Слеза Немезиды

Владислав Геннадьевич Аксинович, 2019

«Слеза Немезиды» – это остросюжетный детектив с элементами мистики, юмора и чуточкой мелодрамы. Наша книга – это реальное расследование сложнейших убийств, вовлекающее в свой оборот всё новых и новых лиц, в ходе которого выясняется, что нити этих изощрённых преступлений ведут в прошлое, а их истоки в очень далёком прошлом.Когда вы разгадаете тайну «Слезы Немезиды» вместе с нашими героями и выясните, наконец, кто же всё-таки убийца, это в действительности шокирует.

Глава 3

Почерк спецслужб

В понедельник утром, как и говорил, Кротов поехал в архив к Куликовскому, чтобы помочь в поиске общего для трёх жертв дела.

— Ну что, Павел? Может, уже что-нибудь есть? — с надеждой в голосе спросил Андрей.

— Общего дела пока нет, — отвечал Куликовский, — но есть вот что: раньше Гусаков работал в городском суде, а в район его перевели года два назад, почему и за что, естественно, из материалов уголовных дел мы не выясним. Нужно ехать в суд и беседовать с его коллегами. А вообще, конечно, тут работы — за месяц не справиться, надо мне в помощь пару бойцов, иначе мы надолго засядем.

— Сам позвони Осиповичу и попроси помощников, — как бы анализируя сказанное, ответил Кротов, — а я съезжу в городской суд, попытаюсь там что-нибудь выяснить о Гусакове и почему его перевели.

Направляясь в суд, Андрей понимал, что без специального запроса ему там могут не сказать ничего, но времени на согласование не было — с момента убийств прошло уже четверо суток, а кроме голой версии о киллерах, ничего, ни одной улики, ни одной ниточки, ведущей к убийцам и тем более к заказчикам. Действовать надо было очень быстро. Все выходные он просидел в интернете, пытаясь найти где-нибудь похожее преступление, прошерстил газетные публикации, форумы, блогеров, где бы эти киллеры могли проявить себя или свой прибор. Но не нашёл совершенно ничего.

Поэтому Кротов, минуя все кабинеты, направился сразу к председателю Минского городского суда. Попросил секретаря сообщить ему, что у него срочное и неотложное дело, не терпящее отлагательств. Судья попросил его зайти.

— Здравствуйте, Вадим Юрьевич, — начал Кротов, предварительно прочитав надпись на кабинете председателя, — я по поводу гибели вашего бывшего коллеги Гусакова, вы, наверное, в курсе что он выпал с шестого этажа?

— Конечно, я в курсе, — с лёгким недовольством ответил председатель, — мы уже выразили свои соболезнования его жене. А вы что, расследуете это дело? Это был несчастный случай или ему помогли?

— Следствие только в начале пути, отрабатываем все версии, — дежурно ответил Кротов.

— Хорошо, чем я могу помочь? — явно куда-то спеша, ответил председатель.

— Три года назад, — начал Андрей, — его перевели от вас в район. Не могли бы вы рассказать почему, что тогда случилось? Официально мы до этого будем долго докапываться, а если это обстоятельство окажется ни при чём, потеряем много времени.

— Понятно, — перестал торопиться председатель, — значит, есть версия, что ему помогли. Ну ладно, Гусаков был очень хорошим судьёй, претензий к нему не было, но три года назад с ним приключилась неприятная история. По одному делу об изнасиловании, я бы сказал, по вполне типичному делу, — через маленькую паузу продолжал Вадим Юрьевич, — Гусаков вынес очень мягкий приговор, ну там была масса смягчающих обстоятельств, всё было на усмотрение судьи, и он, наверное, пожалел обвиняемого, вина которого была доказана. Причём насильник всё признал и раскаялся. Но потерпевшая сторона была очень недовольна, и её адвокаты мало что написали кучу жалоб во все вышестоящие инстанции, так ещё всплыли какие-то фото с мобильника, где Гусаков в кафе встречался с адвокатами потерпевшей стороны. Хотя судья и утверждал, что он просто проходил мимо адвоката обвиняемого и поздоровался с ним, не более того, скандал начал набирать обороты. Откуда-то пошли слухи, что якобы есть запись, где Гусаков берёт взятку в десять тысяч долларов от адвоката за смягчение приговора. В общем, Семёну Олеговичу мы вынуждены были объявить дисциплинарное взыскание и, от греха подальше, временно перевели в район. А когда бы вся эта буря поутихла, взяли бы его обратно. Мы уже и документы начали готовить о его переводе к нам. Но я не думаю, что эти дела как-то связаны. Дали насильнику вместо семи лет два, из-за этого убивать судью? Нет… нет, не думаю, — повторял председатель, — тем более что повторный суд вторичной инстанции оставил приговор без изменения.

— Большое спасибо за информацию, — искренне благодарил Андрей, — а не могли бы вы номер этого дела уточнить?

— Всё-таки будете здесь копать? Ладно, записывайте, — и продиктовал номер из своего органайзера.

— До свидания, Юрий Вадимович, — сказал Андрей, записав номер дела.

— До свидания, товарищ майор, — с улыбкой, покачивая головой, ответил председатель.

Закрыв за собой дверь, Кротов увидел табличку на ней: «Сомов Вадим Юрьевич».

— Вот чёрт, — подумал Андрей, — как же неловко получилось, а он меня и не поправил. Да… заработался я, — сделал мысленное заключение Кротов и начал набирать по мобильнику Куликовского.

— Павел, срочно записывай номер дела, найди его, если в нём, кроме Гусакова, хоть каким-то боком будут присутствовать Мурашко и Овчинников, сразу немедленно звони мне.

— Понял, — ответил капитан.

— А подкрепление тебе дали?

— Да! — ответил Куликовский. — Два опера с района, дело пошло быстрее.

Тут раздался звонок по второй линии. Это был следователь Юревич:

— Здравствуйте, товарищ майор, — официально обратился тот, — я разослал все отдельные поручения по этому делу, а сам хочу съездить и передопросить жену Овчинникова на предмет дружбы её мужа с Мурашко и Гусаковым. Заодно провести формальный обыск в его квартире. Вы мне компанию не составите?

— Составлю, — ответил Андрей, хотя собирался ехать в архив, чтобы посмотреть дело, из-за которого у Гусакова были неприятности. Он боялся, что Юревич хоть и опытный следак, но может упустить какую-нибудь важную деталь, что в этом деле недопустимо.

— Тогда встречаемся у дома потерпевшей, — продолжил Юревич, — она уже ждёт.

Направляясь в Уручье на улицу Руссиянова, Кротов проезжал по кольцевой дороге мимо того места, где произошла страшная авария. Не переставал думать о том, чем таким надо было обработать мозг бедного Овчинникова, что тот после запредельного шока въехал в столб. Он пытался представить себя на месте погибшего коллеги, но ничего не получилось.

Встретившись у дома, Юревич и Кротов зашли в квартиру потерпевшей.

— Здравствуйте, Татьяна! — вежливо сказал Андрей,

— Но я же уже всё вам ещё тогда сказала, что знала.

— Нам необходимо провести обыск в вашей квартире, вот постановление, — протянул листок бумаги Денис Александрович, — может, найдётся что-то, что поможет раскрыть это дело.

— А вы думаете, что это не несчастный случай? — искренне удивилась Татьяна, — думаете, авария подстроена?

— Пока не знаю, — отвечал подполковник, — просто мы должны отработать все версии, это наша работа.

— У Юры была такая же работа, — заплакала Татьяна, вытирая слёзы засаленным платком.

Чтобы перевести тему, Андрей вежливо произнёс:

— А вы можете рассказать об отношениях Юры с его друзьями Алексеем Мурашко и Семёном Гусаковым?

— Могу, конечно, а что, вы думаете, это они аварию подстроили? Не смешите меня, мне и так сейчас не по себе, — иронично произнесла Татьяна.

— Нет, мы их не подозреваем, — тяжело вздыхая, говорил Юревич, — они тоже погибли в это утро: Мурашко бросился под поезд, а Гусаков вывалился из окна.

Для Татьяны это стало настоящим шоком, она не могла осознать всех слов, что сказал следователь, и лишь после долгой паузы выдавила из себя:

— Какой ужас!

Выпив стакан воды и ещё минут пять посидев, переваривая сказанное, Татьяна начала:

— Они знакомы были, наверное, лет двадцать, общим интересом у них была рыбалка, где и когда они сошлись на этой почве, не вспомнил бы никто, включая их самих. Иногда все трое к нам заходили после рыбалки, иногда Юра к ним, но это было нечасто. Семьями мы особо не дружили, других общих интересов как бы не было, исключая, естественно, работу. По делам они регулярно созванивались, друг у друга консультировались, советовались. Отношения у них между собой были очень хорошие.

— Значит, все вместе, втроём, — уточнял Кротов, — они встречались только на рыбалке?

— Думаю, да.

— А куда они ездили рыбачить? И когда это было последний раз? — записывая в протокол показания, спрашивал следователь.

— Ездили всегда на Припять в Петриковский район Гомельской области, там есть очень хорошие места, последний раз это было две недели назад, на майские.

— А приехав, Юрий ничего не рассказывал, может, было что-то необычное в его поведении? — пытался копать Андрей.

— Ну да… Юра с этой рыбалки приехал какой-то очень грустный, ничего не рассказал, хотя обычно хвастается уловом. Выпил водки и пошёл спать. Но на утро всё было как обычно, и к этому вопросу мы больше не возвращались.

— А на рыбалке они употребляли? — неуверенно спросил Юревич.

— В разумных пределах, конечно, — не поняв, что за вопрос, отвечала Татьяна, — где же вы видели рыбалку совсем без этого дела?

— Понятно, — подытожил Юревич, — распишитесь здесь.

И протянул жене Овчинникова написанный им в ходе беседы протокол. В это время Кротов, досмотревший личные вещи погибшего, сказал, что нужно изъять жёсткий диск компьютера и пару фотографий с их совместных рыбалок, после чего выключил запись на мобильнике. Все важные беседы он записывал, как опытный опер, чтобы потом, в случае чего, можно было всё прослушать и восстановить детали.

Татьяна не возражала по поводу изъятия винчестера и фото, через несколько минут оперативник со следователем вышли из квартиры. Прощаясь у подъезда, Юревич сказал:

— Знаешь, майор, я всё проанализировал и думаю, что это три хорошо спланированных убийства, совершённых какой-то очень продвинутой боевой группой.

— А что вас, товарищ подполковник, натолкнуло на такую мысль? — пытаясь изобразить удивление, спросил Кротов.

— Сам подумай, в три случайных самоубийства трёх друзей или в три несчастных случая не поверит даже школьник. Ежу понятно, что здесь есть тесная связь. Но совершить всё это могла только очень хорошо подготовленная группа. Пришли результаты анализов крови на гормоны всех троих. Так вот, перед смертью у них наблюдался десятикратный всплеск адреналина в крови, что даже теоретически невозможно. Их кто-то очень сильно напугал или шокировал, от этого у пострадавших, кстати, и полопались сосуды в глазах. Сейчас подсоберём материалы, надо будет нам с вами сесть и подумать, как вести дальше расследование. Я, например, не представляю, где и как искать эту боевую группу, укомплектованную такими спецсредствами, что после их применения человек сразу отправляется на тот свет, якобы сам. Ещё непонятнее с мотивом.

— А вы думаете, что это группа?

— Один человек никак, — сделал вывод Юревич, — по времени не получается, минимум двое, но возможно, и трое, только у третьего что-то не сложилось, и он повторил попытку.

— Пожалуй, да… — протянул Кротов.

А сам подумал, что пора бы делиться с ним всей информацией, всё-таки одно дело делают.

— Мы сейчас поднимаем архивы, — воодушевлённо продолжил Андрей, — ищем дело, где бы фигурировали в любом качестве все три жертвы, возможно, здесь за ниточку потянем и нащупаем мотив. Сейчас три опера в архиве трудятся.

— Это очень хорошо, — произнёс Юревич, понимая, что с майором кашу сварить можно, — как что будет, сразу набирай.

— Наберу, — ответил Кротов.

Попрощавшись, они разошлись по машинам. Но как только Андрей сел в свою, раздался звонок. Это был Осипович:

— Кротов, ты где? Немедленно ко мне! — в ярости кричал в трубку начальник, — через 20 минут ты у меня в кабинете, бросай всё и пулей сюда.

Андрей ехал и думал, что там у него ещё могло случиться, неужели ещё кого-нибудь таким же способом замочили и банда киллеров продолжает орудовать по Минску. Но он переключил мысль на беседу с женой Овчинникова и подумал: «А ведь возможен вариант, что причина не в общем деле, а, например, могли же они на рыбалке во что-то вляпаться, — и тут же себя осёк: — Да рыбу или место с кем-то не поделили, и те вызвали из Парижа экипированную спецгруппу, как сказал Юревич, чтобы устранить конкурентов. Припять — река большая, и найти место их возможной стычки будет просто нереально, когда все фигуранты с этой стороны мертвы», — продолжал думать Кротов.

«Нет, — решил Андрей, — это не то… надо копать их совместные дела», — и набрал Куликовского:

— Павел, что у тебя?

— В деле об изнасиловании, за которое наказали Гусакова, ни Мурашко, ни Овчинников никаким боком не стоят. Да и не тот это уровень, чтобы так изощрённо убивать. Больше ничего, других совместных дел пока не нашли.

— Хорошо, я к начальнику, — уведомил Кротов, — там что-то случилось, боюсь, как бы не ещё один труп.

И положил трубку.

Добравшись до кабинета Осиповича, Кротов застенчиво постучал в дверь:

— Разрешите, товарищ полковник? Что-то случилось?

— Не надо стучаться, Кротов, — жёстко начал Осипович, — ты думаешь, я тут с любовницей что ли? Случилась, товарищ майор, катастрофа!

И бросил на стол газету «Вечерний Минск» с заголовком на первой странице: «Судья, прокурор, милиционер — самоубийцы в погонах. Кто следующий?».

— Вот, полюбуйтесь, что пишет демократическая пресса, — не скрывая ярости, говорил полковник, — для спокойного и тихого Минска — просто сенсация.

Завтра это подхватят остальные газеты, я представляю следующие заголовки: «Клуб самоубийц» или «Возрождение „китов“ в Минске». БТ уже осадило пресс-службу МВД.

Тут у полковника зазвонил мобильник:

— Да, товарищ генерал, — рапортовал Осипович, — так точно, разбираемся… Есть ускориться… Будет сделано… Сразу доложу… Всех подключаем! — и положил трубку.

— Ты знаешь, Андрей, кто только мне не позвонил за последний час, — успокоившись и сев в своё кресло, продолжал полковник, — на ушах уже весь город. Что докладывать руководству, я не представляю. Откуда эти журналюги про всё узнали? Это же надо было сопоставить кучу фактов.

— Или кто-то им слил уже сопоставленную информацию, — вставил Кротов.

— Кто мог слить? — задумчиво спросил полковник. — Кого-то из наших я исключаю, наверное, из района какой-нибудь деятель поделился.

— Наверняка из района, — поддержал Кротов, — наши отрабатывают совсем другую версию, это сливал тот, кто не в теме, а слышал звон, да понял, где он.

Дочитывая газету, майор продолжал:

— Тут только одна версия — самоубийство. Аналогию проводят с группой «китов», в которой малолеток доводили в России до самоубийства.

— Там уже давно всех повязали и посадили, — дискутировал Осипович, — какому идиоту в голову вообще могла прийти такая версия, что полковника милиции, судью и прокурора могли довести до самоубийства какие-то блогеры? Ты хоть такую версию не рассматриваешь?

— Нет, конечно, — встрепенулся Кротов, — за кого вы меня принимаете, товарищ полковник?

— За очень хорошего опера, — отвечал Осипович, — поэтому результат нужен немедленно, давай хоть что-то, пятый день заканчивается, а у нас ни одной зацепки, ни на какую версию. Что по архиву? Куликовский что-нибудь нашёл? Я ему в помощь двух оперов дал.

— Была версия, — продолжал Кротов, — судья Гусаков осудил парня за изнасилование всего на два года вместо семи. Потерпевшая сторона в негодовании, жалобы были, разборки… Судье дали взыскание, перевели из города в район, но не Мурашко, ни Овчинников там никаким боком не фигурировали, в общем, версия захлебнулась…

— Плохо, — отрезал Осипович, — а ты уверен, что это дело рук нескольких киллеров?

— Да, — уверенно сказал Кротов, — может, банда, может, киллер с помощником, но точно не один, никак по времени не получается. Хотя никаких ниточек по этой группе пока нет, разве что зажигалка в подъезде Мурашко, я сдал её на экспертизу, вдруг там какие пальчики всплывут.

— Не всплывут, — с сожалением вставил полковник, — эксперты мне позвонили, на зажигалке отпечатки пальцев подростка, причём девочки.

«Наверное, это зажигалка той продвинутой парочки, которая практиковала этажом выше предварительные ласки», — подумал про себя Кротов, а начальнику сказал:

— Жаль, конечно.

— Я говорил с Юревичем перед твоим приходом, — сопоставляя информацию, продолжал Осипович, — он считает, что это однозначно убийства, а орудует в Минске не банда киллеров, а экипированная группа диверсантов из спецслужб другого государства. Что, в общем-то, очень близко к твоей версии. Копайте вместе, ищите зацепки, надо что-то докладывать руководству, а то нас «съедят».

— Хорошо, товарищ полковник, — отвечал Кротов, — уже работаем.

— И вот что, майор, — давал ценные указания Осипович, — встреться ты с этим журналистом, как его там?

— Преуспеваев, — вычитывая из газеты, вставил Андрей.

— Да, он первый этот бред опубликовал, значит, кто-то ему что-то слил. Встреться с ним, втолкуй, что нельзя марать бумагу отсебятиной, пугая при этом общественность. Может, выяснишь фамилию деятеля, который ему это понарассказывал. А то бог его знает, что этот Преуспеваев завтра понапишет. Это может сильно осложнить расследование, если мы вместо следственных действий будем отписками на статьи заниматься.

— Хорошо, Леонид Борисович, встречусь, втолкую. Может, ему поведать настоящую нашу рабочую версию? Чтобы всякий бред не писали.

— Ты с ума сошёл, — возмутился Осипович, — они тогда тут такую патоку разведут про синдикат киллеров в Минске и про устранение неугодных блюстителей закона, что мы на доклады каждые полчаса ходить будем, вообще не дадут работать.

— Да… наверное…

— Как же нам твою банду киллеров искать? — задумчиво говорил Осипович.

Тут опять раздался звонок, полковник жестом показал Кротову, что можно идти, и ответил в трубку:

— Да, товарищ генерал…

Андрей вышел из кабинета озадаченный тем фактом, что ведь действительно по делу абсолютно никаких зацепок.

На следующий день с утра Кротов сразу поехал в следственный комитет к Юревичу, чтобы набросать чёткий план действий. Срочно нужна была хоть какая-то ниточка, хоть какая-то зацепка.

В кабинете у следователя, вертя в руках газету «Вечерний Минск», Кротов вопрошал:

— А вы, товарищ полковник, уже и моему начальству поведали о своей версии спецслужб?

— Не поведаешь тут, Осипович мне сразу после вчерашнего обыска набрал, злой такой был, спрашивал, в какую сторону пойдёт следствие, вот я ему и изложил свои соображения. Да, журналисты совсем распоясались, — глядя на газету в руках Кротова, говорил Юревич, — после этой публикации моё руководство и мне проходу не даёт, требует результат. А где его взять, если это действительно были спецслужбы, которые точно не оставят следов?

— Значит, нашей основной версией будут спецслужбы, — бодро сказал Андрей.

— Я знаю твою версию, майор, про группу киллеров, — ответил Юревич.

— Откуда, товарищ полковник? — якобы в недоумении подхватил Кротов. А сам подумал: «Кроме Осиповича, рассказать об этом было некому».

— Твой начальник поделился, — открыл тайну следователь, — но дело не в том, киллеры это или спецслужбы, а в том, что следов нет, а как нам на убийц выходить, я не представляю.

— Да, это будет очень трудное дело, — соглашался Андрей.

— Тогда давай набросаем план действий, — взяв ручку, сказал Юревич.

— Давайте, товарищ полковник, — доставая свою, приготовился записывать Андрей.

— Послушай, майор, давай на «ты», я тебе не начальник, так будет проще общаться, — сказал следователь.

— Хорошо, — ответил Кротов. — Первое: наши опера сейчас переворачивают архив, пытаясь найти уголовные дела, где бы участвовали в любых ролях Овчинников, Мурашко и Гусаков. Это наше основное направление поиска зацепок.

— Да, — ответил Юревич, — если такое дело будет, это сдвинет всё с мёртвой точки. Второе, что надо сделать, это озадачить участковых по месту жительства жертв опросом всех соседей с целью выявления посторонних в подъезде, причём не только в день убийств, но и за пару недель до этого. За ними могли наблюдать. Запрос ты дашь или мне написать?

— Напиши ты, — ответил Кротов, — другое ведомство, ответственнее будут исполнять. Отпечатки на зажигалке, которую я нашёл в подъезде Гусакова, ничего не дали, в базе их нет, к тому же они принадлежат девушке-подростку.

— Ясно, — поставил у себя галочку следователь.

— По Мурашко, — продолжал Кротов, — надо отдать записи с камер наблюдения в прокуратуре, откуда он вышел, и в метро, на экспертизу, может быть, там засветился кто-то из киллеров, вполне же мог убийца, обработавший прокурора, потом сам в метро спуститься, чтобы удостовериться, что жертва покончит с собой.

— Да, это правильно, может, что-то зацепится, — сказал Юревич, — у меня какая ещё мысль. Если это спецслужбы, то явно не Австрии или Индии. Это или Штаты, или Израиль. До мотивов спецслужб США можно докапываться до скончания веков, а вот если это «Моссад», то они будут на поверхности. Все знают, как «Моссад» ликвидировал бывших нацистских преступников или арабских террористов после мюнхенской Олимпиады. Надо проверить, не были ли наши фигуранты ярыми антисемитами или, может, где-то отдыхали вместе в Израиле и там набедокурили.

— Сильно, Денис Александрович, — с одобрением сказал Андрей, — в тебе гибнет талант опера.

— По этому пункту я лучше всего сам опрошу родственников жертв, — записывая, говорил Юревич, — и сделаю запросы, куда и когда выезжали за рубеж наши жертвы. Правда, если всплывёт «Моссад», я не представляю, что будем делать.

— А я представляю, — радостно ответил Кротов, — скинем всё в КГБ, и пусть они там сами разбираются.

— Да, было бы неплохо, — одобрил следователь, — у меня ещё один геморрой из-за этих журналистов, которые в прессе изложили версию про клуб самоубийц. Надо запрос в ваш отдел кибербезопасности сделать на предмет того, на какие сайты с IP-адресов выходили потерпевшие. И всё это потом анализировать, как будто мне заняться больше нечем, как выискивать сайты самоубийц и проверять, не состояли ли там наши жертвы.

— Думаю, это будет лишняя работа, — согласился с ним Андрей.

— Конечно, лишняя, — возмутился Юревич, — но руководству виднее. Раз журналисты думают, что это самоубийства, значит, и эту версию отработать надо.

— У них же нет данных о красных глазах или запредельном количестве в крови адреналина, — в защиту журналистов бросил Кротов. — Меня Осипович вчера отправил приструнить журналиста, который первым всё разнюхал.

— И что? — спросил Юревич.

— Вот от тебя в редакцию и поеду, — ответил Кротов.

— Ладно, езжай, — кивнул следователь, — основные направления поиска определились, все запросы я дам, мелочовку доработаю. По любой информации звони мне сразу, если хоть что-то будет.

— Хорошо, ты тоже набирай, — сказал Андрей, выходя из кабинета следователя.

От следственного комитета на улице Первомайской до редакции «Вечернего Минска» на пересечении Козлова и проспекта Независимости было минут пять езды. За это время Андрей пытался обмозговать версию Юревича про «Моссад».

— Ну если бы они втроём вляпались во что-то по антисемитской теме, проще было бы устроить международный скандал, ноты протеста и всякое там такое, чем втихаря мочить. Ведь так никто ничего может и не узнать, за что их убили, тогда толку с таких убийств никакого. Нацисты или террористы на Олимпиаде 1972 года были же известны, а эти ничем таким вроде не «прославились». По возрасту не вязалось с 72-м годом. Овчинникову было тогда два года, Мурашко ещё не родился… Что-то не то, слишком маловероятно, что это убийства на антисемитской почве.

Кротов зашёл в редакцию, без труда нашёл кабинет журналиста Романа Преуспеваева и, не стуча, как учил начальник, зашёл. За столом сидел паренёк лет двадцати пяти, в очках, с патлатой шевелюрой, щуплого телосложения.

— Уголовный розыск, майор Кротов. Ну что, Рома, собирайся, — жёстко сказал Андрей, положив на стол журналиста наручники, — взяли банду «дельфинов», которая организовала тридцать четыре самоубийства через интернет, самые громкие из которых — Овчинников, Мурашко и Гусаков. Всех схватили, уже дают показания, говорят, ты был их идеологом.

Журналист сидел в полном недоумении, его словно паралич сковал, только немного тряслись губы. Через минуту гробовой тишины, глядя сквозь свои круглые очки, журналист выдавил:

— Я не был идеологом этой банды.

— А как же ты первым узнал про самые громкие дела банды «дельфинов»? — как на допросе продолжал Кротов. — Собирайся, поедем очные ставки делать, все на тебя показывают.

— Они лгут, — начал оттаивать журналист, — я не знаю про банду «дельфинов», про самоубийства мне сказал мой однокашник из Фрунзенского РУВД, а я уже всё сопоставил и написал статью о клубе самоубийц.

— Что ты врёшь? — наседал Кротов. — Фамилия однокашника!

— Терентьев, — выдавил из себя Рома.

— Проверим, — с подозрением сказал Андрей, — если не подтвердится, приду и арестую. Как надумаешь ещё хоть что-то написать про банду «дельфинов», только через меня, — и дал свою визитку. — А то наворотишь тут дел, что потом не разгребёшь. По любой информации о банде сразу звони мне, вместе будем думать, что с этим делать. Понятно?

— Конечно, понятно, — с облегчением выдохнул журналист.

Кротов взял со стола наручники и ушёл. А журналист ещё долго не мог прийти в себя, пытаясь анализировать, как он чуть не оказался в банде организаторов самоубийств.

Кротов тем временем набрал начальника Фрунзенского розыска Быкову:

— Здравствуй, Олег Владимирович, — как будто сто лет не видевшись, говорил Кротов. — Кто у тебя занимался делом прокурора вместе с Маевским?

— Привет, Андрей Андреевич, — тоже радостно ответил Быков, — Колосков и Полосович, а что такое?

— У тебя есть такой кадр — Терентьев?

— Да, есть, — подтверждал начальник розыска, — это молодой опер, конечно, он этим делом не занимался, он так, по мелочам.

— Понятно, пришли его ко мне в министерство, разговор будет.

— Хорошо, сейчас пришлю, сильно там его не нагружай, молодой он ещё, неопытный.

И Быков положил трубку.

«Молодой и неопытный, — про себя возмущался Кротов, — а расследование целой кучи опытных ставит под удар».

По пути в министерство Андрей набрал Куликовского, который в архиве переворачивал тома дел:

— Павлик, есть хоть что-нибудь? — с надеждой в голосе спрашивал Кротов.

— Ни-че-го! — растягивал Павел, — уже больше половины дел перепотрошили.

— Если будет хоть что-то, сразу звони.

Кротов шёл по коридору министерства к своему кабинету, как лоб в лоб столкнулся с Осиповичем.

— Ну что, Кротов? Что у тебя есть? — с «наездом» и одновременно с надеждой в голосе спросили шеф.

— Юревич думает, что это «Моссад», — быстро сообразив, что сказать надо хоть что-то значимое, среагировал Андрей, шокировав тем самым начальника.

— Только «Моссада» в центре Минска нам ещё не хватало, — схватился за голову Осипович, — а что у него на «Моссад» есть?

— Пока ничего, — объяснял Кротов, — просто почерк их.

— Где-то в мире были похожие самоубийства? — с надеждой в голосе спросил Осипович.

— Пока таких фактов нет, но мы работаем над этим, — бодро говорил Андрей.

— Думает, к делу не пришьёшь, — недовольно говорил начальник, — но версия хорошая, тогда мы это дело в КГБ передадим, и пусть они сами там с «Моссадом» разбираются. А сам ты что думаешь?

— А я думаю, что «Моссад» тут ни при чём, — задумчиво проговорил Кротов, — если бы тут была антисемитская тема, Израилю гораздо выгоднее международный скандал, чтобы наши дипломаты оправдывались и извинялись, чем мочить таинственным образом этих трёх человек. Хотя неизвестны обстоятельства того дела, за которое их могли убить.

— Вот именно, майор, — опять недовольно говорил полковник, — ничего не известно, копай, Кротов, копай быстрее. Ты с журналистом разобрался? Кто ему слил информацию, узнал? Уволим из органов к чёртовой матери.

— С журналистом разобрался, — уверенно ответил Андрей, — не колется, гад, говорит, журналистская тайна, источник информации не выдаст под угрозой расстрела. Но пообещал, что без нашего ведома больше ничего писать на эту тему не будет.

— Откуда они такие прыткие берутся? — продолжал возмущаться Осипович.

— Поначитаются западных СМИ о гласности и ведут себя потом нагло, — жаловался Кротов.

— Ладно, Андрей, накопай срочно хоть что-нибудь по этому делу, — уходя, дал наказ начальник.

Кротов пошёл в свой кабинет, напарника не было, он трудился не покладая рук в архиве. И можно было спокойно суммировать все факты по этому делу. Хотя как таковых фактов не было. Только догадки и предположения. «Почерк „Моссада“» — да это мог быть почерк кого угодно, — думал Андрей. Хотя проверить западные, да и русскоязычные СМИ на этот счёт не помешало бы, может где-то кто-то так уже «самоубивался». Вдруг, запросы Юревича что-то дадут, хотя вряд ли спецслужбы оставили какие-то следы.

Тут в кабинет постучали:

— Разрешите войти, — в кабинет зашёл молодой паренёк, — лейтенант Терентьев.

— Ой, заходи Терентьев, — вздыхая, сказал Кротов, — как зовут тебя, Терентьев?

— Саша, — уверенно ответил опер из Фрунзенского.

— Послушай, Саша, — недовольным тоном продолжал Кротов, — я расследую очень громкое дело, сам знаешь какое, над делом работает целая команда: полковник Осипович, полковник Юревич из следственного комитета и ещё куча наших оперов, включая фрунзенских, эксперты, участковые, отдел кибербезопасности и т. д… И все мы вынуждены терять время, доказывая руководству несостоятельность версии самоубийства только лишь по той причине, что опер Терентьев из Фрунзенского РУВД поведал однокашнику журналисту Роме свои домыслы по этому делу. Замечу, — очень недовольно продолжал Кротов, — который вообще не участвует в расследовании. И вот что мне со всем этим, опер Саша, делать?

Терентьев покраснел, как кленовый лист осенью, потупил глаза и невнятно начал отвечать:

— Я ему только про факт самоубийств сказал… по дружбе… я подробностей и сам не знал…

— Ясно всё с тобой, Тереньтев, — подытожил Кротов, — езжай уже в свой отдел и, прежде чем кому-то что-то говорить, подумай десять раз, а то не быть тебе опером.

— Я всё понял, — уже бодрее сказал Саша и вышел из кабинета.

«Уволил бы Осипович начинающего пинкертона за пять минут, не спросив даже, как его зовут, — думал Андрей. — Этот-то, понятно, без злого умысла, по неопытности поделился с другом информацией. Кому будет легче, если карьера Саши прервётся, толком не начавшись? Бог с ним, с Терентьевым, — продолжал думать Кротов. — Как же проверить иностранные СМИ на предмет похожих самоубийств? Языками я не владею, что в поисковике запрашивать, непонятно, да и „Яндекс переводчик“ статьи так переведёт, что не разобрать будет, в любом случае это отнимет кучу времени, а Осипович людей на проверку такой информации не даст».

Тут Кротова осенило, и на следующее утро он вызвал к себе журналиста Преуспеваева с решимостью повесить на его хрупкие плечи отработку этой не очень перспективной версии, на которую уйдёт не одна неделя.