Контора

Владимир Лынёв, 2021

В недалеком будущем человечество захлестнула волна психических заболеваний. Молодой психотерапевт Алекс Вульф устраивается на работу в государственную службу психологического мониторинга, призванную оградить общество от эпидемии. Вульф участвует в сеансах коллективных осознанных сновидений, конструируя терапевтические сны как новое средство борьбы с душевными недугами, но со временем понимает, что лекарство можно использовать в качестве оружия. Ему предстоит выяснить, что же на самом деле скрывается за стенами таинственной конторы, и какие идеи вкладывают создатели в передовую технологию лечебных сновидений. Содержит нецензурную брань.

Глава 3. Психонавты

Этой ночью Вульфу ничего не снилось. Видимо, он слишком вымотался из-за долгого перелета и смены часовых поясов. Алекс кое-как проснулся от очередного сигнала будильника в гостиничном номере, снятом ему Орье в отеле неподалеку от Конторы. Голова раскалывалась на части. Глаза не хотели открываться. Он словно не спал ни минуты. Пришлось приложить немало усилий, чтобы выбраться из постели. Наскоро приняв душ, Вульф заварил кофе и выкурил пару сигарет — самых обыкновенных, без использования всех этих новомодных гаджетов. Привычка осталась у него с армейских времен, и избавиться от нее оказалось непросто.

По дешевой инфопанели транслировали утреннюю сводку новостей, где в подробностях рассказывалось, что число самоубийств по причине суицидального психоза за последний месяц в среднем составило около сотни зафиксированных случаев, приходящихся на каждый город-миллионер. Но статистика в Соединенных Государствах Америки планомерно пошла на убыль вследствие учреждения службы психологического мониторинга. Крупные кадры с мест происшествий без прикрас демонстрировали тела, размазанные по асфальту после падения с многометровой высоты, висельников на фоне самых разнообразных бытовых декораций, утопленников в пресных и соленых водоемах от тропиков до северных широт, самострелов в панировке из костей черепа и ошметков мозга, ванные комнаты в багровых подтеках и прочие анатомические красоты, способные взбодрить самого хладнокровного обывателя. Среди детей в первопричинах психозов специалистами было выявлено генерализованное депрессивное расстройство личности, завязанное на родительской депривации в связи с всевозрастающей утратой актуальности классической семьи как полноценной ячейки общества, с перекладыванием воспитательных функций на частные и государственные организации. Взрослые, перегруженные нестабильностью общественного окружения, избыточным объемом обрабатываемой информации, стрессом профессиональной активности, невозможностью реализовать себя в полной мере и отсутствием прочных эмпатических связей с друзьями и любовниками, доминировали в категориях когнитивной, социальной и эмоциональной депривации. Депривация провоцировала появление депрессивного расстройства, терминальной стадией которого становился суицидальный психоз.

От бесчисленных похорон картинка переключилась на ручейки из городских паломников, стекавшихся в зоны бесплатной сетевой раздачи ради цифровых проповедей, набиравших с каждым днем все большую популярность.

Репортаж вело бодрое молодое существо с бесполой внешностью ангела:

— На фоне безрадостной действительности неудивительным смотрится тот факт, что огромное число людей с головой погружается в эзотерику, астрологию и мистицизм. В этот скорбный час в ход идет все: от классических монотеистических верований до сантерии и синтоизма. Феноменом последних лет стала церковь «Единения». Число ее неофитов растет с каждым месяцем. Она проповедует юницизм. Эта относительно молодая полурелигиозная трансгуманистская конфессия призывает следовать технологическим путем эволюции человеческого сознания. Неужели мы на пороге цифрового средневековья или всему виной продуманная агрессивная маркетинговая кампания? Бесчисленные сетевые проповедники, строительство гигантского храма посреди Сан-Франциско на десятки тысяч прихожан, звездные амбассадоры — все это…

Вульф, скривившись, выключил инфопанель. Он был далек от религии. От новомодных конфессий в особенности.

К назначенному часу Алекс оделся и перед выходом обильно спрыснул шею и волосы туалетной водой. Покинув номер, он обнаружил у двери человека из службы безопасности.

— Вы простояли здесь всю ночь? — спросил Вульф.

— Защита интеллектуальной собственности государства — одна из непосредственных задач мистера Пейтона на посту директора ГСПМ, а теперь прошу следовать за мной, сэр! — ответил охранник и больше не проронил ни слова на всем пути до Конторы.

Вульфу ничего не оставалось, как бесцельно пялиться по сторонам.

Не требовалось профильного медицинского образования, чтобы осознать одну простую истину. Город за окнами машины был болен. Впрочем, как и любой другой мегаполис, хотя имелись и существенные различия. Если там, откуда был родом Алекс, многомиллионные людские сообщества напоминали прокаженных побирушек, подыхавших в подворотне посреди мусорных куч, то этот гарцевал декаденствующим аристократом-сифилитиком. За аурой курящихся ароматических свечей не чувствовалось вони гниения, а толстый слой грима прикрывал кровоточащие гуммы. Вульфа не мог обмануть внешний лоск. Он смотрел глубже, наблюдая за языком тела и поведенческими аффектами.

Сердечный ритм города пульсировал рваной тахикардией спринтера, которого заставили бежать марафон в привычном для бегуна на малые дистанции темпе. Он лучился энергией и жизнерадостностью антидепрессантов, запитых крепким кофе. Горожане на улицах походили на холеричных безумцев. Они болтали без умолку по беспроводным гарнитурам с невидимыми собеседниками, слепо смотрели в пространство перед собой, погрязнув в паутине инфосети, чьи глубины отражались на линзах дополненной реальности, которые мало кто снимал даже на ночь, хаотично мотали перед собой руками в перчатках виртуального взаимодействия — моторика пока оставалась наилучшим способом манипулирования программным софтом, а за патент на прямой интерфейс с центральной нервной системой до сих пор сулили баснословные премиальные корпоративные дельцы со всех континентов. Если бы Вульф мог лицезреть мир в инфракрасном спектре, то без особых проблем обнаружил, что разум среднестатистического обывателя пылает двадцать четыре часа в сутки.

На этом строилась вся трудовая философия. Цифровые рекламные агитки с ярмарок вакансий недвусмысленно призывали позабыть об отдыхе ради лучшей жизни, возможной не в райских кущах, но здесь и сейчас. Их мотивирующий посыл бил по яйцам убогого воображения прямым уколом адреналина в сердечную мышцу. Он оставался крайне нативным и сваливался к заповедям примитивного потребительского карго-культа и отращиванию павлиньих хвостов. Приторный мед речей информационных зазывал ничем не отличался от рабовладельческого хлыста, и все многовековое развитие социума свелось к риторически аккуратному и правильному формулированию.

Технологическая сингулярность беззастенчиво поимела общество. Походя на цепную реакцию, ее концепции и теории давно обогнали отсталый человеческий разум, приспособленный к каменному топорищу и праще. Плоды ее достижений были недоступны простым обывателям, чей мозг на пути к яблоку познаний превратился в банальные хабы и свичи. Нервная система стала не более чем оптоволоконным кабелем, по которому текли бесконечные потоки данных, а сознание перестало справляться с поставленными задачами. Симптомы были повсюду. Приступы истерик и нарколепсия посреди бела дня. Апатия, соседствующая с гиперэмоциональностью. Удушливый смех и беспричинные слезы. Список можно было продолжать бесконечно долго.

Тепло попрощавшись с друзьями после мимолетных встреч, по завершении тяжелого трудового дня в погоне за мороком успеха, в комнате голографического присутствия, ставшей бытовым технологическим трендом последних лет, каждый с опаской поглядывал на широко открытые окна в приступе горького одиночества, не удовлетворенного общением с нолями и единицами, — вдруг Питер Пен предложит подбросить до Неверленда на заботливых волнах гравитации. Холодная кровать не грела душу, но теплый бок под рукой требовал существенной подпитки из персонального бюджета посреди непредсказуемой жизни и бесконечного праздника для мальчиков и девочек, что никогда не повзрослеют. Для большинства людей герметичная сфера серьезных отношений не оправдывала себя ни эмпатически, ни экономически, а потому отправлялась на помойку «гениальных» идей. Отсутствие в личной жизни прочных корневых связей уже давно перестало порицаться коллективным бессознательным, но логика внутривидовых популяционных взаимодействий давала сдачи за двоих нейрохимической голодовкой. Все же, как ни крути, мы стайные животные, возомнившие себя охренительно важными, сильными и независимыми личностями, и здесь крылось критическое противоречие. Наплевав на разъедающую душу гангрену одиночества, каждый возвел своему «я» убогий тотем и стал приносить ему в жертву собственный чувственный опыт. Наше эго посчитало, что столь редкий в природе единорог самосознания способен озолотить потомков. Ученые предпочли умолчать, что пресловутое «я» и продукты его жизнедеятельности являются не более чем артефактами исследования, радиочастотными помехами, глитчем, эдакими цифровыми газами, выпущенными в ноосферу.

На фоне общественно-социальных преобразований появление генерализованного депрессивного расстройства личности как новой нозологической единицы, выглядело вполне закономерным исходом, но вот формирование эпидемии, захватившей все континенты, не имело никаких предпосылок и не на шутку переполошило общественные институты.

Когда машина подъехала к зданию центрального офиса психологического мониторинга, Вульф заметил импровизированный пикет, состоявший в основном из бездельников-активистов с голографическими транспарантами. Они перегородили главный вход и заняли всю рекреационную зону. На плакатах Алекс разглядел призывы вроде: «Хватит травить наш рассудок!», «Скажем “Морфею” — НЕТ!», «Сны — наше личное пространство!» Перед входом в Контору стоял довольно известный политик левого толка в окружении сопартийцев и телохранителей. Вульф опустил стекло, чтобы лучше слышать его гневную проповедь. «Они уже контролируют наши банковские счета, геолокацию и сетевой трафик. Теперь хотят добраться до нашего разума через пропагандистские сны. ГСПМ — очередная полицейская организация под крылом Дяди Сэма, пожирающая наши с вами налоги ради ограничения наших же свобод!..»

— Дерьмо! — буркнул охранник. — Придется в объезд. Мне поручено препроводить вас на завтрак с другими психонавтами.

Как сообщил Алексу его сопровождающий, весь персонал службы мониторинга питался централизованно на территории Конторы. Основной кафетерий располагался на первом этаже. Для того чтобы пройти к нему от главного входа, сперва нужно было пересечь лобби и оставить позади бесконечные коридоры технических помещений, а также отдел службы безопасности, где не особо были рады праздношатающимся посторонним служащим, но поскольку перед зданием развернулся пикет, машина доставила его прямиком на автомобильную парковку на цокольном этаже. Оттуда можно было попасть прямиком к дверям кафетерия, всего лишь поднявшись на лифте.

Приглушенные оконными стеклами и жалюзи яркие лучи утреннего света белыми полосами падали на просторное помещение, заставленное столами с простыми пластиковыми сиденьями. Посередине зала пили кофе трое мужчин. Двое сидело за одним столиком напротив друг друга, о чем-то негромко беседуя. Третий расположился за соседним, рассеянно теребя буйные рыжие кудри и с досадой разглядывая пустую тарелку перед собой.

— О! — оживился рыжий, заметив вошедшего Алекса. — В нашем полку прибыло. Топай сюда, дружище, не стесняйся. Нечего мяться как девка на выданье. Это по воле мистера Стейнбека мы торчим тут на юру так далеко от еды. Ему, видите ли, не нравится обонять вонь пищи, исходящую от буфета. Без чашечки крепкого кофе его пищеварительные железы не соглашаются работать, а нам, значит, приходится ждать, когда они соизволят выдавить из себя хоть каплю желудочного сока, чтобы мы уже смогли пожрать по-человечески с утра пораньше.

Подойдя поближе, Вульф кивнул, приветствуя мужчин, и представился:

— Алекс Вульф — якорь, что бы это ни значило.

— Наконец-то Орье с Пейтоном подобрали кандидата, — проворчал лысый джентльмен с аккуратно подстриженной седой бородой, рассматривая Алекса поверх приспущенных на нос очков. — Слишком долго мы ждали. Уже два отряда психонавтов успело пострадать от постгипнотической фуги, пытаясь добыть лекарство от генерализованного депрессивного расстройства личности из своих хостов. Пейтон говорит, что включение якоря в группу извлечения все исправит. Что ж, надеюсь, он прав, но, глядя на вас, молодой человек, трудно проникнуться его уверенностью.

— Думаю, не стоит так сразу развешивать ярлыки, мистер Стейнбек, — вмешался третий, протягивая Алексу руку. — Вспомните о мальчике, который кричал: «Волк! Волк!» Что до сей скромной персоны, то можете называть меня Сетом Беккером. Бывший врач федерального психиатрического центра. Особенности структуры сознания позволили мне стать прекрасным специалистом в области психодрамы. В сеансе КОС исполняю роль комиссара.

— КОС?

— Коллективное осознанное сновидение.

Рассматривая Беккера, Вульф не смог зацепиться взглядом ни за одну примечательную деталь в его облике. Напротив, Алекса не покидало ощущение, словно он видит сонм людей, запертых в зеркале.

— Профессор позитив и шут гороховый, — буркнул рыжий, вставая. — От такого приветствия недолго и штаны обмарать с испугу. Еще врачами себя называют. Пойдем, Алекс! — он хлопнул Вульфа по плечу. — Подальше от этих зануд. Я тебе покажу, что здесь пользуется особенной популярностью из съестного. Заодно и сам поем наконец. Звать Артур Гловер. В КОС — ама. Сминаю межличностные барьеры и растапливаю сердечки людей, точно масло на сковородке. Видал вчера милашку Жюли? Вот это попка!

Вульф улыбнулся:

— Разве ама не должна быть женщиной?

Гловер в сердцах всплеснул руками:

— Не хватало мне подколок Ямагути, так еще один умник нарисовался. Звучит красиво, и все тут!

Гловер провел Алекса к столам, уставленным разнообразной свежеприготовленной снедью, исходящей ароматным паром.

— У вас тут шведский стол, как в хорошем курортном отеле? — восхитился Вульф, рассматривая богатое разнообразие блюд, представленных на завтрак.

— С чего бы скандинавам приватизировать нашу еду? — удивился Гловер, набрасывая в тарелку себе и Алексу яичницу, поджаренные баварские сосиски, хрустящие тосты и немного салата с оливками и маслинами. — Мы, друг мой, называем это буфетом, а буфет хорош тем, что можно лопать до отвала, а потом еще чуть-чуть, пока задний клапан держит.

Вульф хмыкнул и спросил:

— Артур, а вы реальный психотерапевт или заштатный гуру с федерального инфоканала, отвечающий в дневном эфире на дурацкие вопросы из бегущей строки от прыщавых подростков и расплывшихся прокуренных домохозяек?

Гловер уставился на него с выражением человека оскорбленного в лучших чувствах и наставил вилку с нанизанной сосиской, капавшей жиром на пол, будто это было оружие.

— Получше иных прочих! — безапелляционно заявил он. — Для новичка у тебя слишком язык остер. Как проснемся, нам с тобой надо будет пройтись по пабам округи. Устроим алкогольный марафон. Это будет битва века!

— Я мало пью.

— Человек, рожденный Александром Волковым, говорит, что мало пьет? Не смеши мою мозолистую печень!

Они устроились за столом и принялись за еду. Аппетит Гловера, как успел заметить Алекс, был поистине первобытным. Через несколько минут к ним присоединились и Беккер со Стейнбеком. Беккер принес на подносе бургер с картошкой фри. Стейнбек ограничился овсяной кашей на воде и тостом с джемом.

Прожевав очередной кусок, Алекс забросил пробный камень:

— Вчера мисс Орье упоминала избыточные нагрузки на сознание группы извлечения, состоящей из загадочных психонавтов. Сегодня вы говорите о какой-то постгипнотической фуге. Что все это значит?

Гловер попытался было ответить, нечленораздельно мыча набитым ртом, но Стейнбек властным движением остановил этот поток междометий, отложил ложку, промокнул салфеткой рот и обратился к Алексу:

— Сколь многое успела вам поведать Орье о нашей работе?

— В общих чертах. Эта информация скорее напоминала рекламный буклет, нежели что-то конкретное.

Стейнбек вздохнул с досадой:

— В этом они с Пейтоном очень похожи. Никогда не вдаются в излишние на их взгляд подробности. Преследуют свои собственные цели, наплевав на осторожность, методологию и разумную интеграцию проверенных терапевтических принципов в новаторскую концепцию.

— И какая же у Орье цель?

Беккер подул на домик, сложенный им из бумажных салфеток, разметав его по столу, и ответил:

— Ах, мистер серый волк, подобные сюжеты стары как мир, и завязаны они на кровной мести.

— Мести кому?

— Не человеку, но болезни, — персонифицированные маски на лице Беккера менялись как цветовая мимикрия хамелеона, зависевшая от окружения. Возвышенный одухотворенный интеллигент ушел, освободив место парню с соседнего двора. — Такие загоны хороши для слезливого девчачьего фильма, который ты смотришь в пятницу вечером со своей подружкой перед сексом, но жить ради безумцев и мертвецов? Бред полнейший!

— Все это очень мило, но отвлекает нас от сути, — оборвал его Стейнбек. — Молодой человек, что вы знаете об аппарате «Морфей»?

— Немного читал о нем. В основном это были околонаучные статьи, блуждавшие по сети до того, как компанию Пейтона «Сновидения Инк» прибрало к рукам государство. Я считал «Морфей» чем-то наподобие очередной майнд-машины, проигрывающей человеку на сон грядущий песни китов в океане или щебет лесных птах и сопровождающей этот аккомпанемент правильно настроенными цветовыми кодировками в линзах дополненной реальности в надежде раскрыть потаенные резервы мозга.

Стейнбек кивнул.

— Удивительно точная формулировка бессознательного мнения общественности о научной работе мистера Пейтона, которого в свое время и хотело добиться профессиональное сообщество психиатров и психотерапевтов во главе с вашим покорным слугой. Нещадно корю себя за то, что участвовал во всем этом фарсе!

— И что же такое «Морфей»?

— Это панацея. Средство против эпидемии.

Вульф почувствовал легкий аромат мятного табака, но сперва не придал этому особого значения.

Гловер поднял взгляд от тарелки с едой и ухмыльнулся:

— Всегда забавно наблюдать, профессор, как вы падаете кверху брюхом при виде хозяина, зная, что где-то оставили лужу.

Алекс услышал приближающиеся шаги за спиной. Он обернулся и увидел Джона Пейтона — директора Конторы, одетого в стильный костюм-тройку и потягивающего на ходу электронную сигарету. Неторопливой поступью он шагал к их столику, заметно прихрамывая на правую ногу. Острый профиль лица особенно четко вырисовывался в солнечных водопадах, ниспадавших через жалюзи в пустой кафетерий.

— Напрасно вы зубоскалите, Артур! — сказал Пейтон, подойдя ближе и встав за спиной у Алекса. — Все мы здесь трудимся во благо человечества. Каждый в меру своих сил и возможностей, ради общей цели. То, что мистер Стейнбек посыпает голову пеплом, пытаясь справиться со стрессом от своих давнишних просчетов, к делу не относится. Я пригласил его на работу прежде всего как прекрасного психиатра. — Пейтон положил руку на плечо Вульфа, словно хотел представить его заново: — Что же до Алекса, то не беспокойтесь на его счет. Ему не нужна вводная лекция о методиках нашей работы и всякого рода исторические экскурсы. Его роль в отряде психонавтов пассивна, и он уже обладает всеми необходимыми качествами для успешного выполнения своих должностных обязанностей. Алекс погрузится в хост вместе с нами и пройдет весь путь через коллективное осознанное сновидение в поисках семени для терапевтического модуля «Морфея», не давая забыть, что мы спим. Точка.

— Молодой человек должен понимать, во что ввязывается, — возразил Стейнбек.

— Он ознакомился с трудовым договором еще будучи в родной стране и расписался на каждой странице электронной подписью. В том числе под пунктом о дозированном информировании.

Гловер фыркнул и подмигнул Вульфу:

— Читал, что написано мелким шрифтом?

Пейтон не стал отвлекаться на это замечание:

— Вы принимаете Алекса за того, кем он кажется на первый взгляд. Думаете, он овечка, отбившаяся от отары, но это волк в овечьей шкуре. Этот человек — один из немногих, кто выжил при первых испытаниях нашими доблестными военными нейровируса «Раав» на тыловых госпитальных базах Содружества в ходе арктической кампании.

Вульф проглотил подступивший к горлу ком и с трудом восстановил сбившееся дыхание, закрыл глаза и неспешно досчитал до десяти. Зарождающийся приступ панической атаки с неохотой отступил прочь. Он обвел взглядом группу психонавтов, внимательно рассматривавших его как редкое исчезающее животное из красной книги, в связи с новой неординарной информацией, выданной директором.

— Что там произошло? — спросил Гловер.

— Из-за паралича дыхательной мускулатуры погиб почти весь персонал госпитальной базы вместе с солдатами, проходившими реабилитацию, — озвучил Вульф официальную трактовку давно минувших событий.

Гловер задумчиво почесал лоб:

— Если бы мне посчастливилось пережить подобное, я бы сунулся в эту страну с единственной целью — подтереться флагом Альянса в час пик на Таймс-сквер.

Вульф стиснул зубы:

— Я был военным врачом. В вооруженных столкновениях не участвовал, но воочию лицезрел их последствия. За время службы я отчетливо понял только одно. Человеческое эго в масштабах подобных противостояний равняется разве что самомнению блохи.

— Некоторые блохи больно кусаются, — сказал Стейнбек, глядя на Пейтона.

Беккер же произнес, ни к кому конкретно не обращаясь, тоном учителя, невзначай пытающегося подтолкнуть своих подопечных к определенным измышлениям:

— А еще они переносят чуму…

— Так или иначе, — проговорил Пейтон, недовольно зыркнув на Беккера, — мне пришлось воспользоваться многочисленными связями нашего высокопоставленного ангела-хранителя, сенатора Паттерсона, чтобы ускорить сдачу языкового экзамена и получение Алексом сертификатов соответствия медицинского образования для оформления рабочей визы и паспорта интернационалиста. Когда Орье предоставила мне список рекрутов, то, по моему скромному мнению, он был наилучшим кандидатом. Вернее сказать, единственным достойным внимания.

— Я и не мог предположить, что вы столь азартны, мой добрый директор! — восхитился Сет.

— Мне кажется, вы спутали партии, мистер Беккер, — резко оборвал его Пейтон.

— Так точно, сэр! Приношу свои глубочайшие извинения. Мне ли подвергать сомнению ваши решения? — он покаянно склонил голову.

Пейтон тем временем дал последние указания:

— Джентльмены, отправляйтесь в лабораторию «Гипноса» и начинайте готовиться к сеансу КОС, ну а мне необходимо представить Алекса нашей сновидице. К вам она привыкала в течение многих недель перед первым погружением в ее сознание, но сейчас времени в обрез. Надеюсь, наш новый специалист проявит все свое обаяние, чтобы понравиться малютке.

Трапеза была окончена, и психонавты встали из-за стола, направившись исполнять распоряжение директора. Пейтон поманил Алекса за собой, но когда тот проходил мимо Беккера, Сет неожиданно склонился к самому уху Вульфа и прошептал:

— Наши сны — это лабиринт. Так что же мы обнаружим в вашем: Тезея или Минотавра?