Гнилое дерево

Владислав Сергеевич Ефремов

Дерево – древний символ семьи, а семья – основная ячейка прогнившего современного общества. Единственное, что может его спасти – любовь. Но действительно ли она так всесильна и способна всё изменить и исправить? Арсеньев так не считает и совсем не верит теперь в любовь. Или, по крайней мере, думает, что не верит. Оттого он так легко и ввязывается в авантюру по усмирению его собственной «княжны Мери». И вроде бы этой истории уже почти двести лет, но ей суждено развернуться вновь. Книга содержит нецензурную брань.

5

Полный бардак.

В голове, в съемной квартире и в жизни.

Сирота, как она сама себя называла, перебралась в северную столицу с год назад, чтобы учиться. Но как-то не сложилось. Отчисли в первую же сессию, друзей нет, помощи извне тоже никакой. Несмотря на это, от голода Нина не померла, на улице не осталась. Спокойно снимала однушку на Ладожской на деньги многочисленных любовников.

Красота спасет мир, как говорится, главное — умело ей пользоваться.

И вот, очередная пятница, а значит новая охота, новый поход в клуб, новые знакомства. Но это всё вечером. А пока: завтрак, душ, марафет. Миска, молоко, мюсли. Гель, шампунь, полотенце. Помада, тональник, тени. Платье красное, платье белое… А что под него надеть? Чулки? Не. Сегодня конечно тепло, но не настолько. Чёрные джинсы облегают икры. Может без лифчика? Может со скидкой. Что там есть с вырезом? Соски набухают от холода. Опять забыла закрыть форточку. Чёрт, и страница перелистнулась. Вечером надо будет дочитать.

Поворот ключа, скрип замка и шум элеватора. Нет. Лифт мне не нравится. Не зря я надела куртку. Всё-таки дует.

Автобусная остановка и томительное ожидание. А вроде и не на свидание бежит. Хотя свидания у неё давно уже не вызывают того самого трепета. Чувствует ли она что-нибудь? Сама не знает.

Что это за сумасшедший в одной только рубашке? Красивый. Блин. Нужный автобус.

Сквозь кутерьму и шум моторов она добралась-таки до нужного колодца. Открыла дверь парадной. Поднялась на третий этаж. И ждала. Ждала, когда из-за обшарпанной двери появится не менее потрёпанное лицо Кудесника и вынесет ей то, что реально вызывает у неё вожделение. Возможно, он пригласит её внутрь. Опять. Не на чай, а чтобы пропустить по затяжке. Она, конечно, откажет. Ведь знает природу его мотивов. Видела это уже столько раз в его глазах. При каждой встрече. При каждом случайном взгляде. И, хоть для неё это, в общем-то, раз плюнуть, она не зайдет, обронив что-то вроде «надо бежать».

Хотя можно разок. Он так мил со мной. Вроде идет.

Узкая щель в проёме. Как раз чтобы протянуть руку. Выискивающий взгляд. Миша никому не доверяет. Даже себе. Особенно, когда он под чем-то.

Обмен.

— Может, зайдёшь?..

На город медленно надвигалась ночь. Близилось время охоты. А Нина тем временем вальяжно валялась на диване, примяв своим телом кучу вещей, которые всё никак не доедут до стиральной машинки. Ну, нет для них места в графике. Проклятые наркотики отнимают всё время. Хотя для чтения пару минут она всегда сможет выкроить. Временами она читала даже во время «этого». И плевать, что обижались. Всегда можно найти нового.

И вот через пару минут сирота оставит развёрнутый сборник повестей на прикроватном столике. Наденет любимое платье, что еле закрывает репродуктивные органы. Приведёт волосы в порядок. Нанесёт боевой камуфляж и выйдет из дома.

Конечно же, без трусиков.

А на столе останется лежать открытая книга…

ФЕМИДА

По кривым, узким улочкам Эксетера, сквозь толпы простолюдинов пробирался к собору Апостола Петра герцог Генри со своей свитой. Он торопился, но вышел из замка, спешившись. И теперь его доспехи утопали в вонючей грязи, а он, не замечая этого, мчался вперед. Почти бежал, сталкивая прохожих в канавы. Его свита не успевала прокладывать путь в этом будничном море бедняков. Она толком не поспевала за самим герцогом. Слепая самоотверженность. И ради чего так спешить? Или кого? Что может заставить забыть обо всём, сделать тебя настолько безрассудным, что ты бежишь вперёд телохранителей в столь непростое время? Только любовь. И сильнее любви к подруге жизни может быть только любовь к продолжению самого себя. К детям.

Что же с тобой сталось Анна?

Поворот, и в конце улицы виден уже собор Апостола Петра, величественный, скалоподобный. Туда и держит путь Генри. Туда несут его ноги всё быстрее и быстрее. Вот и конюх поспевает с личной лошадью герцога. И, хоть до собора осталось всего несколько сотен ярдов, Генри вскакивает на белогривого и мчится во весь опор сквозь толпу, не думая вообще ни о чём. Женщины в ужасе кричат. Родители еле успевают выдернуть своих детей из-под копыт мускулистого жеребца. Только божьим провидением или удачей можно объяснить то, что толком никто не пострадал. Пару синяков да ушибов. Разве это достойная плата за спокойствие герцога?

Но вот и собор. Разгорячённая лошадь еле успевает остановиться у самой стены, чуть не скинув всадника прямо на одну из статуй, вырезанных в фасаде. В итоге поклон до пояса этим самым статуям и молниеносный взгляд вверх, вдоль всех этих готических колон, гармонично вписанных в убранство по-романски огромного храма божьего. Быстрая молитва. Нет. Скорее мольба. Мольба о том, чтобы с его девочкой всё было в порядке. Всё было хорошо. Такая короткая, но настолько ёмкая и протяжная, стремящаяся выше шпилей, выше неба, прям к нему самому. Из уст в уста.

Тяжёлые двери еле поддаются, почти не откликаются на толчки уставшего, вымотанного нервами и дорогой рыцаря. Но он не сдается. Разве он может себе позволить? И вот уже Генри в центральном нефе, замирает поглощённый величием сводов, масштабами сооружения, построенного лишь для связи с одним существом, и, как временами кажется, чтобы показать насколько один человек, сам по себе, мал и ничтожен в этом огромном мире, в этом огромном космосе. И вот, впереди, перед самым органом, в окружении епископа и капелланов, стоит на коленях она, устремляя свой взор в перекрестие узоров на потолке.

— Анна! — и крик раздаётся эхом через все нефы, огибает колонны, убегая в хоровой зал, залезая под скамьи, касаясь алтаря и возвращаясь обратно, заставляя витражи на окнах дребезжать от страха.

И снова бежит. Вперёд. Туда. Спасти её из лап священников. Хоть сам знает, что они не враги. Они здесь не причем.

— Герцог Эксетер… — только и успевает сказать епископ, но Генри отталкивает его, прерывая тем самым речь.

Быстрее. Быстрее обнять. Увезти. Спасти. Анна…

— Герцог Эксетер, дитя просто молилась. Что вполне разумно с её стороны в данной ситуации. Ваши лекари уже давно зареклись, что не могут ей помочь. Так, где же теперь искать ей спасение, как не в руках Господа?

Но вот прекрасное создание бормочет всё слабее и слабее, словно тая в руках отца. У неё лихорадка. Жар выматывает её и бросает в царство Морфея, казалось бы, невластного здесь бога.

— Не смейте принимать бред больного ребенка за обретение истинной веры. Ваши молитвы ещё ни разу не даровали спасение и не обрушили чудо. А вот нужный лекарь уже едет сюда. Скоро он будет в Плимуте. Надо только немного подождать и сделать всё возможное, что бы Анна тоже смогла дождаться приезда. Поэтому лучше ей быть под присмотром в надёжном месте. А вас, епископ, я попрошу больше к ней не приближаться. И к замку, кстати говоря, тоже.

Свита подхватывает безжизненное тело юной герцогини. И если бы не этот жар, то можно было бы и впрямь принять за труп. Но ещё рано. Ещё есть надежда. Поэтому Анну уносят. Да и сам отец её уже не стоит на ногах. Он и так уже очень устал. От всего. И очень давно.

Сначала чума, потом эта война, теперь ещё и вот это… Господи, за что ты так мучаешь меня? За что так испытываешь?

— Может быть, ваши молитвы не были искренними, и исходили не от сердца и веры? Обретите бога, Генри, и тогда он вас услышит.

Но в ответ лишь звонкий гул от захлопнувшейся двери…

Гул, разбудивший Анну.

Еле живая она пытается встать и идти самостоятельно. Но стражники не выпускает её, и, борясь с ними, она мечется в разные стороны, яркий свет ещё не дает раскрыть ей глаза, но вот… Она запрокидывает голову. Оцепенение. И крик:

— Вороны! Это всё вороны, папа. Видишь их? Видишь?! Они пришли за мной, папа, — вырываясь с новой силой, кричит юная леди и вскидывает указательный палец в небо, которое заполонила стая мерзких чёрных птиц.

Собравшиеся зеваки в ужасе крестятся, запрокинув головы. А Анна, снова теряя силы, погружается обратно в сон.

— В замок! Быстрее, — командует герцог и сам садится рядом с возничим, а не в карету.

Быстрее. В замок.

Тем же вечером Генри сидел задумчивый в тронном зале. Его не отпускали мысли о здоровье своего чада. Так любимого им. Сквозь окна смотрел он на проклятых воронов, круживших вокруг покоев Анны, и сам начинал верить в суеверия. Может и вправду они пришли забрать мою дочь? И в этот самый миг в залу влетает необычно огромный ворон, раза в два, а то и в три больше обычного, пролетает над столами и скамьями, сбивая свечи и канделябры, погружая комнату в полный мрак. И в этой кромешной темноте только и видно кроваво-красные глаза зловещей птицы. Огромные красные глаза, смотрящие куда-то в глубину души герцога, как будто забирая оттуда всё светлое, что там осталось, все надежды. И улетает, выпархивая из окна одновременно с раскатом грома.

— Сэр Генри, с вами всё в порядке? — голос советника раздаётся из темноты позади герцога.

Он только вошёл и не видел ужасающего зрелища. А может это всё почудилось ополоумевшему отцу?

— Всё хорошо. Только ветер задул свечи, зажги их.

— Что там с лекарем? — уже при слабом свете свечей спрашивает отец.

— Через три дня должен быть в Плимуте. Из-за бури его кораблю пришлось задержаться. Наши лучшие скакуны уже дожидаются его там, чтобы как можно быстрее доставить сюда, сэр.

— Это хорошо, это хорошо…

Слова Генри будто растворяются в воздухе. Его стеклянный взгляд смотрит куда-то в пустоту. Его разум явно сейчас не здесь. И сам он вместе с ним словно переносится из залы.

— Сэр?

— А?.. Да… Я тут подумал… Отправь завтра Анну на копии в Дартмур. Только так, чтобы никто не понял. Выведи ее тайно.

— Но, зачем?

— Так надо, Артур. Так надо. Просто сделай, как я говорю, и убедись, чтобы об этом знало как можно меньше людей. И да, смотри за воронами. В сопровождении возьми лучников, чтобы отстреливали всех чёрных летучих гадов, что последуют за вами. Это важно Артур. Чтобы ни единого ворона.

— Хорошо. Хорошо. Я всё сделаю…