Идеальный гражданин

Владимир Ратников, 2021

Эта книга о нахождении в заключении оппозиционного активиста Владимира Ратникова, лидера движения "Черный Блок", которая рассказывает о его уголовном деле, о жизни российских заключенных конца 10-ых годов 21-ого века.

Суть обвинения

Любовь к Отечеству, раз она не совпадает

со взглядами правительства, карается

как самое тяжкое преступление.

Дмитрий Шилов, дореволюционный политик.

Обратно на Петровку я ехал не в том темном, тесном помещении, а в отделе, огороженном решеткой, из которой открывался вид кресла для конвоя. В этом помещении, где я сидел, уже могли с комфортом поместиться 3 человека.

Вернувшись на ИВС, я обсудил с сокамерником поездку. Остаток дня мы провели как обычно, а на следующий день пришел следователь, и меня вновь повели в специальный кабинет через все ИВС. В кабинете в этот раз сидел Быстров вместе с Юрием. Быстров приехал, чтобы ознакомить меня с экспертизами по делу, а также с постановлениями об их назначении. В соответствии с УПК, вас обязаны знакомить со всеми экспертизами по делу. Вы имеете право сформулировать свои вопросы к эксперту, а также сделать замечания к постановления, при условии, что замечания или вопросы следствие посчитает обоснованными, назначается дополнительная или повторная экспертиза, если экспертиза уже было проведена до ознакомления.

Как правило, замечания касаются недостаточной или отсутствующей квалификации экспертов, или нечетко сформулированных вопросов. Важно помнить, что не ознакомление с экспертизами это очень серьезное нарушение. Если вопросы или замечания не были учтены, есть возможность обжаловать решение следователя прокурору и руководителю следственного управления. Недооценивать экспертизы нельзя, зачастую именно они составляют основу доказательной базы, особенно по экстремистским делам.

И вот Быстров ознакомил нас с постановлениями и результатами экспертиз. Всего было две экспертизы. Одна касалась нашего «Манифеста», ее проводили уже знакомые нам Крюкова и Тарасов. Вторую, проводила какая-то женщина, эта экспертиза была посвящена лозунгам на «Русских маршах» в 2015 и в 2016 годах. Несмотря на то, что экспертизы были психолого-лингвистическими, первую проводили переводчик и учитель математики, а вторую только один лингвист. Психологом никто из них не был. Это было грубое нарушение, экспертизу обязаны проводить лица, имеющие соответствующую квалификацию. Данные нарушения мы, конечно же, указали в замечаниях.

После мы обговорили несколько вопросов со следователем, а потом остались наедине с адвокатом. Юрий сказал, что эксперты, которые идут по делу, уже ранее проходили по моему первому делу, и именно из-за их сомнительной компетенции первый приговор и был отменен. Мы обсудили с адвокатом еще пару мелочей, после чего вернулся следователь. Адвокат передал мне стопку документов. Это были сделанные им копии материалов поданных следователем в суд при назначении меры пресечения. Часть из них я брать не стал, это были те документы, которые уже у меня были.

Документы я подробно просмотрел уже в камере. Это были справки об оперативно-розыскных мероприятиях, результаты экспертиз, постановление о соединении дел. Внимательно ознакомившись с материалами, я наконец-то, смог составить общую картину дела. Мне вменялось создание экстремистского сообщества «ЧБ», согласно материалам дела я объединился с такими же, как и я, лицами разделяющими неонацистские и расистские взгляды и в неизвестном месте в 2015 году мы приняли решение создать организацию для совершения экстремистских преступлений. Согласно материалам дела это именно я разработал символику «ЧБ» — «кельтский крест», хотя это было не так. Этот символ уже десятки лет использовали правые организации по всему миру. Многие положения мне льстили, например следствие писало «Чёрный блок ставил своей задачей установление нового политического, экономического порядка в России, создание новой религии путем поднятия социального протеста населения», «организация отличалась сплоченностью, дисциплиной, законспирированностью, четким разделение обязанностей ее членов». Конкретные экстремистские преступления заключались в следующем:

— Лозунг «Россия для русских — Европа для белых» с Русского марша-2015. Это как раз и был тот лозунг, который я отправлял на проверку в прокуратуру, возможно именно из этого моего заявления они и вспомнили про этот лозунг;

— ряд лозунгов с Русского марша-2106 и мое выступление на нем;

— «Манифест 14 пунктов».

Вся остальная наша деятельность, пусть даже находящаяся в рамках закона формировала в своей совокупности состав преступления «Организация деятельности экстремистского сообщества». То есть даже если мы возлагали цветы от лица «ЧБ» это уже было преступлением. Конечно те признаки экстремизма, найденные экспертами, были абсурдны и притянуты за уши. Переводчик и учитель математики, проводившие экспертизу «Манифеста», где то в нем увидели призывы к насилию, однако в чем они конкретно проявлялись, те так и не смогли указать. Нашли также и признаки возбуждения ненависти и вражды к социальным группам «выходцы с Закавказья и Средней Азии», что по их мнению проявлялось в требовании «депортации всех нелегальных мигрантов, закрытии границ со странами Средней Азии и Закавказья, пересмотра правил получения гражданства и проверке права легальных мигрантов находиться на территории России». Казалось бы абсолютно цивилизованные требования, но предвзятые «эксперты» смогли как то к ним прицепиться, при том свою логику расписывать они не стали. Вторая экспертиза касалась Русского марша-2016. Экспертиза была более менее подробная в сравнении с первой, но все равно было очевидно, что эксперт выполнял команду любой ценой притянуть наши лозунги к экстремизму. Мы всячески продумывали наши лозунги, чтобы нельзя было признать их экстремистскими, с целью чего, например, практически убрали лозунги про мигрантов, сосредоточившись больше на критике правительства. Однако все равно псевдоэксперты нашли до чего докапаться, выстраивая изумительные логические цепочки. Например, я говорил, что мы арестуем продажных чиновников, эксперты делают вывод, что поскольку у меня нет полномочий для их ареста значит я собираюсь насильственным путем, незаконно прекратить деятельность органов государственной власти, то есть призываю к вооруженному перевороту. Или несколько отдельных речевок эксперт соединила в один логический ряд, и получилась такая картина: лозунг «К стенам Кремля — ни шагу назад» означает, что я призываю явиться к месторасположению президента РФ и, почему то, по логике эксперта, еще и правительства (которое находится в совершенно другом месте), насильственно захватить власть, а лозунг — «Армия с народом — не служи уродам» означает, по мнению все того же эксперта, что я призываю вооруженные силы не препятствовать захвату власти. Лозунг «Мы готовы стоять до конца» — расценили, как нашу готовность оказать вооруженное сопротивление представителям власти. Разумеется, все выводы экспертов были высосаны из пальца, и я понимал, что в дальнейшем я должен буду на допросе расшифровать подробно каждый лозунг, к чему я уже начал готовиться.

Помимо этого в материалах дела было много любопытной информации. Я прочитал протоколы допросов свидетелей. Спорыхин дал достаточно хорошие показания, правда зачем-то ляпнув имена двух наших соратников и дав расплывчатую информацию о них. Очевидно, что знал он о них куда больше, чем рассказал следователю, судя по всему, он малость переволновался на допросе. В принципе сама по себе сообщенная им информация мало что давала следствию, но в совокупности с другими данными могла навести силовиков на след. Прочитав протокол допроса Долгова, я понял, кто это. Это был молодой соратник Саша, с которым мы учились в одном вузе. Бедный парень оказался в прицеле следствия из-за Баграмяна, который из личной странички Саши сделал организационный аккаунт «ЧБ». Именно с этого аккаунта администрировалась наша группа, с нее же был выложен «Манифест». Силовики вычислили на кого ранее был зарегистрирован аккаунт и явились к Долгову домой с обыском. В принципе в своем допросе Долгов тоже не рассказал ничего существенного, что свидетельствовало бы против нас. Конечно, он как и Дима назвал приблизительные данные одного из наших соратников, видимо под психологическим давлением следствия. И, как и в случае со Спорыхиным, эти данные, сами по себе малозначимые, могли в совокупности с другими доказательствами указать следствию под кого надо копать.

В деле имелись справки о проведении оперативно-розыскного мероприятия «опознание» в ходе которых сотрудники ГУПЭ на Русском марше установили данные меня, Спорыхина и двух соратников, которых позже, в допросе, укажет Спорыхин. Интересна была также справка ГУПЭ где указывалась различная информация о нас, вплоть до того, что описывали участие бывшей жены Спорыхина в националистической организации в Смоленске, и указывались даже паспортные данные членов этой организации.

Поразило отсутствие в деле показаний Баграмяна., при том, что он был в Следственном комитете и фигурировал во всех материалах. Очевидно, что тот давал следствию консультации, в каком направлении работать. Получился такой армянский тандем «Баграмян-Аватесян».

В целом на тот момент я оценивал свои шансы довольно позитивно. Никакого насилия мне не вменяли, доказательств кроме экспертиз, по сути, и нет, хотя как сказал адвокат, материалы с которыми нас ознакомили это от силы десятая часть общих материалов дела, именно поэтому мы решили до последнего затягивать момент допроса, чтобы дать показания, когда мы поймем, сколько у следствия действительно есть доказательства.

Я тогда еще не смотрел, какие срок положены по статьям, которые мне вменяют, и полагал, что мне дадут максимум 2-3 года, к тому же я рассчитывал, что Мосгорсуд отменит мое заключение под стражу. А пока меня ждало впереди несколько дней в ИВС, до отправки в СИЗО.