Мумиё

Владимир Ноллетов

Невеста отправляется в горы на поиски своего жениха. Он искал там мумиё и пропал. Она узнает, что его исчезновению предшествовали странные события.

2

Они с Кириллом молча сидели тогда возле палатки, под самой скалой. Она темной громадиной вздымалась в небо. Сияли яркие, лучистые звезды. Маша прижималась к его плечу. Ее переполняло ощущение поэзии жизни. Над ней была вселенная, величественная, беспредельная, рядом — любимый человек. И больше никого и ничего. Никогда еще не был для нее Кирилл таким близким и родным. Маша была счастлива. Она не сомневалась, что он чувствует сейчас то же самое.

— Ну что за черт! — вдруг сердито заговорил Кирилл. — Вот уж не везет так не везет. За весь день — ни грамма. Другие, — зависть зазвучала в его голосе, — полные рюкзаки домой привозят. Жорик уже машину на мумиё купил…

У Маши тоскливо сжалось сердце. Все очарование разом исчезло. Она села прямо.

— Должен же я найти наконец! Хотя бы по теории вероятности должен.

Она молчала. Опять ее охватили сомнения. Не совершает ли она ошибку, с тем ли человеком связывает свою жизнь? Любит ли он ее? Способен ли он вообще любить?.. Она вдруг вспомнила его родителей, таких чопорных, чинных, холодно-вежливых. Как напрягалась она всегда в их присутствии, как боялась сказать ненароком что-нибудь неподобающее…

Маша искоса взглянула на него. Кирилл сидел, опустив голову. На его худом лице играли блики костра. Черты лица были правильные, даже, пожалуй, красивые. Лишь глаза были нехорошие: какие-то стеклянные, холодные. Неопределенного очень светлого оттенка, с маленькими зрачками. Угрюмую досаду выражало это лицо. Маша вздохнула.

Вторую неделю они тщетно искали в этом ущелье мумиё. Кирилл уже четыре года ездил за ним в Фанские горы и почти ничего не находил. Друзья давно над ним подшучивали. Все шло к тому, что и на этот раз он вернется домой ни с чем. Через неделю у Кирилла заканчивался отпуск. Маша уезжала уже послезавтра — сдавать экзамены. Она поступала в тот же институт, который недавно закончил Кирилл, и где преподавали его родители.

Внезапно кто-то чихнул. Маша вздрогнула.

— Не помешаю? — раздался хриплый голос.

Из темноты к ним шагнул высокий, стройный молодой человек. Его привлекательное, мужественное лицо заросло щетиной. На левой щеке темнели две родинки. Глядел он приветливо и смело. Кирилл предложил ему чаю.

— Красотища какая! — произнес Стас — так он представился, — отхлебывая из пластмассового стаканчика. — Мы здесь как боги: вся земля под нами, выше нас только звезды… Хорошо сидим!

Вначале он был несколько напряжен, но постепенно расслабился, устроился поудобнее; темные глаза его подобрели. Стас разговорился. Втянул в беседу Машу и даже сумрачного Кирилла. Девушка быстро почувствовала к нему доверие и симпатию. Он тоже искал мумиё. Пришел налегке, без палатки, без спального мешка.

— Да, классные здесь места, — говорил Стас. — Туристы валом валят. Со всего Союза. Даже из-за бугра.

— Здесь и люди хорошие, — подхватила Маша. — Помочь всегда готовы. Обходительные, доброжелательные… — Она улыбнулась. — Когда в грузотакси ехали, пассажиров набилось — яблоку негде упасть. А на остановках еще и еще садятся… И ничего, спокойно едут. Один таджик с козой втиснулся. Другой — с грязной канистрой с керосином. И никто не заругался, всё в шутку обратили…

— У них так. Мы, русаки, передрались бы уже все, — засмеялся Стас.

Маша тоже хихикнула.

— Это называется культурой общения, — наставительно, с серьезным лицом заметил Кирилл.

Стас оборвал смех, внимательно поглядел на него, заговорил горячо и убежденно:

— А по мне так лучше искренне в морду дать, чем притворно улыбаться. Кто в гневе не сдерживается, тот, если он к тебе по-доброму, то уж по-доброму на самом деле. Я лишь таким людям верю. Искренним. А тут никогда не поймешь, что от души, что от этой самой культуры… Они строго по правилам живут: это нужно, то нельзя. Пить нельзя, ругаться нельзя. Я при одном таджике заматерился, без задней мысли, так, для связки слов, так он драться полез, подумал, короче, я его оскорбить хочу… Разве можно так жить?

— Можно и нужно, — отрезал вдруг Кирилл.

Стас опять посмотрел на него. Он словно к нему приглядывался.

— Кому нужно? Не по правилам, неизвестно кем и когда придуманным надо жить… — Стас оглушительно чихнул, — …а как душа велит. (Девушка согласно покивала головой.) Я давно заметил: те, кто всегда правильно поступают — недобрые обычно. — Он глядел на звезды. Окружающая обстановка располагала видимо к философствованию. — Злятся они на людей как бы за то, что ради них душу свою в узде держать приходится…

Маша слушала, не отрывая от Стаса взгляда. Кирилл пригладил на голове редкие светлые волосы, сказал желчно:

— Удобная философия.

Стас нахмурился, однако промолчал.

— А я со Стасом согласна, — задумчиво и как будто грустно произнесла девушка. — Что от сердца идет, только то и настоящее.

Кирилл лишь нетерпеливо и досадливо махнул рукой.

Гость остался у них ночевать.

А утром Стас проснулся в жару.

— И как ты умудрился летом простудиться, — удивленно и недовольно сказал Кирилл.

— Сам не пойму… Прошлой ночью я по дороге шел; мимо Газзы прохожу, смотрю: в реке щенок барахтается, из последних сил. Может, свалился, может, бросили — не знаю. Полез, вытащил, самого чуть не снесло. А потом, за поворотом уже, как был, мокрый, на земле заснул. (Маша молча всплеснула руками.) От этого, может. Мне собак всегда жалко. Я его с собой хотел даже взять. Только куда я с ним?

— Конечно, их жалко, — кивнула девушка. — Они же как люди чувствуют всё.

— Анимализм, — буркнул как бы про себя Кирилл.

Маша стала рыться в своем рюкзаке.

— Я вроде сюда аспирин поклала. Не могу найти…

— Очевидно, не положила. И уж точно не поклала, — раздраженно заметил Кирилл. Он не мог скрыть досады: день был потерян.

— Тогда, Кирюша, ты, может, сходишь, эфедры нарвешь? Дядя Дима говорил, она от простуды лечит.

— И что мы с ней будем делать? — отмахнулся тот. — Это лекарство, на фабрике из нее изготовленное, помогает, возможно.

— Ничего не нужно, Маша, — поддержал его Стас. — Пусть организм сам борется, не надо ему мешать. Жар — это полезно, клин клином вышибают. Кризис пройдет — и я как огурчик буду.

Он бодрился, шутил, но температура продолжала подниматься. Маша не отходила от него ни на шаг. Поила горячим чаем, прикладывала ко лбу смоченное в холодной воде полотенце. К вечеру Стас покрылся потом, застучал зубами. Затем забылся тяжелым сном.

Проснулся он в полдень. Здоровым, как и обещал. За чаем Стас дал несколько советов.

— В сухих пещерах ищите. В сырых мумиё не бывает. И на очень большой высоте не бывает. Искать лучше вдвоем.

Конец ознакомительного фрагмента.