Тень лосуна

Владислав Воджик, 2022

В королевстве Эндория царят безвластие и беззаконие, бесчинствуют разбойники всех мастей, а как выглядит король почти никто не помнит. Но, кажется, для эндорцев забрезжила надежда: тот, кто вернулся из проклятых Туманных земель, самого опасного и загадочного места, окутанного легендами, передающимися из поколения в поколение. Кто он? Что ждет королевскую семью, и какая судьба уготована эндорцам? Наступает время перемен. Время, когда на кону будет судьба всего живого, а детские страшилки станут жуткой реальностью. Но это ‒ после, а пока герои, которых судьба безжалостно бросает в пучину интриг и зла, смертей и разочарований, должны понять, кто они на самом деле и чего действительно хотят. Какие их ожидают приключения, радости и напасти, что будет завтра, укрыто тенью и туманом…

Глава 2. Ученик старого Отана

Отан отвернулся от окна, подошел к старому, но все еще крепкому и удобному креслу, стоящему в другом углу мансарды, и рухнул в него, будто мешок с навозом, которым совсем недавно он удобрял свой сад, чтобы посадить алгус: годы брали свое.

Этот необычный цветок передал ему торговец книгами из Андалиона. К невзрачному корешку в небольшом холщовом мешочке было приложено письмо его старинного друга, в котором говорилось, что он дарит Отану то, что он так давно хотел получить.

Да, он давно мечтал заполучить этот редкий цветок, о котором ходило столько легенд! Но встретить его можно было лишь в горах близ Туманных земель. И то — если только очень повезет.

И вновь воспоминания уносили его в прошлое: вот он, совсем молодой, полный сил и жажды познаний, путешествует…

А вот здесь он впервые увидел алгус и встретился с монсенами…

Он вспомнил себя в возрасте милой рыжеволосой девчушки, которая несколько минут назад бегала по его саду, и улыбка вновь осветила его морщины. Мальчишкой он был точно таким же: бесстрашно лазал куда можно и нельзя, чтобы увидеть, узнать что-то новое.

Как же давно это было! 60 лет миновало с той поры, или нет, постойте, тогда стоял 542-й год, ознаменованный последним прибытием Хранителей знаний из Андалиона в земли Эндории, значит, прошло ровно 63 года…

Воспоминания прервал резкий стук в дверь. Старик тихонько выругался и замер, надеясь, что непрошеный гость уйдет, и можно будет и дальше предаваться сладостным воспоминаниям, но стук не прекращался.

Кряхтя и вздыхая, старик отправился отпирать дверь. На самом деле он прекрасно знал, кто этот непрошеный гость, поэтому, приближаясь к двери, начал намеренно громко ворчать о том, что бедному старику не дают покоя, и ему придется сейчас оторвать кому-то руки, чтобы не слышать этого стука.

Из-за двери раздался звонкий смех, и такой же звонкий голос прокричал, что тогда ему придется петь здесь народные песни Рейвуда, отчего сбежится вся округа, чтобы немедленно сжечь источник этого дикого воя.

— Но тогда и дом ваш сгорит наверняка! — весело резюмировал гость.

Старик уже дошаркал до двери и отодвинул тяжеленный засов. За распахнувшейся дверью обнаружился стройный, но крепко сбитый паренек с выгоревшими на солнце соломенными волосами, которые непокорными вихрами торчали на затылке, указывая на упрямый характер их обладателя. На загорелом лице под неожиданно темными бровями искрились смехом яркие карие глаза, а красиво очерченные губы были растянуты в такую широкую и радостную белозубую улыбку, что ею можно было осветить всю деревню. Одет он был в свободную, довольно изношенную серую рубаху, подпоясанную веревкой, какими обычно скручивают снопы сена, и в коротковатые штаны буро-коричневого цвета, на которых кое-где светились дыры. На ногах его были сапоги, в коих, судя по их виду, ходили еще во времена империй.

— Привет, досточтимый Отан! — шутливо раскланялся паренек, — я пригласил себя к тебе на чай, — не прекращая беззаботно улыбаться, заявил он, проходя в дом.

— И когда ты уже научишься хорошим манерам, Саймон? — задал вопрос в пустоту проема входной двери хозяин дома, прекрасно зная, каким будет ответ.

— Да будет тебе, Отан! Если бы я был… э-э-э… манерный, как вся эта знать из столицы, ты бы меня и на порог не пустил! И это было бы очень прискорбно, потому что тогда я не умел бы ни читать, ни писать, а ты бы уже давно помер от скуки и одиночества. Так что мы друг другу просто необходимы! — заключил паренек, по-хозяйски ставя котелок с водой на печь, в которой уже горели и потрескивали дрова, заставляя уютно гудеть печную трубу.

Старик сел к столу, посмотрел на юношу усталым взглядом человека, повидавшего мир и познавшего жизнь во всех ее ипостасях, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза…

Малыш лет шести с зареванным лицом, покрытый ссадинами и синяками, шел со стороны гор из леса прямиком в деревню. Из одежды на нем была лишь изодранная накидка. Местные жители приютили и накормили его, залечили его ссадины бальзамическими травами и дали какой-никакой одежды. Мальчик понемногу приходил в себя, но как только его начинали расспрашивать о том, как он оказался один в лесу и где его родители, ребенок начинал плакать, дрожать и твердить, что он ничего не помнит.

На окраине селения стоял небольшой храм покровительницы земель Эндории — Эйбл, богини плодородия, где и было решено поселить найденыша. Жрец согласился принять его и дал ему имя Саймон.

В деревне мальчика стали считать символом удачи, поговаривали даже, что сама богиня Эйбл вывела его из леса. Саймон был смышленым мальчуганом, открытым и улыбчивым. Но как только он подрос и освоился с местным укладом, он стал совершать вылазки в соседние деревни: воровать у них овощи, фрукты и приносить их в Элроен, раздавая поселянам в знак благодарности за то, что его приняли. Жители деревни говорили, что это называется «воровство» и это плохо, но от ворованных угощений не отказывались.

Прошли годы, ребенок вырос, превратившись в миловидного привлекательного юношу, получившего, однако, титул бесстрашного бойца в многочисленных драках в соседних деревнях, когда его все-таки ловили. Теперь он был подмастерьем кузнеца, и вся его неуемная энергия сосредоточилась на молоте и наковальне…

И вот прямо сейчас Саймон разливал по кружкам чай в доме Отана и рассказывал, как кузнец сегодня ругался на него за то, что по дороге в соседнюю деревню, где он должен был забрать железную руду у тамошнего кузнеца, он присел немного передохнуть у стога сена, да и уснул. Проснулся уже, когда солнце зашло. Вернулся в кузню, а там кузнец… Ну, в общем, не задался день, но это совсем не важно, потому что важно для него, и Отан это знает, совсем другое.

Это была своего рода традиция в последние годы: по вечерам Саймон заходил в гости к Отану, а тот учил его Письму и Счету, Чтению и Географии. Бывший мелкий воришка, которого жрец обучил лишь самым азам грамоты, впитывал в себя каждое слово. Но самым интересным для Саймона были истории старика-путешественника, коих за долгую жизнь у того скопилось немало.

Когда Отан открыл глаза, то чай уже стоял перед ним, огоньки свечей плясали по комнате, разгоняя темноту, а на него самого был устремлен пытливый взгляд, в котором легко читалось желание поскорее услышать новую историю.

— Сегодня хочу послушать про жителей пес… — начал было юноша.

— Друг мой, ты отвлек меня от воспоминаний моего детства, так что я продолжу вспоминать то, что хочу, а ты не будешь меня отвлекать и тогда, возможно, услышишь и то, что хотел бы, — тоном, не терпящим возражений, перебил его старик.

Саймон поднес руку ко рту, показывая, будто закрывает ключом замок, ведь он знал, что, несмотря на всю свою доброту, Отан может быть очень упрямым, и, если в такой момент его ослушаться, просто не станет вообще ничего рассказывать.

«Так вот, — начал Отан, — стоял 542-й год, последний год, когда Хранители знаний появлялись здесь, для того чтобы посетить королевскую библиотеку в Дорте, столице Эндории. По пути в столицу они останавливались в нашей деревне на ночлег и рассказывали всей местной детворе о том, от чего идет летоисчисление, да и много других интересных вещей».

Старик восстанавливал в памяти тот день из своего детства, и слова легенды, рассказанной одним из Хранителей, закружились у него в голове. Он слышал его голос так же четко, как видел из своего окна Орвульские горы, которые были в паре дней пути и потому окутаны легкой дымкой. А быть может, это его зрение был уже не таким орлиным, как в молодости?.. Ах, годы, годы… Мысли уже готовы были спутаться, но Саймон брякнул нечаянно кружкой, невольно напомнив о себе, и голос Хранителя вновь зазвучал в голове Отана…

«За 14 лет до истока всех королевств в Эрдейе существовали лишь две империи: на севере и востоке от Срединного моря распростерлась Фальцфейновская империя, а к западу и югу расположилась Остбальтская. Названы они были так от фамилий давно правящих там династий: Фальцфейны и Остбальты. Как водится, каждый из императоров желал присоединить к своей империи земли другого, и разгорелась кровопролитная война, которой не было конца. Сражения с переменным успехом сторон не стихали 14 лет, империи были обескровлены, никто не желал уступать другому, и это привело к тому, что население сократилось втрое.

В обеих империях поселились страх и хаос: повсюду были разбойники, большая часть из которых были дезертировавшими солдатами империй. Сожженные города и деревни были завалены гниющими и зловонными трупами, которые никто не убирал. Их не сжигали, не закапывали, и вздувшиеся, разлагающиеся тела наполняли воздух удушающим смрадом и привлекали тучи насекомых и грызунов. Болезни и голод свирепствовали на всей территории: от Туманных земель на севере до громадных степей на юге, и от острова Таран на юго-западе до полуострова Эстор на северо-востоке.

Обезумевший от голода, мора и беспорядков народ частью был полностью деморализован, частью превращался в нечто дикое и необузданное, грозившее невиданными доселе бедами. И тогда порядком потрепанные, главные аристократические семьи империй собрались на совет в городе Фион, что ныне является столицей Андалиона. Он расположен на небольшом островке в северной части Срединного моря.

Эндоры, Рейвуды и Андалионы из земель Фальцфейна и Холунды, Ноланды и Шифлисы из Остбальтских уговорились закончить бессмысленную войну. Однако не прошло и недели, как император Фальцфейн был отравлен, а земли империи превратились в королевства Эндорию, Рейвуд и Андалион. В то же время Остбальт был зарезан прямо у себя в постели, а империя разделена на королевства Холунд, Ноланд и Шифлис. Большая часть народов империи была так подавлена войной, голодом и болезнями, что никто не воспротивился разделению земель и смене власти. С того момента мы и отсчитываем годы» — подытожил Хранитель из Андалиона.

Отан не однажды вспоминал эту историю, да и, путешествуя по миру, часто слышал ее то в одном, то в другом трактире.

— Знаешь ли, Саймон, мой юный друг, а ведь все рассказчики считали, что первые, самопровозглашенные, короли спасли мир от неминуемой гибели, но вот сами андалионцы (кстати сказать, Андалион — единственное государство с огромным количеством библиотек, в которых хранятся бесценные рукописи о том, что есть в мире) думают совсем иначе…

— Иначе? — нетерпеливо перебил плавное течение речи старика Саймон. — А что же произошло на самом деле?

К удивлению юноши, Отан не осердился на его нетерпеливость и невозмутимо и спокойно продолжал:

— У Хранителей есть записи еще времен империй, из коих явствует, что до начала той страшной войны совет главных семей тоже проводился, и как раз для того, чтобы развязать войну и не дать ей закончиться до тех пор, пока империи не окажутся на грани полного краха. Вот за такие истории, порочащие предков-героев, Хранителей знаний и недолюбливали в соседних королевствах, что нисколько их не трогало, и все же, путешествуя, они старались пересказывать историю так, как это было принято везде, потому что за истинную правду их частенько били и в городах, и в деревнях. По определению Хранителей, били их люди «другого склада ума». Собственно, есть у них определение более простое и точное — недоумки, и именно так и называли их менее образованные и менее воспитанные жители королевства Андалион.

Старик замолчал. Молчал также и Саймон. Лицо его было задумчивым, меж бровей залегла складочка, по всему видно было, что он о чем-то напряженно размышляет. Наконец он поднял голову и взглянул на Отана:

— Раньше ты не говорил о том, что у андалионцев своя версия событий.

— Сколько людей, столько и мнений, на любое событие можно смотреть с разных точек зрения, благодаря этому мир многообразен, и именно это делает его прекрасным. Большинство людей верит в то, во что хочет верить, и их нельзя за это винить, ведь человек слаб, а так, действительно, проще жить, — философски изрек Отан, поднимаясь со своего стула и направляясь к кровати.

— Но ведь в любом вопросе, событии, предмете существует одна единственная и непреложная истина! — горячась, воскликнул Саймон. — Нужно лишь найти ее, и тогда будет меньше споров, разногласий и войн, разве не так? Разве не этого искал ты, путешествуя по миру?

Отан присел на кровать, взбил повыше подушки, лег, с наслаждением вытянул ноги и прикрыл глаза. Саймон терпеливо ждал. Наконец, когда он совсем уж разуверился в том, что дождется ответа в ближайший час, старик, не открывая глаз, произнес:

— Истина, сынок, не всегда приносит счастье или покой. И поиски истины всегда связаны с большими опасностями. Да. Некоторые платят за это своей жизнью.

— Почему? Разве не все люди заинтересованы в том, чтобы истина торжествовала? Как может быть такое? — не сдавался Саймон.

— В мире слишком много людей, живущих неправдой. Зачем им истина? Они уничтожают ее при первой же возможности, но, прежде всего, они избавляются от ее носителя. Помни об этом. — Отан поднялся, присел на кровати и, кряхтя от натуги, потянул из-под кровати кованый сундучок, давая понять, что дискуссия окончена.

Старинный сундучок, потемневший от времени, с узорными металлическими углами… Саймон немедленно вспомнил, как увидел его впервые. Чего только ни рисовало тогда его живое детское воображение! Вот откидывается крышка, и комната освещается сиянием от драгоценных каменьев, которыми доверху наполнен этот загадочный сундучок. Или, быть может, он полон золотых фольконов? Эти мысли не давали покоя маленькому Саймону, и он все думал, повезет ли ему когда-нибудь заглянуть в этот чудесный сундук? Повезло. Заглянул. И это стало его величайшим детским разочарованием…

Однажды, сразу после занятий с Саймоном, старик Отан снял с пояса внушительный ключ от сундука, вставил его в замочную скважину и со скрежетом повернул… Откинулась крышка, малыш Саймон, затаив дыхание, вытянул шею, заглядывая через плечо Отана и пытаясь увидеть чудо… Но вместо чуда увидел какие-то палочки, бумагу, склянки, старые книги и что-то еще такое же старое, глупое и неинтересное. Разочарование было настолько сильным, что он чуть не расплакался тогда.

Саймон часто вспоминал эти мгновения. Пожалуй, это был его первый опыт, когда жизнь пыталась навсегда отучить его от веры в чудо…

Он помотал головой, стряхивая воспоминания и возвращаясь в настоящее. Тем более, в настоящем он уже знал, что эти «старые, глупые и неинтересные» вещи из сундука — истинная драгоценность. Пусть и не сверкают разноцветными огоньками, как дорогие самоцветы.

— И все же… — начал было вновь неугомонный юноша, пытаясь продолжать спор с Отаном.

— Хватит, ты затрагиваешь то, чего сам не можешь еще осознать, но при этом не говоришь о том, зачем на самом деле сегодня пришел, — довольно резко оборвал его Отан. — Я приметил, что под крыльцом лежит твоя сумка, а, судя по характерным звукам, где-то рядом привязана лошадь. Да и ты на удивление серьезен сегодня. Неужели ты вправду думал, что я не замечу? — усмехаясь в бороду, проговорил старик.

— Ну, я и впрямь подумывал, что ты настолько увяз в своих воспоминаниях и саде, что не заметишь, даже если вдруг пропадет вся деревня разом, — ответил Саймон уже в своей обычной шутливой манере.

— Почему не оставил сумку на лошади? — задал неожиданный вопрос Отан.

— Так мало ли, вор какой-нибудь проходить тут будет, конь-то ржать начнет, а вот сумку быстро срежут, и ищи ветра в поле!

— Мысль правильная, только вот уезжать собрался как раз единственный вор во всей округе, — уже не скрывая лукавой улыбки, проговорил Отан. — И запомни, есть много мест, где лучше и сумку, и коня держать не дальше вытянутой руки, — добавил старик уже серьезно и поманил юношу приблизиться к сундуку, который перед тем вытащил из-под кровати.

Юноша, поднимаясь, начал театрально кряхтеть, вздыхать и причитать о том, что ему не дают посидеть спокойно, явно копируя старика. Но, пытаясь изобразить шаркающую походку, запнулся о ножку стула и чуть не разбил голову о печь, грохнувшись плашмя рядом с ней.

— Н-да, думаю, ты убьешься раньше, чем что-то случится в путешествии, — с явной издевкой в голосе просипел старик, — а теперь отряхнись и подойди, а то у меня спина уже затекла так сидеть.

Смутившись и не найдя что ответить, Саймон подошел к сундуку. Старик откинул тяжелую крышку… Да, по-прежнему не было в сундучке ни «каменьев самоцветных», ни «жемчугов драгоценных», но было в том сундучке то, что мыслящими людьми во все времена ценилось дороже золота…

Старик молча вручил Саймону книгу, самшитовые палочки для письма и несколько пузырьков с чернилами. Все это, действительно, стоило довольно дорого. Открыв книгу, юноша обнаружил, что страницы ее чисты, как снег на вершинах Орвульских гор, и поднял вопрошающий взгляд на Отана. Вздохнув с легкой досадой, человек, который уже отпутешествовал свое, начал терпеливо объяснять тому, кто только собирался в свое первое путешествие, как лучше писать свою книгу путешествий, где можно почерпнуть интересные истории, и прочее, и прочее…

— Послушай, я очень ценю твой подарок и твои наставления, но не думаю, что у меня будет время на написание целой книги.

— Ты вообще никогда не думаешь! — рассердился старик, возвысив свой давно осипший голос, что заставило его скорчиться в очередном приступе кашля. — Так что просто сделай, что я тебе говорю: начни записи с мыслей о твоей жизни в деревне, о людях, которые тебя здесь окружали, а затем описывай все, что в пути покажется тебе мало-мальски достойным внимания. Завершишь ее, когда вернешься. Тогда и поймешь, зачем это все, — заключил старик, откашлявшись.

Саймон согласно кивнул, и, удивившись самому себе, очень бережно уложил дар Отана в дорожную сумку.

Вернувшись в дом, он обнаружил, что его ждал еще один подарок. Это был короткий меч, при первом же, даже мимолетном взгляде на который, не оставалось ни малейшего сомнения в том, что сделан он искусным мастером, и явно не в этих краях.

Клинок был ромбовидного сечения, навершие и гарда — в форме дисков, что предотвращало соскальзывание руки. С рукоятки на лезвие переходил изящный узор в виде змеи с открытой пастью. Сделан этот чудо-меч был из материала, о котором ученик кузнеца только слышал, однако сразу понял, что это он, ибо даже в слабых отсветах свечи было заметно, как переливается идеально гладкая поверхность клинка, и змея начинает извиваться, как живая.

Да, несомненно, это был клавз. Этот материал добывали в самых гиблых местах Болотные жители и обменивали его затем на разные вещи у торговцев Холунда, где жили самые искусные мастера кузнечного дела, секретов которых никто не знал даже в Андалионе. Только они могли достигать в своих кузнях температуры, достаточной для работы с клавзом, поэтому равных им не было и в Рейвуде. Так как металл был очень редкий, то за каждую вещь, которая выставлялась на продажу, всегда велись серьезные торги, нередко заканчивающиеся драками между самыми богатыми купцами.

Саймон как подмастерье иногда помогал ковать мечи, но по качеству и изысканности они очень уступали тому, что он держал сейчас в руках. Сравнивать их было равносильно тому, как если бы вы оторвали неоструганную доску от забора и сравнили ее с боевым мечом.

Эти мысли, сталкиваясь и пересекаясь, пронеслись в голове Саймона. Ошеломленный, оглушенный радостью, он застыл посреди комнаты, держа драгоценность в вытянутых руках и не сводя с нее зачарованного взгляда.

— Его сделали в Барнусе. Холунды знают толк в таких вещах, ведь им постоянно приходится сражаться с пиратами, кочевниками, да и со второй частью своего семейства — Ноландами, — прекрасно понимая состояние юноши, негромко проговорил Отан.

— Нет, я не могу его принять. Такой меч стоит как… как… как три моих лошади! — говорил Саймон, но руки его уже ухватывали меч за рукоять и приучались правильно его держать.

— Да, сынок, много охотников найдется, желающих завладеть этим мечом, поэтому и не показывай его никому, держи под одеждой. Надеюсь, он вообще тебе не понадобится, но, увы, не особенно в это верю. — Отан опять тяжело вздохнул.

— Что ж, спасибо тебе, мой дорогой учитель. Смогу ли я когда-нибудь оплатить все, что ты для меня сделал?.. Солнце зашло, мне, действительно, пора.

— Ты стал совсем взрослым, Саймон. В 17 лет молодой человек волен сам принимать решения, и все же, позволь узнать, почему ты решил ехать ночью?

— Все просто, Отан. Долгие проводы — лишние слезы! Хотя, вру: какие там слезы — плакать обо мне точно некому. Да просто не люблю я этих прощаний, расспросов. Еще, чего доброго, отговаривать начнут. Лучше вот так вот…

— Да, местная детвора будет по тебе скучать. Да и жители деревни к тебе привязались. Со жрецом-то простился? — грустно улыбаясь, спросил Отан.

— Простился. Он сказал, что будет просить богиню Эйбл помогать мне в пути. Я буду скучать по нему, по тебе, и по кузнецу Уильяму, но здесь слишком скучно, всегда все одно и то же. А я хочу увидеть мир, все, о чем ты рассказывал, своими глазами! — мечтательно произнес Саймон.

— Эх-эх-эх, посмотрим, как ты заговоришь потом, сынок… — немного удрученно проговорил старик, — а теперь иди, раз уж все решил, тебя уже заждались болотники, песчаники, горные жители, пираты и кочевники, может, даже чудовище Срединного моря, не говоря уже тварях и растениях, которых ты никогда не видел. Да и Туманные земли наверняка будут тебя манить и завораживать своими неразгаданными тайнами. Это сколько же способов умереть — и не перечесть! — с нарочитой веселостью подытожил Отан.

— Если бы ты думал, что я не справлюсь, ты бы меня не отпустил так легко, я это знаю. И потом, если ты смог быть путешественником, то для меня это будет просто легкая прогулка! — с самодовольной улыбкой, маскирующей нарастающую печаль и тревогу, закончил разговор юноша.

Отан проводил своего ученика до двери. Порывисто обернувшись, Саймон крепко обнял старика, чем сильно его удивил, сбивчиво, дрожащим голосом поблагодарил за все, что тот для него делал все эти годы, и быстро развернувшись, не дожидаясь ответа, ушел в темноту.

Теплая улыбка светилась на морщинистом лице старика, но вдруг лицо его потемнело: на подоконнике он увидел лосуна.

Величавая птица с темно-синим окрасом, блестящим в свете луны, острые глаза которой высматривали что-то в доме, вдруг стремительно пронеслась через всю комнату, расправив свои полупрозрачные крылья, схватила невесть откуда забредшую мышь, и тут же вылетела в ночь.

— Ах, чтоб тебя… — не удержался Отан.

Лосуны жили высоко в горах и почти никогда не спускались в долину. А если и появлялись, то это всегда было предвестием какой-то беды: засухи, болезней или даже войны.

— Милый мальчик, похоже, ты выбрал не самое удачное время для путешествия, — пробормотал Отан, слушая, как удаляется стук копыт все дальше и дальше от деревни.