Идеальный гражданин

Владимир Ратников, 2021

Эта книга о нахождении в заключении оппозиционного активиста Владимира Ратникова, лидера движения "Черный Блок", которая рассказывает о его уголовном деле, о жизни российских заключенных конца 10-ых годов 21-ого века.

Заселение в камеру «Водника»

Личность каждого тесно связана с Отечеством:

Любим его, ибо любим себя

Н. М. Карамзин, российский историк и литератор

Как и учил меня белорус, я поздоровался, спросил, «людская ли камера?» (то есть сидят ли здесь порядочные арестанты или «шерсть»), кто смотрящий. Узнав, что попал я в людскую камеру и кто смотрящий, я спросил, где свободная кровать. С этим меня попросили подождать и пока отложить вещи в сторону. В камере, как и на карантине, была отдельная туалетная комнат, меня отвел туда молодой, накаченный парень по имени Саня. С первых минут меня встретили достаточно радушно, здоровались, представлялись. В туалете сидели двое, один косоглазый, коротко стриженный здоровяк — Виталя, на унитазе сидел темноволосый молодой парень, назвавшийся Никитой.

— Никита у нас грустный, не обращай внимания. — сказал Саня.

Вид у этого Никиты действительно был недовольный.

В туалете было накурено, довольно тесно вчетвером. Саня добродушно, но серьезно, начал расспрашивать меня.

— Ну давай, рассказывай, что за беда?

— 282, экстремизм. У нас была организация, проводили митинги, шествия, выступали против власти. Сам не стучал, заявлений ни на кого не писал. — рассказал я по алгоритму белоруса.

Саня выслушал меня и коротко описал, что да как.

— Ну смотри, первые три дня ты гость, к тебе никаких вопросов, никаких предъяв. Будем присматриваться к тебе. Отдыхай, пей чай, смотри телевизор. Если через три дня все будет нормально, то вольешься в коллектив. Стабильности тут сразу говорю, нет никакой. Я тут пять месяцев, но в любой момент могут перекинуть. Больше всех здесь смотрящий Джонни, уже восемь месяцев.

После инструктажа мы вышли из туалета. Свои сумки с вещами стал размещать под одну из кроватей, это было непросто из-за обилия чужих вещей. Я стал предлагать продукты, которые остались после передачки, на что мне сказали подождать. Поначалу я думал, что как на карантине все сразу схватятся за еду. Но оказалось по-другому. Люди сидели уже приличное время, еда у них в запасе, конечно же, была. Свою сумку с едой мне сказали поставить в специальный угол, где уже стояла куча пакетов с продуктами. Один из заключенных покопался в пакете, разбирая вещи, чтобы часть оставить в пакете, а часть убрать в холодильник.

Многие говорят, что очень волнуются, заходя в камеру, особенно впервые, честно говоря, у меня такого не было. Я чувствовал себя довольно спокойно. Меня усадили за стол, предложили кофе, бутерброды, а сами попросили мое постановление о заключении под стражу. Это нужно было, чтобы быстро записать в «Домовую книгу» и отправить по дороге. «Домовая книга» — это тетрадь, где записаны данные всех заехавших заключенных. В «домовые книги» могут быть занесены только данные, заехавших в камеру, могут быть сидящих на этаже, на корпусе или даже на всем СИЗО. «Домовые» бережно хранят, если надо передают по дороге. Плохо лежащую «домовую», обязательно изымут сотрудники. С помощью «домовых» можно узнать данные практически на любого заключенного. Таким образом, можно найти подельников или, например, узнать сидел ли человек порядочно или нет.

Ко мне подсел старый азербайджанец и начал разговор.

— Я вот хочу узнать, почему ты против Путина, что он тебе сделал? Я лично его поддерживаю.

— Он разворовывает страну, уровень коррупции в нашей стране один из самых высоких в мире. — отвечал я.

— Так ты скажи, он что лично у тебя что-то украл?

— Ну, можно сказать, что лично у меня. Например, из-за коррупции, я получаю стипендию, меньше, чем мог бы получать. Высокий уровень коррупции ведет к росту цен, налогов. Да даже если бы он лично у меня ни рубля не украл, все равно я не могу игнорировать несправедливость, которая господствует в стране.

— Натик, ну что ты к парню пристал? — окликнул его другой заключенный. — Он за идею борется, не бабушек же ему, как тебе обманывать.

— Ну все равно учти, — напоследок сказал Натик, — Тут все поддерживают власть. Это может дядя Дима тебя поймет, он вообще русских не любит. Но я считаю, что оппозиция хочет развалить страну.

На самом деле азербайджанец преувеличивал. Никто кроме него в камере не высказывался в поддержку действующей в России власти. Кому то было все равно, кто-то меня поддерживал, кто-то критиковал мою деятельность, но не из-за того, что мы якобы раскачиваем лодку, а потому что, я мол ломаю себе жизнь, вместо того, чтобы идти учиться и работать.

Камера была раза в два меньше карантина. Во время моего заезда там сидело 12 человек, включая меня. В отличие от карантина, в камере был холодильник и небольшой телевизор. В углу была сложена большая куча одеял, подушек, под которыми располагался склад с запасами продуктов и иных бытовых вещей.

Всего в камере было восемь койко-мест, расположенных на четырех двуярусных кроватях. Это был тот самый «перегруз», когда людей больше, чем спальных мест. Поэтому спали по очереди: один ночью, один днем. Круглосуточные места были у старожилов камеры. Перегруз был не очень большой, поэтому очень часто если кто-то хотел спать, в наличии появлялась неиспользуемая койка. У меня поинтересовались, в какую смену я хочу спать — в ночную или в дневную. Я недолго думая выбрал дневную: с 07:00 до 19:00. Моим «сменщиком» был Виталий.

Так как это была простая общая камера, особого контроля за ней не было, поэтому в ней было три мобильных телефона. Иметь телефоны в СИЗО категорически запрещается, но почти во всех общих камерах они есть. В основном их приобретают через коррумпированную администрацию. Иногда заключенные проносят их тайно. Например, после свидания с адвокатом, или вольную дорогу (дорогу связывающую СИЗО с волей).

Приоритетнее для администрации, чтобы телефоны приобретали через нее, это позволяет получать сотрудникам немалые доходы, быть в курсе у кого и сколько телефонов, в случае чего передавать следствию данные о мобильных устройствах, чтобы устанавливать прослушку.

Про наличие телефонов администрация прекрасно знает, но как и с дорогами, смотрит на них сквозь пальцы, лишь изредка борясь с этим явлением. Как и с дорогами, причина этого в коррупционной составляющей, а также в боязни столкнуться с сопротивлением заключенных. Выездные проверки вышестоящих органов не дают результатов. Администрация вовремя предупреждает заключенных о проверках. Наверное самый большой стимул для администрации изымать телефоны, это для того, чтобы потом заново продать их другим заключенным.

В нашей камере было два смартфона и один кнопочный телефон. Смартфонами с доступом в Интернет преимущественно пользовался смотрящий и парень заведующий за провизией в камере, но несмотря на это, по просьбе пользоваться ими могли все. Каждый вечер на кровати вешали занавески, чтобы не было видно телефонов и света от них, видеокамеры у нас не стояло, поэтому увидеть, что происходит в камере могли только через шнифт — специальное приспособление с внешней стороны двери, поднимая которое сотрудники ФСИН видели происходящее в камере. Иногда, чтобы поговорить по телефону, в том числе по видеосвязи, шли в туалет.

Через несколько минут после моего приезда, смотрящий подозвал меня к себе, он поинтересовался, знаю ли я номера близких, которые точно не прослушиваются, чтобы мне могли тоже давать а пользование телефон. Я честно сказал, что номера, которые я знаю наизусть, могут прослушиваться, поэтому я при встрече с адвокатом попрошу, чтобы он передал родителям сделать левый номер. Никого подставлять я не хотел, да и, чтобы мои разговоры слушали тоже.

Я отдал свой матрас Витале, таким образом на нашей кровати было 2 матраса, а не один.

Несмотря на то, что я согласился спать днем, мне разрешили в первый день поспать на свободной кровати ночью.

— Это потому, что ты против Путина, — сказал мне об этом смотрящий.

На месте где я лежал, был хорошо виден телевизор, поэтому я смотрел его и засыпал.

Также надо сказать еще об одном важном вопросе, его я решил изложить сейчас, хотя наверное стоило затронуть при рассказе о карантине.

Очень часто, только, что поступивших, вызывают на беседу сотрудники, пытаясь завербовать человека. Настоятельно советую сходу отказаться негласно доносить администрации. Это последнее дело, которое приведет к плачевным последствия. Стукачество рано или поздно вскроется и администрация далеко не всегда сможет вас защитить.

Также очень часто предлагают подписать бумаги о согласии на дальнейшую работу в хозотряде. Такие бумаги тоже не надо сходу подписывать. Если вы это сделаете, то рискуете сразу угодить в «шерсть». Даже если вы собираетесь после получения срока остаться в хозотряде, лучше подождать приговора. Ситуация со временем может измениться, вы можете передумать, и лучше это время до приговора проводить в людской массе. Мой совет, если вам предлагают сотрудничество не надо грубить, отказывайтесь вежливо, заявляя, что не собираетесь нарушать правил внутреннего распорядка и будите взаимодействовать с администрацией без доносительства.

Проснулся утром. В тюрьме, перед тем как что-то делать необходимо вначале сходить в туалет и умыться. Вопросы гигиены здесь крайне важны. Никто не хочет сидеть с немытым, плохо пахнущим соседом. Если что-то из посуды упало на пол, это необходимо пойти и вымыть, перед тем, как снова пользоваться. Таких правил много, большинство из них адекватный человек должен соблюдать и на воле. Следите за другими, действуйте интуитивно, если как то ошиблись, вас поправят, но постоянно это делать не будут. Поэтому старайтесь запоминать такие бытовые замечания и схватывать их на лету. Очень часто в камерах будут сидеть заключенные, которые от нечего делать будут следить за каждым вашим шагом, чтобы придраться к малейшей оплошности и устроить конфликт.

У нас в камере курили все кроме меня. В тюрьме, несмотря на рекомендации закона, обычно не разбираются, кто курит, а кто нет, и сажают всех вместе. Запретить кому то курить нельзя, хотя курящие стараются курить в строго отведенных местах. Но к счастью, табачный дым отторжения у меня не вызывал. Первые три дня я провел в основном сидя за столом и смотрел телевизор. Читать в переполненной камере было сложно. Спал я днем, ночами учась стоять на дороге. Как и должно, в первые дни меня не напрягали никакой работой, относились тепло и дружелюбно, по дороге даже пришел комплект одежды, в качестве подарка с так называемой «котловой хаты», то есть камеры, где хранились различные вещи, которые заключенные собирали для помощи нуждающимся и распределяли по дороге. Среди таких вещей: сигареты, сахар, чай, кофе и прочее. Помощь другим арестантам в СИЗО это обычное дело.

Спать весь день я не мог, отчасти из-за того, что даже на двух матрасах спать было жестко и к утру очень болели ноги. Поэтому я, какое то время бодрствовал и днем. В камере был стол, но очень небольшой. Даже вшестером за ним было тесно. А нас было двенадцать душ.

В камере было такое правило. По вечерам недавно заселившиеся в определенное время на 10 минут уходят в туалетную комнату, пока старожилы обсудят дела камеры. Хотя зачастую такой обряд носил формальный характер, и пока мы были в туалете, я слышал как остальные обсуждали посторонние, несекретные темы, например то, что идет по телевизору. В первое время так отходил в туалет я, Виталя и Никита (то есть по приезду я застал их именно во время этого «ритуала»).

И вот в один из дней, парни стали заваривать чифир, очень крепкий чай из нескольких пакетиков, высыпали на тарелку конфеты. Это было мое посвящение. Во время этого действа, все вставали в круг, по очереди говорили приветственные слова, вроде «Рад с тобой познакомиться, жаль, что знакомство получилось не на воле. Желаю скорейшего освобождения, добро пожаловать». Эти фразы оканчивали либо словом «АУЕ» (арестантский уклад един, либо арестантско-уркаганское единство) на что остальные должны были хором отвечать «Жизнь ворам». Либо вначале произносили «Жизнь ворам», а ответом было «Вечно». После чего человек отпивал чифира из кружки и передавал другому, который также в свою очередь произносил короткую речь и так кружка проходила через каждого, в том числе оказалась у меня в руках. Я произнес благодарственные слова за теплый прием. Ритуал длился пока в кружке оставался чифирь. После окончания посвящения, на меня распространялись обязанности как на всех содержащихся в камере. В основном это касалось уборки в камере. Также мне теперь на полном праве могли предъявить претензии, но делать это не стали, потому что не было за что.

Вообще относились ко мне достаточно уважительно, особенно на фоне других, во многом из-за моего образования, моей оппозиционной деятельности.

Частенько слышал, как меня обсуждали в положительном ключе, когда мы уходили в туалетную комнату по вечерам.

Однажды, после отбоя, шнифт двери открыл сотрудник и тихонько постучался, это означало, что он должен заказать (оповестить) кого то о выезде на суд. В большой камере как наша, на суд ездили часто. И вот в этот раз на суд заказали меня и Руслана, молодого татарина, обвиняемого в хранении наркотиков. Заказа на суд подразумевал ранний подъем в пять утра и за час надо быть готовым к поездке.

Конец ознакомительного фрагмента.