«Я родился в России». Юрий Бернадский

Владимир Леонов

Размышления и впечатления о новосибирском поэте Ю. Бернадском: И мудрость вечную, как ночью синь морозную,Прольет вселенная на землю в два ковша…

Глава «Я родился в России»

Я родился в России,

И, видать, неспроста…

«Кто хочет понять поэта, должен вступить в его область», — сказал Гете…

Бернадский стоит в ряду поэтов России нового времени, моральных интерпретаторов целей и смыслов отечественной идеологии и культуры, открывая шлюзы потокам Правды и Красоты:

Мне верните Россию,

Где рябина в окне.

Утром ноги босые

Росы выстудит мне. — Ю. Бернадский.

Через поэзию Бернадского мы чувствуем и русскую землю, и небо, под которым родились и живем. Живой и видимый, всматривается в нас своими всепонимающими глазами и говорит открыто:

Под защитой созвездий

Все живое на Земле.

Мудрость древнюю приемля,

Красотой полна душа…

Пусть Стожары льют на Землю

Счастье людям в два ковша. — Ю. Бернадский.

Его волнует Родина и Согражданин. «Страшные загадки русской души…». Как когда — то волновали Гоголя: « Русь, чего ты хочешь от меня? какая непостижимая связь таится между нами? Зачем глядишь ты так и зачем все, что ни есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?…»

И потому его поэзия вмещает далекую древность и современность России, все поведение и умонастроение Великого народа: « Ведь он русский: стало быть, ему все под силу, все возможно!»:

В нас оптимизма меньше год от года.

Прогнозам мы не верим ни на грамм.

Мы — прихожане, только без прихода.

Мы веруем, но путь не помним в храм.

Чего боимся и о чем мечтаем?

Что радует и сводит нас с ума?…

Нас мучают обманы и невзгоды,

Несбывшихся надежд заели вши… — Ю. Бернадский.

Сильный мастер резкого слова и один из родоначальников современной поэзии совести: «Стыд один. // Культурка, падла,// Не поднять — так низко пала.// А журналы и кино — Все про секс, да про убийство//Из — за денег… — Просто свинство…// Все — про деньги. Просто шиза…».

Наполняет емкость жизни пушкинской страстью, драмой и верой, умением переносит на свои страницы куски бытийного ристалища, как их преподносит жизнь, ничего не смазывая, не причесывая и не сглаживая. Писал Пушкин:

Я тайности свои и небеса отверзу,

Свидения Ума Священного открою.

Я дело стану петь, несведомое прежним!

Ходить превыше звезд влечет меня охота

И облаком нестись, презрев земную низкость. — А. С. Пушкин.

Во имя высшей неизменной правды Бернадский несет в стихах верность «нравам лет и стран» (Буало. «Поэтическое искусство»), точность историческому и сегодняшнему колориту жизни, считает обязательным для себя правилом излагать мысль ясно, правдиво и не тривиально.

В. Маяковский чувствовал это, понимал и говорил: «Не беда, если моя новая вещь хуже старой. Беда, если она на нее похоже»:

А в закоулках духа шоумены

Опять готовят «пищу для души»,

На оба глаза окосев от лжи.

Средь бела дня Россию обокрали.

И мы же виноваты без вины… — Ю. Бернадский

* * *

Ю. Бернадский не играет театрализованно с судьбой и историей Великого народа:

Властью в правах пораженный,

Горя с лихом хватил…

Обескровленный, веры лишенной,

Как народ победил? — Ю. Бернадский.

Его поэзия — это не душок национализма и прочих фобий — юдо, хачи, мигранто; это не нарочитая сага о том, как «смелый» Юрий постмодернистки «лягнул мертвого льва» — немые языческие капища и погосты России — и провел акт Пражской дефенестрации — препарировал и выбросил на свалку истории всю мощь и величие Родины; это не демоническое, безмерно гипертрофированное милитаристское русское «Я» — таким смертельным ядом пропитана истерия «иноплеменных» (Тютчев наименовал Европу):

По чужому примеру

Слепо шли в западню.

Принимали на веру,

Словно дети, брехню…

Мы слегка заплутали,

Путь пройдя непрямой.

Из заоблачных далей

Мы вернемся домой. — Ю. Бернадский

Все в точности наоборот. Он ловит потоки сознания всей социальной среды. Поэтический труд Бернадского — это восстание духа, стремление к высоте и полету — «Предельной воли глоток захватить…» (в определении Фета):

Лояльность к власти — общества опора.

Но нам она, как водится, не в масть.

Завет от Ионна Богослова, —

Что «вавилонская блудница — власть»

В конце концов так низко может пасть. — Ю. Бернадский

И шарится у нищих по карманам

То олигарх, то государь… увы…

Такой досуг, — хоть вешайся на сук.

Он видит в России и безмерно гордое, возвеличенное предками, состояние Славы и Победы, и другое начало — душевное, эмоциональное, отзывчивое

Но верю я, — прозренье рядом.

Мир можно заново открыть.

Окинуть благодарным взглядом.

Не из корысти полюбить. — Ю. Бернадский

Это стихия пробуждения, обжигающая истиной каждое слово. Стихи размышления о судьбе собственной и Родины с желанием понять ее путь и фактор развития: «Мы искали град Китеж — // Светлый рай на земле» — Ю. Бернадский.

Стихия предупреждения, обличения. Порой — гнева и скорби. Но без намека на взращивание жуткой антропофагии: «Новое исходно может быть только насилием или жестокостью». Желание трезво взглянуть на народ и Россию, разобраться в алогичности и запутанности бытия, в невероятной сложности характеров и мировосприятия российского общества:

И пора б оглядеться,

Как и где я живу.

Малой родиной с детства

Ту деревню зову. — Ю. Бернадский.

Подлинно национальный поэт, поэтический патрон, взрывает и переделывает взгляд современника на историю России. Очень подходят к его позиции слова Дантона: «И я также люблю мир, но не мир рабства».

Как любил мир, людей и свободу тот русский поэт, о котором спустя сто пятьдесят лет после гибели написали: «С ним русская литература вошла в мир, как сама Россия вошла с императрицей Екатериной Второй в число великих держав. То европейское сияние, которое, как и русское, исходит от Пушкина, было спроецировано, как лазером. в Европу, от Гоголя до Достоевского, и перед этим новым источником света Европа не могла устоять… его смерть была оплакана как подлинно национальное бедствие и оставила невосполнимую пустоту в русской литературе.»

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит —

И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.

Стихия непоколебимого духа. Известно выражение: «…сам оставался господином своим среди всех оскорблений»:

Дурея от вражды и недоверия,

Сятых не помним, стариков не чтим… Ю. Бернадский

Поэзия национального духа. Поэтическая ракета, летящая строго в мишень — славную историю Отчизны: «…история предков всегда любопытна для того, кто достоин иметь отечество — Н. М. Карамзин:

С оскалом диким загнанного зверя

Сквозь бурелом столетия летим,

Не обретя достойного пути…

И здесь же поэт обретает силы, до времени спящие внутри:

Страдая от неутолимой жажды,

Отечество не можем разлюбить…

Величие не в силах позабыть…

Но, будучи и сотню раз обманут,

Народный дух очнется ото сна,

Устав терпеть и верить, что настанут

Когда — нибудь получше времена…

Расправит плечи древняя страна. — Ю. Бернадский.

Бернадский рожден в стране контрастов, парадоксов и противоречий — России — с ее двумя отталкивающимися полюсами, только в борьбе между собой и находящих смысл существования. Одно начало — этногенетическое пространство с надвременным метафизическим определением «великий русский народ», другое — сама конкретная жизнь этого великого народа, условия народного бытия и частного быта во всех формах мирского, противоречивого. Бернадский — наследник всех этих социальных массивных торосов, и его душевный уклад вибрирует от их натиска:

Что родился в России,

Вам поклон до земли. — Ю. Бернадский

Спектр своих сердечных болевых ощущений автор локализует в следующем видении: «Бернадский отнюдь не юродствует над всем, что видит вокруг себя: как хранитель слова, он раздражена его вульгарностью и пошлостью, как человек с честолюбием — презирает низость, как талант — лесть и обновки внешние для него ничего не значат, но никогда не хотел бы он переменить прошлое, или создать новую историю своей судьбы, «кроме такой, какую ей вручил Творец».

Поэт, чья палитра «знает небо, но проникнута землей», разрушитель духовного бонапартизма века с его всеядным милитаристским безумием. Мудрец и философ, в котором сходятся общие для человека и человечества идеалы земного устройства («вечного мира» на земле), сходятся и в представлениях о человеческом счастье, понятиях о человеческой личности, капитальных принципах Добра и Зла, и о гармонии, земной и художественной:

Счастье…

Неподвластно мудреной оно ворожбе.

Если нет его — не совершается тризна. — Ю. Бернадский

Один, но един, пребывающий в своем душевном створе, который нередко становится для него очистительной купелью, живет мечтой страстной: извечно не маяться и не каяться, видеть в пророчествах судьбы только Любовь чудесную, слезинку милую и белый бархат цветущих по весне всех цветов и деревьев русского Армидина сада:

Разгляжу и на невидимом мосту,

И во тьме твою любовь и красоту.

И во сне и наяву

Я судьбой своей зову

Ту, с которой я не мог не повстречаться. — Ю. Бернадский.

Античный мифологический Харон, мечтающий перевозит душу человека от скверны, равнодушия, к трепетному состраданию и милосердию.

Он не грязнет в суете, рутине и покое. Он всегда делает первый шаг к тому, чтобы быть в настоящем. Она живет в этом настоящем, как ребенок, ничего не пропуская и делая самое важное для себя, людей: «…ибо я един во всем человеческом».

Жизнь для него — не готовый к употреблению продукт. Ее порождают его действия. Он понимает и создает ясную картину миру, возможность для русского человека прикоснуться к знаниям, им выношенным, выстраданным:

Ты, моя обычайная Русь…

Ты до времени будто спала,

В тишине совершая молебен.

Для тебя на земле и на небе

Золотом горят купола. — Ю. Бернадский.

Его стихи передают живой облик страны, которая есть наша общая родина и которая некогда была велика и могущественна до такой степени, что казалось в поднебесной она одна не подвластна судьбе, что вопреки обычному ходу вещей, разрушению и исчезновению, она одна предназначена существовать вечно: « И с иконы глядела // Русь, и верила в нас». — Ю. Бернадский.

Слишком патетично, усмехнется кто — то, — и как бы правда, но… если он не знаком с предположением Достоевского, что выше России может быть только истина:

Дай же, Господи, силу

Нам с тобой устоять.

Из России в Россию

Мы вернемся опять. — Ю. Бернадский.

Он создает «образец» поэзии, как истории судьбы Личности и Родины, связав их единственной нитью — единством духа, всегда морального, столь характерного для личностного мировоззрения Бернадского:

И пусть она сегодня нездорова, —

Нет моды в нас страну в беде бросать…

Пусть лишены достоинства и крова,..

Как бы осененного покровительством российской императрицы: «Нелицемерным сердцам во благо тем рука божия покровительствует» — Екатерина II:

Видим цель. Своим идем путем.

А на их « Резервную систему»

Крепкий кол осиновый найдем. — Ю. Бернадский

* * *

В исследовании сущности «человеческой природы» Ю. Бернадский — воплощение устойчивой поговорки, культового мема — «Ab ovo Ledae incipere», («начинать от яйца (яиц) Леды»), — поэт подробно, буквально со всеми уточнениями и в деталях постигает феномен Творца — душу и дух людской, следуя призыву Марка Аврелия: «Каждое дело исполняй как последнее в своей жизни»: то есть не будь формой без субстанции, бытием без жизни или жизнью, лишенной движения, «несчастьем невских берегов» — (А. С. Пушкин):

Бернадский пишет стихи для людей, которые очень человечны. Для — «…нации мечтателей». Для тех, кто защищают человеческую праведность и хотят быть только на стороне истины и милосердия. Для тех, кто делает жизнь достойной жизни. Он родился под счастливой звездой, и он хочет, чтобы люди также были счастливы:

И когда вам наскучит по свету мотаться

Приходите в мой дом. Приходите в мой дом. — Ю. Бернадский

Он по — пушкински тянется к естественности и простоте, по — гоголевски несет необычную нравственную энергию — «я люблю добро», по — лермонтовски ищет свободу и восхищается ею, по — фетовски — сгорает величием природы, — и все синкретичное, без фальши и лицемерия, без шекспировского «беса каменосердного» все питает в нем голос человеческой силы, человеческой души, влюбленной в жизнь:

Сочный хлеба домашнего запах

И напаренной каши в печи…

Ель во мху на раскидистых лапах,

Вкус смолы, что немного горчит. — Ю. Бернадский.

Бернадский выучивает читателей думать, искать в самих себе воображения, увлекаться грезами души, растить очарование к повседневной жизни. Ее стихи возбуждают горячее сочувствие и милосердие, чуждость происходящему людскому непониманию, равнодушию и мелкому эгоизму

В его сердце живут рядом чувство близости среди людей и непреодолимая жажда родной души, — такой же по — лермонтовски всепонимающей — «…стал я понимать душою беспокойной», — прощающей, близкой поэту своими необыкновенно глубокими чувствами, пленяющейся загадочными, но сильными образами:

Поэзия Ю. Бернадского — это название мира, бесконечного в своей красоте и мудрости, поразительного в своей христианской героике, эмоциональной правдивости… и вечного, потому что Великое Художественное слово не умирает. Этот мир существует вокруг нас, в нас самих. Ведь души наши всегда будут взыскать что — нибудь светлое и священное: «В системе мире нам дан кроткий срок пребывания — жизнь. Дар этот прекрасен и высок» — Аристотель:

Невинные обряды, благие заблуждения, —

Мне дедовский обычай и дорог, и любим.

Мой каждый нерв пропитан приметами с рожденья.

Дух моего народа во мне неистребим. — Ю. Бернадский.

Чарующий ритм стихов, легкость, простота бернадских «штилей» — и скрытый глубинный подтекст. Мир ясных строф и сложных чувств, и рядом «призрак» философии — страсть и любовь как божественный заменитель вечности, душевная обнаженность и откровенность как константа человеческого бытия:

Каждый выбирает по себе.

Щит и латы. Посох и заплаты.

Меру окончательной расплаты.

Каждый выбирает по себе.

Высокие чувства, духовный и нравственный поиск истины и свободы. Мифоэпическая магия слов и смысла. Абсолют Творца — «питаться в полете, а не сидя на земле». В сущности, ответ на вопрос, а что такое наша жизнь: «Наша жизнь — это то, во что ее превращают наши мысли». — М. Аврелий (Философ. Император Рима):

О многом не прошу — избави от соблазна,

Семью и отчий дом спаси и сохрани. — Ю. Бернадский.

Стихи Бернадского — блестящее явление русской поэзии, вызывающие пушкинское «изумление и восторг», они «вымывают» душу, очищают ее от шелухи впечатлений тревожной действительности, учат производит собственный ум, а не заемный, понимать, «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает». Так это сличается с высказыванием И. С. Тургенева (в парафразе): «Бернадский может сказать себе, что он… создал речи, которым не суждено умереть» и утверждением И. Бродского: «Существуем по милости Божьей //вопреки словесам ворожей»:

Имею честь…

Ни в каком не замарался сраме — Ю. Бернадский.

Искренняя и цельная, глубоко и страстно верующая поэтическая личность говорящая о том, что волнует нас, притягивает и отталкивает на протяжении всей жизни:

Не напоказ родной стране служить,

А так, чтобы вольней дышалось людям.

Нас хоть руби на части, — не разлюбим

Россию, без которой нам не жить. — Ю. Бернадский.

Фауст, создавший своего Мефистофеля — свою мечту и волю, свою судьбу и свою долю, сплав силы духа и и энергии, бьющей фонтаном:

Кричу, попасть под санкции рискуя:

Не обретем достоинство, пока

Пока определяем нравственность людскую

По толщину и весу кошелька…

Повадками чужими подменяя

Заветы и традиции отцов. — Ю. Бернадский.

Пример предела совести и свободы человека, сильного и независимого от власти, славы и обстановки, а только и всецело — от внутренней установки: «…Нам дороже…// Верность делу и вера в людей…//Нами движет доверия свет…» — Ю. Бернадский…

Поэзия как род духовного наставничества, путеводителя нашего запутавшегося мышления, имеющего метафизическое значение — путь к сатори, исключительной просветленности, истиной сущности нашего мира без примесей сюрреалистичных и галлюциногенных образов, коими сегодня пытаются заполнить Пустоты нашего сознания: «Поклоняясь доллару, как Мекке, / / Чахнет мир, „экспертами“ ведом». — Ю. Бернадский.

Поэзия как высший миг познания, когда неясное становится очевидным. Так похожее на Океан из «Соляриса» или даже это — разноцветные вспышки из «Космической одиссеи». Так и хочется не обрести спасение от Бога, а «самому достичь вершин горних»:

А надежда — как небо ночное она.

Верь в себя и утихнет тревога.

Тем, кто ищет настойчиво, станет видна,

Как звезда. К новой жизни дорога. — Ю. Бернадский.

Поэзия восхождения. Поэзия перерождения. Очищения от мук сомнений и неверия:

Уже не так и яростно брыкаясь,

Куда идем, думаю с тоской?

От языка родного отрекаясь,

Себя сотрем из памяти…

Идеи нет. Элита измельчала.

В глазах туман, и воля не тверда… — Ю. Бернадский

Это трудная доля и предполагает неистовую волю, потому что:

Судьба обложит матом, как оброком.

Удар держу. Солому не жую.

По — матери ругаясь ненароком

Мать поминаю, но не предаю. — Ю. Бернадский.

Охватывая широкий простор человеческого бытия, в хронометре времени которого, по воле Ю. Бернадского, встречаются образы нынешних событий и их давние прообразы, автору книги хотелось, чтобы твой дух, читатель, просто захватило от открывающегося в стихах поэта вида на смысл и ценность Пути и Судьбы каждого. И помните, помните всегда слова Мефистофеля: «…оставь свои недомогания, свои упреки!» И иногда оглядывайтесь. Вдруг там где то та или тот, кто помнит и ждет:

Нас тянет к тем, кто предан и похож,

И не приемлет гнусность.

Нас тянет к тем, кто ценит жизнь

И в ухо шепчет нам «Держись».

Свою патриотичность, гражданский долг, благочестие поэт берет с Державина и Пушкина, эмоциональность, страстную чувствительность — от Лермонтова, нравственное начало проистекает от Анненкова и Волошина. По психологической достоверности он сопоставим с Тютчевым, Фетом, в любовной лирике — Блоком, описание природы и людей напоминают пейзажи Шишкина и портреты Рембранда:

Пусть в нас добродетели не много,

И от соблазнов каждый нерв гудит…

Но если есть во мне частица Бога,

То, значит, от нее тепло в груди. — Ю. Бернадский

Он — рядом с Пушкиным по благородству и грации выражений, по той же строгости и конкретике очертаний. Он — родня Лермонтову по впечатлительности душевной:

Таков поэт: чуть мысль блеснет,

Как он пером своим прольет

Всю душу: звуком громкой лиры

Чарует свет, и в тишине

Поет, забывшись в райском сне.

Вас, вас! Души его кумиры… — Лермонтов.

Блистательный поэтический удел, вотчина князя слова, дарящего нам чудо и радость понимания мира и России «…великой да сказочной страной» (В. Высоцкий). Безупречная ритмика стихов зажигает «огни усилий» (лат.), победоносно проникает в самые потаенные уголки нашей вдохновительницы, в латинской транскрипции нареченной anima, по — древнерусски доуш, в русском звучании — душа, стихи запоминаются легко и быстро, «кладутся яко печать» в сердцах детских и взрослых, «…ибо в черную глину// Превращает людей небосвод голубой» — О. Хайям:

Мир наш, если приглядеться,

Ладно скроен, прочно сшит…

Пусть порой и не до жиру —

Жизнь не зря дает урок. — Ю. Бернадский.

* * *

Каждое стихотворение Бернадского — это законченное выверенное произведение, с понятной структурой, четкой неколебимой идеей Памяти и Уважения, напрочь лишенной обсценной — распутной, безнравственной — лексики (сам себе цензор) и мощно противостоящей «манкуртизму» (сам себе идеолог):

Поверь, непроходимых нет препонов…

Мы ищем свод неписанных законов,

Что создают сообщество Людей…

Решайся, будет весело, дружище!

Поверь в себя и сделай первый шаг. — Ю. Бернадский.

Стало у нас в моде хулить Родину, пренебрежительно отзываться о своей истории и мужестве предков.

И россиянам объясняют,

Что всех их надо — «на ремни».

В Европе воздух загрязняют

Своим дыханьем они. — Ю. бернадский

По сути — уродливое и ужасающее своей вакханалией бесстыдства явление генетической мутации, потеря связи со своими историческими, национальными корнями: «И мерзко — пакостная пошлость // Зубами мир на части рвет» — Ю. Бернадский.

Как «злак земной», «мыслящий тростник», «беспомощное дитя», применяя тютчевскую лексику:

Предателей воронья стая

И мать готова клюнуть в глаз…

Все, что нам дорого, ломают. — Ю. Бернадский.

С «гоголевской слезинкой» в голосе, вопрошает поэт:

А мы? Прощаем подлецов,

Тех, что свободу понимают,

Как право нам плевать в лицо?…

От иностранщины впадая

То в амнезию, то экстаз. — Ю. Бернадский

Люди «манкурты», утратившие память о своем родстве, уважение к славному прошлому, выведенные Чингизом Айтматовым в увлекательном романе «И дольше века длится день»: «Повеление хозяина для манкурта было превыше всего. Для себя же, кроме еды и обносков, чтобы только не замерзнуть в степи, он ничего не требовал…» — Ч. Айтматов:

И вновь Иуды ринулись в вожди…

И рвутся узы близких отношений,

Как после многочисленных измен…

Все победил хватательный рефлекс… — Ю. Бернадский.

На историко — нравственном, философском уровне, для Бернадского эти люди равнозначны людоедам, каннибалам, утоляющим только свое поганое ненасытное чрево и принципиально не познающих:

Память вечная герою,

что в бою огнем прошит…

Был в аду… и там, однако,

Он пощады не просил…

Что постиг и что он понял,

Опален войны костром…

Поднимал страну… И поднял. — Ю. Бернадский.

И понимает поэт, что они не одиноки и не вдовцы, что во множестве они: « им легионы» — библ. И что его просьбу — «То, что живы мы сегодня, //Помяни его добром» — они не услышат, ибо «свет они называют тьмой». (из Библ.). Размножаются, как плесень, которая до времени не видна, плетет свои сети изначально в глубине шаткой душе молодости:

И скалить зубы «конь в пальто»,

Которому не стыдно

С презреньем о родной стороне

Злословить не стыдно. — Ю. Бернадский.

Свою патологию ненависти, ущербность ума (синоним — «зомби») они проявляют агрессивно, публично, авторитарно — считают Россию по аналогии с едким европейским цинизмом «вошью в навозе», оправдывая глумление над историческим великолепным наследием страны: «…словом, шизо» (из Бернадского):

В речах запутанных у существа бесполого

Все — трескотня одна, как будто дрелью в голову,

Слова пустые, как холодное дупло. — Ю. Бернадский

С «манкуртами» поэту не по пути: «Любовь к отечеству микстурами не лечится» — восклицает Бернадский.

Он и его герои, и реальные и созданные авторским воображением, ведут с ними борьбу, растирают в крошево и удаляют с лика России, как нездоровый гнилой прыщ:

Зарубками, как деды, по — простому

Путь отмечаю, чтобы не заплутать…

Чтобы любовь к отеческому дому,

Как завещанье, детям передать. — Ю. Бернадский.

И не просто восклицание, а с в убеждением «в тайне русского загадочного духа», в самостоятельности и жизнестойкости России, разворачиваются строки:

Заразу этой вши тифозной

Здоровье нации сметет.

И верю, что не очень поздно,

Выздоровление придет. — Ю. Бернадский.

И борьбу с «нищетой духа» и «смутой в умах», когда «душит темное начало» Бернадский видит, опираясь не ненависть, а взяв в помощники веру и призвав любовь. Он против девиза «на войне, как на войне», «оправдывая собственные страхи» (Бернадский):

Что нами Родина любима,

Мы доказали много раз.

Надежда в нас неистребима

И вечен прочности запас.

Пускай предатели в экстазе

Торопятся сдаваться в плен.

А чудо в том, что раз за разом,

Мы поднимаемся с колен. — Ю. Бернадский

Через пелену гнусно — извращенных суждений о исторической немощи России, виден характер подлинного славянофила, неистового защитника России в силу генетических, природных своих начал, «чистокровное порождение России»:

И брешут эксперты с бесстыдством,

Мякиной прельщая умы.

А после глядят с любопытством,

Ка долго продержимся мы. — Ю. Бернадский

Поэт Бернадский вызревал в недрах гордой Отчизны. В нем имеет явление необычный мировоззренческий опыт, собранный смыслом всей отечественной истории: «иррациональный патриотизм» Достоевского, «иррациональная вера» Тютчева, «иррациональная русская теплота» Толстого. У поэта это выражено метафорой «Прозренье»:

Когда казалось, — жизнь остановилась, —

Ни целей, ни дорог:

Хватило сил принять судьбы немилость

И Времени урок…

Соединив разрозненные звенья,

Пойму, что мир не плох…

И сокращение страданий-

Единственный к спасенью курс. — Ю. Бернадский.

В своих стихотворениях Бернадский выступает защитником идеи Величия и Благородства России. Знающим, что все испытания, которым подвергает она свою «таинственную судьбу» на протяжении тысячелетней истории, непременно решаются только в пользу его Отчизны:

И не грозит стране сиротство.

В любой проявится беде

Величие и благородство,

Без пафоса, простых людей…

Пусть отдано на поруганье,

Оболгано родное все…

Но к мерзости непривыканье

Нас от забвенья спасет. — Ю. Бернадский

Поэзия живая, зримая как художественная картина, плоскость, покрытая выразительными сюжетами и образами, объединённых единым художественным замыслом. Инсталляция нового поэтического стиля — «бернадский штиль»:

Как прожить без Расеи,

Где погост за селом?

Где веси и семьи,

Все — единым узлом. — Ю. Бернадский.

Стихи Ю. Бернадского сквозным продуманным мотивом реконструируют мифическую функцию позднейшей традиции русского фольклора увязывать защиту единой и неделимой сокровищницы человека — веры и души — с внешним оберегом, росссийской государственностью. Такое явление в современной поэзии редкое, похожее на идиллию, семантически увязываемую с легендой о неожиданном цветении папортника, близкое лингвинистически к «живой воде» в русских сказках.

В этом — похожесть поэзии Ю. Бернадского на высокие оды воспевателя мощи государственности М. Г. Державина и «запечатанность», «слитность» с духом А. С. Пушкина, вечевым непримирителем к уродцам терситам, злобой и площадной руганью исступленно, как в баснях Пильпая, хулящих Российскую империю.

У Пушкина: «…и ненавидите вы нас…// За то ли//Что на развалинах пылающей Москвы// Мы не признали наглой воли// Того, под кем дрожали вы?».

И — в строках Ю. Бернадского:

Одна, но чуткая душа

Мня ведет, судьбу верша.

И сердце верное

одна стучится в груди.

Пусть даже рвусь куда — то вдаль,

Одна — о Родине печаль… — Ю. Бернадский.

Сила стихов Бернадского — это сила подлинности, сила достоверности, сила души, которая, как у Радищева, «страданиями человеческими уязвлена стала», с полной верой сердца в бытие Бога и бессмертие души: «Все великое ходит по земле голубиными шагами…» (Из Ницше), то есть сердечной верой…

Поэзия бьет у него из всех недр духа, зачастую его собственная воля подчинена «поэтическому бунту», не совладевает с ним и оттого перед нами — вся глубина бернадской аполлонийской радости от самого факта Жизни: «Я от счастья пою…// Есть оно, или нет…» — Ю. Бернадский.

Стихи воодушевления, в них пульсирует, сверкает, искрится жизнь, долгая одиссея человека. В словах Л. Толстого это звучит так: «…у человеческой личности есть как бы своя душевная мелодия, которую каждый из нас носит повсюду с собой».

Стихийные формы Вселенной наполняются замечательным балансом между контрастными оттенками небесного и земного, за счет чего создается ощущение равновесия, активным продуманным предложением «Читай нас…», от которого нельзя отказаться тому, кто хочет достигать внутренней гармонии, — о ней, вплоть до рокового выстрела в грудь, мечтал М. Лермонтов:

Я тайный замысел ласкал,

Терпел, томился и страдал.

Он был похож на ветер ясный…

Поэзия поведения. Поэзия обстоятельств: «Между прошлым и будущим связь. // Переплавленный в знание опыт» (Бернадский). «Докуменальная» поэзия, поэзия не «лгунья» — в ней много гражданских стихотворений, отражающих всю тяжесть от страшных геополитических потрясений 1993 — 2000 гг., когда «делал клистер рассудку Голливуд» и «Россию тащили вверх… за ребро крюком» (Бернадский):

…нам несут «дары» данайцы — демократы.

И с совестью своей мы вновь ведем бои.

В пустые черепа стучать — не достучаться.

и честный человек в своей стране — изгой… — Ю. Бернадский

Они сыграли практически ту же роль в головокружительном переломе ума поколения Бернадского, какую сыграли каторга для Достоевского и крушения дела его жизни для Сперанского…

Стихи как обновление души («цивилизации» человека) заключенной в клети отупляющей действительности, обвитой жестким «змеем золотым» и избитой в кровь батогами лицемерия, что «близ него мне всегда казалось, что я слышу серный запах и в голубых глазах его я вижу синеватое пламя подземного мира» (фраза немца Вигеля о русском патриоте Чаадаеве); ответ на гламурное масштабирование современных «геростратов и иудов искариотов», — «бесы, что к казне близки, // Страну кромсают на куски»» (в гневном определении Бернадского).

Тени прошлого, «эстетика дерьма» (по Бернадскому), но вездесущи, всемогущи и всесильны. Они вокруг нас. Они бесцеремонно врываются в личный духовный мир. Используя власть, криминал, «черный нал», обман, насилие, шантаж, отбирают последнее, что есть у человека — Надежду: «И трижды Невского изгнал // Бунтующий народ» (Бернадский). Они крушат жизнь, разрушают память, стыд и совесть. Стремятся к одному: «… умножить потребление: // Бери от жизни все, и именно сейчас!» (Бернадский):

Мы к Родине глухи — о чем бы не просила.

Нет духа побороть к вину и блуду страсть…

Врагов как будто нет, а явный вред в избытке.

За чтобы ни взялись — все делаем не так.

Ни чести, ни стыда — реклама и агитки.

И хаос в голове. И на болоте флаг. — Ю. Бернадский.

Стихи — эстетическая и духовная квинтэссенция «погоне за выгодой», безудержному материализму: «На земле весь род людской // Чтит один кумир священный. // Он царит над всей Вселенной. // Тот кумир — телец златой» — «Фауст» — слова беса Мефистофиля.

«Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде „полынь“; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки» (Библ. Откр.).

Отсюда — и пастернаковская горечь на устах Бернадского:

…И искушает нас богатством вражья сила —

Не праведно нажить, а как бы где украсть…

Живем не для души, а чтобы от пуза есть. — Ю. Бернадский.

Но… взрывается бунинская звенящая струна, побуждающая произнести великое требование: «Не для пьяной потребы // Образ древней старины» (Ю. Бернадский). Вся интенсивность и острота ее такова, что Бернадский предстает поэтом напряженным, динамичным, «дерзким»: «Я не отдам страну // ромашко — васильковую // Ораве алчущих бессовестных жлобов…».

Он не отдыхает от Бога, он совершает требу, возжигает бунт вдруг во всех пределах России, требуя «страшное» от «оравы алчущих бессовестных жлобов… впавших в предательство и срам» (Бернадский) — дать Волю, Справедливость и Свободу гражданам, вручить им солидную идейную основу, глубокую, личную, как равным, возвеличивающую статус и вес нации и «…по заслугам воздающую //Подонкам и ворам» (Бернадский)…

Все это сравнимо со знаменитой впоследствии «Запиской о древней и новой России» Карамзина и имеет следствием развитие гражданского мужества М. Горького: «Основная задача… одна и та же: внушать бедным холопам, что для них — нет счастья на земле, оно уготовано для них на небесах, и что каторжный труд на чужого дядю — дело богоугодное»:

Стыда бы нам занять, а не идей.

Страну, что вечной славой покрыта,

Спасут не зарубежные кредиты,

А вера и терпение людей… — Ю. Бернадский.

Вне сомнений, если зайти за кадр истории… представить встречу Наполеона и Александра I, во время которой со своей обычной проницательностью император Франции тотчас выделил из толпы придворных Сперанского, удостоил личной аудиенции, подарил ему золотую табакерку с собственным портретом и даже спросил в шутку Александра «не угодно ли вам, государь, обменять своего секретаря на какое-нибудь германское королевство?», то безошибочно можно утверждать — будь там Бернадский, именно он и был бы отмечен…:

Мы — граждане, но словно без гражданства,

Стране, похоже, дела нет до нас:

И наша жизнь — как будто партизанство… — Ю. Бернадский.

Яркий прожектор современной российской поэзии, поэт, моралист далеко не одинокий (как некогда в истории Радищев), авторитет которого является бесспорным даже в глазах передовых литераторов. Главный жрец духовной чистоты, поставивший сердце на предел: «Мой каждый нерв пропитан приметами с рожденья. // Дух моего народа во мне неистребим» (Бернадский). Со стихами, воплощающим нравственный завет Тютчева:

Велика, знать, о Русь, твое значение!

Мужайся, стой, крепись и одолей.

Смотритель «старого маяка», исторической славы России. Знающий точно, она одна такая страна — Россия: «Русский — тот, кто любить Россию и служит ей» — Петр I.

Как прожить без Расеи,

Где погост за селом?

Где веси и семьи,

Все — единым узлом. — Ю. Бернадский.

Необходимо выделить в стихах Бернадского тот идейный каркас, который отнюдь не личен, а выражает зависимость от характерных комплексов нашей эпохи, интеллектуальных эгоцентристских веяний времени, религиозных и светских тенденций.

Примета этой зависимости — романтическая тема состязания «сильной личности» с законами и обычаями мира, до тошноты замазанными разглагольствования по поводу «идейного тупика», — «Задурили сознанье народу — Прежде, мол, несвободным он жил» (Бернадский) — понятая через ницшеанский код «Одиссея», то есть — вопреки всему, «прогнозам вопреки» (Бернадский) — метафоре, высвечивающей авторский дух индивидуальности:

Россию топором как только ни тесали

Чужие и свои. Да видно — не с руки.

Нас двадцать лет назад со всех счетов списали.

Да вот жива страна, прогнозам вопреки. — Ю. Бернадский..

Поэтическая декламация — многосюжетность, ассоциативность, связь прошлого и настоящего, густая эмоциональная окраска. Поэзия выдает объективный социальный паспорт, отражение переломного состояния, сдвига социальной жизни. Она взрывает «канонизированное сословие», максимально приближенное к власти и казне, основное свойство которого благовидный обман и правдоподобная ложь; они «разлагающей порчей» (определение Бернадского) накрывают Отчизну:

Мы к Родине глухи — о чем бы не просила.

Нет духа побороть к вину и блуду страсть.

И искушает нас богатством вражья сила —

Не праведно нажить, а как бы где украсть…

Остался только шаг, чтоб стать на четвереньки.

Живем не для души, а чтоб от пуза есть…

Стремимся к одному — умножить потребленье:

Бери от жизни все и именно сейчас. — Ю. Бернадский.

От стихов Бернадского кровь бунтует как от укуса тарантула и пьянит голову, как от лучшего вина из папского подвала «…А сыплет щедро, и ему еще прибавляется — Царь Соломон. Притчи:

Терпеть и верить — доля наша,

Радея о родной стороне. — Ю. Бернадский

Поэтический подвиг Бернадского олицетворяется с нравственным детонатором времени, в его стихах — искренняя исповедь души, благодарность родителям, согражданам и Отчизне. Будто Вергилий, по преданию установивший близ Везувия особую статую, сдерживавшую активность вулкана, поэзия Бернадского останавливает мутные потоки анархии с хаосом на пути «Локомотива по имени «Россия»:

Ну что за жизнь без солнца? — Безнадега.

Как нам с тобой без Родины — не жизнь…

И мы бессмертны, видит Бог, покуда

Себя в потомках наших узнаем. — Ю. Бернадский

В стихах Бернадского, равно как и в бессмертном творении Гомера «Илиада», есть все, чего хочешь знать и понять, и нет ничего из нашей жизни, что бы не отразилось в таком глубоком поэтическом совершенстве. Он не стесняется перенимать от жизни то, что ему неизвестно было самому.

Круг интересов и приложения творческих сил обширное, от античной культуры до православной русской, от истории первобытной архаики до оценки оппозиции «полезно — вредно», современного противостояния двух идеологических течений, некогда воцарившихся в умах ледяными сомнениями: «Россия — Запад» — Петра I и максимы Карамзина — «Россия не Запад!»:

Вопрос о власти — ключевой,

Хоть всякий имеет довод свой…

Кому — почет, кому — позор…

Во вред единству всей страны

Любые способы годны — Ю. Бернадский

Поэзия, не только удовлетворяющая наш ум ясностью своих суждений и выводов, но и проникающая в наше сердце, говорящая ему, она возбуждает страсть, поражает воображение: «Чародеи заговаривают змей, пауков, скорпионов и др. животных или болезни, а сочинители речей заговаривают и укрощают судей, депутатов и народную массу»

Платон — Эвтидем.

Темы, поднимаемые в стихах Бернадского, подобны бездне, где гаснет все, где «…мозг — «как динамит за миг до взрыва», и подобно свету, где все искрится и меняет цвет, несут свежесть летнего дождя, прохладного и очищающего — вместе компилированные удачно и слажено есть продолжение метаморфоз такого существа, как «Я»: «И вечность на тебя в упор глядит…// Предела нет возможностям твоим. // Проснись! // Веленью сердца следуй смело» — Бернадский.

Разум наш, он будто из темницы выходит, когда соприкасается с текстом стихов поэта — и мы в силах понять, что происходит с миром и самим разумом, ведь наш разум есть часть неумолимого движения материи и неуловимого замысла природы, воспеваемого Бернадским:

Чтоб крест нести — одна спина.

И честь одна. И жизнь одна.

И слово данное не взять уже назад.

Один по жизни тащим воз… — Ю. Бернадский.

Свои поэтические установления Бернадский берет с «портика Соломонова», мудреца, передавшего нам, что «Господа должно искать в простоте сердца» — (Соломон. Притчи.)». «В простоте сердца» — это очень важный момент для Бернадского. Он ищет и находит Бога в простоте своего сердца, и потому его стихи легко и ясно открываются каждому человеку: «Поскольку Бога есть частица // В Душе…// И не бесцельна жизнь»

Перед тобой — некая высшая формула поэтического жанра, когда твои чувства двигаются, играют и сверкают, будто наслаждаясь своей живучестью, а если продолжить мифологему «живых ощущений, то надо сказать «…я, как первый житель рая»; когда при чтении стихов тебя охватывает чувство, близкое состоянию Фета: хочется броситься с седьмого этажа вниз головой с непоколебимой в верой в то, что ты воспаришь по воздуху: «Неугомонная порода. // Нам было много дано…// Мечта любого вертопраха — // Шагнуть за грань, за край земли» — Ю. Бернадский.

* * *

Изыскано и изящно, подобно бриллиантовому фейерверку, взлетают к небу поэтические мысли, как яркие искры, они на мгновение осветят небесные сферы, придав им сказочный вид, наполнив мелодичностью стройных голосов, а затем уйдут в вечную землю, будоража сердце и волнуя воображение непостижимостью своих изгибов. Впечатление, равное по силе строкам Тютчева: «…ветреная Геба, // Кормя Зевесова орла, // Громокипящий кубок с неба, // Смеясь, на землю пролила».

Дуновение вечного проносится в стихах Бернадского, поистине неизъяснимое, только на подсознательном, биологическом, улавливаемое. Это как бы Потоки грядущего. Дух русских поэтов покоится, быть может, на их позднем потомке, на нашем современнике, Бернадском:

Зарубками, как деды, по — простому

Путь отмечаю, чтобы не заплутать…

Чтоб любовь к отеческому дому,

Как завещанье, детям передать. — Ю. Бернадский.

При том в стихах чувствуется сосредоточенность, какая-то национальная гордость, какая-то приподнятость мыслей, — в аргументации, цели и стиле духовных сентенций: она — унаследованная, ибо Бернадский принадлежит к великому «сосново — березому роду», у которого темперамент есть природная данность, характер — всегда завоевание и достижение и который предполагает свободу, совесть и родину:

Невинные обряды, благие заблуждения, —

Мне дедовский обычай и дорог, и любим.

Мой каждый нерв пропитан приметами с рожденья.

Дух моего народа во мне неистребим. — Ю. Бернадский.