Странная история – Советский Союз в Лиге Наций

Владимир Кучин

Сто лет тому назад в 1922 году был образован Союз Советских Социалистических Республик. Прошло еще двенадцать лет, и в 1934 году Советский Союз был приглашен в Лигу Наций – организацию, со штаб-квартирой в Женеве, которая декларировала своей основной целью защиту мира во всем мире. Однако в 1939 году Советский Союз был из Лиги Наций исключен. Этой «Странной истории» – работе советских дипломатов с 1934 по 1939 год в Лиге Наций – и посвящается предлагаемая книга.

Глава 3. Гонка вооружений в Европе

Весной 1935 года главные правительства Европы открыто объявили своим странам и всему миру, что началась новая гонка вооружений. Впрочем, их расходы на оборону, как это обычно называлось, росли уже больше года. До провала Женевской конференции по разоружению в ноябре 1934 года мировые оборонные расходы оставались на удивление стабильным. Но японские военные успехи в Китае, решение Германии выйти из Лиги и Женевской конференции по разоружению, и связанный с этим отказ Франции от разоружения привел к концу 1934 года к новой гонке вооружений в Европе.

Авторитет Лиги немедленно пошатнулся — причина состояла в Статье 8 Устава Лиги (см. Приложение 2). При этом Япония и Германия уже вышли из Лиги в 1933 году, а СССР вошел в Лигу только 18 сентября 1934 года и механизм контроля за его вооружениями согласно ст. 8 пока не работал. И вдруг такой сюрприз от Франции. Лиге не оставалось ничего другого как закрыть глаза на допущенное французами грубое нарушение Устава, а Женевская конференция по разоружению «ушла на свалку истории».

Забежим немного вперед к событиям Главы 5 нашей «странной истории», ибо они имеют отношение к разбираемым вопросам. Как мы помним 9 октября 1934 года министр иностранных дел Франции Барту погиб при террористическом акте в Марселе. На посту министра его заменил Лаваль, имевший совсем другой взгляд на дипломатические методы. 4 января 1935 года Лаваль в Риме подписал с Муссолини франко-итальянское соглашение, по которому Франция уступала Италии часть Сомали и признала права Италии на часть территории Абиссинии (Эфиопии) в обмен на итальянскую поддержку против любой германской агрессии. Подписание подобного документа двумя членами Лиги против третьего члена Лиги (Эфиопия стала членом Лиги в 1923 году) противоречило сразу нескольким статьям Устава, но Францию и Италию это не заботило. К тому же хитроумные французы посчитали, что с помощью Римских соглашений они создали с фашистской Италией некое подобие военного союза против нацистской Германии — история показала, как они жестоко просчитались.

Весной 1935 года проснулись британцы — 1 марта 1935 года правительство премьер-министра Макдональда выпустило «Белую книгу» под заголовком «Заявление об обороне».

(В действительности исполнительная власть в Великобритании с 1931 года находилась в руках Лорда-председателя тайного Совета Болдуина, де-факто замещавшего Макдональда, а премьер-министр Макдональд «по состоянию здоровья» не исполнял своих обязанностей — «странная история»).

В «Белой книге» прямо указывалось, что теперь сложилась такая политическая ситуация, в которой нельзя полагаться на международный механизм мира как на защиту от агрессора. Соответственно, британское правительство будет вынуждено отказаться от своих надежд на сокращение вооружений, обратит внимание на недостатки своей обороны, и начнет осуществление новой и дорогостоящей программы перевооружения, с целью усиления всех британских боевых служб, особенно на море и в воздухе.

Стало ясно, что Статья 8 Устава Лиги не выполняется уже двумя основными членами Лиги — Францией и Великобританией, а цель, заявленная Советским Союзом при его приеме в Лигу — борьба за мир, если и выполнима, то только не с помощью механизмов Лиги Наций.

В ходе дебатов по «Белой книге», последовавших 11 марта 1935 года, Болдуин заверил своих соотечественников, что меры по перевооружению никоим образом не наносят вреда миру, а напротив, именно они помогут Британии сделать мир более прочным. Британцы поняли, что Болдуин популярно разжевывает им крылатое римское выражение «Si vis pacem, para bellum» (хочешь мира, готовься к войне), и обвинили правительство в лицемерии и откровенном милитаризме.

В Британском правительстве решили, что нынешний министр иностранных дел Саймон и его возможный сменщик лорд-хранитель печати Иден посетят Берлин, чтобы обсудить там основные европейские проблемы, в том числе вопрос о том, как предотвратить новую гонку вооружений в Европе и вернуть Германию в Лигу наций.

Гитлер попросил ненадолго отложить визит Саймона и Идена, но спустя всего несколько дней, 16 марта 1935 года, правительство Германии опубликовало Закон о германской армии, по которому была восстановлена всеобщая воинская повинность и численность германской армии в мирное время была установлена на уровне 36 дивизий. В этот же день Гитлер выступил с обращением к немецкой нации. Он заявил, что Германию нельзя обвинить в нарушении обязательств по мирному договору: она была освобождена от этих обязательств самими державами-победительницами, которые отказались выполнить свое обещание, что за разоружением Германии последует их собственное. Как и Болдуин в Англии 5-ю днями ранее, Гитлер заявил, что его правительство не имело никаких агрессивных намерений, и что цель перевооружения состоит только в том, чтобы дать Германии возможность стать согарантом всеобщего мира и внести свой вклад в умиротворение в свободном сотрудничестве с другими народами — другими словами все то же — «Si vis pacem, para bellum».

Слова Гитлера были не только циничны, но и сказаны в субботу (16 марта 1935 года — суббота), в предвыходной день для французских и британских политиков, и они, по крайней мере, два дня, не могли Гитлеру ничем ответить чисто технически.

«Календарный прием» использовался Гитлером еще как минимум два раза:

— нападение Германии на Францию было осуществлено 10 мая 1940 года, в пятницу, в день смены кабинета в Великобритании, в этот день прежний премьер-министр Чемберлен покинул свой пост, а новый премьер-министр Черчилль его только что занял;

— нападение на СССР было осуществлено утром 22 июня 1941 года, в воскресенье, когда командный состав в РККА как правило не находился в расположении своих частей, что серьезно сказалось на управлении войсками в первые часы войны.

После принятия закона об армии 17 июня 1935 года в Берлине нацисты провели грандиозный праздник, вот как его описывает Уильям Ширер в «Берлинском дневнике»:

«Берлин, 17 марта. Первый абзац моего сегодняшнего вечернего сообщения подводит итоги этого экстраординарного дня: „День отдания почестей героям в память о двух миллионах немцев — жертвах войны, отмеченный сегодня среди декораций, равных которым не было с 1914 года, как день возрождения германской военной мощи, принес нам мирные заверения пополам с вызовом“. Основная церемония состоялась на Штаатсопер в полдень и прошла со всей красочностью, на которую способны нацисты. На первом этаже Оперного театра море униформ и удивительно много старых армейских офицеров, которые за ночь, должно быть, стряхнули пыль со своих выцветших мундиров и начистили до блеска причудливые довоенные остроконечные каски, которые теперь мозолят глаза. Мощное освещение сцены было направлено на взвод солдат рейхсвера, застывших подобно мраморным статуям с развевающимися военными знаменами. Над ними на безбрежном занавесе висел громадный серебряно-черный железный крест. Соответствующая атмосфера возникла тотчас же, как только оркестр заиграл „Похоронный марш“ Бетховена, — трогательная вещь, такая, что тронет каждую немецкую душу. Гитлер со своими приспешниками сидел в королевской ложе, но сам не выступал».

Гнев, волнение и сомнения, охватили Париж и Лондон после публикации Закона о германской армии в марте 1935 года. Во-первых, поражал размах германского плана: 36 дивизий означали почти 600 000 человек личного состава, и никакая другая европейская страна, за исключением СССР, не могла бы содержать на мирной основе армию сравнимого размера. Во-вторых, в правительствах Франции и Британии резко усилились страх и недоверие к нацистскому правительству. В-третьих, французы и британцы поняли, что все предшествующие документы по разоружению в Европе стали совершенно «мертвой буквой». У союзных держав теперь был выбор из двух возможных линий поведения: либо попытаться восстановить ограничения вооружения Германии силой или угрозой силы, либо открыто принять новую ситуацию и обсудить с Германией вопросы контроля и взаимного ограничения вооружений на равных. Каждая из этих линий поведения была связан с большими трудностями, с которыми союзники не хотели сталкиваться, и они предпочли оставить все как есть. В то же время нужно было, ради успокоения общественного мнения, сделать вид, что действуешь. При этом Британия и Франция уже наращивали собственные вооружения, и теперь эта политика получила новый импульс.

В марте 1935 года, после выхода закона о германской армии, Лондон и Париж адресовали Берлину резкие протесты. Сделав это, союзники передали дело борьбы с гонкой вооружений в «мощные руки» Лиги Наций. Лаваль дал телеграмму Генеральному секретарю Лиги французу Авенолю с просьбой о созыве специального заседания Совета для рассмотрения положения, созданного законом о германской армии. В просьбах «поговорить» Совет никогда не отказывал, и было решено собраться в первых числах апреля.

Лаваль стал ждать встреч на Совете, а британцы Саймон и Иден 25 марта 1935 года нанесли отложенный визит в Берлин. Иден сначала отправился самолетом из Лондона в Париж, при этом его сопровождал полпред СССР в Англии Майский, затем он вел в течение двух дней переговоры в Берлине, откуда по железной дороге отправился в Москву, куда прибыл 28 марта 1935 года.

В своей ответной речи, сказанной на приеме, данном в Наркоминдел СССР 28 марта 1935 года в его честь, лорд Иден в частности сказал:

«Я согласен, что этот визит представляет собой важное событие в отношениях между Объединенным Королевством и Союзом Советских Социалистических Республик. Как я полагаю, это первый случай с 1917 года когда британский министр посещает вашу столицу, и, хотя цель моего визита заключается, конечно, в ознакомлении, а не в переговорах о соглашении, мы имеем все основания заявить, что этот первый личный контакт означает заметную и, я надеюсь, многообещающую веху в отношениях между нашими обеими странами. Прошлой осенью Союз Советских Социалистических Республик вступил в Лигу наций. Британское правительство радо было присоединиться к обращенному к вам приглашению совершить этот Акт. Внешняя политика британского правительства базируется на Лиге наций, а существо Лиги наций — это всеобъемлющее сообщество наций. Лига наций должна быть лигой, охватывающей весь мир, Из этого явствует, какое преимущество означает тот факт, что нация, занимающая такую обширную территорию, составляющую одну шестую часть миpa, и насчитывающая приблизительно 170 млн. населения, занимает свое место среди нас в Женеве. Какова основная цель Лиги наций? Мир и улучшение отношений между странами».

29 марта 1935 года Сталин, Молотов, Литвинов и Майский в кабинете Молотова провели встречу с Иденом (разговор вели Сталин и Иден, Майский переводил).

В конце беседы Сталина с Иденом последний сказал:

«Мне было очень приятно услышать от вас, господа, что вы решительно стоите на точке зрения мира и целиком поддерживаете систему коллективной безопасности. Великобритания и СССР — члены Лиги наций, и совпадение взглядов наших правительств на основные вопросы создает предпосылки для сотрудничества в Женеве».

Сталин ответил:

«Да, это хорошо. Мы вступили в Лигу наций вовсе не для игры. Лигу наций надо укреплять, а для этого необходим пакт взаимной помощи».

После посещения Москвы Иден посетил Варшаву и Прагу, и только затем вернулся в Лондон. Работа по европейскому разоружению «кипела», при этом все стороны продолжали упоминать Лигу, как тот спасательный круг, который должен помогать миру «держаться на плаву», и одновременно с этим и США и Германия и Япония уже сбросили «оковы» Лиги, как обузу, не дающую им вести свою наиболее выгодную для государств политику.

Италия пока была авторитетным членом Лиги, поэтому Муссолини предложил, чтобы заседанию Совета Лиги предшествовала конференция между Италией, Францией и Великобританией, и это предложение было сердечно встречено в Париже и Лондоне.

Вопросы умиротворения Германии были столь важны, что когда 17 марта 1935 года в памятной записке на имя генерального секретаря Лиги Эфиопское правительство сообщило о непрекращающемся наращивании Италией войск и техники на границах с Эфиопией, об отказе Рима разрешить конфликт путем арбитража, и о том, что Эфиопия намерена просить Совет Лиги изучить общее состояние итало-эфиопских отношений, то Генеральный секретарь Лиги Авеноль, просто проинформировал Рим о демарше Аддис-Абебы. В ответной ноте итальянского правительства на имя Лиги, поступившей 23 марта 1935 года в Женеву, обвинения, выдвинутые Эфиопией 17 марта 1935 года, полностью отвергались. Генсека Авеноля ответ Италии удовлетворил. К вопросу «борьбы» Лиги с агрессией Италии против Эфиопии мы подробно вернемся в 5-й главе «странной истории».

Итак, было решено провести конференцию в Стрезе — элитном итальянском курорте, расположенном на западном берегу альпийского горного озера Лаго-Маджоре на дороге идущей из Милана через Симплонский туннель в Лозанну и Женеву. Для «служителей» Лиги выбор такого места для совещания был очень удобен. Можно было ожидать, что конференция в Стрезе будет организована таким образом, чтобы соответствовать любой дате, назначенной для специальной сессии Совета Лиги. Вместо этого три державы сообщили своим коллегам по Лиге, что их конференция состоится 11 апреля 1935 года, и просили других членов Лиги быть готовыми к специальной сессии Совета Лиги, как только она завершится. Конференция в Стрезе была собранием держав, которые ничего не предлагали делать, и ее результаты были прямо пропорциональны этому факту. Муссолини, инициатор и председатель встречи, сообщил своим соотечественникам в день открытия, что она предназначена только для консультаций, что было синонимом будущего отсутствия решений. У Италии нет общего плана действий, сообщил Муссолини, но у нее есть свой собственный план, который заключается в том, чтобы держать под ружьем 600 000 человек и неустанно увеличивать и модернизировать свои вооружения во всех областях. Это, добавил Муссолини, повторяя слова Болдуина и Гитлера, является несомненным вкладом в обеспечение мира в Европе (все говорили одно и то же — «Si vis pacem, para bellum»). Затем на конференции был рассмотрен французский меморандум, представленный в связи с нарушением Германией военных ограничений.

Предсказание Муссолини об исходе конференции оправдались. После трех дней «сложных» переговоров между Муссолини, министром иностранных дел Франции Лавалем и премьер-министром Великобритании Макдональдом было опубликовано коммюнике. Три державы заявили о своем полном согласии по каждому обсуждаемому вопросу и их верности Локарнским договорам 1925 года. Единственным важным заявлением в коммюнике было утверждение общей цели в виде защиты независимости и целостности Австрии. По другим вопросам в коммюнике сообщалось много, но по существу не утверждалось и не опровергалось ничего.

В коммюнике говорилось:

«Три державы, чья политика заключается в коллективном поддержании мира в рамках Лиги Наций, констатируют свое полное согласие противодействовать всеми соответствующими средствами любому одностороннему отказу от договоров, который может поставить под угрозу мир в Европе».

Таким «грозным» обязательством Франция, Британия и Италия образовали т.н. «Фронт Стрезы» против германской агрессии. Прошло некоторое время и эта «итальянская история», оказалась просто «бурей в стакане воды», или «бурей в ковшике» — «excitāre luctus in simpulo», как говорил великий итальянский оратор Цицерон.

Из Стрезы Муссолини и Макдональд отбыли по своим государственным делам — управлять, соответственно, Италией и Великобританией, а министр иностранных дел британец Саймон, министр иностранных дел француз Лаваль и глава кабинета «великого дуче» итальянец Алоизи отправились в Женеву. Их первой заботой было устроить так, чтобы эфиопский вопрос был отложен в Лиге на месяц, что и было исполнено. Затем они представили своим коллегам резолюцию по вопросу о «Законе о германской армии». Совету Лиги было предложено заявить: — что скрупулезное соблюдение всех договорных обязательств является первым принципом международной жизни и необходимым условием мира; — что Германия нарушила этот принцип и тем самым поставила под угрозу безопасность Европы; — что это действие Германии заслуживает осуждения; — что британское, французское и итальянское правительства должны продолжать свои усилия по обеспечению европейской безопасности, ограничению вооружений и возвращению Германии в Лигу; — и, наконец, что экономические и финансовые санкции должны в будущем применяться к любой стране, которая ставит под угрозу мир в Европе, отказываясь от своих договорных обязательств.

Эти предложения вызвали у рядовых членов Совета сомнения и опасения. Их беспокоила угроза войны в Африке, и оставалось непонятно почему собрание ответственных руководителей наиболее заинтересованных стран не только ничего не сделало для уменьшения этой опасности, но, казалось, сделало вид, что эта опасность не существовала. Рядовых членов Совета Лиги просили торжественно подтвердить незыблемость всех договоров, однако они сильно подозревали, что Италия уже планирует нарушить целый ряд договоров, в том числе и сам Устав, и что ни Франция, ни Британия ее не сдерживают. Хотя рядовые члены Совета Лиги, особенно европейские, были очень встревожены Законом о германской армии, они прекрасно знали, что положения Версальского договора по вопросу вооружений нарушались годами.

«Вожди Лиги» ожидали, что рядовые члены Совета вынесут краткий вердикт, осуждающий действия Германии и одобряющий дипломатические действия Англии, Франции и Италии. Могут ли такие действия Совета действительно способствовать возвращению Германии в Лигу наций? Еще более удивительным было то, что их попросили одобрить расширение системы экономических санкций, чтобы охватить не только фактическую агрессию, но и такие случаи нарушения договоров, которые могут быть сочтены опасными для европейского мира. Разве это не выходило далеко за рамки Устава? Почему это должно относиться только к Европе?

Дискомфорт рядовых членов Совета значительно увеличился из-за согласованных методов давления, применяемых «группой из Стрезы», видимо «Фронту Стрезы» было проще направлять свои усилия против своих коллег по Лиге, чем против такого политического соперника как Германия. Длинный и сложный по своим формулировкам проект резолюции, затрагивающий вопросы жизненной важности, члены Совета впервые увидели 15 апреля 1935 года. На следующий день дискуссия открылась краткими заявлениями Лаваля, Саймона и Алоизи. Они дали мало информации или объяснений различных параграфов проекта резолюции, а их главная цель явно заключалась в том, чтобы заставить Совет принять его от имени Лиги наций в целом.

«Если у вас есть сомнения, я уверен, вы сможете их преодолеть», — сказал Лаваль. Саймон заметил, что он и двое его товарищей выдвигали свою резолюцию как представители не отдельных стран, а членов Лиги наций и ее Совета, — «Если она будет принята, это будет резолюция Лиги наций, принятая членами Совета в ходе свободных, равных и открытых консультаций между собой». Оговорки и опасения, высказанные другими членами, Саймон отклонил с твердостью, граничащей с невежливостью, его не устраивали любые предложения изменить содержание проекта или даже формулировки.

В результате только Бенеш от Чехословакии и Брюс от Австралии оказали безоговорочную поддержку «державам Стрезы», и предложенным ими проекту резолюции.

Представитель СССР Литвинов напомнил Совету Лиги, что его правительство не подписывало Версальский договор, который Германия нарушила, но и никогда не скрывало своего отрицательного отношения к нему в целом и к разоружению Германии в частности. Но Советское правительство готово подписать предлагаемую резолюцию, потому что хочет подчеркнуть, что нацистская программа перевооружения — это программа реванша и завоевания, которую можно остановить только путем создания прочного международного порядка. Разумеется, Литвинова внимательно выслушали, но он был новичком в Лиге, не имел в ней союзников, и его голос не значил ничего. Да, Литвинов был авторитетным дипломатом, но в Лиге его прежние заслуги были немедленно «умножены на ноль», а новых заслуг перед Лигой у СССР и представителем СССР не было.

Польша, Португалия и Испания высказали свои сомнения и разногласия по разным пунктам. Кантило, представитель Аргентины сделала общую оговорку в отношении любых частей резолюции, которые его правительство не успевает рассмотреть.

Мексика и Чили раскритиковали в проекте ограничивающую ссылку на Европу. Их замечания были справедливы, но «Фронт Стрезы» их не воспринял — он стоял как скала. И на это была причина — как представители Италии и Британии могли исправить проект, который утвердили лично Муссолини и Макдональд?

Дания в лице своего министра иностранных дел Мунка не была готова присоединиться к осуждению действий Германии, ввиду того, что Германия сама признала, что ее закон противоречат Версальскому договору, и сама утверждала, что ее действия оправдываются другими фактами. «Совет», — говорил Мунк, — «должен действовать, не как суд, но как инструмент политического взаимопонимания». Мунк обратился к авторам резолюции с просьбой согласиться с этим изменением части текста.

Наконец, представитель Турции Арас заявил, что ему нечего сказать по поводу обсуждаемой резолюции, но что Турция сама намерена изменить режим использования проливов, установленный Лозаннским договором.

Эта речь, неожиданно вызвала неоднозначный отклик у представителей «Фронта Стрезы». Саймон, Лаваль и Алоизи, со своей стороны, почувствовали себя обязанными сделать все оговорки в отношении того, что сказал министр иностранных дел Турции Арас.

Литвинов, с другой стороны, поспешил заверить Араса, что СССР не будет чинить препятствий Турции в вопросе изменения порядка использования проливов. На словах представитель СССР два раза выступил против позиции «Фронта Стрезы», но на деле он обещал поддержать их резолюцию — можно ли считать такую политику честной и правильной?

Когда высказались все члены Совета, можно было ожидать, что на претензии и предложения ответят три автора резолюции, но они не сказали ни слова! «Я должен истолковать молчание трех авторов предложения по поднятому мной вопросу, как означающее, что они не могут принять какие-либо поправки» — сказал министр иностранных дел Дании Мунк, но почти сразу отказался от своего возражения.

«Группа из Стрезы» молча ждала голосования Совета, и 17 апреля 1935 года Совет неохотно проголосовал. Дания воздержалась. Все остальные, включая СССР, проголосовали «за». Результат сессии и голосования не только не укрепил Лигу, но и подорвал доверие Совета к себе и к своим естественным лидерам. Неудачное апрельское 1935 года заседание Совета было последним, на котором Британию представлял Джон Саймон. На следующее очередное собрание он не явился, а вскоре ушел из министерства иностранных дел Британии, и его роль перешла к Идену.

И все же один практический результат, совершенно непредвиденный его авторами из «Фронта Стрезы» (Великобритании, Франции, Италии), действительно вытекал из бесславной резолюции Совета Лиги, принятой 17 апреля 1935 года. Предложение о расширении сферы финансовых и экономических санкций привело к созданию Комитета для изучения наиболее действенных способов применения таких санкций, и работа этого Комитета, в котором принимала участие Италия, оказалась полезной, когда санкции действительно были введены, и введены они были именно против Италии — не будем удивляться — это «странная история».

Все другие последствия от резолюции 17 апреля 1935 года были совершенно невыгодными для Лиги.

Во-первых, резолюция навлекла на Совет Лиги дурную славу за заявления, которые ни к чему не привели, Лига успешно создавала — «бурю в стакане воды» — «excitāre luctus in simpulo».

Во-вторых, резолюция усилила враждебность немцев к Лиге, что, впрочем, не имело особого значения, поскольку нацистская Германия и Лига с 1933 года были естественными врагами.

В-третьих, нарушалась сама идея создания Лиги наций как организации, защищающей своих членов от военного нападения. Многие государства Европы начали опасаться, что сам факт членства в Лиге может поставить их в положение, когда им придется выбирать между дружбой с нацистской Германией (а вскоре и с фашистской Италией) и дружбой с ведущими державами Лиги, и сохранить нейтралитет не удастся.

Резолюция Совета Лиги от 17 апреля 1935 года нашла предсказуемый отклик в нацистской Германии — 20 апреля 1935 года Германское правительство уведомило правительства государств, представленных в Совете Лиги, что оно не признаёт их права выступать судьями Германии и потому решительно отвергает их резолюцию. В ходе прений по резолюции такое же мнение высказывал и представитель Дании Мунк — он же воздержался при голосовании — но все попытки Дании сохранить нейтралитет, как это ей удалось в 1914 году, в 1940 году были растоптаны сапогами немецких солдат.