Мумиё

Владимир Ноллетов

Невеста отправляется в горы на поиски своего жениха. Он искал там мумиё и пропал. Она узнает, что его исчезновению предшествовали странные события.

© Владимир Ноллетов, 2017

ISBN 978-5-4485-2395-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Девушка сошла с дороги, гибким движением всего тела поправили рюкзак на спине и стала подниматься по извилистой тропинке. Вскоре перед ней открылось плоское овальное пространство в обрамлении фиолетовых скал. Очевидно, здесь когда-то было озеро. В середине стояла брезентовая палатка. Рядом лежали набитые чем-то мешки. Девушка подошла, оглядела горы, несколько раз крикнула. Потом сняла рюкзак и села на камень возле палатки.

Минут через пять из-за скал показался человек. Он проворно спустился по фиолетовой осыпи, поросшей сизым кустарником, подошел к девушке. Это был мужчина лет пятидесяти с короткой рыжей бородой и живыми серо-зелеными глазами. Она встала.

— Маша? — Он удивленно смотрел на ее несчастное лицо. — Что-то случилось?

— Кирилл пропал! Вы его не видели?

— С тех пор, как вы ко мне заходили — нет.

— Я тогда через три дня в Самарканд уехала, — продолжала девушка. В ее больших светло-карих глазах была тревога. — А он должен был в этот вторник вечером приехать.

Слушая ее, бородач откинул полы палатки, вынес кастрюлю, стал разжигать костер. Она снова села.

— В четверг у Кирюши отпуск заканчивался. А в среду мы хотели заявление в загс подать.

Мужчина прищурил глаза, приоткрыл рот, собираясь, видимо, пошутить на эту тему, но, словно поняв неуместность подобных шуток, закрыл его снова.

— Я не выдержала, дядя Дима, сама приехала.

Он поставил на очаг кастрюлю и чайник.

— От поворота на Вору пешком, Маша, шла?

— Да. В грузотакси о нем расспрашивала. Таджики говорят, в воскресенье русский парень вниз ехал. По их описанию — Кирюша. Был чем-то расстроен. Вдруг грузотакси остановил, слез — рюкзак чуть не забыл — и быстро-быстро назад пошел. Позже видели, как он по этой тропинке поднимался. — Она качнула кистью руки в сторону, откуда пришла. — Торопился очень. С полным рюкзаком!.. А до этого в тот кишлак… в Вору… дважды приходил. В магазин. Первый раз в ту пятницу…

— Таджики все примечают, все запоминают, — вставил бородатый, кивнув головой.

— По словам продавца — он тоже сегодня ехал — веселый был, шутил. Два казана купил и ведро. На другой день опять пришел. Мрачный. Купил три бутылки водки. А он же не пьет… А в Пенджикенте я проводника встретила. Когда он группу на озера вел, — она плавно махнула рукой на противоположную сторону ущелья, — к ним молодой парень подошел, по всем приметам Кирюша. Предложил…

Она вдруг замолчала.

— Мумиё? Ты, Маша, говори, не бойся. Я его давно не собираю. Вам не конкурент.

— Да… Неготовое еще…

— Сырец. Понятно.

— Туристы купили все, что у него с собой было. Договорились, что через три дня на обратном пути они у него два килограмма готового купят…

— Ого! Вот для чего казаны — мумиё выпаривать. Все правильно… И почем?

— Не спрашивала. Группа большая, москвичи и прибалты. А через три дня мумиё кто-то другой принес. Сам проводник его не видел: тот за скалу прятался, вниз не спустился, туристов к себе подозвал. Пьяный, говорят, был.

— Довольно странно, — подытожил бородач.

Минуту они сидели молча, не отрывая взгляда от пламени.

— Сейчас между таджиками слух пошел, — заговорил Дмитрий, — мол, какой-то русский пещеру нашел. Мумиё в ней — видимо-невидимо. Два брата, Зиё и Файзулло, уже здесь крутятся, пещеру эту ищут… У местных таджиков есть предание, что где-то в этих горах, — он поднял голову и посмотрел на двуглавую вершину над ними, — есть такая пещера. Старик один, из Вору, вроде бы знал про нее. Он давно умер, полвека назад. Где пещера — никому не сказал. Я думаю, это не просто легенда. — Он снял кастрюлю с огня, разлил по мискам суп. — Угощайся, Машенька!

Девушка достала из своего рюкзака свежий хлеб. Стали ужинать.

— Огоньки там по вечерам горели. — Дмитрий кивнул на гору. — Первый под той красной скалой зажегся. — Он показал на отвесную высокую скалу. Она и была одной из вершин.

— Мы там палатку поставили, дядя Дима.

— В тот день и загорелся, когда вы от меня ушли. Все правильно. Когда это было?

— Сегодня пятница… Две недели назад.

— Две недели! Вот время летит… Значит, это ваш костер и был. — Он налил чай в пластмассовые кружки. — Через пару дней другой огонек засветился, повыше. Ещё дня через три третий появился, правее, ближе ко второй вершине. — Дмитрий показал кружкой с чаем на гору. Девушка слушала с тревожным вниманием. — Затем первый, за ним третий потухли. Дольше всех второй огонек горел. Иногда до утра. А вчера и он погас… Маша, а вы там никого не видали?

— Встретили одного.

— Русского?

— Да.

Дмитрий живо повернулся к девушке.

— Маленький такой, сутулый? С перебитым носом. Неприятный тип!

— Да нет…

— А какой?

— Высокий… Молодой, симпатичный. — Теплота зазвучала в ее голосе. — На щеке родинки… Стасом звать. Он у нас две ночи ночевал. Потом ушел… А кто это — с перебитым носом?

Дмитрий погладил бороду.

— Был он тут у меня три года назад. Я же здесь семь лет уже работаю. Рабочим лесхоза. В марте он появился. Погодка та еще была! Дождь пополам со снегом. Ветер. А у него только одеяло! Накрылся им и идет. Сам низенький, одеяло по земле волочится. Ну, переночевал он у меня. На рассвете вверх пошел. А через три дня опять заявился. «Бухнуть будет? — говорит. — Душа требует». У меня была заначка. Выпили. Гляжу: распирает его всего, поделиться чем-то хочет, похвастаться. «Что отмечаем?» — спрашиваю. Крепился он, крепился, не выдержал. «Ты, — говорит, — живого миллионера видал? Нет? Тогда смотри. Вот он, перед тобой! Сегодня, — говорит, — пещеру нашел. Мумиё в ней тонны на полторы. Высшего качества. На всю жизнь себя обеспечил». И что же? Через час этот миллионер у таджиков козленка украл. По пьянке. Они его поймали. Козленка отобрали, пожурили немого, отпустили. Здесь люди в основном не злые, не вредные. Так он — полчаса не прошло — к таджичке шестнадцатилетней стал приставать. Еле вырвалась. Вот этого таджики не прощают. В общем, дали ему три года. За скотокрадство… Искал я потом эту пещеру. Не нашел. — Он немного подумал. — Что ты теперь, Маша, делать собираешься?

— Туда поднимусь. Искать буду Кирюшу.

— Не страшно одной?

— Страшно. Может, вы со мной пойдете, дядя Дима?

Он подумал, сказал без особого воодушевления:

— Ладно… Здесь тогда, Машенька, переночуешь, а завтра пораньше, чтоб по солнцепеку не идти, встанем и двинемся… Но только один день, Маша. Больше не могу. Мне мешки с эфедрой надо вниз спустить, к дороге подтащить. В понедельник лесхозная машина за ними приедет.

— И на том спасибо, дядя Дима, — произнесла девушка с некоторым облегчением. — Я вот все думаю… Кирюша собирался в одну пещеру опасную спуститься. На веревке. При мне не успел. Я его просила, когда уезжала, без меня туда не лазить. Я боюсь — он все же полез, и что-то случилось…

Дмитрий нахмурился.

— И там поищем.

— Я и веревку взяла.

Быстро, как всегда в горах, стемнело. Застрекотали цикады.

— Все, Машенька, на боковую. Завтра разбужу чуть свет.

Они залезли в спальные мешки. Дмитрий сразу захрапел. Маша долго ворочалась с боку на бок. Сна не было. Она вылезла из палатки, села на камень. Снизу доносился шум реки, где-то вверху ухал филин. Маша посмотрела на двуглавую гору, на небо. Ей вспомнилась предпоследняя ночь перед ее отъездом. Вот так же светили над ними звезды. Противоречивые чувства, в которых она не могла до конца разобраться, нахлынули на нее. Одно из них было почему-то чувство вины.