Невинность с бунтарским оттенком

Владислав Вадимович Гончар (2024)

«Извинения и прощения не лечат. Они становятся обыкновенным плацебо, внушая исцеление. Но это единственное, чем способны помочь люди», — именно такую запись сделала Рейчел Уайлд накануне отъезда в Сеул. Она не предполагала, что, убегая от родительской тирании в другую страну, перевернет весь свой мир с ног на голову, встретив человека с разрушенным миром и чудовищным скелетом в шкафу.

Глава 1

Рейчел

30 августа 2022 года

В жизни бывают мрачные моменты, когда приходится принимать те решения, которые потом оставляют неизгладимый отпечаток на душе. И не всегда удается забыть сделанное и спокойно жить дальше. Порой твои действия могут причинить боль не только тебе. Но и тем, кого ты любишь. Тем, кто никогда на тебя не накричит, не ударит, а лишь посмотрит с легким укором, тщательно маскируя в себе глубокую рваную рану, из которой подобно водопаду льется кровь. Извинения и прощения не лечат. Они становятся обыкновенным плацебо, внушая исцеление. Но это единственное, чем способны помочь люди.

Будильник вырывает меня из плена приятного сновидения ровно в 5:35. Господи, и почему же все так несправедливо? Ведь я прикрыла веки всего каких-то пятнадцать минут назад…и вдруг прошло семь с половиной часов. Проклятье. Открывать глаза совсем не хочется, но приходится делать над собой усилия. Раз…два…три…

Есть. У меня получилось. Я смотрю на свой потолок, украшенный постерами BTS, и пытаюсь привести зрение в порядок. Оно еще слегка мутное после сна.

Проморгавшись, я потягиваюсь, ощущая сладкое растяжение расслабленных

мышц. По приколу пытаюсь сделать на кровати мостик. Выгибаюсь как настоящая спортсменка из телевизора. Держусь. Но концентрации не хватает, и я падаю с глупым хихиканьем. Дурость.

— Рейчел, вставай! Мы опоздаем! — в комнату заходит строгая женщина в очках, похожая на надменную опекуншу опечаленной и многострадальной Джейн Эйр.

Я вздыхаю. Это не миссис Рид. И никто другой. Это мама, мой пограничный мир между блаженной домашней свободой и безумной, ритмичной вселенной студенческой жизни. И мой надзиратель.

— А, ты уже проснулась, — мама удовлетворенно кивает, — очень хорошо. Где твои вещи? Хуан как раз загружает машину.

— Все собрано еще вчера, — я широко зеваю, вызывая неодобрительный мамин взгляд. Указываю пальцем на кресло у письменного стола, — вон там.

— Это что, все? — поражается мама. Она критически обводит взглядом несколько небольших сумок, которые я решила взять с собой в общежитие. Решительно не понимаю, что ее не устраивает. Ничего лишнего, только самое необходимое.

— Ты вообще понимаешь, куда ты едешь и зачем? — мама вопросительно смотрит на меня, — это не скаутский лагерь. Это общежитие. В другом городе!

Ах, и к чему так драматизировать? Я закатываю глаза и тяжко вздыхаю.

— Рейчел!

— Ну, что, мама?! — произношу я тоном из категории «как-все-достало», — блин, когда много шмоток — плохо! Когда мало — тоже плохо! Ничего не возьму, вообще будет катастрофа! Я не знаю, где твоя золотая середина!

Дьявол, ну почему утро так не задается? Я даже не проснулась окончательно, а мне уже вынесли мозг! Причем я ожидала, что это как обычно сделает Киран, но нет! Родная мать, которая не увидит дочь аж до Рождества, решила сделать это прежде всех. Потрясающая циничность!

Я настраиваюсь на воинственный лад, ожидая тяжелой схватки, но мать внезапно успокаивается.

— Ладно, если что, Хуан отправит, — бормочет она, — в общем, вставай. Мы ждем.

Выходит, не сказав больше ни слова. Так не похоже на нее. И что бы это могло значить?

Медленно и нехотя я извлекаю из тумбочки «самсунг», чтобы проверить мессенджер. Два сообщения. И оба от Кирана. С тяжелым вздохом и катастрофическим нежеланием получить с утра бесчеловечную и беспощадную атаку на мозг с последующим с ним совокуплением, я кликаю на аватарку очкарика с горбатым носом и жесткими черными волосами.

Киран Брукс

Доброе утро.

Надеюсь, ты хорошо спала. 5:45

Киран — мой кузен, который меня чуть ли не на горшок водил в детстве. Сейчас он живет в Корее. Друг, семейный психолог и моя личная совесть, которая постоянно действует мне на нервы. Наши семьи были неразлучны. Мой отец давно с вожделением посматривал на преуспевающий отель, которым владел отчим Кирана мистер Брукс, в надежде на выгодное приобретение с последующей раскруткой. И потому от семейства я частенько слышала о непоколебимости семейных уз и их высочайшей святости. В переводе на человеческий это означало: «Дружи с ним, Рейчел, и сделай так, чтобы его названый папаша продал отцу долю в фирме». Ничего нового. Впрочем, не могу сказать, что он так уж плох. Просто, как и я, Киран оказался жертвой банального политического расчета.

Мои губы становятся тоньше лезвия. Я кривлю лицо и начинаю тыкать пальцем в экран смартфона, набирая сообщение. Должно быть что-то простенькое, чтобы он побыстрее отстал.

Рейчел Уайлд

Меня разбудили. Против моей воли.

Чертов будильник… А как твои дела? 5:47

Киран Брукс

Бедная. Иди пожалею.

Я собираюсь съездить в Кимпхо.

На следующей неделе лечу в Бостон на конференцию издателей. 5:52

Рейчел Уайлд

Круто тебе. 5:52

Киран Брукс

Волнуешься? 5:53

Рейчел Уайлд

Новое место. Новый город. И люди.

Конечно, волнуюсь.

А ты бы не волновался? 5:55

Киран Брукс

Я это все уже пережил, детка!

Университет — лучшее, что было со мной в жизни. 5:59

Рейчел Уайлд

Ага. Потому что провел всю учебу в самых стремных барах Сакраменто. 6:05

Киран Брукс

Это чудовищная клевета!:) Не в самых))) 6:10

Рейчел Уайлд

Ты приедешь ко мне на церемонию? 6:11

Киран Брукс

Ни за что не пропущу твой первый день. 6:13

Я резко отрываю глаза от экрана. Мама стоит надо мною как коршун и смотрит прямо на меня. Я ежусь под этим взглядом.

— Я так понимаю, этот некто куда важнее твоего перелета, так ведь? Твой самолет через час, а ты даже не собрана!

— Мама, это Киран, он…

— Мне это знать необязательно, — перебивает мама, но потом, смягчившись, добавляет: что написал Киран?

— Пожелал мне удачного полета и года, — бурчу я, тоже немного успокаиваясь.

— Он собирается тебя встретить? — интересуется мама. Встретить? Киран? Спасибо, что хоть на церемонию явится.

— Сомневаюсь, у него полно работы, — отмахиваюсь я, — и потом, я вполне могу взять такси.

Мама округляет глаза.

— Такси?! Даже не думай! Эти таксисты — самый ужасный народ из всех…

— Мам, не начинай, — не хочу в очередной раз выслушивать лекцию о том, что каждый таксист — животное, мечтающее о случке. Мне хватило этого с головой полтора года назад, когда я вернулась от Норы на такси. Это был самый ужасный вечер в моей жизни — родители устроили парную взбучку, гневно повествуя о том, что могут сделать эти несносные таксисты с молодой и невинной девушкой. Я несколько дней потом приходила в себя.

— Все будет в порядке, я обещаю, — шепчу я, — а теперь, пожалуйста, дай мне одеться.

Мама недоверчиво на меня смотрит, но потом качает головой и выходит из комнаты, оставляя меня наедине с мрачными и злыми мыслями. Думаю, теперь я точно понимаю, почему решила свалить из этого дома, этого города, штата, и вообще из этой страны. Чтобы наконец прекратилось это безумие! Обиженно надуваю губы и без настроения начинаю искать более-менее приличное одеяние для перелета. Мама считает, что даже в самолете я должна быть чертовски неотразима. И откуда эта навязчивость, а?

Иду в душ, полная негодования и печали. Так испортить мне день, который должен был стать самым счастливым в моей жизни, — это верх цинизма и бесчеловечности. Я быстро намыливаюсь и становлюсь под горячую воду. Приятно. Очень приятно. Но я не хочу оттягивать время. Чем быстрее я покину это место, тем лучше. Родители наверняка до самого последнего момента не оставят попыток меня переубедить. Или заставить остаться. Например, могут насыпать мне снотворного в чай, и я пропущу рейс. Или…что-нибудь в этом духе.

Одевшись, я спускаюсь вниз, в столовую, где семейство уже собралось. Отец уткнулся в планшет, даже не притронувшись к еде. Его лицо было хмурым и сосредоточенным. Мама спокойно доедала свой омлет. Я усаживаюсь за стол и быстро уплетаю овсянку с яблоками. Этого мне должно хватить до приземления в Сеуле. Сомневаюсь, что в самолете меня нормально накормят. Отец всегда жаловался даже на бизнес-класс. А уж что говорить об обычном…

— Проклятые Перес снова сделали вброс о крысах в наших отелях! — возмущается отец, откладывая айпад, — ну, что за люди, в самом деле? Сколько можно.?!

Проклятье.!

Он глубоко вздыхает и смотрит на нас. В глазах — гнев. Перес — главные конкуренты моих родителей. За все время, что я их знаю, они не уставали так или иначе поддеть родительский бизнес. Санитарная инспекция, полицейская облава, теневые клиенты. А вот теперь и до средств массовой информации добрались.

Впрочем, это еще не самое страшное. По крайней мере, денег у отца хватит, чтобы заткнуть журналистов.

— Твой самолет уже скоро, — хмуро бросает отец, — я сказал Хуану, чтобы отвез тебя и посадил в самолет.

— Ты не поедешь? — я удивлена. Отец отрицательно качает головой.

— Нет, мне нужно ехать в «Сакраменто Пресс» и дать выволочку этим чертовым писакам. Это возмутительно. Третий раз за месяц.

Я закатываю глаза. Снова-здорово. Опять у отца появился повод на меня забить. Ну, как не проводить меня в аэропорт? Черт, мы не увидимся хренову тучу времени. Это вообще, нормально? В разговор вмешивается мама.

— Мы с Хуаном отвезем тебя, не волнуйся. Кстати, звонил Киран. Он сказал, что договорился насчет хорошей комнаты в общежитии. Хотя и решительно не понимает, почему ты не хочешь жить с ним. Кстати, на следующей неделе он будет в Штатах.

— Мама, — ну, как ей объяснить, что такое студенческая жизнь? — Киран все понимает.

— Сомневаюсь, — хмыкает мать.

Без пятнадцати семь мы останавливаем машину на Фрутридж Роуд близ Международного Аэропорта Сакраменто. Хуан — смуглый двадцатилетний водитель нашей семьи — берет несколько моих легких сумок и вопросительно на нас смотрит. Мы неловко мнемся.

— Ну, что, в добрый путь? — неуверенно говорит мама. Она все еще не смирилась с тем, что я улетаю в совершенно другой мир.

— Да, — отвечаю я в том же духе. Довольно непривычно. Мы обнимаемся.

— Как только сядете в Сеуле, обязательно позвони, — наставляет мать, — и не вздумай забыть, потому что…

Она не успевает закончить фразу. Нас прерывает телефон.

— Алло, да. Да, да, да. Я поняла. Подожди, — она прикладывает ладонь к телефону,

— Рейчел, все, удачи. Пока. Да, я слушаю. Конечно…

Я хмуро смотрю на мать. Отличное прощание перед долгим расставанием. Все как всегда. Я выдавливаю улыбку и кивком показываю Хуану, что готова.

— Удачного полета, мисс Уайлд, — напутствует Хуан, когда я получаю обратно свой паспорт и билет.

— Спасибо, Хуан, — я благодарно смотрю на единственного человека, который говорит искренне. Грубо, но искренне.

— ДАМЫ И ГОСПОДА. САМОЛЕТ РЕЙСОМ САКРАМЕНТО — СЕУЛ ОТПРАВЛЯЕТСЯ ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ.

Я слегка вскрикиваю и, подхватив сумки, буквально прорываюсь через спешащих людей в салон. Когда мои сумки погружены (спасибо моему немолодому соседу с военной внешностью), я облегченно вздыхаю, сажусь в кресло и надеваю наушники.

Вот и все. Прежняя жизнь позади. Впереди меня ждет новая. В новом коллективе с новыми людьми. С Востока повеяло свободой, а значит там я точно буду на своем месте. Забавно, моя мечта осуществляется, но в душе страшно скребутся миллион диких пантер. Почему такое волнение? Неужели дело в привычке?

Привычный и понятный мир исчезает, оставив на душе лишь несколько зарубцевавшихся ран, а дальше — неизвестность. Хорошо, что у меня есть Киран. Небольшая (даже совсем маленькая), но все-таки связь с семьей.

Последние дни были просто невыносимы. Семейство, по-прежнему настроенное скептически по поводу моего переезда, всеми силами старалось вытравить из меня мечту уехать в Сеул. Мне пришлось вытерпеть массовый прессинг и продемонстрировать тотальную выдержку, чтобы не сломаться и не разреветься. Но я выдержала. Выдержала и даже стала крепче в своих убеждениях. Здесь, в Сакраменто, мне жизни не будет. Будет существование обыкновенного подконтрольного киборга с обеспеченным будущим, но без собственного «я».

Никогда…никогда я не предпочту свободу деньгам и положению. Уж лучше буду нищенствовать в Корее, чем потеряю саму себя.

И все же, несмотря на мое воинственное настроение, я чувствовала какую-то непонятную тревогу. Одна. Я буду совершенно одна в новом для себя мире. Никто меня к этому не готовил, никто не объяснил, как вести себя в той или иной ситуации. Я ведь жила тепличным овощем. Меня хотели выдать замуж за такого же состоятельного человека, каким является моя семья. Любовь и мое мнение — эти факторы учитывались в самую последнюю очередь, если вообще учитывались. Просто меня хотели из одной теплицы передать в другую, где было бы все то же самое. Какой привычный уклад вещей, если родиться в семье, подобной моей.

К чему тогда и откуда эта тревога? Эта жизнь остается в Калифорнии.

Сомневаюсь, что такая же настигнет меня в Корее. Прощай, Америка. И иди к черту.

Я включаю Элли Голдин, откидываю голову назад и наблюдаю как Сакраменто удаляется от меня на тысячи метров.