Контора

Владимир Лынёв, 2021

В недалеком будущем человечество захлестнула волна психических заболеваний. Молодой психотерапевт Алекс Вульф устраивается на работу в государственную службу психологического мониторинга, призванную оградить общество от эпидемии. Вульф участвует в сеансах коллективных осознанных сновидений, конструируя терапевтические сны как новое средство борьбы с душевными недугами, но со временем понимает, что лекарство можно использовать в качестве оружия. Ему предстоит выяснить, что же на самом деле скрывается за стенами таинственной конторы, и какие идеи вкладывают создатели в передовую технологию лечебных сновидений. Содержит нецензурную брань.

Глава 5. Гипнос

Воздух в кабине лифта звенел от напряжения, пока они спускались на подземный этаж Конторы, где притаилась лаборатория «Гипноса», сокрытая глубоко в недрах здания. Орье молча кипела от едва сдерживаемого гнева и смотрела строго перед собой, нервно теребя желтую ленту на запястье левой руки. Вульф подумал, как бы она не прожгла взглядом дырку в створках лифта. Банни тихо напевала какую-то старую красивую песню из эпохи виниловых пластинок и патефонов. Пейтон оставался невозмутим.

— Вижу, вы с Алексом нашли общий язык, — сказал он.

— Теперь он моя путеводная звезда, — непосредственно отозвалась девочка, наматывая прядь волос на палец.

Вульф заметил, как на скулах Орье заходили желваки.

— Чудно! — Пейтон потрепал Банни по голове, как ласкают смышленую собаку, разучившую новый трюк.

Когда они вышли на нужном этаже, Орье обратилась к Банни:

— Проводи, пожалуйста, мистера Вульфа до конференц-зала. Мне надо наскоро обсудить с директором пару вопросов.

— О`кей!

Алекс бросил быстрый взгляд в сторону Пейтона. Тот кивнул. Вульф взял в руку протянутую Банни ладошку, и девочка потянула его за собой по лаборатории, словно тягач, выводящий самолет на взлетно-посадочную полосу.

Здесь все было белым, но не таким ледяным и отталкивающим, как в больнице, а теплого цвета топленого молока. Многочисленные толстые кабели вились по стенам, уходя вглубь лаборатории. Шахматная плитка на полу с непринужденной легкостью довела бы до панической атаки человека с обсессивно-компульсивным расстройством. Пахло озоном, а белый шум исчез как данность. Остались только звуки, издаваемые людьми: тихие разговоры, шаги, барабанная дробь пальцев по сенсорным экранам. Проходившие мимо работники в кремовых халатах приветствовали Банни, а та махала в ответ.

— Уже видел махину?

— Какую?

— «Гипнос».

— Я слышал это название, но так и не понял, что это?

— Это здоровенная штука для общих снов. Здесь есть место, откуда ее хорошо видать. Пойдем покажу. Оставим сестренку в покое. Пускай повредничает.

— Почему Орье злится? Я делаю лишь то, для чего меня пригласили.

— Думаешь? Сестренка и папка вечно играют в свои надмозговые игры, — Банни выставила вперед пятерню и изобразила кукловода, управляющего марионетками. — А мы фигурки на игральном столе. Ты вторгся в ее владения. Проталкиваешь свое мнение. Ее метод — полный контроль. Вспомни сказку Андерсена. В нашей сказке Кай сунул под юбку Снежной Королеве раскаленную кочергу! — она захихикала.

— Ты не чувствуешь себя скованной из-за избыточной опеки?

— Я всю жизнь была лишней. Была не нужна. Никому. Сестренка заботится обо мне. Может, это клетка? Так и есть. Клетки строят из страха потерять, что любят. Такая тюрьма мне мила. Еще я уникум. Так говорит папка. Я как супергерой. Мои сны самые эффективные. Еще он говорит, что я могу лучше. Если убрать сдерживающий фактор.

Вульф вопросительно посмотрел на нее, но Банни пожала плечами, а затем улыбнулась:

— На самом деле, я очень-очень рада. Ты появился здесь, Алекс Вульф. Всего пара дней прошла. Расклад сил изменился. Настала оттепель. Сердце сестренки немного подтаяло.

— Гнев — весьма спорное средство для наведения мостов.

— Гнев лучше ее маньячного упорства. Помнишь, как в книжке было? Гроздья гнева зачастую проливаются на плодородную почву семенами любви.

Алекс фыркнул, но Банни парировала:

— Я, знаешь ли, романтичная натура. Кое-что смекаю.

— Идем, натура! Для солнечного ребенка ты больно складно языком мелешь.

— Фу! Не называй меня так больше.

— Хорошо. Не стану.

— Но суть ты уловил. Мы все страдаем по-разному. Мне очень-очень повезло. Учеба, конечно, дается тяжко. Здоровье ни к черту. Эмоции душат. Иногда я веду себя как сущий ребенок. Думать сложные мысли — все равно что идти по свежевспаханному полю после обильного дождя.

Алекс удивленно посмотрел на нее, но Банни отмахнулась.

— Это тоже из книжки. Сама такое не осилю. Со временем привыкаешь. Главное не раскисать. Смотри!

Они вышли на смотровую площадку с панорамным окном во всю стену, открывавшим вид на главный секрет Конторы. «Гипнос» располагался в просторном помещении, наполненном всевозможной аппаратурой. В сумраке мерцали экраны с кардиограммами, энцефалограммами, спирограммами, общими и биохимическими показателями крови, срезами магнитно-резонансной томографии и многими другими результатами исследований, которые Вульф не смог интерпретировать в силу незнания, но не это приковало все его внимание. На огороженной площадке с желтыми проблесковыми маячками, расставленными по периметру, высился крупный плексигласовый купол с покрытием, экранирующим электромагнитное излучение. Он представлял собой современную модификацию клетки Фарадея. Внутри находились сообщающиеся между собой флоатинг-капсулы с интегрированной системой жизнеобеспечения, выстроенные по радиальному принципу и сходящиеся к центральной камере сенсорной депривации. Все они были изготовлены из электрохромного стекла, способного пропускать световые волны разной длины в зависимости от установленных настроек.

Данную информацию Алекс почерпнул в цифровом терминале, установленном на пюпитре перед панорамным окном. Сейчас на площадке копошились инженеры и техники Конторы, подготавливая капсулы и проверяя последние настройки перед очередным сеансом КОС.

— Видишь вон ту штуку по центру? — указала Банни. — В ней буду плавать я. Называется алтарь Никты.

— Насколько я помню из школьной программы по мировой литературе, от союза Гипноса и Никты появился Морфей — бог добрых сновидений. Так, по-моему, было в «Метаморфозах» Овидия. Ох уж мне эти аллюзии на древнегреческие мифы! У всех выдающихся ученых, похоже, какой-то комплекс, завязанный на сопричастность к великим средиземноморским цивилизациям старины.

— Скажите спасибо, молодой человек, что не на причастность к древним цивилизациям Южной Америки, — обронил проходивший мимо Стейнбек.

Гловер тоже оказался неподалеку. Он тихонько подкрался к собеседникам сзади и с грозным рычанием набросился на Банни, принявшись щекотать шутливо отбивающуюся и заливисто хохочущую девочку. Без видимых усилий подбросив ее пару раз в воздух, он водрузил ее на плечи и проговорил:

— Как по мне, все это отдает дешевым популизмом!

— Где будем располагаться мы? — спросил Вульф, бросив взгляд на «Гипнос».

— Психонавты расфасованы вон в тех банках, как соленые огурцы, которые, Алекс, так любят у тебя на родине.

— Они называются купели, дядя Артур! — вставила Банни.

— Купели или не купели, а главное, чтобы на склоне дня над нами поминальную песнь не пропели! — отрезал Гловер. — А посему на Вульфа мы уповаем.

От тени, отброшенной на противоположную стену смотровой площадки несущей колонной, отделился Беккер, доселе незаметный для собеседников, и пригласил их пройти в конференц-зал для брифинга.

— Идите. Я догоню, — отозвался Алекс и вновь уставился на «Гипнос».

Что-то надвигалось. Он чувствовал это. Многоликий монстр из прошлого протянул к нему ужасную длань прямиком из подсознания. Сотни расширенных зрачков вспыхивали на краю поля зрения, стоило отвести взгляд в сторону. Воспоминания, вымаранные из памяти столь милосердным разумом, вновь расцветали перед его глазами яркими красками. Пейтон напомнил ему про нейровирусную атаку, и теперь это не выходило из его головы.

«Алекс…» — прохрипел во мраке голос Анны Галандер, заведующей отделением реабилитации военного госпиталя. С ней он периодически спал, коротая одинокие часы отгулов между длинными арктическими сменами. Она смотрела на него из отражения на стекле панорамного окна, искаженного болью и страхом, но лица его коснулась чужая рука. Грубая, мозолистая с обручальным кольцом на пальце. Культя на месте оторванного мизинца прочертила кровавую полосу на щеке.

— Алекс…

Вульф вздрогнул, услышав голос Орье, неторопливо шедшей в сторону конференц-зала рядом с хромающим Пейтоном.

— Если честно, я не уверена, что он справится.

Пейтона это ничуть не смутило:

— Не уверены? Мы сами выбрали его из сотни кандидатов, а теперь вы говорите мне, что в чем-то не уверены?

— Он пытается делать хорошую мину при плохой игре и напоминает мне изломанную куклу.

— Всегда испытывал патологическую тягу к сломанным вещам и собрал прекрасную коллекцию. Вы так не считаете?

Орье нахмурилась, а Пейтон продолжил:

— Довольно рефлексии, Жюли! Алекс Вульф идеально нам подходит, судя по результатам проведенных тестирований и анализу статистических показателей.

— У меня есть странное ощущение, что я искала не человека под определенные характеристики, а характеристики были подделаны так, чтобы найти конкретного человека.

Взгляд Пейтона оставался бесстрастным и абсолютно непроницаемым:

— Не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. За годы совместной работы вам пора бы начать доверять мне.

— Ха! — только и произнесла Орье.

Они исчезли за поворотом коридора, и Алекс медленно двинулся следом, чтобы не быть уличенным в подслушивании. Когда Вульф добрался до конференц-зала, отряд психонавтов в полном составе уже находился там, рассевшись вокруг подковообразного стола. Все экраны и проекторы были погашены. В помещении царил интимный полумрак. Перед каждым членом группы стоял стакан с любимым напитком и герметичная коробочка с набором капсул.

— Отлично! Все в сборе! — произнес Пейтон, жестом приглашая Алекса занять отведенное ему место. — Брифинг будет коротким. Вы все прекрасно знаете, зачем мы здесь. От себя добавлю следующее. Сенатор Паттерсон вот уже несколько недель крутит мне яйца. Он долго и настойчиво продвигал наш проект к статусу государственной службы и вправе требовать ответных преференций. Пришло время вернуть должок. Его дочь с недавних пор страдает от генерализованного депрессивного расстройства личности. Мы должны успеть подготовить терапевтический сон и начать ее лечение до того, как сей неприятный факт станет достоянием инфосети.

— Боитесь суицидального психоза? — осведомился Гловер.

— М-да. Не хотелось бы. Психологический контакт с девочкой был утрачен. Осуществить принудительное психиатрическое лечение мы не в состоянии, не нарушив при этом действующего законодательства. Остается попробовать «Морфей». Однако ни одному отряду психонавтов еще не удалось добыть семя сна для терапевтического модуля, направленного на лечение депрессивного расстройства, из хостов, подготовленных для этой задачи. Поэтому сегодня мы собрали в кулак лучшие силы. На кону наша работа.

— Как все забавно у вас получается, — удивился Вульф. — Вы создаете лекарство в первую очередь для политической элиты, а уж в десятую — для мировой общественности?

— Ах, наивный мой Алекс! — поцокал языком Гловер. — Ты такой простак! Добрые сны не приходят к бедным девочкам. Только к тем, чьи родители способны оплатить мистеру Пейтону билет в высшую лигу.

Стейнбек смутился. Орье погрузилась в себя. Гловер ехидно улыбался в ожидании возражений. Один Беккер выглядел заинтересованным и впитывал в себя все детали беседы. Комиссар на допросе. Когда Вульф заприметил это, тот нацепил на себя очередную маску и растворился в образе.

— Зачем вы смеетесь над ним, дядя Артур? — спросила Банни, сидевшая подле Орье. — Он просто честный человек.

— На словах, — ответил Гловер. — А вот как обстоит на деле, нам еще предстоит выяснить.

Орье погладила девочку по щеке:

— Проблема честных людей, Банни, состоит в том, что всю свою жизнь они сражаются с ветряными мельницами собственных представлений о жизни. Это вечная борьба между тем, что диктуется внутренней логикой социума, и тем, что правильно. Но кто определяет само понятие правильности?

— Размышлять о подобных вещах в эпоху пандемии по меньшей мере безответственно, — ответил Пейтон. — Вы не вчера родились и знаете, как устроен этот мир. Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы остановить распространение эпидемии. Любой ценой. Пришло время доказать свою профессиональную состоятельность.