали.

Что же касается создания вотчины для Обсерватории, то тут особых сложностей не предвидится. В отличие от сотворения Сегурии, наша задача значительно проще. По сути, нам требуется создать лишь особое, изолированное от остального мироздания пространство, надёжно защищённое от внешнего вторжения. Всё остальное, что необходимо для жизни людей, которые уйдут вместе с Обсерваторией, она создаст сама.

Я долго размышлял над вопросом, где лучше всего пространственно поместить вотчину Обсерватории, и пришёл к выводу, что лучшим местом для этого должен стать один из пограничных с Серой империей миров, недавно подвергшихся нападению серых всадников. Этим мы убиваем сразу двух зайцев. Размещение такой силы, которой является Обсерватория, вблизи границы Серой империи, вызовет, с одной стороны, страшный переполох у главарей Серой империи, заставит их поломать голову над этим фактом. Пока они не поймут, что к чему, они вряд ли решаться напасть на нас. Это позволит нам выиграть время для глубокой разведки Серой империи, а Обсерватория нам в этом подыграет. Кроме того, Обсерватория прикуёт к себе значительные силы серых всадников, что, опять же послужит на пользу нам. Это второе. Наконец, самое главное, удобное для нас расположение Обсерватории поможет нам реализовать вторую часть плана разгрома Серой империи.

Всё сказанное Странником было настолько логичным, что я сразу же принял эту информацию почти как истину, однако мой дух противоречия всё же постарался ввести меня в сомнения. Я спросил Странника, на чём основана его убеждённость в том, что Серая империя будет действовать именно так, как он предполагает. На это он ответил мне достаточно развёрнуто и убедительно.

Понимаешь, друг мой Азар, сказал он с лёгкой улыбкой, мои наблюдения за серыми всадниками достаточно убедительно показывают, что они слетаются на проявления силы, как осы на мёд. Вспомни, как они активны возле Вселенского маятника и, как я слышал, возле Трактира-на-перекрёстке. Да и империя Повелителей драконов так их привлекает только потому, что в ней находится Обсерватория. Я давно уже понял, что Серая империя является по существу Вселенским вампиром, вся цель существования которого является охота за силой. Поэтому она поведёт себя именно так, как я предполагаю. На это моему духу противоречия нечего было ответить, но зато, когда он начал распределять обязанности среди исполнителей, во мне проснулась гордыня.

Почему гордыня проснулась именно тогда? А как ей было не проснуться, когда я вдруг оказался не удел? Всем в представленном Странником плане нашлось место, кроме меня. Меня просто отодвинули в сторону, что бы я ни путался под ногами занятых важным делом людей. Стало очень обидно, хотя душой я чувствовал, что своей осторожностью, я сам подготовил себе такое отношение к себе. Но даже это понимание, не улучшило моего состояния.

Странник заявил, что он сразу после свадьбы Кувая отправляется создавать вотчину для Обсерватории. С собой он забирает учеников, кроме Кувая, и плюс к ним Яргуста. Ну, с Куваем всё понятно — кто же берёт в опасный поход новобрачного? Странник сказал, что он должен будет окончательно доработать заклятие перемещения, родить наследника и быть готовым прийти к ним на помощь, если таковая вдруг потребуется. Я, честно сказать, рассчитывал, что место Кувая в их группе он предложит мне, но я ошибся, что ещё больше испортило мне настроение.

Закончив с учениками, Странник обратился к Ляргусу, попросив его связаться с Повелителем. Ляргус, по своей всегдашней скрытности, сделал удивлённое лицо и стал уверять, что он не имеет связи с Повелителем, что он простой изгнанник и так далее, и тому подобное. Странник со снисходительной улыбкой, которую он даже не пытался скрыть, наблюдал за ним. Когда же старый жрец, наконец, кончил валять дурака, Странник достаточно твёрдо повторил свою просьбу. Она заключалась в том, что бы передать Правителю просьбу постепенно наращивать репрессии против жителей столицы.

Я ожидал всего, что угодно, но только не этого. Зачем ему понадобилось, что бы Повелитель усилил репрессии против населения столицы? Моё недоумение, по-видимому, было написано у меня на лице, поэтому Странник поспешил ввести меня в курс дела. Всё оказалось до банальности просто. Странник просто хотел спасти как можно больше жителей столицы, а для этого было необходимо, что бы большинство горожан покинули столицу задолго до начала решающих событий, которые, судя по всему, грозили разрушить древний город до основания.

Я был просто поражён столь многоплановым сознанием Странника, кажется, он предусмотрел всё. Тот, видимо почувствовав мою обиду, заявил, что для меня предусмотрено особое очень важное поручение, если, конечно, я буду не против. Я, конечно, был не против. Странник довольно подробно рассказал мне, что я должен буду сделать. В мою задачу входило встретиться со всеми вотчинниками империи, что было довольно сложно. Всего в империи было, включая и меня, семнадцать вотчинников, которые после известных событий удалились в свои вотчины, где они и пребывали, не показывая наружу и носа. Как я понял, они просто хотели отсидеться, ни во что не вмешиваясь. Я их прекрасно понимал, ибо сам был вотчинником и знал, чем придётся рисковать, вступив в противостояние с Серой империей. Вот теперь мне предстояло встретиться с каждым из них и постараться убедить их встать в ряды борцов с серой немочью. Дело это, скажу я вам, вовсе не такое простое, как может показаться на первый взгляд.

Почему это так? Ответ достаточно прост, хотя от этого моя задача вовсе не делается легче. Дело в том, что все вотчинники являются самодостаточными личностями, а раз так, то они вовсе не нуждаются в общении с себе подобными. Поэтом, укрывшись в своих вотчинах, они ведут настолько замкнутый образ жизни, что даже для того, что бы вызвать их на связь придётся изрядно попотеть. Ну, что же. Нам ли искать лёгких путей? Самое главное, что я оказался нужным моим друзьям.

Суть моего задания заключалась даже не в том, что бы сделать вотчинников своими союзниками в борьбе с Серой империи, а в том, что бы уговорить их дать приют в своих вотчинах многочисленным беженцам, которые в скором времени должны будут заполнить дороги империи Повелителей драконов. Кроме этого я и сам должен подготовить Сегурию к приёму новых граждан.

У меня возникло одно опасение, которым я тут же поделился со Странником. Я опасался, что вместе с беженцами в вотчину могут попасть и люди заражённые серой немочью, а ни один вотчинник, включая и меня, никогда не согласится занести к себе эту заразу. На моё возражение последовал спокойный ответ, что, разумеется, он это предусмотрел. Для проверки беженцев у него есть специальное заклятие, которое ему дала Обсерватория. Этим заклятием он поделится со мной, а уж я, в свою очередь, должен буду поделиться им с теми вотчинниками, которые согласятся принять к себе беженцев.

Мои воспоминания были прерваны появлением слуги, который пришёл напомнить мне, что пора одеваться на свадьбу Кувая. Ну, что же, пора значит пора.

3

Путь в империю Повелителей драконов занял у меня совсем немного времени, тем более, что я опять воспользовался своим способом скоростного перемещения по мирам. В этот раз я вошёл в мир империи гораздо аккуратнее, чем в прошлый раз, когда буквально ввалился в мир Джона. Спасибо Учителю, который, узнав о разработанном мной методе перемещения, дал несколько очень дельных советов по вхождению в нужный мир. Его советы очень пригодились, так что, если бы случился сторонний наблюдатель, он бы увидел только, как по вечернему небу промелькнул метеор, на какую-то долю секунды осветив вечерний небосвод. Ну, световой эффект, это полбеды, тем более, что, к сожалению, избавиться от него полностью вряд ли удастся. Самое главное, что не было большого шума, того самого, с которым я ворвался в мир Джона. Во всяком случае, шум был настолько слаб, что услышать моё вхождение в мир мог лишь тот, кто непосредственно ждал моего прихода.

В мир империи Повелителей драконов я явился, когда там был толи поздний вечер, толи начало ночи. Во всяком случае, сумерки были уже достаточно тёмными, но не на столько, что бы считаться ночной тьмой, когда уже стемнело, а луна, верная спутница влюблённых, ещё не появилась из-за горизонта, на котором уже догорали последние отблески заката.

Быстро настроив зрение, на ночное виденье, я огляделся, пытаясь определить место, где я оказался. Это была небольшая, довольно уютная лесная поляна, которую окружали со всех сторон столетние дубы. Я узнал это место. Это была единственная дубрава вблизи столицы. Она росла километрах в десяти от южных ворот, и через неё проходил оживлённый тракт, по которому в прошлое посещение империи Повелителей драконов мы уходили от погони. Я убедился в правильности своей догадки спустя десять минут, когда вышел на этот самый тракт, который по случаю позднего времени был абсолютно пуст. Этим стоило воспользоваться, что бы никем не замеченным добраться до столицы.

Задача моего нынешнего посещения была так важно, что мне совсем не хотелось рисковать. Нет, вовсе не из страха, что я могу погибнуть, хотя и этого, конечно, не хотелось. Я боялся, что в случае провала моей миссии, рухнет весь грандиозный замысел моего Учителя, пропадут великие труды всей нашей группы, а кровь, пролитая моими друзьями, будет пролита напрасно. Не забывайте, что я нёс для Обсерватории ключи от её новой вотчины, ради создания которой рисковали жизнью мои друзья.

Именно, исходя из этого, я и решил до последней возможности не прибегать к магии, которая могла привлечь к моей скромной персоне нежелательное внимание. Именно поэтому я сейчас и шёл пешком, а не обратился в дракона.

Особо торопиться нужды не было — городские ворота всё равно закрыты до восхода солнца, к тому же быть в первых рядах посетителей столицы никак не входило в мои намеренья — зачем привлекать лишнее внимание. Поэтому я решил, пользуясь безлюдьем на тракте, добраться до придорожного кабачка и там заночевать, а уже утром, когда на тракте начнётся интенсивное движение, смешаться с путниками и вмести с ними войти в столицу.

Довольно скоро я увидел тусклый свет фонаря, что висел при входе в кабачок, который носил звучное название «Императорская шпора» довольно коряво написанное на облупившейся от времени вывеске. Надо полагать, что хозяином кабачка, скорее всего, был отставной кавалерист. Почему-то в империи хозяевами вот таких небольших кабачков, трактиров и постоялых дворов, были в подавляющем большинстве отставные военные.

Я взялся за ручку двери и, отварив ее, вошёл в кабачок. По обычаю, принятому в империи с незапамятных времён, двери подобных придорожных заведений никогда не запирались, даже во времена смут. Существовало даже такое поверье, что если двери начнут запирать, значит, империи пришёл конец. Так что незапертая дверь внушала надежду, что империя Повелителей драконов ещё поживёт.

Я вошёл в зал, слабо освещённый несколькими факелами. Было сильно накурено, шумно, пахло жареным мясом и пивом, в общем, была та самая атмосфера, которая характерна для придорожных кабачков. Короче, зал, в котором я очутился, обладал тем самым привлекательным уютом, который может оценить по достоинству только тот, кто прошёл множество дорог. Кому не раз предоставляли пищу, питьё и кров, подобные этому заведения.

Зал, не смотря на позднее время, был почти полностью заполнен посетителями, которые представляли собой достаточно пеструю картину. Справа от входа, рядом со стойкой, расположилась целая семья какого-то зажиточного горожанина. Сам глава семьи, полноватый, начинающий лысеть мужчина лет пятидесяти, сидел в окружении домочадцев и не спеша пил пиво из большой деревянной кружки. Рядом с ним сидела супруга, которая в противоположность мужу была болезненно худа. С её невыразительного лица, на котором она тщетно пыталась сохранить остатки былой красоты, не сходило брезгливое выражение, словно ей было противно находиться в таком месте, как этот кабачок. Она потягивала из рюмки сладкий ликёр, заедая его виноградом из большой вазы, стоявшей перед ней на столе. Трое взрослых сыновей, все как один похожие на отца, так же, как и он сосредоточенно пили пиво. Две девочки-подростка, явно дочери этой пары, ели фрукты и о чём-то болтали между собой.

В противоположном углу за сдвинутыми столами сидела большая компания изрядно подвыпивших мужчин, судя по их одежде и наличию оружия, наёмников, которые часто большими группами путешествуют по всей империи, предлагая крупным аристократам свои услуги воинов. Судя по всему, он уже довольно давно бражничали здесь, и сейчас достигли того состояния, когда, как говорится, море по колено. Однако предводитель этой ватаги сорвиголов, видимо обладал твёрдым характером и железной рукой, поэтому любая попытка наёмников позволить себе что-нибудь непотребное тут же им пресекалась самым решительным образом. Самым удивительным было то, что эти пьяные головорезы под его взглядом становились тихими и послушными, как овечки. Кроме того, несколько оставшихся столов занимали, судя по одежде, крестьяне из ближнего села, только стол, стоящий возле камина, который по случаю летнего времени не топился, занимали трое молодых людей примерно моего возраста.

Судя по одежде и шпагам, которые они сняли вместе с перевязями и положили возле себя на стол, это были, скорее всего, молодые дворяне, державшие, путь в столицу в поисках службы и приключений. Они пили вино, наливая его в кружки из большого кувшина, и закусывали маринованными овощами и рыбой. Это была любимая закуска в империи.

Оглядев зал, я подошёл к стойке, за которой подобно журавлю возвышался хозяин заведения. Он был очень высок и худ, к тому же обладал чрезвычайно длинным носом, что придавало ему сходство с этой благородной птицей. На лице его смешалась приветливость, подобающая ему, как хозяину, с заметной примесью любопытства, вызванного моим появлением в столь неурочное время.

Я подошёл к стойке, поздоровался, заказал ужин и поинтересовался насчёт ночлега.

— Ужин будет через пять минут, если вы, молодой господин, согласны разделить ужин вон с теми господами у камина, — неожиданно низким голосом, который никак не вязался с его комплекцией, ответил трактирщик. — К сожалению сегодня, на удивление много посетителей, поэтому, кроме этого, мест больше нет.

Он говорил вежливо, однако без подобострастия, столь свойственного людям его профессии, чем сразу же вызвал моё расположение.

— Уважаемый, хозяин, — ответил я. — Я человек непривередливый и с удовольствием займу предложенное тобой место, если, конечно, эти господа согласятся составить мне компанию.

— Об этом не беспокойтесь, молодой господин, — сказал хозяин. — Я обо всём договорюсь. Кроме того, свободных комнат нет, поэтому вам придётся разделить для ночлега чердак всё с теми же господами. Если вы и с этим согласны, мне остаётся только узнать, что вы будете пить и как расплачиваться.

Я заказал себе красного вина и положил на стойку золотую монету, от вида которой, лицо трактирщика расплылось в широкой улыбке. Он тут же направился к молодым дворянам, и спустя минуту, я уже сидел за столом, потягивая из кружки отличное вино.

Прежде, чем занять своё место, я представился, назвавшись Джоном Мильтоном из усадьбы Мильтон-Хауз. Я специально назвался этим именем, зная, что встретить в империи кого-либо, знакомого с Джоном или имеющим представление, где находится этот самый Мильтон-Хауз просто невозможно.

Они в ответ тоже представились и предложили выпить за знакомство. Как я и думал, все трое были младшими сыновьями дворян с юга, с границы с южными варварами, которые направлялись в столицу в поисках удачи.

Не прошло и пяти минут, как передо мною очутилась миска полная парящего неповторимым ароматом жареного мяса, тарелка с солёными овощами и большой кувшин вина. Я страшно проголодался, поэтому сразу же набросился на еду. Мои новые знакомые тактично молчали, пока я утолял голод.

Утолив голод, я налил моим сотрапезникам вина и предложил выпить за здоровье Повелителей драконов, моих родителей. Этим тостом я преследовал цель прощупать моих случайных знакомых на лояльность к владыкам империи. Кроме того, я произнёс этот тост умышленно громко, так, что бы его могли услышать все присутствующие в этот час в зале кабачка. Мне хотелось проверить реакцию этих, в общем-то, случайно собравшихся в этом зале, людей. Реакция на мой тост оказалась очень неожиданной.

Все тут же вскочили со своих мест и поддержали мой тост. Но не это поразило меня, чего-то примерно такого я и ожидал. Меня поразили лица людей, вернее выражение их лиц. Практически на всех, за исключением лиц предводителя наёмников и хозяина кабачка отпечатался такой страх, который с полным правом можно было назвать ужасом. Я ожидал всего, но только не этого. Печально было смотреть на этих перепуганных людей, которые судорожно делали большие глотки из своих кружек, не чувствуя вкуса и с трудом проталкивая своё вино или пиво в сведённые спазмом страха глотки. Явно было видно, что им очень не хочется пить за здоровье Повелителей, с какой бы радостью они выпили бы за помин души оных, но ещё страшнее для них было отказаться поддержать мой тост. Ещё бы, это могло быть расценено, как мятеж, со всеми вытекающими из этого последствиями.

Предводитель наёмников выпил свою кружку с видимым удовольствием и быстро взглянул мне в глаза. Я был готов к этому, поэтому полностью заблокировал своё сознание. Когда его взгляд натолкнулся на поставленный мною барьер, я увидел в его глазах признак испуга, хотя, надо отдать ему должное, он очень быстро справился с испугом. Да, он был серьёзным противником.

Что же меня насторожило в обычном, на первый взгляд, вожаке отряда наёмников? Просто мне очень хорошо знаком такой мгновенно оценивающий тебя взгляд, который буквально за долю секунды способен прочитать всю твою подноготную. Такой взгляд присущ опытным воинам, матёрым уголовникам и шпионам. Кто же сейчас передо мной? То, что это матёрый уголовник, я сразу же отмёл, они смотрят несколько по-другому, да, и нет в нём некой бесшабашной наглости, свойственной уголовникам. Я в первый момент, было, принял его за опытного воина, что, как показали дальнейшие события, так и было, но меня смутил тот его кратковременный испуг, который я успел разглядеть. Поэтому я пришёл к выводу, что он всё же шпион, хотя при этом и опытный воин и уголовник. Да, воистину опасный тип. Остаётся лишь выяснить, на кого он работает.

Я, выпив свою кружку, опустился на свой стул и стал беззаботно закусывать. Расслабившись и погрузившись в себя, я начал очень осторожно прощупывать моего соперника, а что это был соперник, причём соперник очень сильный и, тем самым, опасный, я ни минуты не сомневался. Я прекрасно чувствовал, что он не оставил попытки меня прочитать, поэтому решил ему подыграть.

Нет, не подумайте, что я решил раскрыться перед ним, ещё чего не хватало, вовсе нет. Просто я решил показать ему некую иллюзию, ничего общего со мной реальным не имеющую. Я раскрылся, и он увидел слегка захмелевшего молодого человека, который отчаянно завидует таким опытным рубакам, каким был предводитель наёмников. Перед ним предстал молокосос, мечтающий сделать головокружительную карьеру при дворе, в общем, ничего интересного. Его интерес ко мне сразу же пропал, и тогда я, очень осторожно ввёл в него своё заклятие познания.

Какое-то время ничего не происходило. Позже, примерно минут через пять, перед моим внутреннем взором, сначала смутно, потом всё более чётко, предстала картина, и картина эта вызвало во мне двойственные ощущения. Постараюсь подробнее описать то, что показало моё заклятие познания, считывающее информацию напрямую из памяти предводителя наёмников.

Картина, которую показало мне моё заклятие, была с одной стороны захватывающе интересной, а с другой настолько мрачной, навевающей тоску зелёную, буквально потрясла меня до глубины души. Это заклятие познания было моей новейшей разработкой, которую я сейчас испытал в первый раз. Нет, это, конечно, не было моим изобретением. Просто я взял за основу классическое заклятие познания, которое, честно говоря, было очень громоздким и крайне неудобным в работе. Другим его недостатком, вытекающим из его громоздкости, было то, что его практически невозможно было применить незаметно. Любой, мало-мальски обладающий магическими задатками или владеющий основами Искусства, за версту его чувствовал и, конечно, тут же ставил блокировку.

Так вот, я взял за основу классическую форму этого заклятия и доработал его. В результате это громоздкое сооружение магической мысли, превратилось в компактное, практически незаметное заклятие, причём его способности считывать чужую память возросли многократно. Я был доволен; только один недостаток этого заклятия ограничивал его применение в обычных условиях, коими для нас, ходящих-по-мирам была дорога. Этим недостатком была большая затрата времени, необходимого для создание этого заклятия, которое можно было применить только один раз. Поэтому, если необходимо было прочитать память нескольких человек, приходилось каждый раз создавать заклятие заново. Однако я очень быстро нашёл выход, дабы обойти этот недостаток. Перед тем, как отправиться в путь, я создал десяток таких заклятий, так, на всякий случай и теперь пожинал плоды своей предусмотрительности.

Вообще, впервые отправляясь в путь в одиночку, я постарался хорошо подготовиться, ведь, когда ты один, то и рассчитывать можешь только на самого себя. За годы, что я учился у Азара и Странника, я хорошо усвоил, что не стоит полагаться на обычное оружие, там более, когда ты волшебник, одинаково хорошо владеющий как магией, так и Искусством. Поэтому из оружия я взял только длинный кинжал, который был достаточно лёгким, что бы ни служить обузой в дороге, но в то же время достаточно острым, что бы в случае чего мог послужить для самообороны, в крайнем случае, порезать мясо и хлеб на обед.

Отказавшись от обычного оружия, я, как говориться, под самую завязку запасся заклятиями на все случаи жизни. Магическое оружие, конечно, очень эффективно, не занимает много места и практически ничего не весит, но все эти заклятия, как правило, одноразовые. Поэтому перед каждым очередным походом по мирам, требовалось изрядно попотеть, что бы отправиться в путь во всеоружии.

Я взял с собой, помимо десятка заклятий познания, заклятия поиска, дюжину боевых заклятий разной мощности, а так же, на всякий случай, вдруг пригодится, заклятие невидимости, самое громоздкое и требующее для поддержания его много сил. Надеюсь, что оно не понадобится. Многие из этих заклятий были разработаны лично мной, а остальные, кроме заклятия невидимости, значительно мной же усовершенствованы. Вот теперь, первое же применение заклятия познания, с блеском показало, что моё усовершенствование пошло заклятию на пользу. Мой доблестный глава наёмников совершенно ничего не заметил.

Сначала я увидел, что среди той же самой дубравы, где совсем недавно вошёл в мир империи я, открылся проход и из него один за другим вышли наши наёмники во главе со своим командиром. Но как они в тот момент отличались от тех, что пьянствовали сейчас в этом трактире. Я увидел, что через проход входили серые всадники, хотя в этот раз они были пешими. Их переход длился не более минуты, и как только проход закрылся, они тут же стали переодеваться в одежду, которую они извлекли из своих вещмешков. Через несколько минут передо мной оказались те самые наёмники, которых я увидел в кабачке. Свои серые плащи они спрятали тут же в лесу и по узенькой тропинке направились куда-то, как я понимаю, в направлении кабачка. Моё сознание чисто автоматически запомнило координаты прохода, через который серые проникли в наш мир.

Следом за этой картинкой, я увидел удивительное зрелище, которое потрясло меня до глубины души. Почему-то я сразу же понял, что передо мной Серая империя, причём, скорее всего, её столица или, по крайней мере, резиденция правителя. Я увидел огромный, даже по меркам империи Повелителей драконов, дворец. Это было угрюмое, я бы даже сказал мрачное здание с множеством архитектурных излишеств, в виде шпилей, башенок, самых разнообразных колон. Общее впечатление от увиденного было такое, что я ни за какие коврижки добровольно не вошёл бы в этот дворец. Я огляделся и понял, что дворец стоит вовсе не в городе, как в нашей империи. Он находился посреди плоской, как стол равнины, покрытой серой от пыли невысокой, словно стриженой травой. А может, дело было не в пыли, может это была просто серая трава. Не знаю. Левее дворца, километрах в пяти просматривалось какое-то строение, толи какой-то храм, толи монастырь. Людей вокруг совершенно не наблюдалось, словно мой визави, облачённый в серый плащ с капюшоном, был единственным живым существом в этом сером мире. Мой предводитель наёмников, буду и дальше называть его так, направлялся именно во дворец, куда мне заходить не было никакого желания. Ну, ничего не поделаешь, хош не хош, а идти нужно.

Мой предводитель, проигнорировав парадный вход во дворец, уверенно направился к неприметной двери, в которую он легонько постучал костяшками пальцами, каким-то условным стуком. Судя по всему, он был здесь не первый раз. Дверь тут же отворилась, словно кто-то только и ждал этого стука. Предводитель вошёл в дверь, где его встретил невзрачного вида человек в чёрной одежде, богато расшитой золотыми нитями. Предводитель приветствовал его низким подобострастным поклоном; тот в ответ только высокомерно кивнул.

— Ты заставил нас ждать целых пять минут, — каким-то шипящим змеиным голосом вместо словестного приветствия произнёс встречающий в расшитой золотом одежде, лицо его при этом выражало предельную степень презрения пополам с брезгливостью. — Твоё счастье, что ты и твои головорезы, являетесь лучшими разведчиками империи, иначе не сносить тебе головы.

Я почувствовал, как испугался предводитель, что никак не вязалось с его обликом прожжённого рубаки. Вероятно угроза, что прозвучала из уст, судя по всему, высокопоставленного придворного, была для моего предводителя не простым сотрясением воздуха. Он в ответ на высказанное недовольство начал торопливо оправдываться, но его попытка оправдаться была тут же пресечена.

— Оставь свои жалкие оправдания, несчастный, — голосом полным силы, прервал его придворный. — Верховный Бог очень обеспокоен положением дел в так называемой империи Повелителей драконов, а ты же понимаешь, чем эта обеспокоенность может вылиться для нас, его верноподданных.

Я почувствовал, что предводитель прекрасно знает, во что это может вылиться; по всему его сознанию прошла новая волна страха, скорее даже ужаса, которая зацепила даже меня, во всяком случае, мне стало как-то неуютно.

— Ты, я вижу, всё прекрасно понял, поэтому не будем терять зря время, — более мягким голосом сказал придворный. — Следуй за мной, нам предстоит очень серьёзный разговор.

Он повернулся спиной к предводителю, и, покинув полутёмную прихожую, где произошла их встреча, пошёл по ещё более тёмному коридору, не удосужившись даже поинтересоваться, следует ли за ним предводитель, видимо у него не могло возникнуть даже мысли, что тот может его ослушаться. Ну и дисциплинка же у них.

Мы шли по полутёмным коридорам минут десять, дважды поднимались по лестнице, пока, наконец, наш проводник не открыл дверь, из-за которой хлынул поток света. Он был так ярок, что предводитель на секунду остановился и прикрыл глаза ладонью, видимо после темноты коридоров, этот свет ослепил его. Придворный же, похоже так привык к таким вот переходам от темноты к яркому свету, что не чувствовал при этом никаких неудобств. Я поймал себя на мысли, что описывая встречу предводителя с придворным, я как-то невольно стал говорить мы, отожествляя себя с предводителем, что было вполне оправданно, ведь незримо я сопровождал предводителя и видел всё его глазами.

— Проходи, что застрял у двери, — ворчливо сказал придворный. — Нам предстоит долгий разговор, поэтому будем экономить время. Садись за стол, выпей вина и внимательно слушай, я два раза повторять не буду.

Мой предводитель, как-то суетливо вбежал в комнату и осторожно присел на стул указанный ему хозяином комнаты. Это была небольшая комната, в которой из мебели были только небольшой стол и пара стульев, вернее один простой, без всяких украшений стул, а вторым было богато украшенное резьбой кресло, в которое и опустился хозяин комнаты. Надо полагать, что эта комната служила для проведения секретных переговоров, так как я заметил наличие в ней заклятия против подслушивания. Однако стоило только хозяину заговорить, как мне стало не до рассматривания убранства комнаты, уж о больно важных вещах пошла речь. Оказалось, что придворный, который встретил предводителя у входа, был ни много не мало, а сам Главный Исполнитель Воли Благих Богов, по рангу нашей империи никак не ниже премьер министра или же канцлера. Звали его Арахонт, он обладал почти неограниченной властью в Серой империи и был скор на расправу. Да, видимо, дело, которое хотели поручить Кваргу (так оказывается, звали предводителя), было столь важным, если такой вельможа лично занимался им, а навыки Кварга были столь необходимы для решения данного дела, и это спасло его от серьёзного наказания за опоздание. Эту информацию мне удалось вытянуть из памяти предводителя.

— Открою тебе, Кварг, государственную тайну, что бы ты хорошо прочувствовал важность поручения, которое от лица Благих Богов я намерен доверить тебе и твоим разведчикам, — спокойным голосом, в котором, не смотря на отсутствие каких-либо интонаций, явственно ощущалась сила, заговорил Арахонт. — Дело в том, что империя в настоящий момент стоит на пороге войны с так называемой империей Повелителей драконов. Ты можешь подумать — эка невидаль, очередная война, ведь империя постоянно ведёт войны. Это так, наша империя по воле Благих Богов постоянно ведёт победоносные войны и эту империю мы, конечно, разгромим, но в этот раз мы имеем дело с противником, который по своим возможностям, если и уступает нам, то очень незначительно. Сам понимаешь, что при таком раскладе, может произойти всё что угодно.

Он сделал паузу, давая Кваргу время осмыслить услышанное, а оно, судя по состоянию Кварга, его очень удивило. Видимо Серая империя впервые столкнулась с противником, не уступающим ей в силе. Я с радостью отметил для себя, что к этому выводу их привели рейд Учителя и Джона, а так же последняя стычка, когда мои друзья чуть не погибли и только благодаря Древней силе Учителя, остались живы. Кварг своим вопросом к Арахонту, блестяще подтвердил мою догадку.

— Позволено ли мне, ваша честь, задать вопрос? — вставая и кланяясь, спросил Кварг.

— Позволено, — ответил Арахонт и сделал знак, что бы Кварг не вставал. — Давай без церемоний, дело слишком важное.

— Ваша оценка, ваша честь, основана на срыве вторжения в Хороге и на событиях в умерщвлённом пограничье? — сформулировал свой вопрос Кварг.

— В основном да, — ответил Архонт, сделав большой глоток из своего бокала. — Да, ты пей вино, разговор будет долгим.

Теперь Архонт не был тем высокомерным аристократом, распекающим слугу, как во время встречи. Это говорило, что люди, управляющие Серой империей, вовсе не были тупыми садистами готовыми ради своих сословных привилегий, пожертвовать безопасностью своей империи. Жёсткая дисциплина серого воинства в случае реальной опасности всё же позволяла некоторую гибкость, что помогало избежать излишних потерь среди своих. Если рядовые серые всадники не ведали страха и не умели отступать, то командиры, особенно генералитет, вполне могли позволить своим войскам отступление, при условии, что потом они смогут доказать обоснованность этого манёвра. Я знал это из рассказов Учителя и Джона, а теперь, видя, как изменились отношения между высшим царедворцем и командиром отряда разведчиков, лишний раз убедился в правильности наблюдений Учителя.

Конец ознакомительного фрагмента.