Странная история – Советский Союз в Лиге Наций

Владимир Кучин

Сто лет тому назад в 1922 году был образован Союз Советских Социалистических Республик. Прошло еще двенадцать лет, и в 1934 году Советский Союз был приглашен в Лигу Наций – организацию, со штаб-квартирой в Женеве, которая декларировала своей основной целью защиту мира во всем мире. Однако в 1939 году Советский Союз был из Лиги Наций исключен. Этой «Странной истории» – работе советских дипломатов с 1934 по 1939 год в Лиге Наций – и посвящается предлагаемая книга.

Глава 4. Вольный город Данциг и Лига

Среди членов Совета, которые голосовали за резолюцию Лиги, составленную в Стрезе (см. Главу 3), никто не сделал этого с большей неохотой, чем Польша. При этом у нее не хватило смелости даже воздержаться — и она голосовала «за». Польша решительно выступала против схемы Устава четырех держав (см. Статью 4. Устава Лиги в Приложении 2). Она всегда критиковала тенденцию Комиссии по разоружению и Конференции по разоружению задерживать свою работу, в то время как великие державы пытались прийти к соглашению путем тайных переговоров между собой. Поэтому она была совершенно последовательна в возражениях против методов «Фронта Стрезы». Такие вопросы, как настаивали польские делегаты, должны решаться открыто в соответствующем рабочем органе Лиги — в Совете, на Ассамблее или на конференции. Только таким образом каждое государство сможет объяснить свои особые интересы, и только тогда, когда будут известны все такие точки зрения, можно будет делать справедливые и эффективные выводы. Польша утверждала, что метод, которого придерживались великие державы при закрытых консультациях в Стрезе по важнейшему вопросу Европейской безопасности, был несправедлив по отношению к другим членам Лиги и, как результат, губителен для Лиги в целом.

Справедливость этих доводов Польши вновь и вновь подтверждалась последующими событиями. Польша неоднократно оказывала услугу Лиге в рассмотрении разных политических проблем, выдвигая свои доводы и справедливые аргументы, о которых другие страны помалкивали, хотя можно было предположить, что ее ворчание и вечное дурное настроение быстро исчезло бы, если бы она была включена в круг великих держав.

В 1933 году, когда Германия вышла из Лиги, Польша оказалась перед дилеммой — или полагаться на установленный Лигой порядок, или пойти на прямые договорные отношения с Германией. И Польша выбрала второе — 26 января 1934 года она заключила «Пакт о ненападении» с Германией, предусматривающий, что проблемы, затрагивающие взаимные отношения двух подписавших сторон, должны решаться путем прямых переговоров.

Дипломатическая форма «пакта о ненападении» была очень популярна в 20-30-е годы 20 века. Такие пакты, как выяснилось в 1938—39 годах, дают «иллюзию безопасности», они с большим трудом заключаются, но разрываются более сильной стороной мгновенно, при этом слабой стороне просто не к кому апеллировать. Имела Польша «Пакт о ненападении» и с СССР — он был подписан 25 июля 1932 года, и ратифицирован 23 декабря 1932 года. Польша зарегистрировала этот пакт в Лиге, и он должен был действовать до 31 декабря 1945 года, но 17 сентября 1939 года СССР в одностороннем порядке разорвал «советско-польский пакт о ненападении». Этому предшествовало секретное подписание 23 августа 1939 года «Советско-германского пакта о ненападении» и нарушение Германией «германо-польского пакта о ненападении», о котором мы говорим.

Мы забежали далеко вперед в своем повествовании — в Главу 13 «странной истории», вернемся в 4-ю главу и продолжим свой рассказ.

После подписания 26 января 1934 года «Пакта о ненападении» с Германией в Польше наступило некоторое умиротворение, как в отношениях между Польшей и Данцигом, так и в отношениях между Польшей и ее немецкими гражданами. Удовлетворение Варшавы этим временным облегчением разделялось и Советом Лиги, члены которого были очень рады, что их, наконец, избавили от долгих и трудных часов переговоров по этим вопросам. И большим потрясением для членов Совета было объявление министра иностранных дел Польши Бека 13 сентября 1934 года на Ассамблее Лиги, что Польша решила прекратить всякое сотрудничество с Советом Лиги в отношении защиты меньшинств. Польша готова, заявил он, принять любые обязательства в этом отношении, которые были бы приняты всеми членами Лиги в равной степени; но она больше не согласится быть одной из стран, поставленных в неполноценное положение. Обращение Польши с национальными меньшинствами было и будет оставаться в полном соответствии с тем, что она обещала, но мир должен поверить ей на слово.

Как мы помним, именно на этой Ассамблее 18 сентября 1934 года членом Лиги наций стал Советский Союз, и заявление Бека опередило это событие на 5 дней — поэтому советский делегат никак не мог выразить свое отношение к демаршу Польши.

Польша, в лице Бека, осознавала, что идет на риск. Если бы немецкому меньшинству в Польше и не разрешили апелляции к Совету Лиги, оно неизбежно апеллировало бы к Берлину. Польше и Беку, однако, вмешательство Лиги наций показалось не защитой от ложных обвинений, а унижением для его страны. А пока политика Гитлера заключалась в том, чтобы поддерживать относительно хорошие отношения с Польшей, немецкое меньшинство перестало быть причиной беспокойства. События марта и апреля 1935 года, которые мы обсуждали в Главе 3 «странной истории», повторились, еще более опасно, год спустя, когда Гитлер разорвал Локарнский договор и оккупировал Рейнскую область.

В промежутке между этими двумя важными событиями одна из главных забот Лиги, насколько это касалось Германии, была связана с Данцигом. Роль Совета и Верховного комиссара Лиги в Данциге заключалась не только в урегулировании любых споров, которые могли возникнуть между Данцигом и Польшей, но и в обеспечении конституции Вольного города. Вопрос о конституции Данцига до сих пор не представлял серьезных проблем. Это не была особенно продвинутая Конституция, но это был документ, гарантирующий демократические свободы, и нацисты умело этим пользовались. В мае 1933 года, спустя несколько месяцев после того, как Гитлер пришел к власти в Берлине, нацистской партии удалось получить большинство в фолькстаге Данцига, и руководство делами Вольного города взяло на себя нацистское правительство. Новым президентом стал Раушнинг, пожилой человек и немецкий консервативный националист. Раушнинг не был вежлив и уступчив по отношению к полякам, но он не поддерживал преследование немецких либералов и евреев. Кроме того, Раушнинг считал, что для сохранения независимости Данцига и защиты Вольного города от вторжения поляков необходима помощь Лиги наций.

Номинальный глава правительства Данцига Раушнинг в действительности подчинялся по партийной линии власти молодого нациста Форстера, который был гаулейтером Данцига и личным фаворитом самого фюрера. Форстер не был серым кардиналом, и не скрывал свою власть в Данциге. Он выступал с речами, издавал газету, выпускал послания к населению и отдавал приказы различным ведомствам правительства. Президент Раушнинг робко возмущался вмешательству Форстера, и гаулейтер решил его выгнать. Это было нетрудно. Газета Форстера начала описывать Раушнинга как предателя, находящегося на полном содержании у поляков, евреев, и других иностранцев. Раушнинг сначала отказывался уйти в отставку, но его сопротивление не могло длиться долго. В ноябре 1934 года его на посту президента сменил Грейзер — он и выглядел и был махровым нацистом.

Результаты нескольких дополнительных местных выборов убедили Форстера и Грейзера в том, что нацистская партия в Данциге может получить большинство в две трети голосов и, таким образом, абсолютно демократическим и конституционным путем избавиться от оков действующей в Вольном городе Конституции (перед нами очередная «странная история»).

21 февраля 1935 года Грейзер и его куратор Форстер распустили фолькстаг, и вся мощь нацистского движения была сосредоточена на том, чтобы сделать новые выборы Данциге триумфом нацистов. Все силы администрации города были брошены на помощь нацистским кандидатам. Всем другим кандидатам не разрешали выступать, а выпуски единственной газеты, поддерживавшей оппозиционную партию, неоднократно конфисковалась. Насилие применялись против оппозиционеров, якобы осмелившихся воспрепятствовать волеизъявлению немецкого народа. Многие собрания были сорваны; несколько оппозиционных кандидатов были арестованы. Геринг, Геббельс, Гесс, гаулейтер Франконии Штрейхер и другие нацистские бонзы Германии выступали на предвыборных собраниях в Данциге.

Но результат всех этих усилий сильно разочаровал фюрера. Нацисты как и ранее выиграли выборы, но получили всего 57 процентов голосов и 43 места в фолькстаге из 72. Большинство в две трети голосов достигнуто не было — Конституцию Вольного города нельзя было поменять демократическим путем — Данциг не имел возможности присоединиться к Германии, и остался под управлением и защитой Лиги Наций.

Нацисты были взбешены своим этим «демократическим» поражением. Нацист Грейзер продолжал оставаться главой правительства Данцига, и, поскольку он не мог изменить Конституцию, он решил игнорировать ее настолько, насколько это было возможно. Соответственно с весны 1935 года по осень 1939 года бесконечный поток жалоб и петиций от жителей Данцига направлялся Шону Лестеру, бывшему ирландскому делегату в Лиге наций в Женеве, который в 1933 году принял пост Верховного комиссара Лиги в Данциге. Католики, евреи, либеральные и оппозиционные партии и все прочие заявители подавали жалобы и прошения, составленные с немецкой тщательностью и многословием. Комиссар Лестер делал все, что мог, но Грейзер мало что обещал и еще меньше выполнял, и не было иного выхода, кроме как почти всегда просить Совет Лиги о вмешательстве.

Совет Лиги в течение пяти лет оказался вынужден уделять огромное внимание делам Вольного города Данцига, но не для того, чтобы, чтобы как в прошлые годы, регулировать споры между Данцигом и Польшей, а для решения еще более трудной задачи по принуждению нацистского правительства Данцига действовать конституционно по отношению ко всем своим гражданам.

Политическое положение Данцига как Вольного города под защитой Лиги было очень шатким, и держалось только на том, что ни Германия, ни Польша не хотели нарушать статус-кво и вступать в серьезный конфликт до поры до времени из-за этого небольшого анклава. Не имея реальной силы, кроме силы бюрократической, Верховный комиссар Лестер и Совет Лиги смогли на какое-то время смягчить нацистскую тиранию в Данциге, исходившую из кабинетов его правительства. На следовавших одно за другим заседаниях Совета президенту Грейзеру приходилось обещать отменять те или иные распоряжения, которые Совет счел неконституционными, и даже обещать выплатить денежную компенсацию отдельным жертвам «данцигской» несправедливости.

Но весной 1936 года шаткое здание контроля Совета Лиги в Данциге начало рушиться. Форстер и Грейзер начали кампанию в обычном нацистском духе, и пропаганда Геббельса в Германии оказала им в этом полную поддержку. В речах и статьях повторялось, что, пока Гитлер не возьмет дело в свои руки, Данцигский статут будет представлять постоянную угрозу миру в Восточной Европе.

Неизменно нацисты всячески ругали и Верховного комиссара Лиги Лестера, и вдруг тон по отношению к Лестеру поменялся — видимо так решили в Берлине. В начале июня 1936 года, когда Совет только что переназначил комиссара Лестера еще на один год, президент Грейзер написал ему письмо, в котором выразил глубокое удовлетворение от лица правительства Данцига и благодарность лично Лестеру за его преданность делу обеспечения благополучия Вольного города.

Прошел месяц, и 4 июля 1936 года в повестке дня Совета Лиги стоял вопрос о Данциге, не имевший особой важности, но Совет вызвал Грейзера на свое заседание. По пути в Женеву Грейзер получил новые инструкции в Берлине, поэтому на Совете он искренне хвастался, что является в Женеве представителем не маленького Данцига, а великого германского рейха. Грейзер неожиданно повторил свои обычные нападки на Лигу наций, и лично на комиссара Лестера. Это было время глубокого разочарования в Женеве. Совет Лиги в тот же день 4 июля 1936 года постановил снять санкции, введенные против Италии, и отказаться от всякого подобия попытки спасти Эфиопию от полной аннексии. Для Грейзера и его берлинских начальников это был случай, который нельзя было упускать. Поэтому он на заседании Лиги не только открыто нападал на действия Лиги наций в Данциге, но делал это в самых оскорбительных выражениях; и вышел из-за стола Совета Лиги с гитлеровским приветствием. Престиж и власть Совета Лиги в Данциге летом 1936 года были на недопустимо низком уровне. Его члены были возмущены, но у них не было ни сил, ни средств заставить нацистское правительство Данцига выполнять свои обязательства.

5 октября 1936 года на своем заседании Совет Лиги публично коснулся вопроса о работе Верховного комиссара Данцига, которую Грейзер так гневно критиковал в июле 1936 года. Британский делегат в Лиге по просьбе Совета обсудил с французским и шведским делегатами Данцигский вопрос, и они не нашли другого предложения для Совета, кроме передачи всех дел Данцига польскому правительству, которое будет действовать от имени Совета Лиги. Это предложение было равносильно полному и окончательному отказу от положений Конституции Данцига. А, возможно, и могло спровоцировать Германию на захват Данцига де-юре, учитывая то, что нацистский захват Данцига де-факто давно состоялся. Ситуация была безвыходная.

С этого времени нацистское правительство в Данциге планомерно уничтожало права граждан Вольного города. Оппозиционная пресса была ликвидирована, лидеры оппозиции были арестованы или были вынуждены эмигрировать, все оппозиционные партии были упразднены. Верховный комиссар Лестер был вынужден наблюдать за первыми этапами этого процесса ползучей полной нацификации Данцига, но так случилось, что пост заместителя Генерального секретаря Лиги осенью 1936 года освободился, Лестер его занял и уехал в Женеву. Отъезд комиссара Лестера из Данцига был воспринят правителями Данцига как дальнейшее отступление со стороны Лиги наций перед нацистским давлением. И, в общем, это было правдой — никто не рвался работать в комиссариате Лиги в Данциге, и новый Верховный комиссар в Данциг был назначен Лигой наций только в феврале 1937 года.